ххх
В один из вечеров мы с Белояром выбрали время, и пошли в гости к Валентину Валентиновичу, где его жена, за разкочегаренным тульским самоваром, угощала нас тысячью различных видов, типов и разновидностей варений, повидла и джемов. На наш взгляд, Валентин Валентинович заметно постарел, прибавилось больше седины, он немного уменьшился ростом, но оставался крепким стариком. Он так обрадовался нашему приходу, что не отходил от нас, внимательно слушал рассказы об учебе в академии и полетах в космосе и в свою очередь обстоятельно доложил нам о том, что произошло в селе и школе за время нашего отсутствия. Его женушка не уставала подливать нам кипяточку и подносить все новые и новые розетки с домашними варениями. Беседа получилась интересной, долгой и содержательной, нас очень не хотели отпускать и еще долго продержали за самоваром. Мы уже серьезно опасались за свое здоровье, из-за того объема выпитого кипятка и количества съеденного варенья, когда взъерошенный Трезор силой полок нас ужинать к родителям Белояра.
Перед самым уходом я пообещал Валентину Валентиновичу, что до конца нашего отпуска обязательно покажу ему космос и луну.
Под вечер, зимние дни коротки и светлое время суток пролетало, как одно мгновение, я решил навестить свой старый дом, где провел семнадцать лет. Белояр был очень занят, в этот вечер он встречался с очередной сельской девицей на выданье. В селе насчитывалось более десятка таких девиц и Белояр, похоже, поставил цель перезнакомиться со всеми этими девчатами. Мне же он говорил, что ищет свою суженую и что это дело очень трудное, вот и приходится ему страдать и искать. Я ему верил и не верил одновременно, где бы только мы не появлялись, как у моего товарища появлялась подружка - очередная прелестница и кандидатка в суженые.
В любом случае, я понял, что этот вечер мне придется провести одному. Правда, поступило несколько предложений провести совместно вечер, но какая-то сила влекла меня в мой старый дом. Никем не замеченный из родни Белояра, я выскользнул из дома, накинув на себя легкий форменный китель кепи, и легкой трусцой побежал по заснеженной улице. Я мог бы идти, но в теле чувствовалась такая сила, которая требовала выхода - вот и бежал, легко перескакивая через нанесенные за день сугробы.
Был морозный вечер и вечерняя темь легла на сельские улицы, накрывая село одеялом тишины и спокойствия. Зимой вся работа на селе производилась в дневное время суток, а под вечер все работяги расходились по своим теплым избам и хатам и не выходили на улицу до утра. Изредка можно было встретить в это время суток какого-либо случайного прохожего. Промелькнул силуэт парня, который, увидев и узнав меня, махнул рукой в знак приветствия и скрылся в переулке. Со всей очевидностью, он спешил на посиделки к Татьяне, одной из подруг сестриц Белояра, которая тоже звала меня присоединиться к ним.
Добежав до поворота в наш переулок, я остановился и оглянулся. Еще во время бега мне показалось, что меня преследовала какая-то тень. Я был абсолютно уверен в том, что это был не человек. Любой человек не мог бежать по только что выпавшему снегу так тихо, не нарушая морозную тишину. Этой тенью могло быть только одно живое существо, Трезор - мой четвероногий друг, товарищ и напарник. Но сколько я не всматривался в черноту сельской улицы, не светил ни один фонарный столб, лампочки из этих столбов давно разобрали сельчане, освещая ими свое дворовое хозяйство, никого не мог разглядеть. Улица казалась полностью пустынной. Да, и Трезора мы видели очень редко, так как он после нашего появления в селе пропадал с раннего утра до позднего вечера по своим собственным собачьим делам. Правда, он уже больше не опаздывал на ужин, который мы специально и по его просьбе, перенесли на более позднее время суток - на десять часов вечера, когда обычные сельчане досматривали второй сон.
Но, что-то чернело за дальним сугробом?!
Взошедшая на ночной небосклон луна в полную силу осветила какой-то черный огрызок толстой веревки, виднеющийся из-за сугроба на другой стороне улице. Этот обрывок веревки вел себя странным образом, вместо того, чтобы тихо и неподвижно лежать на снегу, он повиливал из стороны в сторону, словно маятник часов. Трезор, первым сообразил, что его инкогнито раскрыто, он поднялся из-за сугроба и независимо направился ко мне, подойдя совсем близко и стараясь заглянуть в глаза. Я не отвел взгляда, ничего не сказал, а молча направился к дому. Также молча, рядом со мной пошел мой друг.
Когда мы подошли к калитке, то первым делом обратили внимание на то, что дом выглядел, нет, не давно брошенным, а так, словно хозяева только что покинули его. Дом был стареньким и кое-где покосился, но видно было, что за ним постоянно присматривают. Заново отремонтированы ступеньки крыльца, поправлены наличники окон, все стекла целы, двери плотно прикрыты. Дорожки, от калитки к дому и от дома к хозяйственным постройкам двора, были расчищены от снега.
Я приоткрыл калитку и Трезор, первым, скользнул во двор. Нет, он не выглядел настороженным и ожидающим появление внезапной опасности. Он мелкой трусцой по-хозяйски бежал по дорожке к дому. Достигнув крыльца, он взлетел по ступенькам и, зачем-то понюхав замочную скважину, стал обегать хозяйственные постройки двора.
Подойдя к двери дома, я протянул руку и за верхней притолокой нащупал ключ от замка. Когда была жива мама, мы всегда оставляли ключ за этой притолокой, когда на время покидали дом. Вот и сегодня, этот ключ оказался на привычном месте. В своих письмах в академию Валентин Валентинович в подробностях описывал, как он смотрит за домом, убирается в нем, чистит дорожки от снега, стараясь при этом не нарушить порядок, раз и навсегда установленный мамой.
В сенях ничего не изменилось, да меняться было нечему. Этот небольшой проходной коридорчик всегда был пуст и никогда не был заставлен ненужными вещами и другой хозяйственной рухлядью. Оставляя мокрые следы от подтаявшего в помещении снега, мы прошли в горницу. Я машинально щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Валентин Валентинович в целях предосторожности отключил электричество. Сам не понимаю, откуда это возникло, щелкнув пальцами, я создал небольшой светящийся шар и легко подбросил его к потолку. Мягкий свет наполнил гостиную, высветив все уголки.
В красном углу горницы, на своем обычном месте сидела моя мама и внимательно смотрела на меня. Я совершенно не испугался ее неожиданному появлению. Все выходило так, словно я ждал и надеялся на эту встречу. Трезор тоже был нисколько не удивлен появлением мамы, ни секунды не раздумывая, он пересек помещение и, громко всхлипнув, положил ей на колени свою голову. Руки мамы пришли в движение и стали перебирать шерсть на голове пса, а мама не отрывала взгляда от меня.
- Ты стал таким большим, сынок. - В моей голове раздался такой знакомый и родной голос. - Мы не виделись всего четыре с половиной года, а ты успел сильно подрасти и возмужать. Похоже, ты становишься воином, как и твой отец. Я очень рада, что у меня такой сын.
Мама рукой показала рукой мне на стул. Через мгновение мы сидели рядом и не отрывали глаз друг от друга. Сейчас она ничем не напоминала ту больную и сухонькую старушку, которую я видел перед похоронами. Но обе эти женщины были мне так близки и понятны, мне так хотелось прикоснуться к маме, поцеловать ее и прижаться к ней, чтобы почувствовать биение ее сердца и материнскую теплоту.
- Не надо касаться меня. Перед тобой мое отдаленное отражение. Это я и не я одновременно. Воздействуя на мозг Трезора, я создаю в его голове иллюзию того, что я ласкаю его. Ты моя кровь и плоть, поэтому я не имею такой власти над твоим мозгом, которую имею над сознанием твоего четвероного друга. Но я очень рада и этой возможности встретиться и пообщаться с тобой, мой сын. К сожалению, дальнее расстояние между нашими галактиками делают связь между ними кратковременной и неустойчивой. Она может в любую минуту прерваться. Поэтому я решила не терять времени и посвятить тебя в искусство, которое может потребоваться в любую секунду твоей жизни. Боюсь, что у нас не будет времени поговорить о твоей жизни без меня, но сейчас мы войдем в контакт, во время которого я передам тебе кое-какие знания и умения, а пока ты будешь рассказывать о своей жизни. Когда придешь в себя, ничему не удивляйся и учись правильно использовать полученные знание. Не пугай ими людей. А теперь, закрой глаза и наберись терпения.
Как только глаза закрылись, кругом все потемнело и я оказался в безвременье.
Очнулся я, по-прежнему, сидя на стуле и глядя перед собой себя в угол горницы. В помещении было темно и только лунный свет речной струей рассеивал темноту в комнате. В поле моего зрения попал Трезор, который сидел чуть в бок от меня и не отрывал взгляда своих карих глаз от моего лица. Уловив мой осознанный взгляд, он подошел и ощутимо ткнул своим носом в мои колени. Всем своим видом он, словно, хотел сказать, что нам пора идти. Машинально взглянул на часы, они показывали четыре часа тридцать минут. Плотная темнота за окном подтверждала мою мысль о том, что всего через час нам с Белояром придется бежать свои утренние десять километров.
Когда мы с Трезором выходили из дома в начинающуюся снежную метель, то я вспомнил неожиданную встречу с мамой и ее слова об искусстве, знании и умении.
ххх
Дни отдыха, по словам Белояра, это дни вынужденного, но приятного безделья, пролетали стремительно, встречи с ребятами и девчатами села, танцы под аккордеон и гармонь, девчишники, мальчишники, капустники.
За два дня до возвращения в академию я вспомнил о данном Валентину Валентиновичу обещании, показать ему безвоздушное пространство и наш естественный спутник. Вечером я послал одну из младших сестер Белояра с запиской к Валентин Валентиновичу, где подробно объяснил старому учителю, где мы встретимся и какую одежду надеть для полета.
Еще до рассвета я был у своего Х45, демонтировал кресло-лежанку Трезора и пристроил на его место сиденье от разбитого "Москвича", чтобы Валентину Валентиновичу было бы на чем сидеть во время полета.
Валентин Валентинович появился в точно назначенное время и, не смотря на мои советы, оделся в громадный зимний тулуп и шапку ушанку, так как, по его словам, очень боялся замерзнуть на большой высоте. Я посоветовал ему скинуть всю эту одежку и залезать в кабину истребителя. Как только он скрылся в кабине и сел на кресло, я рядом с его тулупом оставил свой высотный скафандр и одним молодецким прыжком влетел в кабину. Валентин Валентинович тихо сидел за моей спиной и, словно жираф, вытягивал шею, чтобы рассмотреть оборудование кабины и то, что было за ее окнами. Колпак кабины с легким шипением встал на место, свежий воздух наполнил внутренний объем, через контур-шлем я передал Ирреку мысленный импульс-приказ и, в несколько секунд прогрев двигатель и сделав прозрачным остекленение колпака кабины, стал осторожно набирать высоты.
При вертикальной тяге двигателя, мы с Валентин Валентиновичем видели, как село медленно уплывало и на глазах стало все меньше и меньше. Вскоре оно превратилось в точку и совсем пропало из виду в снежной пелене. Затем низкие зимние облака скрыли от наших глаз и излучину реки, в центре которой находилась наша Малиновка. Вот мы пробили нижнюю облачность, и попали в непроглядное молоко верхней облачности. Я не спешил и поднимал Х45 только на вертикальной тяге двигателя, чтобы дать Валентину Валентиновичу время привыкнуть к подъему и наблюдать всю картину, в этот момент раскрывающуюся перед нами. Вскоре истребитель, продолжая свой неуклюжий подъем, пробил последний слой облаков, и вышел в тропосферу, где над нами возникла чернильная темнота безбрежного вакуума вселенной.
Я отключил вертикальную тягу и придал истребителю плавное скольжение по свободной траектории, покачиваясь с крыло на крыло. За спиной я не слышал ни одного звука, сохранялась абсолютная тишина, я обернулся, чтобы узнать, не произошло ли что-нибудь плохого с Валентин Валентиновичем и как он себя чувствует. Увиденная картина до глубины души поразила меня, старый учитель, стоя на ногах, обутые в большие деревенские валенки, уперся головой в колпак кабины, чтобы лучше разглядеть разворачивающуюся перед ним панораму космоса. Разогнав, истребитель до второй космической скорости, я на третьем витке спирали стал удаляться от Земли. Сзади меня послышалось едва сдерживаемое судорожное дыхание, когда сзади нас начал формироваться гигантский сфероид с зелеными океанами, темными материками и белыми облаками.
Это была действительно незабываемая фантастическая феерия космоса, великолепная панорама планеты Земля!
Валентин Валентинович, по-прежнему, молчал, но его волнение перед увиденным выдавалось учащенным дыханием, а мне почему-то в этот момент в голову лезли мысли о том, мой учитель наконец-то увидел то, о чем так много говорил своим ученикам и мечтал увидеть своими глазами. Плавно удаляясь от планеты, я глазами разыскал наш естественный спутник и, дав двигателю максимальное ускорение, направил свой блин чуть-чуть наперерез луне. Двадцать минут полета при ускорении в несколько "g" и вот мы уже скользим над лунной поверхностью, покрытой толстым слоем пыли и круглыми кратерами. Тень моего истребителя скользила по поверхности луны, петляя между кратерами и скальными утесами. Валентин Валентинович что-то пришептывал губами, но, по-прежнему, не задавал мне ни единого вопроса, он был занят рассматриванием картины Луны. Решив, что уже достаточно много показал своему учителю, я стал разворачивать истребитель, чтобы покинуть луну, когда Валентин Валентинович очень тихим голосом попросил меня еще раз пролететь над поверхностью спутника. Я резко сбросил скорость и машина вновь заскользила в медленном ритме вальса на луной поверхностью.
Обратный путь был уже ничем не примечателен. Только обычно все летательные аппараты, аналогичные моему истребителю, входили в земную атмосферу планеты над океанами, я же, решив немного сократить путь, вошел в атмосферу над Камчаткой и, помаленьку сбрасывая скорость и снижаясь одновременно, пролетел от восточного побережья нашей великой страны до западного. Наш полет продолжался равно один час двадцать минут пятнадцать секунд.
По возвращению, я вновь посадил Х45 на прежнее место и увидел, как Белояр, помогает вылезти из кабины своего истребителя одной сельской девчонке, которую я еще не встречал.
На следующий утро на наших истребителях-блинах мы вылетели в академию.
Наши зимние каникулы окончились!
ххх
Генерал уже не мог говорить, так велико было его возмущение, он хрипел, булькал словами, размахивая руками. Мы же с Белояром стояли перед ним навытяжку, понуро повесив головы, и пытались разобраться и понять, что же такое случилось, когда нас, только что посадивших Х45 на взлетную полосу, схватили под белы ручонки и повели-потащили на красный ковер к начальнику академии.
- Придурки, вы понимаете, что ПВО страны было поднято по тревоге, когда неизвестный летающий объект пролетел над территорией страны от восточной до западной границы и скрылся в неизвестном направлении. Этот объект не ответил ни на один запрос с земли, не давал опознавания "свой - чужой". По нему было выпущено восемь зенитных ракет "земля - воздух", в целях его преследования было поднято в воздух четыре эскадрильи высотных перехватчиков "яковлевых". И вся эта шумиха и паника на государственном уровне только из-за того, что один из моих идиотов катал своего старого учителя физики на экскурсию на луну, а другой идиот, в это же самое время развлекал девицу на выданье демонстрацией достопримечательностей столицы с птичьего полета. - Громко не кричал, а орал Генерал, перемещаясь по кабинету со сверхсветовой скоростью. - И когда, Верховный Главнокомандующий попросил меня дать разъяснения по этому поводу, что же я должен был ему врать? ПВО страны по типу летательного аппарата определило, что это были ваши Х45, и только поэтому в воздух не были подняты суперсовременные перехватчики, чтобы сбить вас. Мы потратили бешеные деньги на обучение, кормежку этих обалдуев, - в этот момент его речи тихо открылась дверь кабинета и наш Трезор по-пластунски пополз к нам, чтобы гордо занять место между мной и Белояром. - И этот ваш боевой пес, якобы, аристократических кровей, отказался сдавать госэкзамен, заявив, что ответы на подобные вопросы знает любой щенок. Ребята, с меня хватит, я ухожу в отставку и на пенсию, по крайней мере, спокойно доживу до глубокой старости, а с вами и дня не проживешь спокойно - то весь город на ноги поставили полетами на идиотских самолетах, а теперь всю страну переполошили. Мы с Верховным Главнокомандующим посоветовались и решили выпустить вас из академии досрочно, присвоить досрочно воинское звание "капитан" и отправить вас служить в такую глухомань, чтобы вы повторно что-нибудь не натворили. За вами нужен глаз да глаз, не каждый сможет учить и руководить вами, мы с Командующим ВКС решили направить вас служить в гарнизон, которому приказано командовать мне.
Мы стояли, краснели, бледнели, слушали и ничего не могли возразить Генералу, но в глубине души были рады, что он и в дальнейшем будет нас опекать. В заключение "дружеской беседы", нам протянули погоны с четырьмя маленькими звездочками, которые следовало бы прикрепить на плечи мундира, тонко подметив, что обмывать эти звездочки нам придется в личном присутствии Генерала и учителей и наставников академии, которые выразили пожелание поучаствовать в этой церемонии. Трезор с большим недоверием слушал то, что говорил нам Генерал, и даже пытался что-то возразить. Но когда четыре звездочки капитана вручались и ему, то его собачья морда приняла слащавое выражение и он с большим достоинством подставил под руки Генерала свой ошейник.
Наше радостное настроение было тут же испорчено Генералом, который запретил нам покидать пределы территории академии. А если на то возникнет срочная необходимость, то для нашего сопровождения будет выделен вооруженный эскорт и специальный бронеавтомобиль, так как руководством страны было принято постановление, согласно которому мы являемся социально неустойчивым элементом и можем нанести окружающей среде невосполнимый ущерб.
ххх
Возвратившись в свой жилой сектор, мы долго полулежали в креслах и раздумывали над тем, как отпраздновать повышение в звании и досрочное, без государственных экзаменов выдворение из академии, дабы не нанести вреда окружающим людям и природе.