- И запустить это дело так, чтобы потом всю жизнь мучиться? - невесело усмехнулась Альбина. - Может, лучше стоит один раз преодолеть страх и всё-таки сходить к врачу?
- Нет, Аля, я не пойду, и закончим этот разговор, - сердито ответила я.
На следующий день боль, разумеется, не уменьшилась. Позвонила Ника, и ей мне тоже пришлось рассказать о своей беде. Она посочувствовала мне и пообещала принести крем с пчелиным ядом для массажа поясницы. Чудодейственного эффекта после первого же применения она не пообещала, но уверила, что при регулярном применении в течение некоторого времени крем обязательно должен помочь. Меня тронула Никина забота, и я даже подумала: вот кто мой настоящий друг! Она хотя бы пыталась помочь, а Альбина дальше совета обратиться к врачу не пошла.
Пока я ждала Нику, Альбина звонила ещё раз, но я намеренно не ответила на звонок. Потом пришла Ника и принесла крем, и я сразу сделала с ним массаж. Конечно, боль полностью не прошла, но как будто немного уменьшилась, и я собралась было поблагодарить Нику за крем, когда вдруг раздался писк домофона. От неожиданности я резко приподнялась, и боль не замедлила снова дать себя знать. Ковыляя к двери, я искренне удивлялась, кто бы это мог быть, и только услышав голос Рюрика в трубке домофона, я поняла, что слишком рано сбросила Альбину со счетов. Я с содроганием поняла, что их с Никой встреча неизбежна, и поделать ничего было нельзя: мой палец уже нажал кнопку открывания двери. Всё, что я смогла сказать Нике, было:
- Ты посиди пока тут. Там ко мне кое-кто пришёл.
- А, это тот, с кем ты весной познакомилась?
Я не успела ответить: в дверь уже звонили. Повторив "Посиди тут", я захромала к двери и открыла. Альбина, в длинном чёрном кожаном плаще и высоких сапогах, в белом шарфике и чёрной шляпе, переступила порог, обдав меня волной прохладного аромата духов. Первым же делом она протянула мне пребольшую плитку шоколада:
- Для моей больной девочки.
Не успела я открыть рот, чтобы сказать хотя бы "спасибо" за шоколад, как Альбина сразу накинулась на меня:
- Настенька, ну что за детский сад? Почему не отвечаешь на звонки? Из вредности?
Каким-то странным, неузнаваемым, но на удивление спокойным голосом я сказала:
- Аля, вообще-то, я не одна. У меня подруга… давняя.
Настала жуткая пауза. Альбина замолчала, и это молчание было ещё страшнее оттого, что невозможно было разобрать выражение её лица. На меня смотрел чёрный щиток её очков, за которым не было глаз, и мои ноги превращались подо мной в варёные макароны.
- Гм… Давняя? - повторила Альбина с ледяным звоном в голосе.
- Аля… Не в том смысле, - прошептала я. - Она действительно подруга, но в обычном значении этого слова. Мы с шестого класса дружим. Она принесла мне крем для массажа поясницы. Не вздумай ревновать, это не тот случай.
- Не собираюсь я ревновать, - усмехнулась Альбина. - А вот отвезти тебя к врачу собираюсь. Одевайся.
- Как, прямо сейчас? - растерялась я.
- А когда же ещё? Сама ты, чувствую я, никогда не соберёшься. Давай, малыш, одевайся поскорее, нас уже ждут.
- Погоди, Аля, - нахмурилась я. - Куда ты меня хочешь везти? Что ещё за врач? Я же сказала, что в поликлинику не пойду!
- А мы туда и не поедем, - ответила Альбина. - Учитывая твою неприязнь к подобным учреждениям, я созвонилась с одним моим знакомым специалистом, он как раз по этой части. Очень хороший доктор, неравнодушный и компетентный. Думаю, после визита к нему твоё мнение о наших врачах изменится к лучшему.
- У него что, частная практика? - встревожилась я. - Нет, я вряд ли могу себе это позволить, Аля. За один приём я, может быть, ещё смогу расплатиться, но если он скажет, что нужно будет прийти ещё…
- Пусть этот вопрос тебя не беспокоит, - перебила Альбина.
- Ты что, сама хочешь ему заплатить? - возмутилась я. - Аля, ты знаешь, я предпочитаю никому не быть должной…
Руки Альбины мягко легли мне на плечи.
- Заинька… Всё будет хорошо, - сказала она ласково. - Не бойся, ты никому ничего не будешь должна. Одевайся, а то опоздаем. Я обо всём договорилась, доктор уже ждёт.
У меня в горле встал ком.
- Аля, ну кто тебя просил!..
- Настенька, просто мне не всё равно… Ну, давай, живенько. Марафет наводить не обязательно, это не романтическое свидание.
Глотая вскипающие в горле слёзы, я поплелась в комнату за джинсами, забыв о том, что там Ника. Увидев её, я растерянно остановилась. "Поняла или нет?" - гадала я. "Стыдно", "неловко" - не совсем подходящие слова, чтобы описать моё состояние. Да ещё боль, из-за которой невозможно было нагнуться!
- Ника, извини, - пробормотала я. - Мне сейчас придётся уйти… Кое-кто чересчур заботливый хочет отвезти меня к врачу.
Из прихожей раздался голос Альбины:
- Я всё слышу, заинька!
Не глядя Нике в глаза, я стала натягивать джинсы. Это простое действие давалось мне с такой болью, что я не могла сдержать стон. Мысль о том, что предстоит ещё обуваться, заранее приводила меня в ужас.
Наконец мучительная процедура одевания закончилась, и я вышла в прихожую, где ждала Альбина. Ника вышла следом за мной, ничего не говоря, ни о чём не спрашивая. О чём она думала, мне и представить было страшно.
- Аля, познакомься, это Ника, - пробормотала я. - Моя подруга ещё со школьных лет. Ника, это… Альбина Несторовна.
- Ну, зачем так официально, - усмехнулась Альбина. - Можно просто Альбина.
- Здравствуйте, - пробормотала Ника.
Не ожидая ни от кого помощи, я нагнулась за ботинками. Сцепив зубы, я подтащила их к себе, всунула в них ноги и, прислонившись к дверце шкафа, поочерёдно приподняла каждую ногу и застегнула ботинки. Я не издала ни стона, но Альбина спросила с участием:
- Больно, солнышко?
- Ничего, - прокряхтела я.
Ника молча оделась. У неё был странный взгляд, какой-то незнакомый, стеклянный. Я открыла дверь, и мы вышли на площадку: сначала я, потом Альбина, а последней - Ника.
- Ника, ты иди вперёд, а то мы будем медленно спускаться, - сказала я, запирая двери на ключ.
Спуск по лестнице был сущим адом. Ласково и сочувственно обнимая меня за талию, Альбина проговорила:
- Бедный мой малыш… Ничего, сейчас приедем к доктору - и сразу станет лучше.
- Я в этом что-то не очень уверена, - простонала я.
- Вот увидишь, - убеждённо кивнула Альбина. - Я знаю, что говорю.
Мы вышли на крыльцо. Опередившая нас Ника ещё не ушла, но уже направлялась на тропинку, ведущую от крыльца к дороге. Дождавшись, когда мы с Альбиной спустимся с крыльца, она сказала мне:
- Ладно, я пойду… Пока.
И она пошла по тропинке в пожухлой траве, усыпанной опавшими листьями. Я провожала взглядом её одинокую фигуру в серой куртке, и на душе у меня становилось ещё тоскливее. А Рюрик тем временем уже вышел и открыл заднюю дверцу машины:
- Садитесь, Альбина Несторовна.
Не знаю, куда мы ехали: я не следила за дорогой. Всё моё нутро болезненно содрогалось и переворачивалось, мне было тошно и тоскливо. В пояснице как будто застряли острые осколки стекла; сидеть было возможно только с неестественно прямой спиной, любое сгибание позвоночника вызывало боль, а если колесо машины попадало на кочку или в выбоину, осколки жестоко впивались ещё глубже. Пару раз у меня всё-таки вырвался стон.
- Рюрик, постарайся как-нибудь выбирать дорогу поровнее, - сказала Альбина.
- Я что, виноват, что у нас дороги такие? - проворчал он в ответ. - Тут кругом колдобины, что я могу сделать?
- Объезжай их как-нибудь, - сказала Альбина раздражённо. - Ты не видишь - ей больно?
И в этот момент как раз колесо опять попало в одно из многочисленных "украшений" наших городских улиц. Машина качнулась вроде бы мягко, но это движение отозвалось во мне такой резкой болью, что я вскрикнула.
- Рюрик, ты это нарочно? - рассердилась Альбина.
- Да, Альбина Несторовна, конечно, - хмыкнул Рюрик. - Специально.
- Как ты разговариваешь? - сказала Альбина негромко и строго.
Помолчав секунды две, Рюрик нехотя ответил "по уставу":
- Извините, Альбина Несторовна… Постараюсь вести аккуратнее.
- И вовсе не обязательно гнать во весь опор, - добавила Альбина, смягчаясь.
Не могу сказать, что после этого поездка стала для меня заметно безболезненнее, но я старалась сдерживать стон, чтобы не навлекать на Рюрика гнев Альбины. Я пыталась переключить свои мысли с неприятных переживаний (поясница, взгляд Ники и её одинокая фигура на тропинке) на далёкие, не относящиеся к этому предметы. В частности, я думала о Рюрике, о его ненормированном рабочем дне, гадала, сколько он получает за свою работу, есть ли у него семья и свободное время.
Машина остановилась. Над головой печально шелестел, облетая, клён, под ногами поблёскивал мокрый асфальт, покрытый тонким слоем грязи, и яркие листья пачкались, падая на него. И снова крыльцо! Высокое, с обшарпанными, оббитыми старыми бетонными ступеньками, которых было штук двенадцать, не меньше.
- О нет, - простонала я. - Опять лестница…
- Потерпи, моя маленькая, - ответил ласковый голос Альбины, и её рука снова обняла меня за талию. - Потерпи, надо как-нибудь взобраться… Я с тобой.
Немного приободренная её нежными словами, я стиснула зубы и одолела подъём на крыльцо. Рюрик, опередив нас, взбежал по ступенькам, чтобы открыть нам дверь, и я позавидовала той лёгкости, с которой он мог двигаться. Оно и понятно: у него-то ничего не болело, его позвонки не скрежетали друг о друга и нервы не натягивались, как струны, при каждом шаге. Миновав внешнюю и внутреннюю двери, мы оказались в небольшом коридорчике с грязным полом, где на стене висел плакат со списком и расположением находившихся в этом здании учреждений.
- Нам на второй этаж, Настенька, - сказала Альбина.
- Нет, только не это, - чуть не заплакала я.
- Ладно, зайка, держись за меня. Сейчас…
Она рывком подняла меня на руки - я едва успела обхватить её за шею. Признаться, мне было страшновато: как она, слепая, будет подниматься по ступенькам, да ещё со мной на руках? Подскочил Рюрик:
- Альбина Несторовна, давайте, лучше я…
- Я справлюсь, - ответила она. - Лучше показывай дорогу.
Мы попали в светлый, чистый коридор с белыми дверями по обеим сторонам, на каждой двери висела табличка с номером и названием учреждения. Рюрик шёл впереди, направляя нас.
- Прямо, Альбина Несторовна.
Мы прошли почти весь коридор и остановились у предпоследней двери. Рюрик постучал, потом заглянул, кому-то что-то сказал. Потом отошёл:
- Проходите.
Альбина внесла меня в светлый, чистый и уютный кабинет. Окно было одно, но довольно большое; на нём висели белые вертикальные жалюзи, у окна стоял стол, в углу - тумбочка, кулер, у другой стены - кожаная кушетка и шкаф. На стене позади стола висел плакат с анатомическим изображением человека, показывавшим скелет, мышцы и нервы. Из-за стола нам навстречу поднялся довольно высокий, коротко стриженый, хорошо сложенный мужчина в голубой врачебной спецодежде - рубашке с короткими рукавами и просторных брюках. У него было обыкновенное, ничем не примечательное лицо, круглое, отличавшееся, пожалуй, только очень здоровым цветом. На вид ему могло быть лет сорок - сорок пять. А ещё, по всей видимости, он находил время посещать солярий, да и в фитнес-клубе он, похоже, бывал регулярно - словом, вид у него был свежий и цветущий. Увидев способ моей транспортировки, он живо подскочил к нам.
- Ну-ка, ну-ка… Тихонько! - воскликнул он, сильными руками принимая меня у Альбины. - Что же вы сами-то надрываетесь, грузы таскаете? Неужели помочь некому? Где ваш верный Юрик?
- Рюрик, - поправила Альбина. - Кроме того, этот груз я не доверю никому.
- А, понимаю, - закивал доктор, и от выражения его взгляда мне стало неловко. - Он слишком драгоценен. Вот в чём дело! Понимаю, понимаю!
Что именно он понимал, доктор не уточнил, но от его понимающего вида мне стало не по себе. А ещё у меня возникло странное и смутное ощущение, будто я знаю этого дядьку… Видела когда-то очень давно. Насколько давно? Наверно, когда вода была чистой, а автомобилей не было в помине… Моя рука сама собой сжалась на невидимой рукоятке…
Меча?
Что за вздор. Бред…
- Вы бы ещё на пятом этаже разместились, Андрей Фёдорович, - сказала Альбина. - К вам пациенты вообще бы не добирались.
- Ай-ай-ай, - проговорил Андрей Фёдорович с живейшим сочувствием. - Мне страшно жаль… Прошу вас, раздевайтесь, пожалуйста. Да, я подумываю о том, чтобы перебраться в другое место, на первый этаж. Увы, в этом здании это невозможно, для этого придётся менять адрес вообще.
Он принял плащ у Альбины и повесил на вешалку, так же поступил с моей курткой. Взяв Альбину под руку, он подвёл её к стулу, стоявшему перед его столом.
- Присаживайтесь, Аля, вот стульчик.
Альбина уже хотела сесть, но заколебалась:
- Настенька, лучше ты садись… А я, ничего, постою.
- Всё в порядке, места хватит, - успокоил Андрей Фёдорович. - Присаживайтесь… А Настенька пойдёт вон туда, на кушетку. Там мы её и посмотрим, да?
Альбина села на стул, а я - на кушетку.
- Ну, что нас беспокоит? - спросил Андрей Фёдорович.
- Поясница, - ответила я, прикладывая руку к очагу мучений. - В основном вот здесь, и отдаёт под колено и временами даже в стопу, по ходу нерва. Больно садиться и вставать, нагибаться почти невозможно. По лестнице тоже, естественно…
- Так, так, и давно мучаетесь?
- Примерно неделю… При движениях боль, а в состоянии покоя немножко ноет.
- Так, ноет… Головку нагнём. Больно в крестце?
- Да…
Доктор уложил меня на кушетку, попросил поднять ногу, потом велел повернуться на здоровый бок и стал постукивать по ягодице и бедру. Потом он заставил меня сделать ещё несколько движений лёжа, сидя и стоя, при этом всё время спрашивал, чувствую ли я боль.
- Физически перенапрягались в последнее время? Поднимали тяжести, замерзали?
Я подумала.
- Летом я много работала на даче. Бегала по всему участку с лейкой, в особенно жаркий день, бывало, по целой бочке вычерпывала. Литров двести.
- Леечка тяжёлая?
- Да вроде, казалось, не очень… Десять литров. У меня даже ничего не болело после этого. Ну, мышцы немножко… Но, строго говоря, я думаю, нагрузка на позвоночник была порядочная. Насчёт охлаждения - не знаю, не припомню. Может, и замерзала, но не заметила. Да, кстати, перед тем как у меня это началось, был небольшой насморк - так, лёгкая простуда, температура даже очень высоко не поднималась. Тридцать семь - тридцать семь и три… Не выше.
- Так, понятно… - Доктор помолчал, улыбнулся, спросил: - Что же вы с леечкой-то сами бегали? А мужчины что же, отлынивали?
Я вздохнула.
- Всё понятно, - проговорил доктор. - И всё-таки нельзя всё взваливать на хрупкие женские плечи, это не по-мужски, я считаю. Наверно, и лопаткой махали?
- Случалось, - вздохнула я опять. - Но я бы не сказала, что я так уж сильно напрягалась при этом. Грядок весной, слава Богу, не копала, но сорняки выкапывать приходилось в течение всего лета. Знаете, какие у нас в малине одуванчики вымахивали? Монстры! Стебель полуметровый, а корень - сантиметров сорок вглубь. Такие без лопаты не одолеть.
- Дача - это замечательно, - сказал доктор, прощупывая сильными пальцами мои позвонки. - Природа, свежий воздух… Только всего должно быть в меру, иначе это будет не радость, а горе. Что с вами, я полагаю, и случилось. А остеохондрозик у нас в анамнезе имеется?
- Имеется, - призналась я. - Шейного и грудного отдела. Хотя, кто его знает - может, уже и ниже спустился.
Альбина, до сих пор сидевшая молча, подала голос:
- Андрей Фёдорович, вы можете сказать, что с ней такое? Что это у неё - радикулит?
- Надеюсь, что нет, - улыбнулся доктор. - Вообще-то, если по-хорошему, то надо бы сделать снимочек пояснично-крестцового отдела, чтобы посмотреть, не случилось ли чего-то с дисками. Но это можно сделать и чуть позже, а сейчас попробуем облегчить боль. Настенька, проходите вон в ту комнату, раздевайтесь и ложитесь на стол.
За перегородкой было ещё одно небольшое помещение, в него из кабинета вёл проём с белой занавеской вместо двери.
- Насколько раздеваться? - Превозмогая боль, я встала с кушетки.
- До белья.
В маленьком помещении также было одно окно. Там стоял массажный стол, на стене были крючки для одежды, в углу - раковина с водопроводным краном, над ней - зеркало и полочка с какими-то флакончиками, рядом - полотенце на крючке. Я успела раздеться только до пояса, когда вошёл доктор Андрей Фёдорович.
- Не стесняемся, раздеваемся, - весело сказал он. - Бояться нечего, это только массаж.
- Мне трудно снимать джинсы, - призналась я. - При этом надо сгибаться, а это как раз очень больно.
- Давайте, я вам помогу.
Доктор очень любезно разул меня, после чего я расстегнула джинсы, а он помог мне их снять, так что мне почти не пришлось сгибаться в пояснице. Я забралась на стол и улеглась на живот, а доктор Андрей Фёдорович стал мыть руки. Вытерев их о полотенце и немного смазав каким-то кремом из флакончика на полочке, он подошёл ко мне, энергично потирая ладонью о ладонь. Потом его руки легли мне на поясницу, большие, сильные и горячие, как грелки. Сначала они просто поглаживали, потом начали разминать с нажимом, проходились и вдоль позвоночника, и с боков. Надо сказать, мял он меня довольно сильно, так что было даже немного больно позвонкам.
- Больновато, - заметила я.
- Так и должно быть, - ответил он, налегая на мою поясницу почти всем своим весом. - Вы не тревожьтесь, это естественная реакция тела на массаж.
Его руки мяли меня, как тесто, по мере работы становясь всё горячее. Я чувствовала, как будто из них в меня вливается тёплая живительная энергия, некая сила, распространяющаяся из поясницы и во все остальные части тела. А в пояснице сосредоточился какой-то тепловой очаг, в котором температура, как мне казалось, была на несколько градусов выше, чем во всём остальном теле. Тепло, покалывание, даже лёгкое жжение распространялись с позвоночника на мышцы спины, по нервам бежали энергетические импульсы, достигая даже головы - на затылок взбегали волны мурашек. Потом доктор стал гнуть меня, перевернув с живота на бок, а после на спину. Он выгибал меня винтом, стараясь пригнуть мое левое плечо к правому колену и наоборот.
- Ой, доктор, вы меня морским узлом завязать хотите? - испугалась я.
- Надо будет - завяжем, - пошутил Андрей Фёдорович.
Он трудился на совесть, мял меня так и этак, выгибал и заворачивал в такие позы, какие не снились даже йогам. Потом, вернув меня в исходное положение на животе, ещё немного погладил горячими ладонями мою поясницу, накрыл меня до плеч простынёй и сказал:
- Ну, всё, теперь полежите минут пять. Сразу вскакивать нельзя.