- Да удержите же леди! - взвизгнул писарь, выбегая к огню. Кто-то топтался перед огненной преградой, неуверенно орали мужчины. Огонь охватывал поленья всё ближе к телам покойных. В клубах дыма казалось, что мертвые свертки зашевелились, пытаясь сесть…
Мешающий плащ Эри успел сбросить. В лицо бросило жар, взвились из-под сапог искры. Парень проскочил огненную завесу. Поскользнулся - нога чуть не ушла между поленьев. Ох, рыбья шерсть - действительно маслом полито.
Гонорилья столбом замерла у гроба. Крышка съехала набок. Смотрит девчонка рот открыв.
Эри схватил, удивился тому какие у девицы руки тонкие. Неподобающе крепко, тряхнул:
- Пошли! Живым гореть нехорошо.
- Смотри. Отец-то… - прошептала девушка.
Эри глянул мельком. Тряпица, прикрывающая лицо павшего властителя Озерной сбилась набок. Борода лорда Уогана превратилась в сплошной черный ком запекшейся крови и волос. Левого глаза точно не было. Рассекала лоб рана глубокая. Вот же тварь дарковская - будто топором рубанул…
- Да что вы замерли! Погорим ведь! - сквозь дым неловко скакал силуэт, отмахивался от языков пламени плащом. Сыпались искры. Старина Хухл в беде не оставил.
- Ой, у меня пятка горит! - завизжала Гонорилья. - Бежим!
- Да куда!? - Эри чуть не взвыл, оглядывая сплошную огненную стену.
- Накройтесь! - писарь накинул на девчонку плащ. - Веди её!
- Сам веди!
- Так я…
"Сгорим!" - понял Эри. "Вот глупо-то!"
В легкие лез дым. Еще мгновение…
Эри нагнулся, дернул ткань с ближайшего мертвеца. Покойник сопротивляться не думал, позволил содрать плотный плащ. Хорошая плащ. Это Эрд-лучник. Мелькнули одеревеневшие ноги покойника - словно сам откатывался, живым свою одежку жертвуя. Только почему пятки босые?
Эх, рыбья шерсть, сглазил! Плащ зацепился. Пряжка там. Дым выедал глаза. Пришлось упасть на колени. Эри рвал плащ-саван, тот не поддавался. Рядом согнулась темная фигура. Мелькнул клинок кинжала:
- Давай!
Плащ освободился. На миг мелькнула грудь мертвеца. Почему-то почти голая, лишь в заношенной нижней рубашке. Эри, сгребая плащ, задел что-то острое - из ткани, почерневшей от крови, торчал сучок какой-то. Стрела обломанная, что ли?
- Беги, сом тебя за яйца! - захрипел Хухл.
Эри набросил плащ на сгибающуюся от кашля Гонорилью, подхватил деву подмышку. Край плаща себе на морду, и напрямик. Только бы нога не застряла.
Дым плотный, сияние огня. Под подошвами поленья уже пылающие, вот сверток тлеющий…
В последний миг Эри все-таки зацепился за сучья. Выкатились из огня, волоча целый сноп пылающих веток, брякнулись на землю, пискнула дева опаленная. Кто-то прыгал рядом, сбивал огонь с тлеющей одежды. Ругались и орали чуть дальше, туша катающегося по земле писаря.
- Тушите! - выл Эри, впихивая обожженные ладони в жухлую траву. Влажная, прохладная, заиндевевшая, она была чудо как хороша. - Тушите!
- Замри! Тушим! - по голове, по лицу лупили плащами, шапками.
- Да не меня! Костер тушите! Неладное там!
Бить по морде и плечам перестали. Эри поднялся, развернулся к огненной стене. Нужно растащить поленья. Еще не поздно…
Ухватили за локоть:
- Ты куда!? Ума лишился?
Эри разглядел смутное широкое лицо старосты Апери.
- Так ведь не вег-дич стражников задрал…
- С чего ты взял?
- Так ведь…
Кого-то распихивая, шагнул поближе писарь. Голова его была смешно опалена - справа почти все волосы исчезли, щека розовая, будто влажная. Эри чуть не ухмыльнулся, но уж очень странно смотрел старина Хухл. Не на Эри смотрел, на старосту. Вскинул руку с кинжалом, почти ткнул острие в лицо селянину:
- Апери, это убийство. Кто замыслил?
- Вы дыму надышались, - пробормотал староста, разглядывая тлеющий рукав писарской куртки. - Оно понятно, день горестный, что тут не привидеться.
- Против клана умышление! Против Короны! - закричал Хухл, перекрывая треск погребального костра. - Вы гейс нарушили! Пощады от богов не будет!
- Боги всё видели, - твердо сказал Апери. - На нас вины нет. Может, боги вег-дича и наслали…
- Какой вег-дич!? - разъяренно завопил писарь, размахивая кинжалом. - Измена это! Перед Королем измена! Скрыть хотели!? Гейс септа…
- Да заткните ему тот гейс в задницу, - завопил кто-то из-за спин толпы. - Болтать он будет. Нет такого заклятья, чтобы насмерть народ морить! В огонь их, прихвостней!
Эри ошеломленно озирался. Подступала стена живая, орала мужскими и женскими голосами. И не узнать никого. Будто чужаки. Зубы, пасти, крик, треск костра. Запах шерсти горящей. Мяса жаренного…
- Дурни! Дурни! - кричал кому-то староста Апери, короткие руки в стороны раскидывая.
- А-ааа!!!
Орут все в лицо. Пиво, чеснок, лук, вонь гнилая. Джин. Эх, зря везли…
В спину ударили. Эри чуть мордой в поясницу старосты не ткнулся.
- Эй, да что вы…
Ох, рыбья шерсть - не иначе дубинкой.
Впереди вырывался, что-то кричал, пытаясь взмахнуть кинжалом, старина Хухл. Его били, рвали одежду. Сверкнул нож, кто-то взмахнул поленом…
- В огонь их, лизоблюдов!
Визжали неистово женщины. Где-то кричала тетушка Фли. Вот так погребальная песнь…
Парня держало много рук. Эри безуспешно шарил у пояса - нож, видать, уже сорвали. Загудела от удара голова. Потом в ухо двинули чем-то тяжелым.
- В огонь писарчуков!
Эри успел заехать кому-то по бородатому подбородку, но тут селянское колено угодило пониже живота. Парень согнулся, подставляя затылок. В глазах вспыхнуло, куда поярче огня костра огромного…
2. Двое и лес
- Я тебя узнал, - пробормотал сопляк. - Ты приблудный. В смысле, - Морверн твое имя.
- О, да вы, милорд, несомненно один из проницательнейших людей Приозерья, - пробурчал Морверн. Следовало бы сплюнуть в сторону полудохлого туповатого недоноска, но не хотелось шевелиться. В подвале было, мягко говоря, не жарко, и остатки тепла под собранной с таким трудом соломой следовало беречь.
- Издеваешься? - мальчишка болезненно закряхтел. Было слышно как он раскачивается на корточках. - Не смей говорить со мной таким тоном. Я не сопляк какой-то.
Морверн хмыкнул темноте. Должно быть, достаточно красноречиво, поскольку мальчишка долго молчал. Морверн уже почти задремал, когда малец продолжил жутко серьезным тоном:
- Ладно, уважать меня не за что. Глуп я и недогадлив. Но раз мы сидим здесь вместе…
- То есть достойный повод не дать мне спать? - Морверн всё-таки плюнул в сторону недоноска. - Заткнись, бухтёр сопливый! Или шею прямо сейчас сверну.
Мальчишка помолчал и неуверенно спросил:
- Ты пьян, что ли? И когда успел…
- Заткнись!
Заснуть не получалось. Снова ныли ребра. Сейчас-то их мельком дубинкой да жердью зацепило. Вот тогда… Кошки, поимей их стурворм пожарче. Теперь на любую смену погоды едва сросшиеся кости ноют. И если деревяшкой с маху задеть… Пустяковина, а досаждает. Нет, не дело в одиночку по лесам шляться, не моряцкое это дело.
Морверн знал, что никогда больше ни на носу драккара, ни у кормила ему не стоять. Не хохотать грубым шуткам товарищей, не колотить клинком о собственный щит, пугая перед абордажем команду робкого "купца". Сгинуло в прошлом всё, чем гордились последние истинные герои Глора. Все мертвы, один-единственный недотепа сдуру остался жив, в бега подался, и сидит теперь в глупом селянском подвале, по-старчески кривясь от боли в ребрах. Спасся, значит, отлежался. Жить вздумал. Славно, славно. Ох, дурень, духоперый, хитки тебя обсоси. Ведь что тогда стоило своих держаться…
Уполз тогда. Голова треснула, в бедре сквозной "болт" сидел. Свалился боец в канаву, полз, слыша как горожане по улице бегут, криками друг друга подбадривая. Трусоватое племя, сплошь горшечники да медники. Но многовато их было. А ведь всё равно неполная сотня бойцов Эшенбы в тот день Цитадель взяла. Пусть и на миг, но вновь взяли на копье великий город Глор. Эх, еще бы десятка два бойцов…
Нет, всё равно не получилось бы. Обреченно шли. Лишь клятва на смерть вела-тянула, да гордость последних истинных бойцов Флота. Может в том и дело? Это ведь только Лорд-командор мог весь сброд побережья в великую армию собрать, да за океан вести. У Эшенбы не та удача была. Помельче статью. Да и какая удача истинно-страстно мертвеца обнимет? Впрочем, и великий командор уж давно мертв, и весельчак Эшенба навсегда успокоился. На этот раз, пожалуй, точно навсегда. Морверн собственными глазами убедился. Чуть отлежавшись у хороших людей, доковылял до рыночной площади. Народу там было - не протолкнуться. Всё, что осталось от короля Эшенбы, висело, привязанное за ноги. Лишь отрубленная голова лежала внизу, на мясницкой колоде. Да, его голова, это уж точно - самого его величества. Раньше Эшенбу такие мелочи не пробирали - мертвецам, что со швами плоть, что цельная, разницы нет. Только на этот раз, похоже, не суждено было восстать королю. Облаком вились ушлые глорские мухи, но не решались сесть на мертвую плоть. Оно и понятно - не каждая тварь решится жрать сто раз мертвую плоть.
Тогда и возомнил Морверн, что долг с него окончательно списан. Сам по себе боец остался, и нет его вины в том, что в последнем славном бою на борту "Клинка Севера" смерть не встретил. Тогда тот боец и Морверном стал. Только вовсе не к добру честную кличку, клинком и отвагой заработанную, на пустомерное имя менять.
Опять снился лес. Звериные тропы, чаща бесконечная. Когда бредешь в одиночестве день за днем, и лишь движенье солнца тебя ведет. И вновь снилось, как копья лишился, и вновь дерзкие кошки по следу шли…
* * *
- Эй, не смерзли, гости дорогие?
Звякнул засов, Морверн очнулся. Моргая на свет масляной лампы, поторопился вернуть на лицо привычную маску придурковатости:
- Помоги вам боги, господин Апери! Холод лютый, в животе и блоха не скакала…
- Да погоди, убогий. Одна жратва на уме. Вон, целую миску тебе набросали…
Фасоль была чуть теплая. Морверн, обхватив миску покрепче, неуклюжей ложкой пихал в пасть сытное варево. Свининка чувствуется. И то дело.
Мудрые господа селяне до насыщения голода плотского, ясное дело, не опускались. Вели беседу о чести, о законе, да глупости человечьей.
… - Великий гейс мой клан королю и богам принес! И выше той клятвы ничего нет, - надрывался мальчишка. Голос вздрагивал, но твердолобости - любой баран позавидует.
- Так-то оно так, - покачивал головой староста. - Но об измене ты вовсе и напрасно толкуешь. Вины нашей нет, и боги то видят…
- Вы лорда Уогана погубили! Король, когда узнает…
Стряпуха Фли сидела на ступеньке и молча плакала. Видно, уже уразумела к чему идет. Умная баба.
Морверн с трудом запихнул в себя остатки фасоли. А ведь глупо выходит. Куда уж глупее. Топит молокосос тупой. И себя и других топит. Выбора овцеводам не оставляет.
Мрачный староста и стряпуха собрались уходить. Морверн услужливо подсовывал опустевшую миску:
- Господин Апери, ежели я гейс должен принести, то я хоть сейчас. Вот вы в деревне старший…
- Пасть закрой, волосач болтливый!
Морверн приподнял плечо, принял удар предназначавшийся уху:
- Да за что ж, господин Апери?! Хоть до ветру-то пустите…
- Терпи, дурень…
Скрипнуло, снова остались в темноте.
- Купить хотят, - с глухим торжеством объяснил юный балбес. - Не на того напали. Когда король узнает…
- Это уж само собой, - пробурчал Морверн, присаживаясь и пристраивая рядом с собой кувшин. Воды пока не хотелось, но неизвестно, станут ли ужином кормить. Сопляк, вон, - сгоряча фасолью побрезговал. Понятно, мертвецам жратва не к спеху.
- А ты-то чего барана-недомысля изображал? Ночью ругался, а сейчас? - ядовито поинтересовался Эри.
- Так я и сказать-то что- умного не знаю, - пробубнил Морверн.
- Хитришь? Вижу, дурачком прикидываешься…
- Да что ты, осел, в такой темноте видеть можешь? Ты и при лампе-то, собственную пятерню не различишь… - Морверн понимал, что нервничает и пытался прикинуть варианты. По всему выходило, что дело идет к самому незамысловатому. Нянчиться селяне не станут. Они и рады бы, да сами всего страшатся. Ведь и тех, кого хотели, умертвили, и лишних зацепили. Сопляк-то еще про старого писаря не понял. Староста зубы заговаривает - "помяли, помяли". Да и девчоночка чего лучшего заслуживала. Глянуть на неё было приятно, а уж повалять-то с чувством-толком сами боги велели. Теперь подергается денек-другой под корявыми увальнями-овчарами, да и дух испустит. Или её уже… того? Да, возиться селяне теперь ни с кем не станут. Сами напугались того, что наделали. Тьфу, деревня…
- Это почему я осел? - обдумав, обиженно поинтересовались из темноты. - То тварь потешная из сказки. Разве я не по чести решил? Что смешного-то?
Морверн сначала не понял, потом невольно хохотнул:
- Ясно, что ты не осел. Те поумнее будут. Они дарки сказочные. А в тебе-то какая потеха? Дубина ты пустоголовая. Спать не мешай, милорд длинноухий…
Да, выходит, до весны здесь никак не отсидеться. Ладно, зимовать в продуваемом сарае Озерной, тоже не медовик с орехами обсасывать. Выходит, пришло время дурачку Морверну старое помянуть? Ну, выйти-то на свежий воздух можно. Вот только куда дальше? В столицу этого захолустья? В Авмор их чудной? Ладно. Там затеряться можно, чужаков в большом городе хватает. Вот как быть со жратвой и одеждой? Много не унести, а в лесах ведь снова придется петлять что тому зайцу. Только бы снег этой ночью не лег. Выследят, шкуродеры…
- Ты что молчишь? Заснул? - мальчишка не унимался. Оно и ясно, умишком не дозрел, но задницей чует, что дело худо.
- Заткнись. Думаю я.
Выйти, взять оружие, одежду, провизию… Погоня будет. В себя увальни придут, опомнятся. Охотники здесь ближние тропки получше, чем окорока своих баб знают. Вот если подальше уйти, отстанут, испугаются. Особенно, если парочке самых шустрых догонял кишки выпустить. Но как оторвешься? Насядут как клещи. Да и дальше что? Лошадей едва ли захватить удастся. А в лес налегке соваться…
Мальчишка опять заворочался. Видимо, случайная мыслишка в голове засела, и не даёт крысенышу всласть погордиться великой преданностью здешнему зачуханному королю. Вот ведь конченый дурачок. Лорд Уоган в конец разум сопляку отбил. Родственнички, что с них взять.
Может прихватить простофилю с собой?
Морверн поморщился темноте. Отвратное это дело. Нет, на вкус сладковато, вроде той же свининки. Но воротит. Дважды пробовать приходилось. Отвратно. Боги явно того не одобряют. Но если двенадцать дней на острове, голом что та коленка, сидишь вчетвером без крошки хлеба, косточки и перья чудом сбитой чайки днями напролет обсасываешь. Ну, больно парню не было - Корня тогда мягко зарезали. Кровь сладко-соленая, так и выворачивает от неё. С трудом в желудке держишь. Ляжку кое-как поджарили…
"Багряный нос" через два дня троих подобрал. Просто чудом драккар на тот проклятый островок наткнулся. Выходит, боги снисхождение сделали, раз помощь привели? Видимо, бедняге Корню судьба мясом стать была гораздо раньше отведена…
Морверн вздохнул. Что ж, дуракам первым умирать. Такому обычному делу боги возражать не вздумают. Значит, потянуть парнишку за собой? Он что-то и нести сможет. Жилистый. Ну, когда надобность в носильщике отпадет, боги надоумят. Теперь как со следу сбить…
- Морверн, спишь?
- Ухм?
- Ты не подслушал, случайно, что они с леди Гонорильей сотворить вздумали? Староста врет, что она воле богов покорилась. На остров молиться уплыла. Молитву сердечную вознесет и вестей от жениха ждать будет. Нечисто что-то. У неё отца злодейски убили, а она молчать станет? Не верю я.
- Отчего же, ваша милость? Очень может быть, что и на остров к богам. Или к жениху. Но вообще-то, уж очень жаль юную леди. Такая милая была, веселая. Живенькая…
- Ты это о чем!?
- Так это… Неужто ваша милость не слыхала, что с юными девами приключается, ежели они в лапы разбойникам попадают? Уж отмучилась, верно, бедняжка. Обесчестили, да в воду…
Взлетел на ноги сопляк прямо орлом подвальным. Милорд-топотун. Морверн откинулся на соломе, поймал пролетевший над плечом сапог, дернул. Его милость благородная села с глухим стуком на стылый пол - задница у парня, что доска сухая.
- Ты! Ты! Сметь не можешь!
- Точно, - согласился Морверн, подгребая разлетевшуюся солому. - Никак не могу. С фасоли какая сила? И сметь не могу, и мочь не способен. Да и кто мне даст? Я же вроде вас - дармоед. Разве что без герба, да с водой бегать не так сноровист.
- Ты что несешь!? Ты к нам зверем заросшим вышел…
- Видать таким и уйду, - проворчал Морверн. - Я, ваша милость, подремлю чуток, а вы, когда закончите меня дерьмом поливать, толкните. Может мыслишка какая появится, что нам дальше делать. Ибо удавят нас. Вернее, вас злодейски погубят, а я, так, - довеском пойду.
- Так что ж здесь… - прошептал мальчишка. - Остается честь сохранить. К богам чистыми уйти…
- Тогда мне сначала в баню нужно. Да и не девка я. Моя честь, да чистота, даже вашу приозерную деревенщину не прельстит. Но подыхать мне всё одно что-то не хочется. Может, бежать нам, а, ваша милость? Я, конечно, понимаю, что такой поступок не в благородных привычках, но… Может нам королевскую власть известить? Так и так, - измена кругом и злодейство.
- Ведь сторожат нас, - заныл щенок. - И Гонорилья в беде. И Хухл…
- Может, еще спасутся, - обнадежил Морверн. - Как, ваша милость, бежим? Вернетесь со стражей. На коне. Огнем, значит, и мечом.
- Дверь ломать? Услышат.
Морверн почесался:
- Вы, милорд, мне с мелочами разобраться доверьте. Я хоть и дурень дурнем, но если прижмет, у меня мысля быстрей стрелы летит.
- План есть?
- Ну, а как без плана? Вот послушайте рассуждения бродяги, и поправляйте бестолкового в нужном месте. Согласны?
- Отчего же не выслушать. У меня, по правде, мыслей нет, - неуверенно признался лорд-водонос.
- Ага. Значит, сидим. Вечер сейчас, вроде. По-крайней мере, фасоль что поднесли, обедом обзывали. Темнота нынче ранняя. И холодать начинает. Ага?
- Что с того? Понятно что вечер.
- Вот! До ужина еще время есть. Да и дадут ли? Самое время.
- Что время? Не понимаю - признался честный дурень.
- Так это… насчет ужина спросить. Там у них часовой сидит. В смысле, страж над нами. Как настоящих злодеев сторожат. Во как. Я поговорю.
- Подожди, ты что им скажешь?
- Что холодно. Что мне в угол ссать надоело. Что вам, милорду знатному, не пристало в одной дыре с бродягой сиживать. Вы, главное, очи свои прикройте, потому как после темнотищи слепота может мгновенно постичь.
- Постой! - зашептал перепуганный мальчишка, но Морверн уже поднялся по земляным ступеням.
- Господин стражник, окажите милость…
Отперли. Чего ж им не отпереть? Лохи они везде одинаковые. Да и кого им здесь бояться? Приозерных оборотней, дедами выдуманных?
Двое. Ну и ладно. Шмотья будет побольше.
- Чего орешь? - древко охотничьего копья ткнуло в живот. - Деревню поднимешь.
Второй страж держал фонарь, стараясь оставаться в тени. Видимо, сохранял еще остатки уважения к захудалому кухонному Уогану.