Я пошел на звук этих мольб и пришел к дому мясника - жирного и злого мясника по имени Рупрехт, - святой грозно посмотрел на свою тень, - который заманил мальчишек в дом, убил их и разделал как туши. Куски он засолил и хотел продавать как солонину своим согражданам. Прибытие зерна заставило его отложить свои планы, поэтому я нашел убитых мальчиков на месте, воскресил их из мертвых, и отослал к родным. Рупрехт во искупление своих грехов сделался моим помощником. Он ведет списки и наказывает плохих детей, чтобы они не выросли такими, как он. Я его теперь называю Питером, чтобы не напоминать о его злодейском прошлом. Может быть, это было ошибкой, - добавил святой, сурово глядя на черного человека.
- Теперь ты видишь, что у меня есть власть возвращать детей к жизни, но только однажды и только на Рождество. Тебе было три года, Маттиас, и твоя семья погибла в пожаре. Это случилось как раз на Рождество. Твоих родителей я спасти не мог, потому что у меня нет такой власти, но я оживил тебя. Ты всегда был хорошим мальчиком.
- И ты меня оживил - зачем? - взревел Маттиас. - Чтобы я стал сиротой, которого все ненавидят? Ругают, что выжил, когда родители погибли? Перебрасывают из приюта в приют? Чтобы мучился от нищеты и голода? Это и был твой дар - единственный дар, могу заметить! За все эти годы ты мне ни разу ничего не подарил!
Олени шарахнулись от разъяренного вервольфа, сбиваясь в кучку.
Святой Николай поднял руки, успокаивая оленей, потом нахмурился и посмотрел на Маттиаса:
- Ты их не получал? Я тебе каждый год приносил. Мелочи, конечно, но я думал, ты поймешь. Я не мог их делать слишком заметными, но они были. У тебя всегда ботинки были по ноге. Красное пальтишко тебе на пятилетие с пожарной машинкой в кармане…
- Не было у меня пожарной машинки! И красного пальтишка тоже не было! - Олени вздрагивали от испуга, сани пошатывались от яростных рывков Маттиаса. - Ботинки жали и текли. Монахини меня били линейкой по рукам до крови, и каждый день все мы ложились спать голодными, кроме сочельника, когда нам люди приносили ненужную им еду! Ты меня воскресил и бросил жить в аду. Что ты за святой после этого?
Святой Николай посмотрел на Черного Питера:
- А ты что на это скажешь?
Каратель плохих детей только покачал головой, но в красных глазах мелькнул огонек.
- Мы к этому еще вернемся, Черный Питер, помяни мое слово.
Санта отвернулся, обнял яростного вервольфа, шепча ласковые слова, успокаивая. Маттиас рвал человека в красном зубами и когтями, выл и рычал от гнева и отчаяния, но раны от его клыков заживали тут же.
Наконец вервольф в изнеможении опустил голову на снег. Санта-Клаус сел рядом.
- Маттиас, мне очень, очень жаль. Но я могу спасти дитя только однажды, после этого оно должно спасать себя само. Ты был хорошим мальчиком, и я не могу понять, почему ты стал плохим. Потом ты перестал быть ребенком, и я долго, очень долго не знал, что с тобой сталось. У меня много есть еще обязанностей, помимо Рождества, я покровитель многих вещей, и, наверное, я упустил тебя из виду. Но ты не был ни моряком, ни пекарем, ни узником, и ты не думал держать лавку или переехать в Грецию. Ни одна из моих сфер влияния не могла быть тебе полезной, и я сам был виноват, что смотрел недостаточно внимательно. Но сегодня ты оказался здесь, и у меня появилась еще одна возможность. Я пытался тебе помочь. И вот, Маттиас, сейчас мне нужна твоя помощь.
- Не хочу я тебе помогать. И "рождественская радость" на мне уже выдохлась, - буркнул Мэтт.
- Но разве не понравился тебе бег по ночному небу?
Вообще-то да, и очень. Но Мэтт только пожал плечами, не доверяя этому красношубому мошеннику.
- Ты и правда хочешь бросить здесь сани и оленей? И расстроить всех детей по всему свету, которых я должен был посетить? Разве это справедливо?
Мэтт заворчал. Ему плевать было… плевать вот, и все. Но еще чуть побегать по ночному небу…
- Не знаю. Ты со мной не очень справедливо обошелся. Что я за это получу?
Видно было, что Наезднику это не понравилось, но Мэтт понял, что сейчас держат его за шкирку. Восход солнца близился, и терминатор подкрадывался неумолимо. Если епископ мирликийский хочет оказаться дома до света, ему придется договариваться.
Святой Ник еще раз вздохнул и встал.
- Ладно. Ты меня держишь под дулом пистолета, Маттиас. Каковы твои условия?
Вервольф сел, опустил вздыбленную шерсть, чуть пригладил ее, потягивая время. Потом сказал:
- Я хочу рецепт "рождественской радости".
- "Рождественской радости"? Но она только раз в году действует.
- Меня устраивает. Вполне согласен бегать по небу только раз в год. Это неплохо.
- И это все?
- Да… ну, и еще указание, как выбраться с северного полюса. Дурацкое место.
Санта погладил бороду:
- Хорошо, договорились. Если ты доставишь нас в Дом Рождества еще до рассвета.
- И чтобы рецепт действовал!
- Гарантирую, что будет - слово Отца Рождество. Но помни: только в сочельник.
- Годится. - Вервольф встал, отряхнулся. - Добавь сейчас "рождественской радости" и поехали!
Еще пригоршня волшебной пыли сверкнула при звездах, святой Николай пробормотал волшебные слова, человек в красном и его черный слуга устроились в санях, и Мэтт с оленями тронули с места.
И снова летели, уходя от рассвета, к домам, полным хороших спящих детей, и каждый раз, останавливаясь, Мэтт внимательно смотрел, что делает Пер Ноэль. Он подносил к лицу руку в перчатке, что-то говорил и исчезал в вихре рождественской магии.
Наконец Маттиас спросил:
- А как ты это делаешь? В печную трубу пролезаешь, в смысле? Как ты входишь и выходишь?
- Мэтти, на долгие разговоры времени нет. Мы уже и так опаздываем.
- Я никуда не опаздываю. И не спешу.
- Ладно, расскажу. Когда я произношу нужные слова и принимаю щепотку "рождественской радости", я могу пройти через что угодно: потому что сам на несколько минут становлюсь Духом Рождества. Это длится очень недолго, и мне приходится торопиться или повторять заклинание.
- А! Так вот что этот поэт имел в виду в своей "Ночи перед рождеством"! Я думал, он говорит, что ты ему подмигивал.
- "Этот поэт"… А, ты про Клемента Мура, который написал "Посещение св. Николая". Да-да… "Приставив палец к носу"… Да, это оно.
- Фу! Вдыхать крошки от печенья ноздрей! - Мэтта передернуло. - Противно.
Хотя совсем не так противно, как некоторые вещи, которые он проделывал в волчьем образе. И Мэтт осклабился самодовольной волчьей усмешкой. Все было так, как он и думал.
- Ну, эта работа - не сплошная глазурь на торте, Мэтти.
То ли показалось, то ли вправду святой старик показался усталым и морщинистым? Да нет, не мог Санта брюзжать. Ему полагается быть всегда веселым. Но уже было очень поздно, и олени плелись едва-едва. Мэтт заметил, что они давно оставили попытки укусить его и тянули вместе с ним охотно, не ради демонстрации силы или злости. Может, они даже уже к нему привыкли.
Мэтт пожал плечами, подождал щелчка бича и подергивания вожжей, говорящих, что пора двигаться, и снова вихрем лап и копыт упряжка поднялась в воздух.
Когда они закончили объезд, краешек солнце выглядывал уже из-за горизонта, как пожар в прерии. Святой Николай резко направил упряжку на север и погнал изо всех сил в полярную тьму. И они понеслись, будто спасаясь от смерти, понеслись по воздуху, и терминатор ночи и дня шел за ними, смертоносный, как нацеленный на убийство робот. Коснись их солнце - и полетят они на землю с аэродинамическим изяществом булыжников.
Они рвались на север, не щадя дыхания, колотя небо лапами и копытами. Пузырьки шампанского от "рождественской радости", бурлящие в теле, начали выдыхаться, цвета становились тусклее, необычное обоняние покидало Мэтта, и жуткий холод вечной зимы пробивался даже через волчью шкуру. Он тянул, налегал, бежал, бежал, уже опускаясь к земле, как тонущая лодка…
Со стуком споткнулся о сугроб и полетел вперед, кувыркаясь. Олени у него за спиной затормозили копытами, остановили его весом своих тел. Он встал, отряхнулся, осмотрелся. Увидел край Дома Рождества и бегущих по снегу эльфов. И вздохнул с облегчением.
Эльфы захлопотали, распрягая оленей, уволакивая сани, помогая Маттиасу освободиться от постромок. Оленей отвели в загон, Санта-Клауса - вдруг постаревшего и одряхлевшего, - повели к дому под руки.
Маттиас направился следом.
- Не хочешь ли закусить и выпить чего-нибудь горячего, Мэтти? - спросил епископ, когда они плюхнулись возле ревущего в камине огня в доме святого.
- Нет, спасибо. Мне пора.
- Ты уверен? Ночь выдалась долгая, и ты очень здорово поработал.
Мэтт почесался, зевнул, потянулся, потом встал.
- Ночь была долгая, но я лучше пойду. Когда ты отдашь мне мой подарок.
Святой Николай нахмурился, но встал и вышел, вернулся с листом бумаги и пакетом, которые протянул вервольфу.
- Вот оно. В пакете рецепт и несколько ингредиентов, которые тебе трудно будет найти не в сезон. Изготовишь утром сочельника, и должно действовать. А указания, как уйти от северного полюса, вот здесь, на листе. - Он с задумчивым видом добавил: - Но я бы хотел, чтобы ты еще здесь задержался. Нам бы много о чем стоило поговорить…
- Нет, спасибо, - ответил Мэтт.
Он взял пакет и лист бумаги и понес их в темноту рождественского дня.
На следующий год, когда канун Рождества уже медленно полз к вечеру, Маттиас лежал в снегу позади хвойной рощицы, глядя на суету во дворе Дома Рождества. Нос наполняли запахи корицы и бренди, вкус пряников и яблок держался на языке. Видения волшебных созданий в светящихся одеяниях плясали на цветных лентах магии, и эльфы там, внизу, вытаскивали сани и чистили упряжь. Что их стукнет, они так и не узнают…
О да, Маттиас тщательно продумал все планы. Он смешал себе "рождественскую радость", он запомнил путь к северному полюсу, и сейчас надо было только ждать. Все трюки старого святоши он знал, и в этом году, когда лицемер в красной шубе выйдет в загон, Мэтт не опешит и не будет застигнут врасплох. На этот раз он этому епископу мирликиискому сразу горло перервет. Займет его место на санях и помчится по рождественскому небу из дома в дом, и он-то уж молочком с печеньем не удовольствуется…
У него за спиной во мраке соткалась темная тень и сверкнула острой как нож улыбкой, и черные руки открыли книгу, где золотистое имя Маттиас Вульфкинд стало угольно-черным. Раздался ужасный смех - и тут же оборвался.
И сказал из темноты иной голос:
- Тебе за многое придется ответить, Черный Питер.
Мэтт резко обернулся к святому Николаю - и увидел перед собой огромного волка, белого как снег, в густой шубе, и глаза его смотрели добрым и в то же время разочарованным взглядом. Из пасти у него висела темная тень, она извивалась и плевалась огнем. Святой Николай выплюнул Черного Питера на снег и придавил лапой, засмеялся волчьим смешком.
- Маттиас, Маттиас! Ты был ребенком - я тебе дал вторую жизнь, ты был волком - я тебе дал вторую попытку, но ты снова здесь. Опять тебе нужен урок полета.
Маттиас таращился, ничего не понимая.
- Ну что? Ты не знал, что я еще и святой покровитель волков? Маттиас, мальчик мой. Что же мне с тобой делать?
Алан Гордон
Сырое мясо
Алан - автор детективных книг о Гильдии Дураков, выпущенных издательством "Сент-Мартинз Минотавр букс", где описываются приключения Теофила - шута в тринадцатом веке. Среди заглавий этой серии - "Тринадцатая ночь" (книга выпущена теперь издательством "Крам крик пресс"), "Шут вступает в дело", "Смерть в венецианском квартале", "Вдова из Иерусалима", "Гротескный нрав", "Причитание жаворонка", "Ростовщик из Тулузы" и ожидаемая вскорости "Парижский расточитель". Первую свою вещь Алан продал в "Детективный журнал Альфреда Хичкока" в 1990 году. С тех пор у него выходило много детективов, фэнтези и НФ в "Хичкоке", "Журнале детектива Эллери Куина" и нескольких антологиях. Сейчас Алан работает защитником по уголовным делам в "Сообществе юридической помощи" Нью-Йорка, и у него за плечами около сотни процессов. Живет в Нью-Йорке с женой Джули Даунер, редактором, и сыном Робертом. Он имеет дипломы колледжа Свартмоор, где получил премию Уильяма Пламера Портера по художественной литературе, и школы права Чикагского университета.
- Ваш заказ, мистер Лерман, - объявил Берт, выходя из служебного помещения и вытирая окровавленные руки. - Два говяжьих бока, свежайшие, только что мычали.
- Спасибо, Берт, - ответил Лерман. - Они нас поддержат двадцать шестого. Нормально, если я подъеду на фургоне к задней двери?
- Не вопрос, мистер Л. Что на Рождество делать будете? Кто-нибудь из родных придет?
- Ожидаю сегодня кое-кого. Может быть.
- Это хорошо, - заявил Берт. - Ничего нет лучше на Рождество, чем посидеть с родными. Так, смотрим: вы мне заплатили за месяц. Я тогда этот заказ внесу в счет за январь?
- Вполне, - согласился Лерман, подписывая протянутый чек. Осматривая витрину, он довольно сморщил нос.
- Вот эти бараньи отбивные хороши на вид, - сказал он. - Может, стоит собачек угостить на Рождество. У вас есть еще не разделанный баран?
- А как же, - ответил Берт, добавляя строчку в счет. Лерман вышел к своему фургону с надписью на обоих бортах: СТОРОЖЕВЫЕ ПСЫ ЛЕРМАНА и завел его в погрузочный отсек, где уже ждал Берт с говядиной и бараниной на тележке.
- Эти собаки едят лучше людей, - заметил Берт, когда Лерман затаскивал мясо в фургон. - Не то чтобы я на своего лучшего покупателя бочку катил, конечно. Но вы правда считаете, что им каждый день надо давать сырое мясо?
- Входит в программу дрессировки, - пояснил Лерман. - Чем кровавее, тем лучше. Оно пробуждает в них охотников.
- Вот уж не хотел бы нарваться на ваших песиков, когда они на работе, - сказал Берт.
- Это точно, - согласился Лерман, опуская дверь со стуком. - До понедельника, Берт. Счастливого Рождества!
Лерман разводил и дрессировал собак в переоборудованном складе в десяти милях от города, недалеко от леса. Поворот к ферме было обозначен большим белым указателем. Спинелли приехали в два для последнего сеанса дрессировки Уолдо. Их было четверо, семья нуворишей из современного особняка. Доберман их почуял еще издали и начал приветственно гавкать.
- Уолдо, тихо! - велел ему Лерман, и пес тут же замолчал. Лерман открыл клетку и пристегнул поводок к ошейнику, потом вывел пса на дрессировочную площадку. Остальные собаки наблюдали с профессиональным интересом.
- День добрый, - поздоровался Лерман. - Все готовы?
- Насколько возможно, - ответил мистер Спинелли несколько нервно.
- Здравствуй, Уолдо! - сказала Салли, бесцветная одиннадцатилетняя девочка, и Уолдо замахал хвостом. Сэнди, ее маленький брат, выглядывал у нее из-за спины, держа во рту большой палец.
- Тогда вам еще пара минут, пока я халат надену, - сказал Лерман. - Держите.
Он бросил мешочек с лакомством мистеру Спинелли, поводок отдал миссис Спинелли, которая тут же свистнула. Уолдо немедленно сел у ее ног.
- Молодец! - похвалила она, поглаживая пса по голове.
Лерман надел ватный халат, закрывающий руки и туловище, потом обернулся к ним.
- Начинайте.
- Уолдо, гуляй! - скомандовал миссис Спинелли, отстегивая поводок, и пес пошел рядом с ним. - Молодец, хорошо. Уолдо, периметр!
Пес стал обегать площадку по краю.
- Уолдо, ко мне! - сказала миссис Спинелли, и пес бросился к ней по прямой. Она посмотрела на Лермана. - Вы уверены?
- Действуйте, действуйте, - улыбнулся он.
- Уолдо, за руку! - сказала она, показывая на Лермана.
Уолдо превратился в рычащий комплект зубов, устремившийся к Лерману. Он прыгнул, челюсти сомкнулись на укрытом ватой плече тренера.
- Уолдо, ко мне! - скомандовал мистер Спинелли. Пес немедленно разжал зубы и вернулся к семейству.
- Молодец, - похвалил его Спинелли.
- Па, мясо не забудь! - напомнила Салли.
- Молодец, - повторил мистер Спинелли, отдавая псу кусок мяса из мешка.
Уолдо проглотил его одним движением.
- А сухой корм не подойдет? - спросил Спинелли у Лермана, снимавшего ватные доспехи.
- Если хотите, чтобы он был на вашей стороне, награждайте сырым мясом. Вы ведь хотите, чтобы он был на вашей стороне?
- Конечно! - ответил Спинелли.
- Вы вкладываете время и деньги, чтобы иметь не просто сторожа, а товарища и друга, - сказал Лерман, подходя потрепать Уолдо по шее. - Когда-то, давным-давно, собаки нас нашли и научились нас защищать. Мы взамен научились их кормить, и кормили хорошо. Совместная эволюция. Атаковать чужого - этому можно научить любую собаку, но настоящий пес, такой как Уолдо, не на чужака нападает. Он защищает вас, потому что вы - его семья, и он вас любит. Запомните это.
- Запомним, - пообещал мистер Спинелли.
- Дайте-ка я на него новый ошейник надену, - сказал Лерман. - Уолдо, ко мне.
Уолдо проглотил последний кусок и пошел за Лерманом в кабинет в глубине дома. Тренер достал толстый кожаный ошейник, надел его на собаку. Уолдо внимательно смотрел.
- Жаль, что ты не будешь с нами на Рождество, Уолдо, - сказал Лерман. - Но зато ты его проведешь в своей новой семье. Они хорошие люди и будут с тобой хорошо обращаться. Смотри, чтобы я мог гордиться тобой.
Пес кивнул, и Лерман быстро поцеловал его в макушку.
- Вот ваша собака к Рождеству, - сказал он, выводя Уолдо обратно.
- А это вам, - ответил мистер Спинелли, отдавая ему чек.
- Мы его будем приводить в гости, - сказала миссис Спинелли.
- Это будет чудесно, - ответил Лерман.
Уолдо фыркнул прощально, когда его вели к машине.
- Счастливого Рождества! - крикнули дети.
Лерман помахал рукой, потом закрыл дверь и обернулся к прочим собакам. Они смотрели на него в ожидании.
- Гуляй! - велел он, нажимая кнопку на стене, и все двери одновременно распахнулись.
Собаки бросились из клеток на площадку, сталкиваясь друг с другом на скорости. В конце площадки тут же образовалась куча-мала, несколько псов тормозили на поворотах, устраивая потешные борцовские матчи.
Пока они играли, Лерман тщательно и методично убирал клетку за клеткой. Потом вошел в холодильную камеру, вытащил бок говяжьей туши. Мясницкой электропилой разрезал его на порции, разложил по мискам и вернулся к арене.
- Идите есть, - скомандовал он, и собаки, бросив свалку, разбежались по клеткам. Он закрыл двери и начал раздавать миски.
Пока псы ели, Лерман вытащил искусственную елку и начал привязывать гирлянду к ветвям.
Из леса позади склада смотрел в бинокль человек. Иногда он видел мелькавшего за окнами Лермана, таскающего охапки цветов и лент.
- Очень празднично, - вполголоса откомментировал наблюдатель.