- Вот-вот, и главное, ни за что. - Я обхватила губами соломинку, через которую сердобольный охранник поил меня ягодной брожулькой из личной фляжки. - Я же не лиходейка какая.
Сама фляжка через решетку не пролезла, поэтому пришлось потрошить соломенную подстилку. Есть все равно хотелось. Ржаной сухарик, разломанный Йоской на маленькие кусочки и скормленный мне, только раззадорил аппетит.
Йоска вообще оказался дядькой весьма обходительным и свойским. Годков ему было под пятьдесят, а хитринка в светлых глазах выдавала в нем мужика не простого, а себе на уме.
- Попала ты, девка, как кур в ощип.
- Еще побарахтаемся, - не соглашалась я. - Когда там, говоришь, суд будет?
- Ты не суда бойся, а дознания. Суд-то чего - разговоры всякие да крючкотворства, а вот когда до пыток дело дойдет…
- Меня, что ли, через палача в судилище поволокут?
- Никто ничего толком не знает, только мой внучатый племянник, который полотером при замке подвизается, сказывал, что маг к себе на аудиенцию главного кнутобоя кликал.
- И чего? - дрожащим голосом спросила я. - О чем говорили?
- Откуда ж нам знать, как господа промеж собою беседуют? Мы люди маленькие.
- Брось, в жизни не поверю, что никто из "маленьких" к замочной скважине не прислонялся.
Йоска пожевал губами:
- Три дня дознаваться будут. Сегодня на вечерней зорьке начнут. И велено у ведьмы прознать не только то, как она господаря жизни лишала, а и про скрытые той ведьмы таланты.
Я на минуточку задумалась. Кажется, досточтимый мэтр Нагейра излишне мной заинтересовался. Усиление чужих способностей? Как? Не знаю, ёжкин кот! И под пытками мне этот вопрос не прояснится.
- Ты, Ленута, раньше времени всполошилась, - видя мой испуг, проговорил стражник. - Люди сказывают, у палача с Нагейрой непростой разговор был. Нет меж ними дружбы и доверия, так что кнутобой из шкуры лезть ради мажеской прихоти не собирается.
- Сам-то не вылезет, а с меня спустит, - попыталась я отшутиться.
- Он тебя подручным передаст.
- И чего?
- А они, как мы, - люди маленькие, с ними и договориться попроще.
- Денег, что ли, посулить?
- Чего сразу денег? - испугался Йоска. - Побеседовать по-человечески, душу излить… Никто у нас ни мага этого земляного, ни вдовицу романскую, которая всем заправлять ринулась, не любит. Так что простой народ на твоей стороне будет, не сомневайся.
- А ежели докажут, что я на жизнь и здоровье господаря покушалась?
- Ты? - хохотнул стражник. - Малявка от горшка два вершка? На Дракона?
Я вежливо переждала смех собеседника.
- Иветта Лузитанская в Араде? - спросила я, немного помолчав.
- В Романии сейчас неспокойно, туда возвращаться опасно.
- А Влад? Он очнулся?
- Невестка у меня в горничных при замке служит. Так она сказывала, лекари руками разводят. Вроде жив господарь и повреждений никаких не обнаружено, а в себя не приходит. Вот такие дела…
Мы еще немного посплетничали со словоохотливым Йоской, обсудив непростую политическую ситуацию, перспективы засева злаков и новейшие рецепты приготовления мамалыги. Фляжка опустела, меня начинало клонить в сон.
- Давай-ка, девка, на боковую отправляйся, - велел стражник. - Тебе к вечеру отдохнуть надобно.
Я широко зевнула, попрощалась с кормильцем и устроилась на соломенной подстилке.
Место казалось мне знакомым. Нет, не место - пространство. Изогнутые хрустальные стены смыкались высоко над головой, под ногами посверкивала выложенная каменьями дорожка. Изнанка? Сон. Стеклянный лабиринт тянулся, казалось, бесконечно. Я сначала считала повороты, потом бросила это занятие, сворачивала каждый раз направо и просто бездумно шла дальше. Каблучки слюдяных туфелек отщелкивали шаги, шуршал подол голубого франкского платья. Во сне я была одета так же, как на балу в Стольном граде, когда кудесница Инесса превратила маленькую рутенскую крестьянку в знатную госпожу. В лицо пахнуло свежестью, лабиринт закончился. В центре огромного зала, подвешенный серебряными цепями к потолку, покачивался хрустальный гроб. Я приблизилась. В домовине лежал Влад. На обнаженной груди поблескивал иней, глаза были закрыты, только легкое облачко пара, поднимающееся от губ, говорило о том, что он еще жив.
- Чего уставилась? Голых мужиков не видала? - вывел меня из созерцания писклявый голосок.
- Не видала, - честно ответила я маленькой темноволосой девчонке, появившейся передо мной будто ниоткуда. - А ты, что ли, денежку за просмотр собираешь?
Малышка, одетая в желтую рубаху и сарафан, притопнула ногой, косицы потешно подпрыгнули:
- Пошла прочь! Я его охраняю и никому не отдам!
Ее карие глаза метали молнии, а личико кривила злобная гримаса.
- Тебя как зовут? - миролюбиво спросила я, приближаясь на шаг к собеседнице.
- Не твое дело, - гордо вздернула подбородок пигалица.
На минуту я перестала дышать. Да и нужен ли мне был воздух в этих сонных пределах? Я поняла, почему все здесь показалось мне знакомым. Влад нашел себе самого преданного, самого лучшего хранителя. Меня! Я глубоко вдохнула. Легкие обожгло морозом.
- Ты Лутоня, - уверенно обратилась я к девочке. - И тебе сейчас лет восемь-девять, не больше. И днем ты живешь с бабушкой в деревеньке Мохнатовка, что стоит на реке Смородине, по хозяйству хлопочешь, собираешь в лесу грибы да ягоды, а ночью…
- Откуда ты про все это узнала? - всплеснула руками малышка.
- Потому что я - это ты.
Она поверила мне сразу. Без слез, без сомнений. Умненькая девчонка. Мы сидели с ней на полу, поджав ноги, и беседовали:
- Я, когда просыпаюсь, почти ничего не помню, - говорила она, не забывая зорко поглядывать в сторону домовины. - Только глаза его синие. Он же иногда их открывает и смотрит, только молчит все время.
- А почему ты тогда решила, что должна его оберегать? И главное, от чего?
Малышка пожала плечами:
- Знаю, и все. Мы с ним одной ниточкой повязаны. Ты-то должна это чувствовать. А еще бывает со мной, как накатит что-то - тогда вообще все разумею, все умом обнять могу, будто он со мной так беседует. А проснусь - опять дура дурой, только в дочки-матери играть горазда.
- Ты выучишься, - утешила я ее. - Бабушку только слушайся да читай побольше. А как сила в тебе проснется, отправишься на волшебный мажий остров Элория - науки разные постигать.
- Ты оттуда сейчас ко мне явилась? - доверчиво спросила малышка.
Я густо покраснела. Врать самой себе не хотелось, а разочаровывать еще больше. Поэтому ответ у меня получился осторожным:
- Я пока в пути, все на другие дела отвлекаюсь. Но доберусь обязательно…
Под сводами зала разнесся низкий трубный звук. Мы испуганно вскочили.
- Кажется, мне пора просыпаться, - пробормотала я. Мне показалось, я расслышала среди раскатов свое валашское имя.
- Подожди, птица-синица, - велела девочка.
Цепкая пятерня схватила меня за подол. Глаза на запрокинутом личике горели нестерпимым синим светом.
- Найди артефакт, который Дракон собирал. Найди, пока враги на него лапу не наложили. В той вещи его жизнь и ваше спасение.
- Я даже не знаю, что это! - кричала я, уже уносимая прочь из зеркального пространства сна. - Хоть подсказку какую дай!
- Ну он же Кащей, наш с тобой суженый, - ответила девчонка. - Вот и думай!
ГЛАВА 9
О господах и слугах
Для того дело тянется, что виноватый нравится.
Пословица
Просыпалась я с трудом. Во рту поселилось поганое послевкусие ягодной брожульки, спина затекла. Ну кто тут меня на пытки отвести примеряется? Я, кряхтя, уселась на подстилке. Йоска колотил в дверь:
- Посетитель тут к тебе пожаловал. Впускать?
- А покушать чего мой посетитель с собой прихватил? - грозно зевнула я, чудом не вывихнув челюсть. - Я на голодный желудок пытаться не соглашалась!
Стражник хохотнул, звякнул ключ в замочной скважине, из открытой двери потянуло сквозняком.
- Гость в дом - радость в дом, - бормотнула я обязательное приветствие. - Поднос тут, в уголке, поставь.
Вошедший подобострастно повиновался. Я орлиным взором окинула ломти хлеба, сыр, колечко колбасы и вместительную калабашку с шапкой белой пены, и нечеловеческим усилием подавила в себе желание сразу все это выпить и съесть.
Йоска прикрыл дверь:
- Я на стреме постою…
- Вот так вот разложение и настигает государство. Сначала поварята с кухни сбегают, потом стражники на свои обязанности плюют. А следом что? Переворот? Развал власти?
- А давай мы тебя, Ленута, на княжество кликнем? - донеслось из коридора. - Ну пока господарь не в себе. Ты как раз девка подходящая, и колдовать горазда, и мысли казенные надумывать.
- Так я первым делом вас всех выпороть велю, чтоб неповадно было.
- А может, мы только твердой руки и ждем.
Нашу пикировку прервало робкое покашливание:
- Времени-то у нас не особо…
Я разъяренной кошкой обернулась к посетителю:
- Тебя, Томашик, я собственноручно уму-разуму учить буду. И приступлю прямо сейчас.
Поваренок спал с лица и, кажется, пошевелил ушами. Я попыталась сдернуть с пояса ремешок. Ага! Как же! Пояс у меня тоже отобрали, прежде чем в кутузку упечь. Похвальная предосторожность.
- Я тебя по всей Вороньей слободке разыскивала! Думала, пленили тебя. А ты тем временем, значит, в замке прохлаждался! - отвесила я огольцу подзатыльник. - И еще посмеивался небось.
- Не так все было, - заплакал Томашик, широко открыв рот. - Фейн меня отпустил, обещал, что тебе поможет.
- Рассказывай, - велела я, остывая и усаживаясь на подстилку. - С того момента, как мы с тобой к разбойникам сунулись.
Я отхлебнула из калабашки забористого духмяного квасу и принялась за сыр.
- Тебя в дом отволокли, - начал поваренок свою историю, - а я из кустов выбрался и перекинулся, чтоб ловчее к окнам подбираться. Хотел сначала подслушать, что внутри творится, а потом уже за подмогой бежать.
- Очень разумно, - кивнула я. - А мысль о том, что может мелкий, вроде тебя, противопоставить десятку здоровенных лиходеев, тебе в голову не пришла?
- Я как лучше хотел, - насупился мальчишка. - Да и бегаю я побыстрее этих самых здоровяков. Меня когда заметили, знаешь, как я припустил? Так бы и убег, если б Фейн меня не догнал.
- Дальше что? - Восхищение, с которым поваренок говорил об атамане, мне совсем не нравилось.
- А потом была Щура, ведьма старая. И это было очень-очень страшно.
- Она тебя мучила?
- Ага… Обряды всякие проводила, хотела, чтоб я и душой и телом ей верен стал. А у меня и сил-то не было ей отпор дать…
Поваренок упал на подстилку и уткнулся лицом мне в живот. Вот честное слово, попадись мне сейчас валашская колдунья, я б ее по-новому на тот свет снарядила. Я обняла мальчишеские плечи, чувствуя, как по моему лицу стекают дорожки слез.
- Не плачь, Ленута, - принялся утешать меня зареванный Томашик. - Все равно у нее ничего не вышло, Фейн меня раньше спас.
Закаты и рассветы давно уже смешались для волчонка в одну бездумную хмарь. Сколько прошло времени, он не помнил. Хозяйка приходила несколько раз в день, отпирала ключом дверцу клетки и бросала на пол кусок какой-нибудь еды. Он выползал, уже даже не пытаясь встать на разъезжающиеся лапы, послушно ел, хлебал из миски мутную воду и ждал, какую пакость приготовили для него в этот раз. Клетка его стояла в старой заброшенной конюшне на другой стороне реки. Здесь витали запахи застоявшегося лошадиного пота и прелого сена, которое никто никогда не убирал. Поначалу Томашик еще надеялся, что его спасут. Бойкая Ленута ни за что не оставила бы его в таком положении. Потом и надеяться перестал. А однажды ночью произошло чудесное. Вслед за бряцанием ключей отворилась дверь, и в конюшню, ни от кого не таясь и освещая свой путь фонарем, вошел Фейн. Волчонок заскулил при виде атамана и испуганно попытался забиться в уголок. Разбойник накинул кольцо светильника на потолочный крюк и склонился к клетке:
- Давай, малыш, поднимайся, - скрипнула дверца, - я тебя до забора провожу.
Томашик взвизгнул, когда Фейн попытался ему помочь, ухватив за бок.
- Ты ранен?
Подхватив мохнатое тельце, атаман вытащил волчонка наружу и перевернул на спину.
- Так, так, - протянул задумчиво, рассматривая длинный разрез от грудины через живот. - Знакомая картина. В человека перекинуться можешь?
Томашик протестующее зарычал. Он все слышал, все понимал, но ответить не мог. Не предназначена волчья глотка для человеческих разговоров. Он очень-очень хотел перекинуться - при смене ипостаси любая рана на вовкулаке заживает в мгновение ока. В безуспешных попытках сокращались мышцы, учащалось сбитое дыхание… Еще чуть-чуть… Волчонок застонал, упал на бок и прикрыл глаза.
- Эх, бабка Щура, ведьма злобная, - бормотал атаман, высматривая что-то на стенах. - Время идет, а штучки твои не меняются. Хорошо, не одна ты по запираниям в волчьем теле мастерица, а еще лучше, что встретился мне нужный человечек, пояснил, как колдовство твое порушить. Так что я теперь ученый…
Томашику было совсем худо. Он понимал, что жизни в нем осталось всего ничего, на пару мгновений. Из пасти вываливались клочья пены, в груди горело, перед глазами опускалась темная пелена.
- Так вот же он! - вскрикнул атаман, приближаясь к одному из опорных столбов. - Держись, малец, сейчас полегчает.
Разбойник ухватил за что-то, потянул на себя. Раздалось потрескивание, похолодало, в разные стороны полетели снопы голубоватых искр.
- Хэх! Накося выкуси! - Фейн повалился на спину, сжимая в руке длинный охотничий нож.
По позвоночнику Томаша прошла первая волна трансформации.
Мне подумалось, что большинство людей гораздо глубже, чем кажутся, и что нельзя судить о человеке по первому впечатлению. Ведь каким представлялся мне Фейн поначалу? Жизнерадостным, но недалеким красавчиком, окаянником с большой дороги. Я припомнила, как сама запирала Фейна в человечьем теле, чтоб предотвратить насилие.
- Когда это все произошло?
Томашик посчитал на пальцах, задумчиво глядя в потолок:
- Ну я уже дня два как в замок вернулся. Всем сказал, что в деревню к мамке бегал. Меня сначала выпороть хотели, а потом дядька Григор сжалился.
Понятно! Получается, когда я пыталась договориться с атаманом, выторговывая у него свободу поваренка, мальчишка был уже в безопасности.
- А почему боярину про меня сразу не сообщил?
- Фейн сказал, сам разберется. Хочешь, шрам покажу? - суетливо вскочил Томашик, не желающий со мной на скользкие темы беседовать.
Он задрал рубашонку до подбородка. От живота к подмышке тянулась бледная линия. Видала я похожую отметину. Значит, вот как Щура сумела себе Фейна подчинить. Непроста была покойница.
- Атаман говорит, на всю жизнь теперь метка останется, - с гордостью тарахтел поваренок. - Мы теперь с ним навроде кровных братьев…
- А чего ж твой братец любезный тебя в замок направил, а не к себе в банду взял?
Поваренок осекся:
- Ну понимаешь, тут…
- Шпионить? - грозно нахмурилась я. - Воровать?!
- Он сказал, пока ведьма при власти, мне к ним в компанию ход заказан. Мы хотели вместе к морю выбираться, у него мечта есть…
Про Фейновы устремления я и так знала, поэтому, особо не вслушиваясь, продолжила трапезу. Тюрьма тюрьмой, а обед по распорядку.
- Ты, Ленута, не боись. Фейн - он знаешь какой? Мужик сказал, мужик сделал! Он обязательно поможет.
Видали мы таких помощников! Хотя, конечно, дружеское участие мне не повредит.
- Ты Дарину видел? - спросила я поваренка. - Домна Мареш в Араде не появлялась?
- Не было вроде. А чего передать?
- Заканчивайте лясы точить! - прикрикнул из коридора Йоска. - Обход скоро.
- Просто расскажи ей, в каком я положении оказалась, может, она придумает, как мне из тюрьмы выбраться.
Томашик послушно кивнул, собрал опустевшую посуду и юркнул в приоткрытую стражником дверь.
Пыточная на меня особого впечатления не произвела. Во-первых, мне было о чем подумать, кроме измышлений о том, к каким из вбитых в стены крюков меня будут прикручивать и какими из раскаленных на жаровне щипцов за что потянут. А во-вторых, хитрые серые глаза в вырезах палаческой маски напоминали мне одного знакомого стражника. И я готова была последние портки поставить, что предусмотрительный Йоска, проводивший меня до самых дверей экзекуторской, передал меня с рук на руки кому-нибудь из своих многочисленных родичей. И мысли мои сейчас были даже не о пострадавшем ни за что Томашике и не о моей названой сестрице, а о том, что сказала мне маленькая рутенская девочка в хрустальном сне.
Обстановка к размышлениям располагала. Красноватые отблески пламени выхватывали из темноты какие-то лавки с потертыми ремнями для рук и ног, массивное кресло с креплениями, видно для этих же целей. На потолке болтался пучок цепей с кандалами и шипастыми ошейниками. Я хмыкнула, оглядев все это великолепие, и вежливо поздоровалась. Пахло раскаленным металлом. Палач растерянно переминался с ноги на ногу. Я, четко впечатывая шаг, пересекла пыточную и уселась в кресло. На щиколотках сами собой защелкнулись захваты. Я пошевелила ногами, прикинув, что, если что, свободно смогу выскочить из сапог, и благожелательно кивнула:
- Приступай.
Палач откашлялся:
- Признаешь ли ты, Ленута Мареш, - начал он заунывно, - злоумышления супротив господаря нашего…
"Ёжкин кот! Как же мне быть? Как отыскать вещицу, которую Влад собирал? И что это вообще может быть? Маленькая Лутоня говорила - он Кащей, от этого и плясать надо. Что я вообще про кащеев знаю? Бабушка рассказывала, что так когда-то назывался страшный Черный бог - покровитель зимы, тьмы и смерти.
На что Кащей ни взглянет - все вянет.
Он на Птиц посмотрел - птицы смолкли в лесах,
Над травой пролетел - и засохла трава.
На скотину взглянул - повалилась скотина…
И цвета его были черный да серебряный. А еще благоволил он к одному людскому племени, затерянному в холодных северных горах. В те незапамятные времена, когда деревья были большими, а моря - маленькими, враждовали между собой народы яггов и кащеев.
И что мне это дает? А ничегошеньки. Разве что понятно, почему моя бабушка так Влада ненавидит. Память предков, не иначе. Кстати, почему он Дракон? Не потому ли, что Чернобога называли еще Черным змеем?"
- Так злоумышляла или нет?!
Крик палача заставил меня вздрогнуть и мелко затрясти головой:
- Ни в чем я вины своей не признаю. И стоять на том буду твердо!
"А еще была старинная легенда о том, что напал как-то Кащей на Ярилу, бога земледелия, и обратил того в зайца колдовством своим поганым. Заяц, утка, игла… яйцо".
- Слушай, - обратилась я душевно к заплечных дел мастеру. - А в Валахии есть какие-нибудь приметы, связанные с яйцами?
- К-какими яйцами?
- Куриными, не человечьими же. - Двусмысленность своего утверждения я решила не замечать. - Например, в Рутении в самую долгую ночь в году нужно раздавить в ладони яйцо, чтобы беда стороной обошла.