Сон резко изменился, и вот Урсула уже взрослая, бродила по холмам и пустошам, как до нее мать, искала потерянного мальчика. Небо над нею разорвалось, повисло клочьями, и знала она, что вот-вот разразится Рагнарёк над Мидгардом. Чудовищный волк Фенрир вырос, наконец, настолько, что, когда он разевал пасть, нос его раздвигал звезды, а борода скребла землю. Сорвался он с цепи гномьей и сбежал с острова Люнгви, где заточен был, и скоро сын Локи поглотит Одина Вседержителя, не успеет прирезать его молчаливый сын Одина Видар. Хотела Урсула отвернуться и убежать от Фенрира, но не могла отвести от него глаз. Зубы Фенрира, как горы, солнце заслоняла его взъерошенная шерсть. Слюна из челюстей его лилась реками жгучими, разъедала землю. Застонала земля.
- Не хочу видеть конец, - шептала Урсула, жалея, что волки не утащили ее вместе с маленьким братиком. Тогда не пришлось бы наблюдать ей закат богов, победу сынов Локи и конец всего живущего. Земля тряслась под ногами ее, из кустов выползали змеи, черви и личинки.
- Это всего-навсего рог, чтобы пить из него, - произнес Беовульф, но голос его звучал испуганно. Никогда раньше не слышала Урсула страха в его голосе. - Я потерял его, только и всего.
- Отец говорил мне, - сказала она Беовульфу, - что Хродгар захватил рог, когда победил дракона Фафнира.
- Может быть, может быть... Не знаю.
Вокруг нее стоял грохот, трещал хрупкий хребет мироздания под тяжким шагом Фенрира, проходящего мимо Хеорота навстречу Видару. Башни Беовульфова замка рушились, падали в море, с неба лилась огненная жижа.
- Прекрасная вещь, - восторгалась Урсула золотым рогом в руках Беовульфа.
- Боги знали, что цепь не удержит чудовище, - говорил отец. - Борода женщины, корни горы, рыбье дыхание... ни к чему...
- Пустячок, - отмахивался Беовульф.
- Это твой приз за убийство Гренделя, твоя награда, - говорила ему Урсула.
- Моя награда... Моя награда - умереть стариком, и не для меня Идавёлль. Моя награда- холодная жена-христианка и груда камней на берегу моря.
Фенрир повернулся к ней, извергая огонь и дым из глаз и ушей, раздувая ноздри.
- Отец, - сказала Урсула, - он пожирает небо.
- Не думай о волках, - ответил отец. - Думай о драконах, наша маленькая медведица. Иначе ждет тебя судьба нашей бедной матери. Думай о драконах, об их крыльях, об их высоком полете.
Она посмотрела в пылающие глаза Фенрира, увидела, сколь ничтожна разница между волком и драконом в этот последний день. Никакой разницы. Дракон пожрал ее маленького братца, король Хродгар скакал верхом на золотом роге волка.
Король Беовульф поднес острие кинжала к своему горлу, но она ощутила прикосновение стали к коже своей шеи, и тут сон рухнул в момент, предшествующий крику Урсулы, в последний момент перед ее смертью и самоубийством короля, перед тем как Фенрир проглотил ее и весь Хеорот в придачу.
Она лежала рядом с Беовульфом, голая и потная, а он прижимал к груди золотой рог дракона, что-то бормотал во сне; он был во власти собственных тайных кошмаров. Урсула смотрела на короля и медленно осознавала, где реальность, где фантазия... Поняв, что проснулась, она встала с ложа, накинула свои меха и подбитые мехом сапоги и потихоньку покинула королевскую опочивальню.
* * *
На парапет, соединяющий две башни, вела спиральная лестница. Урсула считала ступеньки, взбиралась вверх, поплотнее запахнувшись от холода. Небо и море нужны ей были после такого сна, лунный свет, льющий тихое серебро на крыши, на вольные просторы за городскими стенами. Воздух вверху оказался холоднее, чем на лестнице, и Урсула пожалела, что не надела под меха никакой одежды.
Она прошла мимо гобелена, весьма ветхого, ободранного. Она знала, что на ткани запечатлена сцена сражения Беовульфа с Гренделем: Беовульф вырывает лапу из плеча чудовища, разинувшего пасть в безмолвном вопле боли. Гобелен остался позади, вот она на парапете. Шаг в лунный свет...
Перед нею, всего в дюжине шагов, стояла королева Вальхтеов, облаченная в меховой плащ. Она смотрела на звезды, не оборачиваясь к Урсуле.
- Не спится? - спросила королева.
Перепуганная Урсула не могла вымолвить ни слова, молча кивнула. Королева повернулась к ней. Лица в тени не видно, но в голосе ее не было злобы. Как будто даже легкий оттенок симпатии. А ведь она должна осуждать Урсулу не только как жена нарушившего супружескую верность короля, но и как добрая христианка.
- Не бойся, дитя, - сказала королева. - Я не людоед. Не съем тебя.
Урсула нерешительно подошла ближе. Волосы королевы блестели, как серебряная пряжа
- Его мучают кошмары, - сказала Урсула. - В последнее время чаще. Сегодня особенно мучительный.
Вальхтеов вздохнула.
- Он король. Много у королей на совести. Свои грехи, чужие. Потому и сон их тяжек. Тяжкая ноша ответственности. За себя, за близких, за безопасность подданных.
"Почему-то и у меня сон неспокоен, - подумала Урсула. - У королев, наверное, тоже не только свои грехи на совести. Интересно, что снится королевам, какой -свой или чужой? - демон выгнал, ее сегодня из спальни в такую холодную ночь?"
Урсуле хотелось удрать вниз, под бок к Беовульфу, оставить Вальхтеов одну. В воздухе висела соленая дымка, волны яростно бились о скалы.
- Иногда он произносит во сне твое имя, государыня. Как будто чего-то просит...
- Неужели? - Голос Вальхтеов не выразил никаких эмоций. Словно ей сказали о ком-то незнакомом.
- Да, государыня. - Урсула старалась говорить гладко, не запинаться. - Мне кажется, образ твой хранится глубоко в его сердце.
Вальхтеов скептически усмехнулась:
- Надо же.
Она посмотрела на любовницу мужа. Свысока, но снисходительно, как показалось Урсуле. Молчание между ними - как лед, как пустота меж звездами, и Урсула снова заговорила:
- Я часто думаю, что случилось...
- ..между нами? - закончила вопрос Вальхтеов.
Урсула кивнула, раскаиваясь, что задала такой дурацкий вопрос, боясь ответа и боясь его отсутствия.
Вальхтеов посмотрела на нее, затем перевела взгляд на звезды.
- Слишком много тайн.
И тут откуда-то издалека донесся глухой рокот. Зимний гром? Но в небе ни облачка.
- Слы... - заикнулась Урсула, но Вальхтеов предостерегающе подняла руку.
Небо на юге вдруг вспыхнуло в сотни раз ярче, чем любая самая яркая молния. Пламенный дождь обрушился на деревни к югу от Хеорота. Затряслась земля.
- Да поможет нам Бог, - спокойно сказала Вальхтеов, схватила Урсулу за руку и повела ее в башню.
18 Сожженная земля
Видел Беовульф во сне и огнепады, и пепел, покрывающий обожженные болота, и дымящиеся развалины на месте людских поселений. Все сгорало в огненном дыхании дракона, люди и скотина, домашняя утварь и растения. Она ничего от него не утаила.
Король Беовульф стоял во дворе под двумя большими башнями Хеорота и наблюдал за потоком беженцев, наивно надеявшихся обрести более надежное убежище за крепостными стенами. Но она ему все показала, и он знал, что не найти на этой земле никакого укрытия. Ничто не поможет, когда опять запылают небеса. Самые счастливые умерли ночью. За стенами к серым зимним облакам поднимались столбы дыма
- Богами клянусь, видел я войны, разрушения, но такого и вообразить не мог, - пробормотал Виглаф.
Беовульф не ответил. Он бы закрыл глаза, если бы это помогло ему изгнать из воображения образы несчастных жертв. В воздухе висела вонь горелого мяса и серы. Снег, где не стаял, покрылся толстым слоем жирной копоти.
- Даже демоны такого не вытворят, - сокрушенно покачал головой Виглаф.
- Сколько? - шевельнул пересохшими губами Беовульф. - Сколько погибших?
- Никто не знает, - покачал головой Виглаф. - Я проскакал по местности... сосчитать невозможно, государь. Слишком много.
Мимо шли, тянулись, ковыляли обожженные, искалеченные люди, по большей части храня молчание; некоторые вопили, обезумев от нестерпимой боли и ужаса; по многим застывшим, оцепенелым лицам катились слезы - они оплакивали потери молча. Кто-то смотрел в лицо королю, стремясь увидеть надежду, найти ответ на мучившие вопросы. Калеки поддерживали друг друга, некоторых несли близкие или воины короля.
- Обрушилось среди ясного неба, - рассказывала женщина с расширенными до предела глазами. Она сжимала в руках грудного ребенка - мертвого, как заметил Беовульф. - Все сгорело, вспыхнуло мгновенно, даже снег горел.
Чем ее утешишь? Чем утешишь их всех? Вальхтеов сновала среди раненых, раздавала одеяла. За ней семенил священник в красной рясе, ошеломленный до бестолковости, все время бубнил под нос бесконечную молитву.
Какое утешение пошлет им Христос или его римский папаша?.. Да и от богов Асгарда, впрочем, толку не больше...
Виглаф, привлекая внимание Беовульфа, схватил его за плечо. Простые слова, значение которых Беовульф понимал, но смысла их все равно не улавливал. Потом увидел сам, и объяснения стали уже не нужны. Старика Унферта нес на руках один из его домашних стражей. Унферт страшно обожжен, одежда почти не отличалась от обожженной плоти. Сгорели борода и волосы, вместо левого глаза кровавое месиво виднелось из-под наскоро наложенной повязки. Обожженный деревянный крест все еще болтался на груди, придерживаемый распухшей, как будто вареной рукой. Губы Унферта зашевелились, и Беовульф понял, что старик еще жив.
- Сын... внуки... вся семья. Все сгорели. А я вот...
- Ты видел, кто это сделал?
Унферт с трудом шевелил губами, обнажая почерневшие зубы.
- Дракон... Дракон... Твой дракон, государь.
Король взглянул на стража. На лбу его кровоточила рана, лицо окровавлено, губы судорожно подергиваются, но, в общем, ему повезло намного больше, чем хозяину.
- А ты видел что-нибудь?
- Причины не ведаю, государь. Но результат- точно как сказал господин мой Унферт. Вся семья и большинство слуг сгорели. Не пойму, как мы-то уцелели.
- Сын мой... -Унферт закашлялся, изо рта выступила кровь. - Из-за того, что этот кретин Каин нашел твой дурацкий рог. Ведьма... Договор... Ведьма все увидела в своем очаге... Дракон.. У тебя было соглашение... с нею... Но теперь, когда рог вернулся, соглашение нарушено.
- Он бредит, государь, - пояснил страж. - Все время бредит, ничего не понять. Повредился рассудком. Знамо дело, такое увидать...
- Твой проклятый рог... Соглашение нарушено... Сын погиб...
- Что ты говоришь, Унферт? Какое соглашение?- вмешался Виглаф. - Кто тебе сказал?
Оставшимся глазом Унферт посмотрел на Виглафа.
- Уж ты-то должен знать, Виглаф мой добрый". Даже ты... Даже ты ни о чем не знаешь?
- Бредит, - повторил страж, сам, очевидно, близкий к нервному срыву. - Господин мой Унферт, похоже, близок к кончине, надо бы мне священника отыскать.
- Грех... - пробормотал Унферт. - Грехи отцов. Вот что я услышал, Беовульф. Последнее, что я услышал перед криками моих... все сгорели... Грехи отцов...
- Кто? Кто это сказал? Унферт, кто сказал это?
- Он... - Хрип Унферта искажали его обожженные губы. Из пузыря, лопнувшего в углу рта, потекла желто-розовая струйка. - Красавчик с золотыми крыльями. Он сказал. Красивый сынок у тебя, государь.. Блестящий..
Унферт закрыл глаза. Виглаф увидел в толпе священника, все еще плетущегося за королевой, похожего на побитую дворовую собаку, и указал на него стражу. Тот подхватил умирающего и поплелся со своею скорбною ношей в указанном направлении.
Виглаф запустил пальцы в бороду.
- Конечно, он повредился. Не диво после такого." Я видел, во что превратился его дом Собственно, ни во что, яма на месте дома.. Дракон. Огнедышащий дракон. Как ты думаешь? И что мы можем предпринять? Ума не приложу...
"Красавчик с золотыми крыльями".
- Какая разница, что я думаю? Какая разница, что каждый из нас думает, во что верит. Унферт верил, что крест его спасет. Я верил, что век монстров минов;гл. К демонам веру, Виглаф, к демонам всех богов, старых и новых, верь лишь глазам своим, тому, что видишь в данное мгновение. Конечно, это не человечьих рук дело.
- Значит, дракон...
- Или что-то похожее. Сзывай офицеров. Встреча в арсенале.
- Кого найду. Наверняка не все живы.
- Кого найдешь. Времени мало. Мы должны обнаружить чудовище в его логове, прежде чем оно вернется, чтобы закончить то, что начато сегодня. И надо укрепить оборону... спасти то, что возможно. Ох, как оплошал я, Виглаф... Скотина я тупая... .
- Перестань. Ни один король так не защищал данов, как ты. И если этот... дракон...
- По крайней мере у нас снова появился реальный шанс найти место в Вальхалле,. Вместо того чтобы угаснуть больными в постелях и направиться к вратам Хель.
"Прекрасный сынок..."
Виглаф кивнул. Но в глазах у него была неуверенность.
- Но это не тролль. И не мамаша его... Гм... Дракон... Надо же... - покачал он головой.
- Хватит разговоров, Виглаф. Поторопись. День недолог. Что враг замышляет, мы не знаем.
Виглаф оставил его в окружении мертвых и умирающих. В сознании его все еще бушевали пожары, вздымались к небу столбы дыма, свистели в ночном небе громадные крылья.
* * *
Дневной свет скупо просачивался сквозь узкие окна королевской опочивальни. Ни тепла, ни радости не было в этом свете. Предместья крепости все еще горели, высланные для тушения пожаров отряды докладывали о трудностях подавления пламени. Огненное дыхание вёрма превращало все, к чему прикасалось, в горючее, и пламя не удавалось сбить ни водой, ни землей. Горела даже сама земля, снег полыхал! Удалось лишь предотвратить распространение пожаров в крепости.
Король закрепил на себе нагрудный панцирь. Давно не надевал он воинское снаряжение, тяжкой ношей показалась ему кольчуга. Выбрал меч, щит, взял большой лук. Бросил взгляд на ложе, которое делил сначала с Вальхтеов, затем с другой женщиной... Женщиной? Она ему во внучки годилась. Но все это теперь не имело значения, отошло на второй план. Более не суждено ему делить ложе ни с женщинами, ни с девушками... Его ждет то, что бедный, свихнувшийся от горя, умирающий Унферт назвал "грехами отцов". Цена прожитой жизни.
"...Жизни, которую дала мне она", - подумал Беовульф, снял с крюка большой боевой топор и направился к двери.
Виглаф и офицеры уже получили указания короля по занятию позиций. Беовульф заметил в глазах Виглафа сомнение, вполне объяснимое для воина, сознающего силу такого противника. Но увидел он в глазах Виглафа и твердую угрюмую решимость.
Сняв с железного крюка тяжелый плащ, сшитый из медвежьих и волчьих шкур, он накинул его на плечи. Почувствовал на себе чей-то взгляд. Урсула стояла в дверях, глаза ее были заплаканы.
- Не оставляй меня... Пожалуйста...
- Ты свободна, - сказал он, стараясь, чтобы в голосе не проскользнули теплые нотки. - Найди доброго парня, молодого, здорового. Роди ему детей... сына роди.
Она подошла вплотную, и Беовульф принял в заскорузлые свои ладони ее нежное лицо.
- Сделай как я прошу, дитя. Я йе хочу идти в бой, зная, что ты плачешь по отжившему свой век, обреченному старику.
- Мне никто не нужен. Кроме тебя, государь.
- Я не таков, каким ты меня воображаешь, Урсула.
- Ты король Беовульф. Великий воин, герой. И я знаю, что это так.
- Ты знаешь легенду. Знаешь то, что воспевают скальды.
- Я верю...-начала Урсула, но Беовульф зажал ей рот, не желая больше ничего слушать.
- Тогда ты такая же дура, как и все они, - намеренно грубо оборвал он ее. Урсула вспыхнула, оттолкнула его и выбежала, прижав к губам крепко сжатый кулак.
Беовульф проводил ее взглядом, вздохнул, отвернулся и посмотрел на свое отражение в отполированном щите.
- Старый пес, - обратился он к самому себе. - Отправляйся за своею смертью.
- Пожалуй, ты прав, муж. - Беовульф обернулся и увидел стоящую в открытой двери королеву Вальхтеов. Ее меховой плащ, лицо и волосы были измазаны сажей и кровью умирающих. - Да, муж, ты действительно усталый старик. Надев доспехи молодого Беовульфа, моложе не станешь.
- Женщина, тебе нечем больше заняться? Хочешь посмеяться надо мной? Займись лучше со своим попом благотворительностью во имя вашего плаксы милосердного, Христа Иисуса Спасителя.
Вальхтеов зашла в колшату и закрыла за собой дверь.
- Почему бы тебе не провести остаток дней с этой милой девочкой. Пусть нашим спасением займется, как прежде, какой-ни будь молодой герой, пришлый, с чужих берегов. Свион или фриз. Дуралей, ищущий славы и золота. Новое время - новые дурни, но все повторяется снова и снова... Новые дурни, но древние глупости.
Беовульф смотрел на нее, чувствовал исходящий от нее запах сажи.
- И начать все снова, весь кошмар? Нет. Сначала Хродгар, затем я. Хватит. Надо положить этому конец. И я этим займусь. Я должен с нею покончить, разорвать кольцо.
Фиалковые глаза Вальхтеов, не померкшие с возрастом, глядели на него так же пристально, как его глаза смотрели на нее. Она подошла вплотную. Во взгляде ее появилось что-то давно позабытое.
- Она... красавица? - В голосе королевы слышался тщательно скрываемый гнев. - Беовульф, неужели есть на свете красота, ради которой можно допустить все то, что ты видел сегодня?
- Я мог бы соврать. Мог бы сказать тебе, королева моя, что приобретенная с годами мудрость научила меня, что никакая красота не стоит таких жертв. Мог бы сказать, что проклятая морская ведьма меня околдовала, заставив вообразить, что она красива. Но зачем? Да, Вальхтеов, она прекрасна настолько, что забываешь обо всем и всем готов пожертвовать. Ради такой красоты боги Асгарда могут пожертвовать собой.
- Боги... - презрительно скривила губы Вальхтеов.