10. Кэйлеер
Рандал прикрыл рукой глаза от предзакатного солнца и изучил низкие холмы, черные от полчища джинка.
– Они, видимо, созвали все кланы всех племен, – хрипло произнес он, а затем утомленно прислонился к стене общего зала.
– Мать-Ночь, Яслана, там, наверное, не меньше пяти тысяч воинов.
– Больше похоже на шесть.
Люцивар встал, шире расставив ноги. Только так усталые, дрожащие мышцы могли поддерживать его вес.
Шесть тысяч – не считая тех сотен, которые уже погибли от его руки на протяжении последних нескольких дней, а колдовской шторм по-прежнему бушует вокруг, отрезав их от остального мира. Люцивар все так же поддерживал силу щита, опустошая собственные запасы энергии. Шесть тысяч человек – и никакой возможности вскочить на Ветра и спастись, потому что шторм не позволял даже обнаружить их Паутину.
Они могли прятаться за щитом и сражаться, но не могли отправить призыв о помощи, не могли уйти отсюда. Еда закончилась вчера. Утром пересох колодец. А на холмах по-прежнему сидели шесть тысяч воинов джинка, ожидая мгновения, когда солнце скроется за западными холмами, чтобы наконец атаковать еще раз.
– Мы не выживем, верно? – спросил Рандал.
– Нет, – отозвался Люцивар. – Не выживем.
За прошедшие три дня он осушил до дна оба Эбеново-серых Камня и кольцо с Красным. Красный Камень, сейчас висящий у него на шее, остался последним вместилищем силы, которым он еще располагал, да и тот продержится не дольше первой атаки. Рандал и другие Предводители израсходовали свои запасы еще до того, как он и Джанелль прибыли сюда. А еды и отдыха, чтобы можно было восстановить силы, катастрофически не хватало.
Нет, мужчины не выживут. Но у Джанелль должно получиться. Она была слишком ценной и сильной Королевой, чтобы погибнуть в этой ловушке, которая, по глубокому убеждению Люцивара, была устроена только для того, чтобы погубить его самого.
Удовлетворившись тем, что он сумел подобрать все возможные аргументы непосредственно из Кодекса, которые наделяли его правом выдвинуть это требование, эйрианец произнес:
– Попроси Леди выйти ко мне сюда.
Будучи отнюдь не дураком, Рандал прекрасно понял, почему эта просьба высказана именно сейчас.
На мгновение оставшись в одиночестве, Люцивар размял шею и потянулся, пытаясь хоть немного расслабить сведенные судорогой усталости мышцы.
Гораздо легче убивать, нежели лечить. Гораздо легче уничтожать, нежели сохранять. Легче разрушить, нежели построить. Те, кто питается страстью к разрушению, жестокостью и кровожадностью, живут только своими амбициями и отрицают существование ответственности и каких бы то ни было обязательств, являющихся ценой, которую люди Крови платят за обладание своей силой, и могут с легкостью сокрушить все, что дорого другим. Будь настороже. Всегда.
Это были слова Сэйтана. Предупреждение, которое он однажды произнес в большом зале, обращаясь к молодым Предводителям и Верховным Князьям, собравшимся в их доме.
Но Сэйтан никогда не упоминал о последнем предложении. Но помни: иногда бывает милосерднее уничтожить.
Он не был достаточно силен, чтобы подарить Джанелль чистую и быструю смерть. Однако, даже не будучи столь измотанными, Рандал и другие Предводители носили светлые камни и, следовательно, уступали ему в силе, а у лэнденов не было внутренней защиты от сокрушительной магии Крови. Как только Мари и Джанелль выберутся отсюда, а джинка начнут последнее нападение, он быстро спустится до самой бездны, зачерпнет всю силу, которая еще у него осталась, и выпустит ее на свободу. Лэндены погибнут мгновенно – их сознания будут выжжены жестоким натиском. Рандал и остальные, возможно, переживут их на несколько секунд, но этого будет недостаточно для того, чтобы джинка успели добраться до них.
Что же до врагов… Они тоже умрут. Некоторые. Многие. Но не все. Люцивар останется один, когда выжившие разорвут его на куски. Уж он позаботится об этом. Он и раньше сражался с джинка – еще в Террилле. Он видел, что они делают с пленными. Когда речь заходила о жестокости, их гениальности мало кто уступал. С другой стороны, это было верно и для всех людей Крови.
Люцивар повернулся, краем глаза уловив движение.
Джанелль стояла в нескольких футах, не сводя взгляда с джинка.
На ней был только Черный Камень, висевший на шее.
Люцивар понимал почему. Сейчас даже белье было бы слишком велико ей. Все мышцы, все женственные округлости, которые вернулись за прошедший год, исчезли без следа. Не имея другого источника энергии, ее тело поглотило самое себя, пытаясь превратиться во вместилище внутренней силы. Кости выпирали на бледной, влажной, покрытой алыми полосами коже. Люцивар мог бы с легкостью сосчитать все ребра, видел, как двигаются бедренные суставы, когда девушка двигается. На золотистых волосах запеклась кровь – очевидно, она неоднократно успела задумчиво провести по ним испачканными руками.
Несмотря на это – или, возможно, из-за этого, – ее лицо невольно притягивало взгляд, зачаровывая. Ее юность и молодость сгорели в огне исцеления, наделив Джанелль взамен безвременной красотой, которая не имеет возраста и так удивительно подходит ее древним, призрачным сапфировым глазам. Лицо ее теперь походило на изысканную, хрупкую маску, которую больше никогда не суждено затронуть заботам, свойственным живущим.
В следующий миг маска разбилась. Горе и гнев хлынули волной, заставив Люцивара прислониться к стене здания.
Эйрианец отчаянной хваткой вцепился в угол дома, охваченный всепоглощающим страхом.
Мир вокруг завертелся с тошнотворной скоростью, словно уходя вниз по сужающейся спирали, цепляясь за его разум, угрожая оторвать от безопасного якоря, унести прочь в водоворот безумия. Быстрее и быстрее. Глубже и глубже.
Спирали. Сэйтан рассказывал ему что-то о спиралях… Но Люцивар не сумел вспомнить, что именно, поскольку не мог сейчас ни видеть, ни слышать, ни думать – даже дышать.
Эбеново-серый щит рухнул, поскольку поддерживающую его энергию затянуло в спираль. Колдовской шторм тоже исчез, все ментальные нити, удерживавшие его кокон, полопались, пытаясь удержаться вокруг здания.
Быстрее и быстрее, глубже и глубже, а затем из бездны поднялась страшная, темная сила, с ревом промчавшаяся мимо Люцивара со скоростью, от которой его разум на мгновение застыл.
Люцивар кое-как оттолкнулся от стены и, спотыкаясь и шатаясь, направился к Джанелль. Вниз. Ему нужно заставить ее лечь, он должен…
Хлоп.
Хлоп, хлоп.
Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп.
– Мать-Ночь! – воскликнул придушенно Адлер, указывая на холмы.
Люцивар растянул мускулы шеи, резко повернув голову на звук взрывающихся тел воинов джинка.
Еще одна волна темной силы пронеслась по тому, что осталось от ментальных нитей, совсем недавно составлявших кокон колдовского шторма. Они обугливались, чернели, исчезали.
Люцивару показалось, что он услышал слабый крик.
Хлоп-хлоп-хлоп.
Хлоп, хлоп.
Хлоп.
Ей потребовалось всего тридцать секунд, чтобы уничтожить шесть тысяч воинов.
Джанелль ни на кого не смотрела. Она просто повернулась и медленно направилась на несгибающихся ногах к другому концу деревни.
Люцивар пытался крикнуть ей вслед, попросить подождать немного, но голос отказывался подчиняться ему. Он пытался подняться на ноги, не понимая, каким образом внезапно очутился на коленях, но мышцы словно превратились в желе.
Он наконец вспомнил, что именно Сэйтан говорил ему о спирали.
Люцивар по-прежнему не боялся ее, но, Огни Ада, он очень хотел узнать, что окончательно добило Джанелль, чтобы понять, как вести себя с ней дальше.
Чья-то рука потянула вверх его запястье.
Рандал, посеревший, с беспомощным ужасом, застывшим в глазах, пытался поднять эйрианца на ноги.
Они оба задыхались, достигнув здания, и поспешили прислониться к стене.
Рандал потер глаза. Его губы жалко дрожали.
– Мальчик умер, – хрипло прошептал он. – Она как раз исцелила последнего лэндена. Огни Ада, Яслана, она вылечила триста человек! Триста человек за три дня! Ее качало. Мари все время твердила, что Леди необходимо присесть, отдохнуть, но та только покачала головой и направилась к тому месту, где лежал Кевин… а он только улыбнулся ей – и умер. Ушел. Ушел до конца. Не осталось даже шепотка во Тьме.
Люцивар закрыл глаза. Мертвого можно будет оплакать позже. Еще остались вещи, которые необходимо было сделать для живых.
– У тебя хватит сил отправить сообщение в Аджио?
Рандал покачал головой:
– Сейчас ни у кого из нас не хватит сил, чтобы вскочить на Ветра. Однако мы должны были вернуться еще позавчера. Наверняка нас уже ищут.
– Когда прибудут твои люди, я хочу, чтобы Мари отвели в Зал.
– Мы можем сами позаботиться о ней, – резко возразил Рандал.
Но захочет ли сама Мари, чтобы о ней заботились люди Крови из Аджио?
– Проводите ее в Зал, – твердо велел Люцивар. – Ей необходимо время, чтобы оплакать утрату. Ей нужно место, где сердце сможет начать исцеляться. В Зале есть те, кто может помочь ей в этом.
Рандал с горечью взглянул на эйрианца:
– Полагаешь, Кровь в Демлане примет ее с большей охотой, чем мы?
Люцивар пожал плечами:
– Я имел в виду не Кровь. Я говорил о родстве.
Получив наконец согласие Рандала, он прошел в здание ровно настолько, чтобы найти Мари и сообщить ей, что она переезжает в Зал. Девушка прильнула к Люцивару, содрогаясь от отчаянных рыданий.
Он только обнимал ее, предлагая единственное утешение, на которое был сейчас способен.
Когда же две лэнденские женщины, бросавшие яростные взгляды на остальных, предложили позаботиться о ней, Люцивар отпустил девушку, искренне надеясь, что больше ему никогда не придется иметь дело с теми, кто не принадлежит Крови.
Он нашел Джанелль в нескольких шагах от деревни, лежавшую свернувшись в клубок на земле под сенью деревьев и издававшую тихие поскуливания, исполненные глубокого отчаяния.
Люцивар упал рядом с ней на колени и крепко обнял ее.
– Я не хотела убивать! – зарыдала она. – Ремесло не для этого! Мое Ремесло не для этого!
– Я знаю, Кошка, – бормотал Люцивар. – Я знаю.
– Я могла бы просто окружить их щитом, чтобы задержать ровно до того момента, пока мы не получим помощь из Аджио. Я хотела так поступить, но когда Кевин… гнев просто вырвался на волю. Я чувствовала их разумы, знала, как они хотят причинить боль. Я не сумела остановить гнев. Не сумела.
– Дело в тех смесях, которые тебе дали, Кошка. Эти проклятые вещества надолго выводят психику из строя, особенно сильно подтачивая ее в ситуации вроде этой.
– Мне не нравится убивать. Пусть лучше мне причинят боль, чем я уничтожу кого-то другого.
Люцивар не смог ничего на это возразить. Он чувствовал безграничную усталость, да и раны на душе были слишком свежи. Не стал он и напоминать о том, что на Джанелль подействовали страдания и смерть друга. То, что она не могла и не стала бы делать ради себя, она сделала ради того, кто был ей дорог.
– Люцивар? – слабо произнесла девушка. – Я хочу принять ванну.
Этого ему тоже очень хотелось.
– Пойдем домой, Кошка.
11. Кэйлеер
Доротея Са-Дьябло без сил опустилась в кресло и уставилась на незваную гостью:
– Здесь?! Ты хочешь остаться здесь?!
Неужели эта сука давно не смотрелась в зеркало? Как она должна объяснять появление высушенного ходячего трупа, который выглядит так, словно только что выполз из очень старой могилы?
– Да уж не при твоем драгоценном дворе, – ответила Геката, изогнув губы, на которых не осталось плоти, в язвительной усмешке. – И я не спрашиваю твоего разрешения. Я говорю тебе, что остаюсь в Хейлле и мне необходимо жилье.
Говорю. Всегда говорю. Всегда напоминаю, что ты никогда бы не стала Верховной Жрицей Хейлля без помощи и поддержки Гекаты, без ее своевременных подсказок, указывающих на возможных соперниц с чрезмерно высоким потенциалом. Да, некоторые девушки были способны разрушить амбициозные планы Доротеи стать первой Верховной Жрицей, обладавшей такой силой, что ей подчинялись даже Королевы.
Что ж, но теперь она была Верховной Жрицей Хейлля и на протяжении веков развращала и искажала мужчин Крови, издеваясь над ними. Те, в свою очередь, внесли свою лепту в царящую повсеместно жестокость, и теперь в Террилле не осталось Королев, носящих темные Камни. Ни Королевы, ни Черные Вдовы, ни другие Жрицы не обладали даже равным ей по статусу Красным Камнем. В маленьких, более упрямых Краях вообще не было женщин Крови, носивших Камни. Еще через пять лет Доротее наконец удастся то, в чем в свое время потерпела поражение Геката, – она станет единственной Верховной Жрицей Террилля, которую будет бояться и почитать все Королевство.
И когда этот день наступит, Доротея преподнесет особый подарок своей наставнице и советчице.
Доротея откинулась на спинку кресла и с трудом подавила улыбку. Этот мешок с костями еще может быть ей полезен. Сади по-прежнему бродит по Королевству, играя в свои дурацкие игры. Хотя она уже давно не ощущала нигде его присутствия, каждый раз, открывая дверь, Доротея боялась увидеть его за порогом. Однако, если Черная Вдова, Верховная Жрица, носящая Красный Камень, останется в своем загородном имении, которое обычно приберегалось для более изощренных и бурных вечеринок, если Сади случайно узнает, что там тихо и незаметно живет одна ведьма… Что ж, ее ментальный аромат настолько пропитал стены особняка, что Деймону, скорее всего, не хватит времени, чтобы различить в вони былых удовольствий запах этой гостьи. Будет, конечно, очень жаль потерять такой замечательный дом. Доротея про себя была уверена, что от него камня на камне не останется к тому моменту, как Сади закончит свое дело.
Разумеется, к этому моменту от самой Гекаты тоже останутся одни воспоминания.
Доротея заправила выбившуюся из прически прядь черных волос в простой узел на затылке.
– Я понимаю, что ты не спрашивала моего разрешения, Сестра, – промурлыкала она. – Когда ты вообще о чем-то меня просила?
– Не забывай, с кем говоришь, – прошипела Геката.
– Как я могу забыть об этом? – мило улыбнулась Доротея. – У меня есть имение за городом, примерно в часе езды от Дрэги. Я обычно пользуюсь им для более занимательных развлечений. Можешь оставаться там столько, сколько захочешь. Слуги прекрасно обучены, поэтому прошу тебя не питаться ими. Я обеспечу тебя достаточным количеством юных милашек. – Нахмурившись, глядя на отломившийся кончик ногтя, Доротея призвала пилочку и быстрыми движениями подровняла его. Затем критически изучила результат и немного заточила ноготь. Наконец, удовлетворенно вздохнув, она заставила пилочку исчезнуть и улыбнулась Гекате. – Разумеется, если предложенное жилье окажется вам не по вкусу, вы всегда можете вернуться в Ад.
"Жадная, неблагодарная сука".
Геката сделала еще одно зеркало матовым. Даже такое простое Ремесло требовало слишком больших усилий.
Да, не так она планировала вернуться в Хейлль, скрываясь под капюшоном, словно забитая, пускающая слюни бедная родственница, которую в целях соблюдения приличий выслали в никому не нужный дом, где нет никого, кроме суровых слуг.
Разумеется, как только вернется часть ее сил…
Геката покачала головой. Сначала дела, развлечения подождут.
Она на мгновение задумалась, не стоит ли вызвать слугу, чтобы он подбросил новую порцию дров в камин, но затем решила, что это излишне, и добавила пару поленьев собственноручно. Устроившись поудобнее в старом мягком кресле, она наблюдала за тем, как языки пламени оплетают добычу, пожирая ее.
То же самое случилось с ее замечательными планами.
Сначала полное фиаско с девчонкой. Если Джорвал не смог придумать ничего получше, значит, нужно пересмотреть свои взгляды на его полезность.
Потом еще и эйрианец ухитрился избежать любовно расставленной ловушки и уничтожить этих прелестных джинка, которых Геката старательно взращивала. А остатки силы, прорвавшей ее колдовской шторм, превратили Гекату вот в это.
И наконец, этот помоечный сын блудливой суки устроил зачистку в Темном Королевстве! В Аду больше не осталось для нее безопасной гавани, и никто, никто не хотел теперь служить ей.
Так что придется на время принять гостеприимство Доротеи, оказанное с таким сарказмом, удовольствоваться подачкой вместо того, чтобы получить все, что ей причитается.
Это не имеет значения. В отличие от Доротеи, которая была слишком занята тем, что прибирала к рукам всю власть в Террилле, один за другим подминая под себя Края, Геката успела хорошенько сравнить два живых Королевства.
Пусть Доротея подавится жалкими руинами Террилля.
Она же получит Кэйлеер.
Глава 14
1. Кэйлеер
Сэйтан оперся рукой о каменную стену, неожиданно чуть не потеряв равновесие, когда двойная вспышка гнева сотрясла Цитадель.
– Мать-Ночь, – пробормотал он. – Из-за чего они теперь-то ссорятся?
Ментально потянувшись к Люцивару, он ощутил сплошную огненную стену ярости.
И поспешно помчался вперед.
Когда Повелитель приблизился к коридору, ведущему в покои Джанелль, то замедлил шаги, прижав руку к боку и безмолвно ругаясь, – на то, чтобы взреветь от ярости, уже не хватало дыхания. Впрочем, это и не имеет значения, кисло подумал Сэйтан. Что бы ни заставило его детей так разъяриться, гнев на их легкие никак не повлиял.
– Уйди с дороги, Люцивар!
– Когда солнце в Аду засияет!
– Чтоб у тебя крылья отсохли! Ты не имеешь права вмешиваться!
– Я служу тебе, и это дает мне право оспорить что угодно, если это угрожает твоему благосостоянию. Включая и тебя саму!
– Если ты служишь мне, тогда делай, что тебе говорят! Уйди с дороги!
– Первый Закон подразумевает не слепую покорность…
– Даже не пытайся цитировать мне сейчас Законы Крови!
– …и даже если бы было так, я все равно не отступил бы и не позволил бы тебе это сделать. Ты задумала чистой воды самоубийство!
Сэйтан завернул за угол, быстро поднялся по короткой лестнице, споткнувшись на верхней ступеньке.
В тускло освещенном коридоре Люцивар походил на существо из страшных сказок, которые лэндены рассказывают своим детям: темные широкие крылья, сливающиеся с тьмой, зубы оскалены, золотистые глаза отсвечивают яростным желтым огнем. Даже кровь, сочащаяся из неглубокого пореза на левой руке, заставляла его выглядеть кем угодно, только не обычным живым человеком.
Джанелль же по сравнению с ним выглядела пугающе реальной. Короткая черная ночная рубашка не скрывала тела, принесенного в жертву силе, горевшей в ней на протяжении трех дней, когда она залечивала многочисленные раны лэнденов в той деревне. Прошла всего неделя… Если бы она как следует заботилась о себе, плоть не страдала бы до такой степени, даже несмотря на то, что стала орудием Черных Камней.
Глядя на результаты ее безответственного отношения к собственному телу, глядя на дрожащую от усилий руку, кое-как сжимающую эйрианский охотничий нож, которым еще месяц назад Джанелль владела безупречно, Сэйтан поддался гневу, возраставшему в нем на протяжении последних семи дней.
– Леди, – резко окликнул он.