- О-о-о, неплохая школа, господин Аскер. Я и сам там побывал и многому научился. Нам стоит поговорить с вами. Приходите в храм Матены, я вас приму в любое время. До свидания, господа.
Сезирель сделал общий поклон и, сославшись на занятость делами культа, удалился. Зато подошел Ринар. Он уже краем уха слышал о назначенной дуэли и подошел узнать подробности.
- Господа, кто с кем дерется? - начал он, хотя говоривших было всего трое, причем одна из них - Атларин.
- Я хочу научить этого грубияна вежливому обращению с министрами, - сказал все еще кипевший Дервиалис.
- А я собираюсь научить господина Дервиалиса правильному обращению с копьем, - добавил Аскер.
Ринару было приятно, что нашелся кто-то, кто не боится спорить с гордым и заносчивым Дервиалисом. Это ослабляло положение Дервиалиса при дворе, а соответственно укрепляло положение его, Ринара. Но вместе с тем существовала опасность, что этот Аскер возомнит о себе невесть что и будет дерзить всем подряд. Как бы прибрать его к рукам? Для начала надо посбить с него спеси.
- О, так вы, господин Аскер, покажете нам свое искусство, - начал он насмешливо. - Разумеется, каждый пользуется тем оружием, которым он владеет лучше всего. Даже если это единственное, чем он владеет.
"Ах ты, мешок, набитый кишками! - в сердцах подумал Аскер. - Будь при мне моя сабля, я бы тебе показал, одним ли копьем я владею. Я бы выпустил из тебя все твои кишки, и их хватило бы, чтобы обмотать вокруг Виреон-Зора два раза. Впрочем, неохота пачкать такой красивый дворец".
- Господин Аскер, - продолжал Ринар, - когда вы доставите нам удовольствие узреть поединок?
- Завтра, в девять часов утра, - ответил Аскер, злорадствуя в душе: такое раннее вставание было непривычно для придворных.
- И пусть это произойдет на Дворцовой площади, - рыкнул Дервиалис, сверкнув на Аскера пронзительными зелеными глазами. - Я размажу его мозги по гранитным плитам!
- Договорились, - сказал Аскер. - По гранитным так по гранитным.
И оба министра, нервно поклонившись, покинули Зал Совещаний.
Аскер оглянулся вокруг в поисках короля, но короля в зале уже не было, как и его любовницы. Пройдя через Зал Протоколов, Аскер вышел на лестницу, а оттуда спустился вниз и покинул Виреон-Зор. Паорела была красивым городом, и осматривать ее было одно удовольствие. Восточная часть Паорелы, как уже упоминалось, была занята дворцами и садами аристократии, в западной располагались торговые кварталы, а северная служила средоточием культов божеств Скаргиара. Через Брей были перекинуты каменные арочные мосты, а через Ривалон организован перевоз, поскольку движение судов на Ривалоне было слишком оживленным, и там зачастую проплывали такие посудины, которые не пролезут ни под какой мост.
Ноги сами несли Аскера в северное предместье, а голова была занята размышлениями о сегодняшнем приеме.
"Теплый прием, ничего не скажешь, - подумал Аскер. - Насколько должно быть хрупко и непрочно влияние министров, если они так настороженно относятся к каждому новому лицу, попадающему в поле зрения короля! Интересно, на чем основано это влияние? Господин Дервиалис кого угодно выведет из душевного равновесия… правда, сам он теряет это равновесие первым. Его маленькие круглые ушки воспринимают любое слово, как оскорбление. Господин Ринар, по-видимому, уделяет излишнее внимание своему желудку. Возможно, у них с королем наблюдается общность интересов на этой почве? Галор какой-то бесцветный и, похоже, во всем следует Ринару. Фаэслер занята королем и чувствует себя достаточно уверенно, в отличие от остальных. Атларин обратила на меня особое внимание… Интересно, какие у нее мотивы? А вот Сезирель… Из всех он, пожалуй, самый достойный, умный и опытный. Этот не будет совершать глупые ошибки".
Покрывая шум города, с башни Виреон-Зор разнесся густой мелодичный звук гонга: было четыре часа пополудни. Ветер нес с юга маленькие плотные облачка, и они постепенно накапливались в небе, закрывая собой солнце. Снопы лучей прорезали их края и падали на землю, озаряя город то там, то здесь яркими солнечными пятнами. Несколько тяжелых капель упало на землю, и Аскер поспешил назад, в Виреон-Зор.
Король сидел в комнате, называемой Кабинетом. Туда ему приносили на подпись бумаги, там полагалось подписывать приказы и постановления. Красавица Фаэслер уже покинула его, одарив своей лаской, и теперь король сидел один, созерцая, как маленькие тучки, прилетев с юга и излив на Паорелу свою порцию дождя, улетали на север. Аскер пришелся весьма кстати.
- Что с вами, мой король? - спросил он, почтительно кланяясь королю и напустив на себя вид крайней участливости. - Могу ли я узнать, какие заботы омрачают чело славнейшего монарха в истории Скаргиара?
- Мне скучно, Аскер, - пожаловался король плаксивым тоном. - Все меня покинули, а Эдельрива я сам отослал: он провожает Фаэслер.
- О мой король! Куда годятся те подданные, которые не могут развеять грусть своего господина? Позвольте мне развлечь вас. Вы знаете историю Броглона?
Аскер помнил эту историю наизусть. Броглон считался самым нечистым местом во всем Скаргиаре. По этой причине броглонские граниты были самыми дорогими, а чешуя черных рыб, водившихся у броглонских берегов, не получила широкого распространения, несмотря на свои исключительные свойства.
Король не очень-то любил читать, считая это слишком трудным занятием для своих мозгов, но всякие истории слушал с удовольствием. Он поудобнее умостился в кресле, подпер голову рукой и приготовился слушать.
История Броглона восходит к тем временам, когда создавался мир, и для этого мы должны заглянуть несколько назад, когда самого мира еще не было. Вот что говорит об этом Нагана-Сурра, священная книга всех, кто живет в Скаргиаре, независимо от того, кто какому божеству поклоняется.
"Вначале все было серо. И была та серость однородна и беспредельна, и не было в ней ни времени, ни пространства, и порядка в ней не было.
И возникли две точки среди серой пелены, точка света и точка тьмы. И ширились они, пока не выросли, и века веков прошли, пока они обрели форму.
И обрели они сознание, и сказали: "Я - Свет", и "Я - Тьма".
И сказала Тьма: "Померяемся силой, и узнаем, кому править". И согласился Свет.
И ринулась Тьма в самую середину Света, и была отброшена. Но Свет раскололся на две части, и разлетелись они в разные стороны от удара.
Силен был удар Тьмы, и времени ушло без счета, пока две части Света и Тьма оправились от него. За это время они развились, и форма их изменилась, обретя некое подобие, и возникли имена.
Одна часть Света назвалась Матена и приняла женское начало. Другая часть Света назвалась Нур и приняла начало мужское. Тьма назвалась Ранатра и поныне сочетает в себе оба начала".
Далее шло подробное описание того, как создавался мир, и мы это описание опустим: редкая память может запомнить его, не исказив.
Создав мир, троица богов принялась делить его, причем каждый желал загрести кусок побольше. Между божествами развернулась битва, но силы были примерно равны, и ни одна сторона не могла одержать перевес. Тогда Нур и Матена вспомнили, что когда-то были единым целым, и объединились против Ранатры. Не выдержав их яростного натиска, Ранатра выронила меч, и меч этот, прочертив по небу широкую багровую черту, рухнул на территорию Броглона. Пробуравив скрит, меч проник в нижние слои мира и сгорел в пламени глубин, а Ранатра, последовав за ним, укрылась от своих преследователей и прочно обосновалась внизу. Нур и Матена уже полюбовно поделили то, что осталось: Матене отошла небесная сфера и все светила, кроме солнца, а Нуру - земля и вода.
Раздел сфер влияния был окончен, а в Броглоне навсегда осталось отверстие от меча Ранатры, ведущее в ее огнедышащие владения. Земля там дышит пламенем, и вулканы изрыгают из своих недр потоки раскаленной лавы.
Когда боги завершили свою битву, по земле уже расселились сотворенные ими создания, и эволюция в своем развитии уже добралась до авринов. В Броглоне, как и везде, жили различные племена. Когда произошла известная катастрофа, аврины Броглона ужаснулись, "ибо возмутились недра земные, и потекла лава со склонов гор. Но были среди тех племен мудрецы, которые сказали: "Принесем в жертву достойнейших из нас, одетых покровом невинности". И выбрали аврины среди себя юношу и девушку, чистых помыслами и светлых разумом, и отправили их к огнедышащей пропасти, что образовалась от падения меча Ранатры. Взялись за руки избранники и прыгнули в пропасть.
И раздался голос из глубин, подобный грому от падения тысячи лавин. И пали ниц аврины в великом страхе, и услышали:
"Я - Ранатра, божество Тьмы. Багровый огонь служит мне одеянием, и лава - кровь моя. Сильнее меня нет в пределах мира, и все живое трепещет, едва узнав мое присутствие. По велению ваших душ и из трепета совершили вы вашу жертву, и отныне беру я вас под свою защиту. Вы станете верными рабами моими и возлюбите багровый огонь пуще иного света. Отныне каждый год, день в день, час в час, будете вы приносить мне ту же жертву, что и сегодня, и милость моя пребудет с вами".
Голос смолк, и аврины поднялись с колен. Теперь у них было свое божество. Зияющую пропасть прозвали Устами Ранатры, и отныне каждый мог говорить с ней, принеся соответствующую жертву. Над Броглоном всегда витали сумерки, потому что пепел от бесчисленных вулканов поднимался к небу и заслонял солнце, но жителям Броглона теперь и вправду огонь стал милее света небесных светил. Броглонцы все больше вкапывались в землю, буравя недра гор и добывая руду и самоцветы. На пепле чахла даже сорная трава, и потому они совершали набеги на окрестные земли, чтобы добывать себе пропитание, а с развитием торговли стали торговать сокровищами своей земли. Кстати, знаменитая Дворцовая площадь, выложенная броглонским гранитом, обошлась Эсторее в четыре года удвоенных налогов. Но тогда Эстореей правили сильные, своенравные короли, и они делали с народом, что хотели, лишь бы переплюнуть роскошью своего двора все остальные.
Дальнейшая история Броглона целиком состоит из перечисления бесчисленной вереницы верховных жрецов и жриц, описания войн с соседями за территории, а потом, когда броглонцы лучше узнали свои сильные и слабые стороны, - жутких рассказов о преступлениях, совершаемых в одиночку или небольшими группами. Предполагают, что убийство короля Корвелы Ривина Клавигера тринадцать лет назад было делом рук броглонцев. Словить этих диверсантов практически невозможно, а если такое вдруг случается (очень редко, но все же бывает), то они умирают под пытками без единого слова жалобы. В общем, броглонцы - непревзойденные мастера шпионажа и диверсий, а цель всей этой их деятельности - ослабить все соседние государства с тем, чтобы укрепить положение самого Броглона. Правда, в других государствах тоже не ангелы живут, и что-то уж очень часто в последнее время броглонцам стали приписывать все, что происходит в мире плохого.
Аскер умолк. Небо совсем затянуло тучами, солнце еще час назад закатилось за горизонт, за окном тихо шуршали по камням капли дождя. Король задумчиво глядел на северо-запад, словно прозревая и тьму, и дождь, стремился взглядом туда, где лежали омываемые морем Асфариг изрезанные берега Броглона. Лицо короля наполнилось одухотворенностью, какую в нем никогда не замечали; его маленькие глазки светились мечтой и тоской по неизведанным краям, в которых он никогда не побывает, связанный короной и собственной слабостью.
- Аскер, - сказал он, поворачивая голову, - твой голос затягивает в бездны, из которых не хочется выбираться. Ты еще знаешь какие-нибудь истории?
- Вся история Скаргиара к услугам короля, в том числе и история самой Эстореи, и рассказы о путешествиях за пределы Скаргиара, и сведения о быте и нравах народов Скаргиара, и литература, и наука, и медицина, и… В общем, мой король, на мой век хватит рассказывать, а на ваш - слушать. Но я думаю, что, несмотря на такой обширный запас, на сегодня достаточно.
- Да, пожалуй, - согласился король. - Не стоит перебивать впечатление от такого рассказа чем-нибудь другим. Скажи мне, Аскер, что там у тебя с Дервиалисом?
Аскер с удивлением отметил про себя, что король перешел на "ты".
- Мы деремся, мой король, завтра, в девять, прямо под вашими окнами.
- Как так - деретесь?! Я не позволю! - воскликнул король, вскочив с кресла. - Что себе думает этот Дервиалис? Он уже угробил девятнадцать жизней на дуэли, и хочет прибавить к ним двадцатую?! Аскер, откажись от дуэли, я тебя прошу!
- Не стоит просить, мой король. Я уже и так прослыл лжецом, а если прослыву еще и трусом, то мне останется утопить свой позор вместе со своим бренным телом где-нибудь посреди Глерина. К тому же, я выбрал поединок на копьях и собираюсь продемонстрировать господину Дервиалису тот трюк, с помощью которого мне удалась моя победа в Брегане.
"Ну и всполошился же он, - подумал Аскер о короле. - С чего бы это? Неужели я так преуспел?"
Аскер и вправду преуспел. Он нашел самый эффективный способ разгонять королевскую хандру, и когда король услышал, что может лишиться такого прекрасного рассказчика, то возмутился до глубины души. Ему было безразлично, по какому поводу назначена дуэль: он с самого начала принял Дервиалиса виноватым и встал на сторону Аскера. Но, как ни хотелось королю отменить дуэль, он этого сделать не мог по соображениям чести. С тяжелым сердцем король пожелал Аскеру спокойной ночи и пообещал, что в девять часов утра он обязательно будет возле своего окна с видом на Дворцовую площадь.
Глава 9
К девяти утра солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, и розоватый утренний туман почти совсем рассеялся. Несмотря на то, что пришлось встать раньше обычного, многие аристократы лениво прогуливались вдоль домов, окаймлявших Дворцовую площадь. Аскер мысленно беседовал с Сельфэром, обсуждая с ним детали поединка, и время от времени оглядывался на окно королевской спальни, где виднелось заспанное и встревоженное лицо короля.
Пробило девять. Дервиалис запаздывал, но ни одна живая душа не сомневалась, что он приедет. Аскер в очередной раз проверил, надежно ли сидит седло на спине берке и прочно ли закреплено деревянное навершие на острие его боевого копья: лишняя кровь была ни к чему.
Раздался стук копыт, и одновременно с противоположных сторон на площадь въехали две кареты: это прибыли две первые куртизанки города. Фаэслер вышла из кареты и замерла в ожидании, глядя на Аскера; Атларин же, соблюдая приличия, но все же достаточно быстро направилась к Аскеру сама. Сразу бросалось в глаза то, что она свой просторный балахон, свободно ниспадавший с плеч, туго затянула широким поясом. Лицо Фаэслер исказила гримаса досады.
В просвете улицы, ведущей в северное предместье, показался всадник. Он мчался галопом, и копыта его берке высекали искры из каменной мостовой. Это был Дервиалис. Он опоздал намеренно, желая вывести своего противника из душевного равновесия. Проскакав через пустынную середину Дворцовой площади, он осадил берке перед самым носом еще не успевшего сесть в седло Аскера и, нависнув над ним черной тенью, спросил:
- Не желаете ли вы извиниться, господин Аскер?
Аскер улыбнулся и, глядя на Дервиалиса исподлобья и снизу вверх, ответил:
- Если я извинюсь, господин Дервиалис, это лишит меня возможности повторить в Паореле то, что я сделал в Брегане. Не все могут поехать в Бреган, и это было бы несправедливо по отношению к зрителям, которые поднялись сегодня в такую рань.
- Какой альтруизм! - съязвил Дервиалис. - А вы не боитесь, господин Аскер, что я размажу ваши мозги по плитам Дворцовой площади?
- А у вас не очень-то богатая фантазия, господин Дервиалис. Вы мне это уже говорили.
- Ну, раз вы уже предупреждены, - вскипел Дервиалис, - тогда начнем!
Противники разъехались в стороны и взяли копья наизготовку.
- Ах, Нур! - воскликнула Атларин, обращаясь к стоявшему рядом Галору. - Дервиалис в латах, а у Аскера нет даже щита! Удачи вам! - крикнула она, глядя в сторону Аскера. Галор покосился на Атларин, недоуменно пожав плечами.
Все было точно так, как и в Брегане. В последний момент Аскер свернул влево и, уклонившись от судорожно дернувшегося копья Дервиалиса, просунул свое копье ему под локти. Выбитый из седла, Дервиалис описал дугу и грохнулся на землю, но, в отличие от песка бреганской арены, падать ему пришлось на знаменитый своей твердостью броглонский гранит. Соприкоснувшись с камнями, его латы издали ужасающий скрежет. Все, у кого руки были свободны, поспешили заткнуть уши. Скакун Дервиалиса испугался и, сорвавшись на галоп, исчез в одной из боковых улиц. Мальчишки, во множестве толпившиеся кругом, кинулись его ловить.
Аскер объехал на гарцующем Сельфэре вокруг площади, салютуя копьем собравшимся придворным. Вот она, преходящая мирская слава! Его победу будут помнить целый год, а если очень повезет, то и все полтора. Именно по этой причине на лице Аскера не появилось и тени улыбки, как в душе - ни следа торжества.
Вспомнив о короле, Аскер посмотрел вверх. Король махал ему рукой.
При виде такого чрезвычайного благоволения к безвестному аврину, пробывшему при дворе едва сутки, не одно придворное сердце налилось желчью и завистью, но ни один из них не показал своих чувств, опасаясь немилости короля.
Аскер слез с Сельфэра, отдал поводья и копье в услужливые руки лакеев и направился во дворец, а за ним хлынули толпой все, кто только был вхож в Виреон-Зор.
Король встретил Аскера самой милостивой из своих улыбок.
- Вот это фортель ты выкинул, Аскер! - воскликнул он. - Да, теперь я понимаю, как тебе удалось победить в Брегане. Эдельрив! Эй, Эдельрив, ты где?
Король выудил взглядом из толпы придворных, теснившихся за дверями, своего камердинера, и Эдельрив поспешил предстать перед своим господином, согнувшись в поклоне.
- Эдельрив, ты видел, как Аскер управился с Дервиалисом?
- Да, мой король.
- Я хочу, чтобы ты этому научился, - сказал король, хлопнув Эдельрива по плечу.
- Да, мой король, - выдавил из себя Эдельрив, чувствуя, как его влияние на короля постепенно перетекает к Аскеру.
Королю подали завтрак, и придворные разбрелись кто куда. Некоторые поехали домой досыпать, но большинство осталось в Виреон-Зоре, чтобы вести друг с другом бесконечные галантные беседы: для придворных это давно стало образом жизни.
Проходя по дворцу, Аскер видел вокруг себя десятки приветливых, улыбающихся ему лиц, вежливые поклоны и поздравительные речи.
"Как быстро здесь меняется погода!" - подумал он. Но, как гласит народная мудрость, когда звезда счастья взошла над твоей головой, надо очень внимательно следить, чтобы она не упала тебе на голову.