Деревня не преподнесла ни единого сюрприза – ни гадкого, ни приятного. Историю сына изгоя выслушали безразлично. Лодку позволили выбрать любую из имеющихся на отмели свободных. Одинаково старых, неухоженных и малопригодных для дальнего плавания. Паруса пришлось латать, корпус смолить. Благо память о такой работе хранилась в его крови и просыпалась охотно, откликаясь на приказ леди, отданный именно силой и правом крови.
На ранней заре обманчиво тихого дня Шарим уложил в ящик припасы, наполнил водой пару бочонков, упаковал в дополнительный чехол запасной парус. И стал толкать свой кораблик к стылой воде по темному песку зимнего прибрежья.
– Не делом занят, – буркнул самый сердобольный старик в деревне, пришедший проводить чужака. – Погода испортится уже к ночи. Не вернешься, да и рыбы у берега сейчас нет.
– Все слабаки и лентяи расползлись по домам, – бодро возразил Шарим, изображая должную меру тупости. – На одного рыбака, самого работящего, улова и удачи хватит.
– Тогда прощай, недоумок. – Старик равнодушно отвернулся.
Свои деньги за сушеную рыбу он получил. Канат тоже сбыл удачно, и крючки, и почти новые весла. Совесть очистил, предупредив нелепого сухопутного смельчака о ненастье… Что еще требуется? Вернуться в тепло, сесть у очага и подбрасывать дрова почаще.
Шарим улыбнулся, поднимая простенький парус. Везет ему, определенно. Хоть так, а проводили, даже напутствовали. Глядишь, и доберется до места. Надежды мало, но дело особое. Самое, пожалуй, важное в его жизни.
Ветерок лениво выгнул залатанную бурую ткань, неторопливо оттесняя лодку в открытое море. "Словно в ловушку заманивает", – отметил Шарим. Сначала ласково гладит старый парус, а затем ударит – внезапно, наверняка. Человечья повадка.
Вампир сел на скамью и прикрыл глаза. Соленая вода – она сродни крови. Скорее даже так: она и есть кровь этого мира, родного ему и отзывчивого к близким… Многое может рассказать вода, если спрашивать умеючи. Мама Аэри и сама знала способы, и сына учила. Опустить руку за борт, чуть коснуться пальцами – только подушечками, мягко – кожи моря. Слушать, дышать вместе и постигать. Искать родных. Если получится дать знать о себе – помогут. По ту сторону моря умеют строить превосходные корабли. Жаль, пока до них очень далеко. "Не дозваться, не дотянуться", – с грустью признал Шарим, хаотичное волнение гасит целенаправленный сигнал, растаскивает его, дробит, ломает. Сегодня соленая вода не желает помогать. Ее занимают иные голоса и просьбы.
Стоп. Какие голоса?
Шарим недоуменно зачерпнул холод моря полной горстью. Растер в ладони. Прозрачная кровь океана стекла и каплями простучала по доскам днища. Промолчала… Юноша упрямо повторил поиск. Он шарил в воде, пока не утратил чувствительность пальцев. Пересел к другому борту и попробовал сменить руку. Пока греется правая, левая пусть померзнет в воде. Она, если верить маминой памяти, не годится для отправки сообщения, тем более чужим, незнакомым и не настроенным на прием. Зато чутче ловит сигналы от родных. Можно попробовать именно ловить. Глупо, но вдруг?
С третьей попытки, синея от холода и проклиная свое упрямство, Шарим нащупал голос. Сперва не поверил, но засучил рукава и сунул в воду обе кисти, до самых запястий. Ощущения сделались четче. Удалось определить направление и расстояние. Невозможные дважды!
Те, кто говорит с водами, – на севере, у самого берега, довольно близко. И они – родичи. Существа расы ампари, именуемые людьми (постоянно все путающими и переименовывающими) вампирами.
– А туда-то я доберусь, – вслух подбодрил себя самого Шарим. – Точно!
И стих, ежась и сомневаясь. Лезть в одиночку к острову, расположенному у входа в Срединный канал? Оттуда начинается водная дорога к столице. Плохое место, опасное. Поблизости сейчас находится, может статься, младший зрец людей. На душе темно и сумрачно. Голос крови молчит, не облегчая выбора пути. Значит, мамин приказ можно исполнить, направив лодку к северу? То есть там, у острова, не просто ампари, но один из лордов?
Шарим опасливо глянул на темную воду. Снова переливать в ладонях этот жидкий лед он не решился. Скоро погода испортится, надо готовиться к этому. Ветер уже крепнет, определяется с направлением: тянет к востоку, норовя возвратить в деревню. Чуть поправляет курс к северу… Не так уж и плохо! Шарим прищурился, окончательно решив: он рискнет. Пойдет вдоль берега, отдыхая там, где придется. Если кто-то и не похож на кровожадную тварь, так именно он. Нищий рыбак, мальчишка, потерявшийся в зимнем шторме. Хорошая легенда на одну ночь. Согреться у очага, продать за пару медяков свой улов. Всхлипывая и кашляя рассказать историю ужасных злоключений. И снова в путь, пока не разобрались, не всмотрелись и не сообщили о незнакомом человеке управляющему местного знатного рода или страже ближайшего поселка.
До южной оконечности острова по воде при подходящем ветре дней пять пути. Значит, именно туда он двигаться не просто может – должен!
Очень скоро Шарим гораздо более отчетливо осознал, каким безнадежным было его намерение переплыть море. Не имея опыта и сноровки, бороться с зимним штормом даже один день без передышки и помощи – тяжкая работа, отнимающая все силы. У очага в первой рыбацкой деревеньке не пришлось изображать кашель и хрип. Собственно, туда его, полумертвого, с отмели притащили местные жители. Он промерз до костей, начисто потерял голос и проголодался как зверь. Утром, чуть отдышавшись, с изумлением нащупал два обмороженных участка на коже лица. Не было настоящих холодов! Впрочем, весь день вдали от берега… Без привычки и без навыка никакая выносливость не поможет. Шарим благодарно принял у старой хозяйки лачуги гусиный жир в глиняной плошке. Отдал ей свой ничтожный улов в оплату и упрямо потащился к берегу отвязывать лодку. Женщина плакала, глядя вслед милому мальчику, явно сошедшему в море с ума, неудержимо стремящемуся кого-то найти…
Во второй раз удалось пристать через двое суток. В третий раз он отлеживался целый день, блаженно и бессмысленно улыбаясь жаркому огню очага.
Спустя восемь дней Шарим рассмотрел сквозь густо затертый снежной пылью вечер темный силуэт острова. Прикрыл ненадолго слезящиеся глаза, покрасневшие от ветра, усталости и соленых брызг. Снова разлепил веки и убедился: черный базальт. Весь этот остров, подсказала память его крови, именно таков. Жуткое место. В давние времена ампари звали его Вратами Безумия Ролла. Здесь чаще всего случались прорывы. И демоны приходили в мир, чтобы уничтожать всех, овладеть Дарлой. Ампари вставали на их пути и, не считаясь с ценой, отстаивали мир, которому были родными по крови.
Усталость притупляет впечатления. Ужасный остров? Пусть. Все равно суша, твердая и надежная. Заслон от ветра, затеявшего с самого утра коварный удар – смену направления и затем неизбежный шторм. Пока что масса воздуха ворочается и дышит, мнет тучи, нагнетает черноту и копит силы, чтобы задуть с севера, прямо в лицо, погнать лодочку назад. Шарим закашлялся и устало дернул ворот вверх. Ветер опоздает навредить: он уже добрался, справился! Вот отличная закрытая бухта. "Погода сносная", – упрямо заверил себя юноша. Облака, пусть и темные, имеют довольно мирный вид, вблизи берега шторм не разгуляется. Значит, ночь он проведет спокойно и безопасно. Разведет костер, покушает и отдохнет назло всем демонам.
Шарим вытащил лодку на отмель и привязал. Миновал полосу влажного, скрепленного изморозью песка и выбрался на каменный бок черной скалы. Осмотрелся, приглядел уютную щель, закрытую с трех сторон и защищенную сверху нависающим карнизом. Сбросил сумку, обозначив ею место привала. И стал собирать обломки древесины, радуясь их обилию. Приметил здоровенную корягу. Усмехнулся своей жадности, но шагнул за добычей в воду. Сапоги он купил, натерпевшись в первые два дня, наилучшие. Не промокнут. Пальцы руки коснулись воды на короткий миг. И голоса, до сих пор не желавшие опознаваться, вдруг обрели полноту силы.
Совсем рядом кричал родич – ампари, испытывающий чудовищное, безмерное отчаяние. Шарим охнул, выпрямился и огляделся. Ему казалось, что голос раздался в ушах, а источник крика – здесь, на берегу. Но нет, всего лишь в сознании.
Огрубевшая за последние дни рука снова погладила воду. На сей раз внимательно и настойчиво. Голос вернулся. Теперь Шарим был готов, он ощутил в деталях и направление, и расстояние. Прикрыл глаза, вызывая в памяти карту береговой области. Тот, кто зовет, за мысом, у кромки прибоя. В часе упорного движения на веслах.
Снег все гуще забеливал воздух, придвигая горизонт вплотную. Мелкие белесые штрихи утомляли и обманывали зрение. До края бухты лодка шла быстро по тихой темной воде. Но едва выбралась из-под защиты скал, как в борт ударил порыв северного ветра. Встречного. Движение замедлилось. Шарим греб и часто оглядывался на близкий бок скалы по правую руку, все менее заметный в густеющих сумерках. Ощущал едва ли не панический страх утраты этого единственного надежного ориентира. Стоит заблудиться или ошибиться, и он уже ничем не поможет родичу. Это юноша понимал совершенно отчетливо.
К берегу Шарим добрался глухой ночью, серой от выпавшего снега. По бортам лодки шуршали мелкие льдинки. Юноша попытался вспомнить, замерзает ли здесь на зиму залив. Вроде бы не всегда. Точнее, крайне редко. Настоящая зима начинается севернее, у дальней оконечности Черного острова.
Шарим прихватил веревку, спрыгнул на камни и потащил лодку к отмели. Привязал к огромному валуну, довольно кивнул и осмотрелся. Пусто, мрачно и тихо. Только в снегопад на землю нисходит подобная тишина. Окончательная, словно каждый звук, даже сильный, в полете обрастает пухом снежинок и утрачивает резкость, отчетливость.
Где искать того, кто звал? И есть ли еще смысл искать?.. Шарим со стоном стряхнул рукавицу и побрел к воде. На тот берег он собирался! Герой, как же. Лорд малозимний, недоросль. Море нам по колено. Между прочим, мама говорила: дождись погоды. Явно имела в виду весну! То есть никак не нынешний, самый длинный из зимних сезонов в календаре ампари – шестидесятидневный хомх, или "белый покой". Время, когда Ролл практически не виден в лучах Адалора.
Полагалось бы ждать даже не следующего за ним времени анта, сезона пробуждения, равного по протяженности сорокадневной связке дней из счета сезонов людей, убогого и не связанного с фазами активности светил.
Шарим вздохнул: и время анта – не лучшее для странствий, если уж рассудить по совести и вслушаться в память крови. Следовало сидеть и не высовывать носа из деревни рыбаков хотя бы до наиболее краткого, в два десятка дней, периода арра, равновесия света. Или лучше того, более позднего и теплого рамина кэ, "очага общения"… Именно тогда пробьется трава, зазвенят птичьи голоса. Придет короткая пора теплой и мягкой весны, удобной для путешествия по морю. Ветры еще не злы, воды моря не пьют алых лучей ярости лета, волны пологи, рыба сбивается в косяки, ходит у самой поверхности и ловить ее легко…
Только некоторые не пожелали правильно понять. И теперь имеют возможность чувствовать себя очень, ну очень самостоятельными. До полной глупости!
Шарим еще раз огляделся, нагнулся к самой воде и вздрогнул, краем глаза различив движение. Рука метнулась к кинжалу. Лишние мысли осели холодными брызгами озноба. Сердце сдвоило удары и сменило ритм со спокойного на частый. Где-то глубоко внутри его организма началась подготовка к возможному бою. Резервы уже задействованы, изменения чувствуются. Озноб растворился в потоке приятного тепла. Слух обострился, усталость исчезла, ночь изрядно посветлела, горизонт удалился: зрение обрело удивительную четкость. Теперь Шарим видел в мельчайших деталях все побережье. И причину тревоги – тоже.
На плоском камне, окруженном водой, сидел ампари. Взрослый, великолепно сложенный боец. Голый по пояс, без обуви. Ноги до колена погружены в воду. Глаза плотно прикрыты, на лице застыло то самое отчаяние, звучавшее в зове. Возле правой руки лежит длинный нож. Изредка пальцы гладят его лезвие. Это движение и заметил Шарим.
– Не подходи ближе, – почти без звука выдохнул незнакомец. – Я опасен. Собственно, давно следует признать: я не справлюсь с этим. Пора мне.
– С чем не справишься? – уточнил Шарим.
– С ядом их крови, – горько усмехнулся его собеседник.
Шарим кивнул. Присмотрелся: действительно, отравление уже давно развивается. Прежде он не видел этого ужаса своими глазами. Но слышал об этом от мамы. Отчетливее всего меняется кожа. Золотистая, тонкая, почти неотличимая от человеческой, – постепенно обрастает глянцевыми пластинками багровой брони. Ногти удлиняются, становятся подобны когтям. Спина сутулится… Мама утверждала, что в первые часы обращение можно остановить. Если сам ампари силен и опытен, конечно. Следует по возможности выгнать чужую кровь. Промыть желудок, если отравой поили, прижечь рану, если вводили таким способом. А затем…
– Ты пытался выгнать яд?
– Все, что можно и нужно, сделал, – с трудом выговаривая слова, отозвался незнакомец. – Бесполезно. Где я разыщу на этом берегу лорда? Своего-то я не сберег. Будь прокляты приказы на крови рода! Иди к берегу, спасайся, жди – и все тебе тут…
– Да, жуткое дело, – согласился Шарим. – По себе знаю.
– Не подходи, – повторил ампари.
– Как же тебя лечить без этого? – удивился Шарим.
– А ты что, лорд?
Глаза сидящего на камне ампари удивленно распахнулись. Шарим вздрогнул, опознав второй признак перемен. Зрачок раскрылся полностью, до радужки. Взор бессмысленно блуждает, случайно, слепо, спотыкаясь о предметы. Попадает под влияние их формы, бесконечно отслеживая излом одной и той же скалы. Ампари в отчаянии застонал и снова зажмурился:
– Говорю же – поздно.
– Лучше молчи! – попросил Шарим. – Что там положено делать-то? Ведь учила меня мама, старалась. Ни разу не приходилось применять на практике, но выбора у нас обоих нет. Если что перепутаю, ты уж терпи.
– Чем я, по-твоему, занят? – усмехнулся ампари. – Понятия не имею, откуда тут мог взяться лорд. Не ощущаю в тебе ничего похожего на осознанный баланс силы. Но, как ты правильно отметил, выбора нет. Мое имя Фоэр Атнам.
Шарим сосредоточенно кивнул. Он по крови лорд. По возрасту – еще ребенок. До пятидесяти вампиры не считаются взрослыми. Потому Фоэр и не воспринимает его, не опознает. Плохой баланс, низкий уровень духовного развития и никакого опыта. Глупое оправдание! Ошибаться ведь никак нельзя. Следует обрести умиротворение в душе. Создать баланс покоя-уверенности и убеждения-действия. Один раз у него почти получилось. Прошлым летом. Ах, да: выключить лишние мысли, с этого следовало начать. Сменить дыхание на верхнее, грудное. Снова на нижнее, от диафрагмы. Легкие в порядке, горло куда лучше, чем три дня наза… Убрать лишние мысли!
– Или делай что-нибудь, или я беру нож, – глухо предупредил Фоэр. – Все, сознание поплыло. Опоздаю – сам знаешь, что будет.
Шарим шагнул вперед, впечатал кулак в неровную черную скалу так, что на пасмурном небе прибавилось звездочек. Зато мысли послушно погасли. То, что сформировалось в итоге его жалких неумелых усилий, мало походило на баланс силы. Но другого нет…
– Именем лорда и кровью рода я, Шарим Эрр Данга, приказываю тебе исполнить волю мою.
– Так будет, лорд Шарим Эрр Данга, – отозвался ампари без промедления и с явным облегчением. – Прикажите, и я исполню.
– Истинная кровь не может взывать к безумию. Отвратись от яда и прими лечение, Фоэр Атнам.
Чувствуя себя исключительно глупо, Шарим прохлюпал по воде вплотную к камню, вскарабкался на него и сел рядом с вампиром. Вложил свое запястье в протянутую руку. Согласно маминым наставлениям – ладонью вверх. С нескрываемым любопытством проследил со стороны, впервые в жизни, как ампари растягивает губы в оскале, выдвигает и опускает обычно сложенные и прижатые к нёбу клыки. И делает то, что дает право звать его кровопийцей…
Безумие по-прежнему плескалось в широких зрачках Фоэра. Пил он жадно и охотно. Еще бы! Стараясь ослабить влияние яда, наверняка вскрыл вены на ногах. Что-то мама говорила про этот способ. Мол, надрезать, опустить в морскую воду… дальше было малопонятное ему, недорослю, про концентрацию и медитацию, про отрицание яда и баланс. Мама всегда сердилась и называла его безнадежным: слушая наставления о духовной настройке, Шарим порой умудрялся весьма ловко засыпать с открытыми глазами. То ли дело обучаться бою! Интересно и понятно. Голос – подчиняющий и убеждающий – тоже давался легко. Тепловой баланс, устойчивость к жаре и холоду он освоил за один урок. Но проклятущая концентрация…
С каждым судорожным глотком плечи Фоэра чуть расслаблялись, а хватка пальцев на запястье смягчалась. Шарим же утрачивал вместе с кровью ощущение тепла, отчетливость зрения, тонкость слуха. Потом ослаб, замерз и склонился на холодное голое плечо воина, сидящего рядом. Наконец заснул, провалился в темноту без дна, подобную колодцу.
Из восхитительного полета, кружащего голову, его вырвали грубо и бесцеремонно. Врезали по щекам и в самое ухо прокричали:
– Куда плыть и где лагерь?
Своего ответа Шарим не помнил. Кажется, эти слова он перенял у стражи замка Даннар, давно…
– Два часа работы веслами! – возмущался тот же голос над ухом, когда Шарим очнулся. – И что спросить с недоросля? Но я-то в своем уме, мог бы сам сообразить.
– Что сообразить? – тихо уточнил Шарим.
– Что никакого лагеря нет, – вздохнул Фоэр. – Хорошо хоть, у тебя в запасе сухая одежда нашлась, уже радость. И сапоги. Носки шерстяные – настоящий праздник. Сейчас я тебя усажу и буду кормить. Голова не болит? Кажется, я многовато из тебя вытянул.
– Ноготь на правом мизинце не болит, – обнадежил спутника Шарим. – Остальное пока хуже. Если надо есть сушеную рыбу, лучше не сажай меня.
– Почему сушеную? – возмутился Фоэр. – Я тебе супчик сварил. Ешь и не прикидывайся умирающим. Некогда. Нас вот-вот начнут искать, если еще не начали.
– Кто?
– Люди, – широко обобщил Фоэр. – Зреца у них нет, уж ему я горло успел перерезать. А вот перерожденный, один из четырех, выжил, увы. Он почует нашу кровь. Залив, где я сидел и ждал тебя, найдут быстро.
Шарим кое-как сдержал свои стоны и даже не поделился новой порцией ругательств, достойных пьяного стража. Поднимали его и сажали бережно и заботливо. Одна беда: от боли и мучительного, выворачивающего наизнанку рвотного спазма это не спасло. Головокружение – нелепое слово людей. Им везет: голова может кружиться в одну какую-то сторону. Он сейчас испытывает головоскольжение, танцевание и кувыркание. Одновременно.
– Как ты попался? – кое-как выговорил Шарим, надеясь, что интересная тема отвлечет от тошноты.
– Мы приплыли к берегу острова Ролла из-за того, что возникла прямая угроза формирования разрывов. Собственно, они уже начали создаваться – щели. Лорд приказал всем уходить и не ждать его. А мне – сдерживать людей, пока возможно, и потом, если получится, добраться до воды и ждать. Знаешь, как обращают?
– Примерно.
– Выворачивают руки в суставах, чтобы не мог драться или убить себя сразу. Вливают кровь в горло и отпускают, – усмехнулся Фоэр. – Пока мы меняемся, мы слишком опасны. А потом… Укротителю достаточно свистнуть, и то, чем я должен был стать, явилось бы на зов.
– Думаю, он уже давно свистит, – улыбнулся Шарим.