Толстяк кричал, рыдал, пока в его сторону не направился Бас. Рыдания мгновенно стихли. Когда Артемий проходил мимо нар толстяка, оттуда доносились лишь тихие всхлипывания.
Толстяк действительно не дожил до утра. Его никто не убивал. Просто в той стороне стало непривычно тихо.
Артемий хмуро смотрел на большую полосатую куклу, что уставилась в потолок стеклянными глазами. Знакомый взгляд.
Такой был у Переверзева. Там в ванной…
Охранники привели врача. Тот хмуро осмотрел труп. Окинул статистов недоуменным взглядом.
– Не знаю, – тихо сказал он. – Сердечный приступ, надо полагать. Чтобы сказать точнее, нужно вскрытие…
Врача увели. Следом с трудом утащили грузное тело.
Эта смерть, почему-то произвела самое гнетущее впечатление.
– К черту деньги, – сказал кто-то. – Нас всех прикончат, по очереди. А потом сожгут в чертовом крематории…
Делать ноги.
Быстрее.
Как? Как угодно – сквозь колючую проволоку, сквозь охрану – подальше из этого маленького частного ада…
– Выпустите нас отсюда! Я требую, чтобы нас немедленно отпустили!
Какой-то мужчина, голый по пояс, отчаянно бился в дверь. Статисты в оцепенении смотрели на него.
– Заберите свои деньги! Я не хочу! Не хочу больше оставаться здесь!
Он колотил в дверь руками, ногами, кричал, ругался.
Но ничего не происходило.
Казалось никому нет до него дела. Даже охране. Только камера под потолком равнодушно перевела на него взгляд и снова замерла.
Движения его вдруг стали вялыми, удары потеряли силу, и человек тихо осел на пол. На лице застыла невыразимая тоска.
К нему приблизился молодой длинноволосый статист. Артемий раньше не обращал на него внимания – тот был довольно тих и незаметен. Сейчас длинноволосый присел рядом с неудавшимся бунтарем.
И заговорил.
– Не стоит бросаться с кулаками на каменную стену. Так ее не прошибешь. Ведь наша сила совсем не в руках. Наша сила – внутри нас, верно? Я скажу одну странную вещь, но мне кажется, что в ней – вся правда. Ведь нам невероятно повезло! Да, нам всем очень, очень повезло! Здесь, на земле, мы столкнулись с самой настоящей тьмой! Нет, нет, я не говорю, что тьма – это хорошо, как раз напротив! Нам дан шанс пройти особое, небывалое испытание. И я думаю – это испытание ниспослано нам свыше…
Артемий с некоторой оторопью слушал длинноволосого. Он даже не заметил, как в его сторону потянулись люди. Длинноволосый просто говорил – негромко, неторопливо. И вокруг него собиралось кольцо слушателей.
– Все, что происходит – не только испытание. Это наказание за неправедную, грешную жизнь. Никто из нас не может возразить против этого. И выйдет отсюда только достойный. Слабый духом, недобрый, неправедный обречен. Это отбор. Я не знаю цель этого обора – но это так…
Люди жадно внимали словам длинноволосого.
А парень-то – прирожденный проповедник. Артемий отметил про себя: этот тип мог бы сделать неплохую карьеру практикующего мага. Дело тут не в магических способностях, конечно, а в умении убеждать. Редкий, очень ценный дар. Который, впрочем, зачастую используют во зло…
Длинноволосый говорил все громче, и в его сторону потянулись подельники Камина. Они стояли в сторонке и тихо переговаривались о чем-то. Вскоре подошел и сам бугор. Нахмурившись, он прошел сквозь ряды статистов и уставился сверху вниз на длинноволосого.
– Ты чего народ смущаешь, Херувим? – небрежно поинтересовался Камин. – Шел бы на свое место, а?
"Какое забавное прозвище, – подумал Артемий. – Надо полагать, неспроста"
Длинноволосый Херувим спокойно посмотрел на Камина, поднялся.
– А этот человек не спасется, – сказал он, обращаясь к толпе. – Он слишком самоуверен. Он думает, что тьма на его стороне, но тьма поглотит его одним из первых…
Камин побледнел.
– Ты чего это несешь, юродивый? – зло произнес он. – Тебе что, жить надоело?!
Камин сделал угрожающее движение в сторону Херувима.
Но тут случилось неожиданное. Безмолвные статисты, те, что еще полчаса назад, боялись "бугра" словно черта, сдвинулись перед длинноволосым, оттеснив Камина назад.
И взгляды их были решительны
Камин попятился. Он молча посмотрел в лица защитников новоявленного проповедника, словно хотел хорошенько запомнить их. И тихо убрался вместе со своей шайкой.
– Зло отступит! – повысив голос, произнес Херувим и ткнул пальцем в спину бугра. – Но надо помнить: оно еще не раз ударит по нам. Тьма будет пугать нас днем и ночью, лезть к нам в души. И ее главное оружие – страх! Не дайте страху завладеть вашей волей…
Он еще долго говорил. Артемий устал слушать эти банальности. На него давно уже не производили впечатление пафосные речи. Но многим слова Херувима пришлись по душе.
– Каков, а! – восхищенно произнес Тощий. – Как бы у нас власть не поменялась…
Оказывается, он давно уже стоял за спиной Артемия. Рядом был и Седой.
– Так просто не поменяется, – мрачно сказал Седой.
– Да, ладно, – беспечно возразил Тощий. – Он ведь просто болтает. И силы у него против Камина никакой…
– Просто болтает… – нервно хохотнул Седой. – Хорошо, если без крови обойдется…
– …Нельзя пробить стену головой, – продолжал вещать Херувим. – Но любую стену можно преодолеть верой. Надо просто молиться – и верить в чудо. И тогда любая, любая дверь распахнется перед вами!
Последнее слово длинноволосый произнес с каким-то истерическим надрывом. Даже потряс над головой худыми жилистыми руками.
И тут же лязгнул засов.
Статисты в один голос ахнули. Даже Артемий удивленно вскрикнул. Если бы сейчас из двери ударил божественный свет – он бы даже не удивился.
Но никакого божественного света, конечно не было. В барак затолкнули нового статиста в полосатой робе – пожилого, и, вроде бы даже знакомого…
– Старик?! – изумленно произнес Артемий.
Это действительно был Старик. Он стоял в окружении статистов, которые пялились на него словно на приведение. А Херувим, глядя на гостя выпученными глазами, вдруг ткнул в него пальцем со словами:
– Этот человек здесь не случайно. Он принесет нам новые испытания!
Статисты глянули на вновь прибывшего с благоговейным ужасом.
Артемий быстро подошел, схватил Старика выше локтя и потащил в глубину барака.
– Арт? – пробормотал Старик. – Где это мы? Что все это значит?
– А я думал, вы как раз пришли рассказать мне об этом, – сказал Артемий, оглядываясь. – Пойдемте, пока эти психи не сделали из вас святого мученика…
Проснулся он от очередного кошмара. Была ночь, но свет теперь не гасили полностью – статисты уломали охранников оставлять включенной аварийную красную лампу у входа. Нельзя сказать, что бледный кровавый свет прибавлял оптимизма. Но хоть как-то рассеивал душную тьму.
Старик грел руки, обхватив металлическую кружку с чаем. Здешний чай был далек от того, которым он потчевал гостей у себя дома. Но массовка быстро избавляет от домашних привычек.
Артемий отдышался, вытер потный лоб скомканным вафельным полотенцем. Наверное, он кричал во сне. Только претензий к нему соседи не предъявляли. И на том спасибо.
– Как забавно… – произнес Старик. – Я столько рассуждал о коридоре событий, но никогда не думал, что смогу так здорово ощутить его… Я думал, что с Переходящим дорогу подкинул тебе интересную работу. А получается, что попросту столкнул с опасной горки, конца которой не видать… Ты уж прости, что я скрывал правду…
Артемий покачал головой:
– Никто не мог знать. В конце-концов, я сам знал, с чем связывался… Не не могу только понять – зачем Хозяин вас сюда засунул?
– Хозяин? Ах, Хозяин… Ну, конечно, Хозяин… Не знаю. Может, как свидетеля? Хотя, что я знаю?
– Он не боится свидетелей. Ему осталось жить совсем немного – так он говорит.
Они помолчали некоторое время.
– Ах, да… – вздрогнул Старик. – Он сказал, что я должен тебе помочь.
– Помочь мне? Здесь? – пожал плечами Артемий. – Хозяину нужен Переходящий дорогу. Но как его здесь найти? Я всего раз видел его – если это вообще был он. И вот, чем кончилась наша встреча. И чем дальше – тем меньше я понимаю смысл происходящего…
– Может в этом и проблема? – задумчиво произнес Старик и отпил немного чая. Поморщился.
– В смысле того, что творится?
– Нет. В попытке понять. Может, надо не понимать, а… чувствовать?
– Я давно уже ничего не понимаю, ничего не чувствую… Мне кажется, массовка просто растворила меня. Высосала меня из тела. Теперь я – просто пустая оболочка. У меня с головой что-то не так, да?
Старик задумчиво побарабанил пальцами по кружке.
– Массовка. Переходящий дорогу. Забавное сочетание… – произнес он.
Артемий насторожился:
– Что же тут забавного?
– У меня давно блуждала в голове одна теория… Да нет, не теория даже. Просто идейка…
Старик помолчал, с сомнением глядя в кружку.
– Ну? – нетерпеливо сказал Артемий. – Что за идея?
Из глубины барака раздался странный звук. Что-то, заставляющее леденеть кровь.
Не стразу догадаешься, что кто-то так воет во сне.
Послышалась ругань, короткая возня, и вой прекратился.
– Да, – сказал Старик. – Массовка… Множество статистов, повинующихся приказам режиссера и не подозревающих о всей глубине замысла. Самое интересное, что и режиссер совершенно не представляет, что он хочет получить в результате…
– Я ничего не понимаю, – признался Артемий.
– Да я сам больше чувствую, чем осознаю, – сказал Старик. – Ну, если упростить и обобщить, мысль звучит так…
Старик решительно, залпом опрокинул в себя остатки чая. Словно стакан водки – отвратительной на вкус, но необходимой.
– На Земле много людей. Очень много. Не я первый заметил, что человечество напоминает гигантский муравейник. Если мы возьмем одного муравья – он покажется нам очень интересным существом, с системой инстинктов, сложным внутренним устройством. Ну, а целый муравейник, как известно – образование из тысяч отдельных муравьев. Образование достаточно сложное – но куда более примитивное, чем один, отдельно взятый муравей. Просто стоящее на другом уровне… Самое интересное, что отдельный муравей не имеет никакого понятия об устройстве муравейника. И если муравейнику нужно – муравейчик будет легко выброшен за его пределы, брошен в мясорубку с врагами или съеден. Благо, муравьев много, никто не заметит потери…
– Я не понимаю… Вы сравниваете человечество с муравейником?
– Погоди… А теперь представь, что вместо муравьев мы берем миллиарды разумных существ. И на каком-то этапе развития общества незаметно для нас самих возникает НЕЧТО, объединяющее нас в огромный… даже не знаю, как сказать… Человечник? Да, человечник! Огромное, непостижимое, мощное…
– Сверхразумное?
– Тупое, примитивное, как амеба! В этом весь ужас, понимаешь?! Каждый отдельный человек – это вершина природы… Ну, пусть даже нам только так кажется! А наше общество – нет, то что стоит над обществом – это тупая, безмозглая амеба – МАССОВКА! Какое замечательное, емкое слово – массовка! И им все сказано! Массовке нет дела до отдельного человека! Ей нет дела до общества – потому что общество создано нами сознательно. А чего хочет МАССОВКА, этот непостижимый, отвратительный человечник – мы не знаем и знать не можем!
– Вы говорите жуткие вещи…
– Я еще не сказал действительно жуткой вещи. Весь ужас заключается в том, что у этой массовки – свои собственные цели существования, которые могут совершенно не совпадать с целями, которые придумало себе человечество. Да что там – они наверняка и не совпадают. Вот и появляются у массовки особые органы… нет органеллы – как у инфузории – ими она нападает, жрет, защищается…
– И Переходящий дорогу…
– Вот именно – его органелла, человек, который думает, что действует по своей воле, но на самом деле – всего лишь щупальце, отросток чудовищной амебы. Я не знаю, зачем он нужен на самом деле. Могу только предположить: его дело – выводить из тела массовки ненужные ей, элементы. Может, как токсины. Или фекалии.
– То есть, я, Хозяин, остальные жертвы – это… хм… просто экскременты этой вашей сверхмассовки?
– Если тебе станет приятнее – то, к примеру, инородные тела, вроде болезнетворных бактерий. Это уже не суть важно – мы все равно не сможем понять природу Массовки, как невозможно вытащить себя из болота за собственные волосы…
– И вы считаете, что люди в этом бараке – тоже…
– Я считаю, что это – модель. Маленькая модель гигантской массовки. Хозяин противопоставил себя воле земного человечника – и построил его уменьшенную копию. У него болезненные амбиции – потягаться с Переходящим дорогу. Но, бросая вызов щупальцу, всегда рискуешь познакомиться со спрутом…
Старик замолчал. Артемий подавленно оглядывал барак. Все это были бы просто слова. Если бы их не произнес сам Старик.
Если бы не было Переходящего дорогу.
Если бы не вел в пугающую неизвестность безжалостный коридор событий…
6
Человечник… Какое мерзкое слово… Черт бы побрал этого Старика с его ночными теориями.
Только вот как спорить с тем, кто смотрит в самую суть вещей?
Лучше бы не слышать всего этого.
Но в Лагере Правды не скроешься от истины. Будь ты хоть статист, хоть тот, кто вообразил себя режиссером. И если ты слышишь то, что не предназначено для твоих ушей – по крайней мере, не жалуйся.
Павел с отвращением грыз таблетку. Теперь ничто не приносило облегчения. Возможно, дело осложнялось и тем, что он почти не спал.
На сон просто не осталось времени.
Он должен успеть.
Успеть понять.
Почему этот чертов человечник решил выкинуть его из своего жирного тела? Почему он лишний? В чем тут дело?
Может быть, если найдется ответ на этот вопрос – все станет на свои места.
Путь Старик твердит, что массовку невозможно понять. Пусть.
ЕМУ нужно это понимание. ЕМУ.
И теперь уже – больше самой жизни.
В одном Старик прав: его персональный человечник за колючей проволокой очень похож на ту невообразимо огромную массовку. Только живет в ускоренном ритме и уже принялся вовсю избавляться от "чужеродных тел". Не слишком ли много отходов для столь компактного человечника?
Черт… Вот же привязалось это слово…
Надо отвлечься… Отвлечься…
– Рустам! – поднеся к губам рацию, позвал Павел.
Никакой реакции. Ну, конечно же, кто может, как он, бодрствовать круглыми сутками? У них впереди длинная жизнь – надо беречь силы.
Это ему уже все равно.
Хотя… Может, не так уж и все равно…
– Рустам!
Дверь скрипнула, появился заспанный Рустам. Спал он, судя по всему, в одежде, где-нибудь под дверью. Интересно, какие проклятья в таких случаях он адресует шефу? На лице ни малейшего недовольства. Идеальный солдат…
– Да, босс…
– Слушай, приведи Настю…
Рустам поморгал, соображая.
– Прямо сейчас?
– Да. Немедленно…
– Но…
– Какое, к черту, "но"?! Что тебя смущает?!
– Извините… Я сейчас…
Разложение. Во всем разложение. Оно тронуло даже этого идеального солдата. Массовка – страшная зараза. Тупая ядовитая тварь. Неужто Старик прав?
Настя… Вот кто приносит успокоение и смысл. Нет, нет – ни одной грязной мысли! Все совсем не так… Не так… А как? Черт… Проклятые таблетки убивают способность думать…
…На некоторое время он забылся. Это не сон – именно забытье, тяжелое, вязкое, наполненное отвратительными образами…
Очнулся от громких звуков. Те исходили от динамиков "прослушки". Женский барак – шум оттуда. Только, странно – на экранах нет изображения. Пусть ночь – но инфракрасная картинка должна быть.
Проклятье! Надо звать техника!
Прислушавшись, понял: в бараке идет борьба. Вдавил кнопку рации:
– Охрана! Что в женском?
Охранники молчали. Это становится интересным. Повторил вопрос. Сквозь писк с запозданием пробился голос Рустама – с одышкой, однако же, невозмутимый:
– В женском бараке бунт.
– Что?!
– Повторяю: бунт в женском бараке. Что делать?
– Да заприте их – и дело с концом!
Рустам откашлялся и сказал:
– Уже заперли. Но несколько статисток ушли.
– Куда ушли?! За периметр?…
– Вроде, нет…
– Так куда они могли уйти, черт возьми?!
– Мы выясняем…
– Давайте, выясняйте быстрее! Оружие не применять – если вдруг уйдут – пусть уходят…
– Понял.
– Что с камерами? Разбили?
– Тряпьем завесили. Утром восстановим картинку – в темноте и бабы покалечить могут…
Павлу хотелось прикрикнуть на Рустама. Но порыв почему-то быстро схлынул. Не стоит без надобности рисковать людьми.
Он больше не смотрел на массовку свысока.
Он начинал ее бояться.
Разговор потихоньку сошел "на нет". Старик начинал дремать. Глядя на него, Артемий тоже принялся зевать. Но что-то заставило насторожиться. Какие-то звуки со стороны маленького окна.
Вначале Артемий подумал – крадется тот самый ночной убийца. Воображение мигом составило неприятную картинку, а рука сама собой полезла под тюфяк – там припрятана половинка швабры, щедрый по нынешним временам подарок Седого.
Но быстро стало ясно: звуки доносятся снаружи. Еще несколько секунд – и они стихли.
"Охранники?" – прикинул Артемий.
Заставил себя лечь. Уснуть в таком напряжении, со скрюченной правой рукой, пальцы которой, наверное, побелели, сжимая палку, непросто. Но человеческие силы небезграничны. Через какое-то время нахлынула дрема, вскоре пришел бы и сон, если бы глаза не распахнулись сами собой. В мозгу завыл сигнал тревоги.
Пропал дежурный красный свет.
Чуть позже в проходе между нарами бесшумно проплыл ломаный черный силуэт.
Еще. И еще.
И один – выплывший с другой стороны – склонился прямо над его лицом, заслоняя остатки жалкого лунного света.
Такого ужаса Артемий не испытывал никогда. Казалось, черная бестелесная тварь обхватила и сжала сердце холодной лапой. Будто на миг он заглянул в самый страшный уголок ада.
Он заорал. Высоким, постыдным криком того, кто потерял всякий человеческий облик.
Силуэт отпрянул.
В ту же секунду неконтролируемый ужас уступил место нормальному страху: кто бы то ни был, он тоже боялся. Сердце, вырвавшись из адской лапы заколотилось, суетливо прогоняя задержавшуюся кровь.
В следующий момент затылок ощутил крепкий удар.
Лежа на полу, под нарами, Артемий равнодушно слушал непонятную возню, грохот, глухие удары, разрозненные крики и возгласы. Некоторые голоса его удивили. Артемий не сразу понял – чем именно.
Они были женские.
Снова крик. Топот. Череда ударов.
Визг. Нет, не визг от страха. Визг ярости. Звериный.
Тьму прорезал ослепительный луч фонаря. Конечно, он больше казался, чем был столь ярким. На некоторое время наступила тишина. А после со стороны двери раздался женский голос.
Жесткий, злой. Неправильный.
– Кто-то из вас насилует и убивает наших сестер. Мы не знаем, кто именно. Но теперь у нас есть оружие. И за каждый подобный случай мы будем забирать одну вашу жизнь. Этого дважды видели у нашего барака. Смотрите…