Волкогуб и омела - Шарлин Харрис 7 стр.


Или это действительно новый поворот, но что он тогда означает? Единственное, что поддерживало мою уверенность в своем месте в этом мире, мой щит и меч, - разлетается вдребезги.

Вокруг меня стояла полная тишина, снег заглушал шум города, а я пытался нащупать дно в навалившемся на меня море душевной боли. Неопределенность стирала меня в порошок, потеря веры была больнее потери руки. У меня было ощущение раздавленности, собственной глупости, будто я стал посмешищем всей вселенной.

Потом я перевел дыхание - глубоким вдохом, таким, какой может сделать человек, если ему вдруг на перекрестке явится некто в черном и предложит весь мир в обмен на его грязную душонку. Глядя на обсидиановую воду, я вздохнул еще раз и понял, что если я не смогу сделать тот решительный шаг преодоления кризиса, о котором говорила Кло, то придется мне сделать шаг иного рода.

Неподалеку от верфей Дерби находится небольшой бар под названием "Свиной глаз". Местная достопримечательность: там нет телевизора и подают лучшее в городе пиво.

И там по вечерам работает Энни.

Зал был наполовину полон - людьми, которые заскочили выпить еще по пиву перед мессой, и теми, чья семья - посетители на соседних табуретках.

- Ой, Джерри, что это с тобой? Заболел? Вид у тебя аховый. - Она положила передо мной кружок для стакана. - "Зимний согревающий"?

- Спасибо. Я как-то… слегка не в себе, наверное.

Вдруг я осознал, что сижу в провонявшем тренировочном, с двухдневной щетиной, в застегнутой куртке. Черт побери.

- Еще бы. Я читала в газете про Клодию. Тут с ума сойти можно.

Одна из первых вещей, которые я научился переживать - это что мне никогда не достанется слава за выполненную работу.

- Я за нее встревожился. Но она отлично умеет за себя постоять. - Нет, не смог я удержаться, и черт с ним, с костюмом: - И Зубастик точно не даст никому ее обидеть.

Она поставила передо мной темное пиво с идеальной полудюймовой шапкой пены.

- Это да. Он лапушка.

Я почувствовал, что краснею, вспомнив духи на лодыжках Энни, ее руку у меня на шее во время ее разговора с Клодией как-то летней ночью. Мы шли домой с работы, и я все еще был опьянен удачей охоты, когда мы встретили Энни. Одно из самых дорогих моих воспоминаний.

- Ты любишь собак?

Она пожала плечами:

- Разных по-разному. Как и людей. Их надо воспринимать индивидуально, как ты думаешь?

Пригласи ее, сказал я себе, пригласи сейчас же. На кофе, на выпить, на танцы, пригласи немедленно, или…

- Слушай, как ты насчет съездить на Арубу?

Я снова почувствовал, что весь краснею: я же совсем не это собирался сказать. Слишком это было много, слишком сразу, слишком нагло… вот черт!

Энни перестала протирать стойку. Вдруг бездонная вода показалась мне более удачным выходом.

- Я бы предпочла начать с бокала или с ужина, - ответила она медленно. - То есть это ты серьезно, на самом деле, наконец-то набрался храбрости меня куда-то пригласить?

- Ну… - я сглотнул слюну, - в общем, да. Ничего?

- Вполне. Но долго же ты собирался. - Она посмотрела на меня. - Вы, крутые парни, на самом деле просто большие телята. Но ты же не всегда большой теленок, Джерри?

Как правило, я большой волк, подумал я, про себя усмехаясь.

- Отныне - никогда, - пообещал я. - Так давай завтра вечером?

- Не могу. - Она посмотрела на меня с легкой насмешкой. - Завтра же Рождество. Я с утра еду в национальный парк "Брэдли Палмер" на лыжах кататься.

Я наморщил лоб. Традиция странная, но очень милая. Мне кажется…

Она задержала дыхание, слегка надула щеки, выдула воздух.

- Понимаешь, я - викканка. Рождество я люблю, но отмечаю - солнцестояние.

Она несколько ощетинилась, но я едва сумел сдержать глубокий вздох облегчения.

- Вот можешь мне поверить: смешанные отношения для меня не проблема.

Она успокоилась, потом посмотрела на меня таким взглядом, что я тут же весь согрелся.

- Если ты пригласишь меня на завтрак, я эти лыжи отставлю. Но днем мне надо будет уйти, потому что я обещала Келли подменить ее, чтобы она могла встретить праздник с родными.

- Завтрак в девять утра!

Я едва успевал выговаривать слова, так они быстро рвались.

- Клодия не будет против?

- Нет. Я ей позвоню, когда буду дома.

Клодия меня все время уговаривала пригласить Энни с тех пор, как я о ней заговорил. "Такая хорошая девушка, ни косточки зла в ней нет", - сказала она. А Клодия в косточках добра и зла разбирается.

- Я приду. - Энни улыбнулась так маняще, что у меня колени превратились в желе. - Сделаю свои знаменитые шоколадные маффины и принесу.

Поклонник природы, гражданский активист - и еще готовить умеет?

До меня дошло, что я сижу и улыбаюсь, как идиот, поэтому я допил пиво, сдержался, чтобы не предложить ей руку и сердце прямо на месте, и вышел. И в голове у меня звучали все когда-либо написанные рождественские песнопения.

Кэт Ричардсон
Вервольф перед Рождеством

Кэт Ричардсон - автор паранормальных детективных романов серии "Грейуокер". Она работала редактором журнала в Лос-Анджелесе, а сейчас живет на яхте возле Сиэттла с мужем и двумя хорьками. Ездит на мотоцикле, не имеет телевизора, а потому видела в жизни только один эпизод из "Баффи" - бедняга Кэт! С другой стороны - у нее полно времени, чтобы писать книги, играть в ВоВ и работать в Северо-Западном региональном совете Американских Авторов Детективов. Это ее первый рассказ про вервольфов.

Дело было в ночь перед Рождеством - ну, скажем, ранним вечером, но на северном полюсе посреди зимы это никто точно сказать не может, - а Маттиас, вервольф, стоял по колено в оленьих кишках. Если честно, так олень сам был виноват - нечего иметь такой сверкающий красный нос, который даже в темноте видно. Прямо как неоновая лампочка над вывеской "КОТЛЕТНАЯ", а Мэтт - который, как Желтый Пес Динго, всегда голоден - возможности на скорую руку перекусить не упустил.

Это оказалось не так просто, как он ожидал. Что-то такое в лунной магии на северном полюсе перепуталось, и он не смог быть ни совсем волком, ни совсем человеком, а получился неудобный волосатый гибрид того и другого, но зато хотя бы ему было тепло. Поэтому он перепрыгнул через загородку оленьего загона и загнал свой легконогий завтрак. И вкусный он оказался: выкормленный кукурузой.

Мэтт жевал с расторопностью, вполне ожидаемой от человека или волка, который уже неделю почти блуждает по тундре после этой дурацкой, идиотской аварии самолета. Но нельзя же сказать, что Мэтт здесь виноват, потому что и компас, и Джи-Пи-Эс барахлили, когда в иллюминатор глянула полная луна. А он так любит свою волчью натуру, и луна требовала, вот он и свалился в горячку перемены, радостно, как свинья в лужу. Ну, может быть, это и не было удачным решением…

Но на самом деле неудачным было решение лететь на северный полюс. Что он себе думал? Что там люди не будут так настроены против вервольфа? Что там он сможет быть волком, сколько захочет и вообще на людей забить? Это не слишком получилось, и когда он попытался выбраться домой, прокравшись в самолет и напав на экипаж, вообще все пошло к чертям.

Вот он и бродил без цели, получеловек-полуволк, и все сильнее и сильнее хотел жрать с тех пор, как выбрался из-под похоронившего самолет снега. Человеческая половина знала, что возле полюса есть метеостанции и пункты наблюдения за спутниками - он и на полюс-то попал в качестве работника метеостанции, подделав документы, - и он понимал, что найдет рано или поздно что-нибудь полезное, если только сперва с голоду не помрет. Удача или судьба подсунули ему этого северного оленя с мордой пьяницы, и Маттиас за такую возможность ухватился всеми лапами.

И как раз выкапывал "сладкие кусочки", когда показался человек в красном.

Этакий среднего роста мужичок с аккуратной круглой бородой, густой и белой, как снег, на голове забавная красная шапка - вроде епископской митры, но заношенная до мягкости. К спине прицепилась какая-то черная тень, из-под длинной красной шубы с белой меховой оторочкой и шестью плетеными золотыми застежками выглядывали черные сапоги. В руке у этого человека был длинный посох с крюком, вроде пастушьего. Он стоял в воротах загона и досадливо щелкал языком.

- Ох ты ж… вот незадача, так незадача.

Маттиас поднял голову и зарычал самым зловещим тоном. Он был зажат в углу загона под навесом, защищавшим кормушку от снега, и проще всего было бы выйти, напав на этого типа в красном. Человеческий мозг вервольфа еще слегка гудел и не мог мыслить так ясно, как было бы, если бы Маттиас был сейчас не настолько волком и не настолько возбужден удачной охотой. Он надеялся, что этот хмырь просто бросится бежать, и можно будет выскочить в ворота и бежать за ним до того самолета или машины, на которых он сюда приперся, а потом это средство себе присвоить и умотать с Ледяного Севера. По крайней мере такой план возник в наполовину волчьем мозгу, и Маттиас его одобрил.

Но человек стоял, не собираясь убегать, и разглядывал вервольфа, обмотанного оленьими кишками.

- Я тебя знаю? - спросил он. Он протянул свободную руку - из висящей за спиной тени выскочила книжка и легла ему в ладонь. Он просмотрел страницы. - Ага… да. Маттиас Вульфкинд. Давно тебя не видел, Мэтти, и, кажется мне, ты вел себя очень, очень плохо. А сейчас еще бедняжка Руди. Так что же мне с тобой делать?

Мэтт уставился на типа в красном и снова зарычал, но на этот раз выговаривая полуволчьей пастью хриплые слова, а в голове вертелась совершенно человеческая мысль.

- Кто ты такой?

Человек в красном грустно улыбнулся.

- Давно это было, но ты меня называл "дедуска" и "сантакла". Ты тогда был маленький и совсем не такой лохматый. Помнишь?

Маттиас затряс головой. Он подумал было, не загрызть ли старикашку и осуществить свой план, но этот человек каким-то странным образом его усмирил, и он просто не мог этого сделать. Это казалось… плохим делом - категория, к которой вервольф давно уже не обращался.

И человек тоже покачал головой.

- Не помнишь? Ну, что ж. Я Николай Мирликийский. Многие меня зовут Санта-Клаусом.

Маттиас попятился в изумлении. Вертевшаяся в глубине сознания мысль взорвалась электрической лампочкой. Не может быть…

- Отец Рождество?

- И так тоже, - кивнул Санта-Клаус. - И святой Николай, и Крис Крингл, и еще по-разному. Но сейчас канун рождества, а ты съел моего головного оленя, и боюсь, что у меня очень затруднительное положение.

Вервольф глянул на окровавленный труп красноносого оленя, разбросанный по снегу, и сжался:

- Ой!

- Вот именно, - кивнул святой Николай. - В моей власти воскресить из мертвых ребенка, но с северным оленем, боюсь, не получится. Так что это будешь ты, Маттиас Вульфкинд.

- Нет, нет! - взвыл Маттиас.

Он бросился прямо на загородку, пытаясь ее перелезть - и почувствовал, что плавает в чистом воздухе вечной зимы Северного полюса. Как украшение на елочной ветке.

- Не нет, а да. Ты сейчас взрослый мужчина и наполовину зверь, но твои детские воспоминания дают мне сегодня власть над тобой. - Святой Николай простер посох, будто его загнутая рукоять магически держала Маттиаса в воздухе.

- Я не олень! - горячо возразил вервольф. - Я большой и волосатый!

- Олени тоже покрыты шерстью. Вполне подойдешь.

- Я хищник!

- Оленям все равно - им приходилось бегать и с более чудными тварями.

- Но я не умею летать! - рявкнул вервольф, и это было совершеннейшей правдой, если вспомнить печальную судьбу самолета.

- А это я исправлю, - пообещал Крис Крингл.

Святой Николай сунул свободную руку в карман и достал пригоршню чего-то блестящего и звенящего, как детский смех. Это вещество он метнул в вервольфа, пробормотав что-то по-латыни - не то чтобы Маттиас знал этот язык, но помнил звучание по службам в католической школе, - и на Маттиаса осело облачко блестящей коричневой пыльцы.

Она пахла корицей и бренди, и вкус у нее был, как у имбирных пряников и яблок. Когда она попала в глаза, Маттиас увидел волшебных созданий в прозрачных одеждах, танцующих и кружащихся в разноцветных лентах магии. Он зачихал, зафыркал, отряхиваясь, пытаясь оттереть морду об снег, но не мог избавиться ни от этой пыли, ни от странного охватившего его чувства. Его одолело веселое, радостное ощущение, будто все тело стало из шампанских пузырьков. И как же это было щекотно! И чесалось! И как у него задергался и завертелся нос от всего этого, и как же было на все это наплевать!

Он взвыл, колотя передними лапами небо, оттолкнулся от него и описал мертвую петлю, сделавшую бы честь искусному пилоту. Это ему тоже не понравилось, особенно когда он на выходе стукнулся головой о бревно изгороди.

- Что… что это за дрянь? - простонал он.

- "Рождественская радость", - ответил Дед Мороз. - Сделана из крошек рождественского печенья, вина со специями и капельки рождественской магии. И корица, потому что я ее очень люблю. Наверное, еще капелька бренди. Но сам понимаешь, просто чтобы не замерзнуть.

- Какая мерзость! - взвыл Маттиас, скребя лапами бедный чувствительный нос. Никак не хотел уходить запах корицы.

- Забавно, - заметил Дедушка Рождество, задумчиво поглаживая бороду. - Не знал, что ты в родстве с Эбенезером Скруджем…

- С кем?

- Да не важно. Он исправился. Может быть, и у тебя получится.

Матиас взревел.

- Ну-ну, это уже лишнее.

Всего лишь кивком головы Санта вызвал двух эльфов, вставших как из-под земли по бокам Маттиаса. Длинные острые уши, острые подбородки и раскосые острые глаза - эти эльфы были как будто из острых углов сделаны, бледные и пугающие. Очень похожие на воспитателей в детском доме и на монахинь, что колотили его линейкой по пальцам, и он взвыл, припомнив тогдашний страх.

Эльфы без единого слова взяли вервольфа и повели прочь из загородки, вокруг хвойной рощицы во двор большого каменного дома, которого - Маттиас был уверен - здесь только что не было. Посреди двора стояли большие старомодные сани, ярко-красные, с блестящей черной отделкой. Прямо рядом с сиденьем кучера была нарисована лошадь, когда Маттиаса проводили мимо, она проводила его взглядом, повернув голову. Вервольф поежился и перевел взгляд на вереницу из восьми оленей, запряженную в странный экипаж.

Он не видал северных оленей, но был уверен, что эти - особо крупного размера. Если бы он встал на четвереньки, эти ребята возвышались бы над ним. Сейчас, когда он горбился, его глаза были немногим выше, чем у них. Они фыркали, мотали головами, рога перепутывались. Они явно знали, что он сожрал их красноносого приятеля.

Быть впереди оленей казалось странным. Когда эльфы начали напяливать на него упряжь, в мозгу Маттиаса что-то щелкнуло, и он подумал: "На этот раз дичь будет гоняться за мной". Пронзила ужасом мысль об острых копытах и твердых рогах прямо за его пушистым хвостом, и владельцы их колотят ногами воздух в надежде добраться до него и отомстить за Рудольфа.

Оцепенение спало с него, вервольф стал отбиваться и вывертываться, спасаясь от упряжи, которая привяжет его к разгневанному стаду оленей. Но как он ни клацал зубами, как ни бил когтями и как ни изворачивался, от хватки эльфов освободиться ему не удалось. В мгновение ока его туго запрягли прямо перед двумя здоровенными самцами, фыркающими и злобно скалящими зубы. Ничего себе обещается ночка…

Резкий щелчок бича прямо над ушами и голос мучителя:

- Но, Маттиас! Пошел!

В этом не было необходимости: как только выстрелил бич, вервольф тут же рванулся вперед, бесясь от ярости. Олени бросились следом за ним, стукаясь рогами и щелкая зубами на Маттиаса, а святой Николай покрикивал: "Но, Быстрый! Но, Танцор! Но, Дикарь и Скакун! Живее, Амур, Комета, Гроза и Тайфун!"

Маттиас смутно помнил стишок про оленей Санты, но никогда не задумывался, кто из них кто. Потом подумал, что последние два относятся к скачущим прямо за ним здоровым ребятам, потому что дыхание их было горячо, как адское пламя, и они щелкали зубами ему вслед. Он попытался повернуть голову и огрызнуться, но тиран в красном крепко держал вожжи. Пискнув от досады, Маттиас припустил изо всех сил, с каждым скачком поднимаясь выше в небо.

В небо! Сперва, когда белая земля ушла из-под ног и вся процессия - олени, Санта, сани и он сам впереди воющей ломовой лошадью, - взвилась в хрустальную черноту, ему показалось, что его сейчас вывернет. Но потом он заметил, рассекая воздух, как быстро летит, быстрее, чем когда-либо бегал по земле, и совсем без усилия! Ночное небо ощущалось под лапами черным бархатом, нос ощущал запахи как никогда остро, а головокружение от "рождественской радости" исторгло у него волчий вой восторга.

Санта-Клаус в санях засмеялся и крикнул:

- Превосходно, малыш! Превосходно! Налегай!

Второй раз понукать не пришлось. Такого бега у него никогда в жизни не было! Он мчался, обласканный луной, в этой великолепной тьме, не замечая даже адского дыхания оленей позади. Едва заметные подергивания вожжей направляли его, но он едва замечал это, так очарован был он баснословным полетом вервольфа.

Это было прекрасно - будто рыскать по небесам с собственной стаей, и он не заметил, что Санта его постепенно направляет вниз, пока не возникли всего в дюймах под его бешено бегущими лапами покрытые снежной корочкой луковицы куполов. Поднялись навстречу, цепляя его за ноги, крыши, человек в красном крикнул: "Тпру!", Матиас взвизгнул, упал, проехался и сани тяжело остановились.

Поднявшись кое-как на задние лапы, Матиас сердито обернулся к Дедушке Рождеству:

- Это что еще?

- Наша первая остановка, Мэтти. Вспомни: моя работа - привозить подарки на Рождество хорошим детям.

- Не всем, - фыркнул Мэтт.

- Конечно, не всем. Только христианским - и еще в некоторых непредусмотренных случаях. Я же не мог бы выполнить желания всех детей на праздник. По крайней мере без чужой помощи не могу.

Святой в красной шубе пошел по крышам с мешком за спиной, сопровождаемый своей сверхъестественной тенью. Вокруг него закружился снежный вихрь, и Санта исчез, как изображение в помехах на экране.

Мэтт присел на корточки, задумался, почесал ухо, приглядывая за Грозой и Тайфуном, чьи стремления напасть и вцепиться ему в задницу далеко не до конца были развеяны звоном колокольчиков на упряжи. Вервольф зарычал на них, и они попятились, моргая и улыбаясь по-оленьи: как будто у них леденец во рту не тает.

- Ну-ну, Маттиас. Не груби товарищам по упряжке! - укорил его Пер Ноэль, появляясь из тумана, благоухая яблочным сидром и хвоей, залезая в сани уже без мешка. Темная тень потекла по земле и тоже всосалась в сани.

От этой тени у Мэтта мурашки пошли по шкуре, но вервольф не успел ничего сказать, как человек в санях прикрикнул, щелкнул бичом, и упряжка волшебных оленей, возглавляемая вервольфом, снова рванулась в звездную ночь.

Но необычный вожак упряжки, мчась по черному небу, задумался, и на следующей остановке спросил:

- А откуда ты знаешь, какие дети достойны подарка?

Назад Дальше