- О, леди Виржиния, простите, что мы прибыли так рано, - прощебетала птичкой Эмбер. Барон, по обыкновению, отмалчивался, отдавая супруге инициативу в беседе. - Но мне так хотелось спокойно рассмотреть убранство "Старого гнезда" до того, как соберутся все приглашенные. Ведь вы наверняка придумали что-то необыкновенное!
- Что вы, ничего особенного, - я польщенно опустила глаза.
- Нет, я уверена в обратном… Какая свежесть! - расцвела восхищенной улыбкой Эмбер, переступив порог. - Леди Виржиния, здесь просто царство прохлады, как вы добились этого? У меня дома сущее пекло!
- В вазах для цветов - очень холодная вода. А там, где раньше были ниши, мы установили емкости со льдом и задрапировали все шелком…
Вскоре после четы Вайтберри стали подъезжать и другие приглашенные. Вторым на пороге кофейни появился Луи ла Рон, у которого было исключительное право на освещение этого вечера в прессе. А потом коллеги и друзья Мореля, аристократы и постоянные гости кофейни начали прибывать так быстро, что я не успевала встречать всех у входа. К счастью, посетителям было чем себя занять. Мистер Йеннсен, режиссер театра Сен-Ирэн, открывший Морелю дорогу в большое искусство, любезно согласился принять мое приглашение, и рассказывал теперь всем желающим о юности великого актера. Вдоль северной стены был установлен длинный стол с легкими закусками и кувшинами с охлажденным яблочным соком. Гостей обслуживал помощник управляющего - разливал напитки, выдавал десертные вилки и тарелки, собирал грязную посуду, которую Мэдди потом уносила на кухню.
Постепенно разговоры становились все громче и непринужденнее. В воспоминаниях друзей Морель представал очень светлым и добрым человеком, обладающим в то же время тонкой нервной организацией. На сцене он не играл - жил, словно сливаясь с каждой своей ролью. Но как только занавес опускался, а аплодисменты стихали, Морель вновь становился самим собой.
Но, конечно, были у него и враги.
- Леди Виржиния, в этом театре творились ужасные, ужасные вещи, - грудным голосом говорила мне Филис Макнайт, статная черноглазая и темноволосая женщина с дерзким изгибом губ, актриса, обреченная на амплуа роковой красавицы. - У нас была этакая пустышка, Джин Чисхолм ее звали, вечно играла служанок или неудачливых младших дочерей. Так вот, она вбила себе в голову, что Патрик - любовь всей ее жизни. Ну, смешно, на самом деле. Кому нужны дуры, да еще с кривыми ногами… Так вот, она все грозилась отравить его синильной кислотой, если он не обратит на нее внимание.
- И чем все закончилось? - с замиранием сердца спрашивала я. Неужели подозреваемая?
- Уволили ее, конечно, - цинично пожимала плечами Филис. - А потом бедняжка то ли отравилась сама, то ли уехала к тетке в Гемсбург. По крайней мере, больше мы о ней не слышали.
И так заканчивалась большая часть историй.
Ближе к половине девятого я едва не столкнулась с Эрвином Калле. Он был бледен, как сама смерть, но довольно оживлен. Похоже, ему тяжело приходилось в этом зале, среди афиш, с которых смотрел Патрик Морель, среди разговоров о тех днях, когда актер был еще жив… Но Эрвин держался.
- Леди Виржиния, я узнал одну неприятную вещь, - сообщил он мне громким шепотом, подозрительно оглядываясь по сторонам. Гости, разумеется, были увлечены своими беседами, на нас никто внимания не обращал - что такого, если хозяйка вечера остановилась перекинуться словечком с очередным скорбящим? - Похоже, пропала невеста Пэтси. И, боюсь, она мертва. Мне в руки попал адрес, где она проживала, и я наведался туда. Хозяйка жилья, похоже, пребывает в полнейшем неведении. Она жаловалась мне, что та девушка задерживает плату, а когда я внес задолженность, любезно вручила ключ. Так вот, в квартире стоит ужасный…
Что стояло в квартире невесты Мореля, я так и не узнала, потому что внезапно раздался звон бьющегося стекла, женский визг, и все разговоры как обрезало. Театрально-выразительная тишина длилась мгновение, а потом какой-то мужчина крикнул зло:
- Да что ты понимаешь в этом! Именно такой смерти он и заслуживал!
- Никто не заслуживает смерти, тем более такой.
А этот волнующий низкий голос я уже узнала. Филис Макнайт.
- Одну минуту, мистер Калле, - натянуто улыбнулась я остолбеневшему художнику и, одернув юбки, поспешила к месту разгорающегося скандала.
Отыскать его было нетрудно - гости, будто бы нарочно, выстроились ровным кружком, жадно наблюдая за сварой. Луи ла Рон быстро-быстро строчил что-то в записной книжке, карандаш порхал над страницей, словно живой. Я представила, как завтра в газете появится заметка - "Бывшие коллеги Мореля не сошлись во взглядах на его смерть" - и мне стало мерзко.
Впрочем, будущую статью ла Рон обещал обсудить со мной.
- Добрый вечер, господа! - громко произнесла я, проталкиваясь к спорщикам. - Святые небеса, мисс Макнайт, вы так бледны - может, вам стоит присесть там, в уголке, и освежиться фруктовым соком? Официант принесет вам, - я сделала знак одному из "слуг" - кажется, Лайзо. Тот подскочил и замер в полупоклоне рядом с актрисой. Филис Макнайт мгновенно поняла намек и, благодарно склонив голову, последовала за ним. Многие мужчины невольно провожали ее взглядами. Широкие шелестящие юбки, неправдоподобно тонкая талия, гордо выпрямленная спина и тяжелые, блестящие, словно навощенные, локоны, ниспадающие на плечи - оскорбленное божество, а не земная женщина. - Пока глубокоуважаемая мисс Макнайт отдыхает, не могли бы вы прояснить, что здесь произошло, мистер…? К сожалению, не помню, есть ли ваше имя в пригласительных списках…
Скандалист промолчал и лишь упрямо поджал губы. Довольно высокий и, определенно, слишком смазливый для мужчины, он выглядел типичным представителем богемы - таким, какими представляют актеров, музыкантов и художников люди, далекие от искусств. Одежда весьма смелого фасона, собранные в короткую косицу светлые волосы, томный взгляд… впрочем, последнее легко можно было приписать влиянию алкоголя. Либо Георг слишком щедро добавил ликера в кофе по рецепту "Головокружение", либо неизвестный успел помянуть Мореля вином еще до визита в кофейню.
- Это Эсмонд Палмер, - шаром выкатился из толпы ведущий режиссер Королевского театра, мистер Клермон, на ходу отирая лысину. - Приношу свои извинения, леди Виржиния. Я взял на себя смелость пригласить несколько актеров, близко знакомых с мистером Морелем, упокой Господи его душу… Но мистер Палмер слишком чувствителен, гм, к согревающим напиткам. Я думаю, что он не имел в виду ничего плохого.
- Я сказал именно то, что хотел! - яростно выкрикнул Палмер, подаваясь вперед. Лицо у него наливалось краской, словно в преддверии апоплексического удара. - Он жил, как трус, и умер, как трус, другой смерти и не заслуживал! - голос Палмера постепенно набирал силу, и к концу тирады он гремел над кофейней, подобно грому небесному. - И хоронить его следует за оградой церкви не потому, что он самоубийца, а потому, что трус!
- Мистер Палмер! - я не была актрисой, но тоже голосом своим владеть умела неплохо. - Извольте придержать ваш язвительный язык! Мы собрались здесь для того, чтобы вспомнить о том, каким прекрасным человеком, каким великим актером был Патрик Морель, а не для того, чтобы слушать грязные наветы!
- А вот и не слушайте! - Палмер подхватил еще одну чашку и - дзонг! - шваркнул ею о пол. Я зажмурилась инстинктивно, и почувствовала, как мелкие осколки стучат по туфлям. - Все вы закончите так же, все! Помяните мое слово!
- Убирайтесь вон. Немедленно.
- И уйду. Тризна лжи, вот что это такое! - Палмер развернулся на каблуках, только взметнулся лиловый шарф, и, пошатываясь, пошел к дверям. Следом за ним выскользнул кто-то в костюме официанта - готова спорить, что это был Лайзо.
Вот теперь он сможет расспросить Палмера без свидетелей. И делу польза, и урона для репутации моей кофейни не будет. Прекрасно.
Впрочем, гости не спешили расходиться по залу и выбрасывать из головы случившееся. Видимо, все-таки потребуется мое вмешательство. Что ж, попробую…
- Грустно видеть, как низменные страсти лишают человека разума, - негромко произнесла я, не отводя печального взгляда от уже захлопнувшейся двери, за которой скрылся Палмер. - Если к скорби примешивается яд зависти, то человек начинает отравлять злыми словами всех вокруг… и, что страшнее всего, самого себя. Я не знаю, что побудило Эсмонда Палмера устроить эту отвратительную сцену, однако надеюсь, что он совладает со своими страстями и найдет утешение… Друзья! - я обернулась к гостям. - В этот вечер мы вспоминаем Патрика Мореля, того, чей талант сиял подобно звезде; его свет привлекал и добрые взгляды, и злые… Но давайте хотя бы сегодня постараемся стать хозяевами своим страстям. Скорбеть, но не склоняться к унынию. Восхищаться, но не опускаться до зависти. Жалеть об уходе этого прекрасного человека, но не осуждать. И да будут Небеса милосердны к Патрику Морелю… и к нам всем.
Я умолкла. Молчали и гости, пряча взгляды, а некоторые украдкой осеняли себя священным кругом. Ни шепотка, ни даже вздоха…
- Да будут милосердны! - разбил хрустально-хрупкую тишину чистый голос леди Вайтберри, и это словно послужило условным сигналом. Постепенно вновь стали завязываться беседы, а тут еще и Эллис-официант подоспел с очередной порцией деликатесных закусок от миссис Хат и Георга. Ну, как тут сохранять мрачность?
Конечно, прежняя непринужденность вернулась не сразу. Я смогла лишь немного отвлечь внимание гостей, но многие из них нет-нет, да и поглядывали в сторону двери. Ох, и натворил этот Палмер дел… Надеюсь, что он принесет хоть какую-то пользу.
К слову, о пользе. Надо еще переговорить с ла Роном и отсоветовать ему писать об актерских склоках. Кофейне моей ни к чему скандальная слава; репутация - штука хрупкая, иногда бывает достаточно одного неверного слова, чтобы ее погубить.
Журналиста я обнаружила беседующим с Филис Макнайт. Актриса весьма охотно отвечала на вопросы - наверное, рассчитывала на то, что упоминание ее имени в статье привлечет новых поклонников. Заметив меня, ла Рон торопливо извинился и оставил огорченную Макнайт в одиночестве.
- Леди Виржиния, я уже по вашим глазам вижу, о чем вы хотите попросить, - начал он с места в карьер. - Это касается неожиданной вспышки гнева мистера Палмера?
- Верно, - кивнула я с облегчением. - Рада, что вы понимаете. "Старое гнездо" всегда было островком спокойствия и эталоном хорошего вкуса.
- Оно им и останется! - горячо откликнулся журналист. - Но, леди Виржиния, это же великолепная концовка для статьи!
- Что именно… склока? - я несколько растерялась.
- Нет же! Ваша речь, леди Виржиния! - вдохновенно сверкнул очками ла Рон. - Вы только представьте, как это прозвучит! "…И да будут Небеса милосердны к Патрику Морелю… и к нам всем, - произнесла графиня Эверсанская, и лица собравшихся исполнились благочестия. И даже я, закоренелый циник, ощутил необыкновенно светлое чувство"… Как вам?
- Слащаво.
- Вы жестоки.
- А вы бессовестны, - вздохнула я. - Впрочем, мне остается лишь довериться вашему таланту. Тема, как понимаете, деликатная. Смерть Патрика Мореля - ужасная трагедия, подобных которым не было давно…
- Ну, в прошлом году, кажется, отравился известный писатель, Дикон Шарль. Писал о сиротках, благодатная тема, знаете ли.
- Да, пожалуй, - вежливо согласилась я, хотя о сиротах знала только из разговоров с мистером Райтером, меценатом и учредителем детского приюта имени святого Кира Эйвонского. - Кажется, я слышала о таком писателе, но даже не догадывалась, что он… Постойте-ка, что он сделал?
- Отравился.
"Прекрасно!" - чуть было не воскликнула я, но сдержалась. Наверняка меня поймут неправильно. Но, как знать, для Эллиса новость о смерти мистера Шарля может быть весьма полезна. Вдруг это зацепка, а не просто совпадение?
- Любопытная история, - осторожно заметила я, поощряя ла Рона пуститься в подробный рассказ. - И вы освещали это печальное событие?
- Я, - скромно потупился журналист, но я видела, что он польщен. - Была у меня одна статейка… Если желаете, могу принести подборку - у меня материалы разложены по темам.
- Таинственные смерти в мире искусства? - задумчиво протянула я. - Ох, не сочтите это проявлением дурного вкуса, но… мне было бы очень интересно! Особенно в вашем исполнении.
Ла Рон просиял.
- Буду счастлив прислать вам копии моих работ, леди Виржиния. Завтра же займусь этим.
- Договорились, - улыбнулась я.
Похоже, Эллису придется расщедриться на похвалу для одной начинающей сыщицы-графини.
"Вечер памяти" закончился глубоко за полночь. Я намеревалась закрыть двери кофейни за последним гостем уже в десять часов, но карты мне спутала погода. Сначала невыносимую духоту последних дней, пуховой периной накрывшую город, вспороли яростные порывы ветра; с востока подтянулись иссиня-черные тучи и за какие-то полчаса так обложили небо, что словно до срока наступила ночь. Не успели мы опомниться, как полил дождь - сплошной стеной.
Не выставлять же гостей на улицу в такое ненастье?
Я вздохнула про себя, мысленно подсчитала убытки, а вслух предложила всем еще по одному кофе - "напоследок" - и радушно улыбнулась. Мне предстояло еще по меньшей мере два часа вынужденных развлечений, однако ноги уже сейчас не держали, а от запаха кофе, корицы и шоколада мутило.
- С вами все в порядке, леди Виржиния? - обеспокоенно поинтересовался Георг, когда гости наконец разошлись и зал опустел.
- Да. Вполне, - я воистину титаническим усилием воли заставила себя подняться с такого удобного стула. Патрик Морель сочувственно улыбался мне с афиши. - Какое счастье, что завтра кофейня будет закрыта. Вот уж не думала, что так устану…
- Шутка ли - не спать почти два дня, - вздохнул Георг, подавая мне руку. - Поезжайте домой, леди Виржиния.
- Не могу. Я обещала мистеру Норманну, что после приема мы обсудим, что удалось узнать… Ох!
Я запнулась о порожек между кухней и залом, и если бы Георг, поддержавший меня под локоть, то наверняка бы упала.
- Обойдется ваш мистер Норманн, - проворчал Георг, но не успела я возразить, как в разговор вмешался сам Эллис:
- Не обойдусь, разумеется, но подожду. При всех моих недостатках, я не имею привычки пытать леди. Да и завтра от вас будет больше проку, Виржиния, - цинично добавил он. - Впрочем, если хотите оказать мне помощь - разрешите остаться переночевать здесь, на втором этаже, а не возвращаться через половину города. Боюсь, гроза прекратилась ненадолго - видите, как посверкивает в небе?
От нахальства просьбы я даже немного взбодрилась.
- Здесь? Боюсь, что это невозможно, Эллис. Видите ли, верхние комнаты принадлежат Мадлен. Я не стану оставлять ее наедине даже с джентльменом, - я оглянулась, чтобы убедиться, что Мэдди далеко и не слышит нас. - И, кроме всего прочего, она побаивается мужчин.
- Понимаю, - глаза у Эллиса стали совершенно несчастными. - В таком случае, могу я хотя бы попросить вас, чтобы меня потом отвез Лайзо. Когда он вернется, разумеется.
- А он еще не вернулся? - переспросила я. Святые небеса, надеюсь, с ним все в порядке и он задержался лишь потому, что пережидал где-то ливень… и, надеюсь, он очень скоро вернется, потому что идти пешком в особняк мне совсем не хочется.
Впрочем, лично я, если придется, смогу переночевать и здесь, а уже утром отправиться домой.
- Еще нет, - Эллис вытянул из кармана часы на цепочке. - Но прошло не так уж много времени, не беспокойтесь. К тому же Лайзо всегда выполняет обещания, поэтому если он подрядился доставить вас в особняк сегодня, то так и будет. Виржи… - детектив скосил глаза на очень недовольного Георга и поправился: - Леди Виржиния, могу я хотя бы умыться где-нибудь? Признаться, носить парик в такую жару весьма утомительно. И как мистер Калле может надевать их постоянно, ума не приложу!
- Спросите у него, - вздохнула я. Надо было бы поинтересоваться, причем это здесь Эрвин и парики, и почему он якобы их все время носит, но сил не осталось даже на любопытство. Завтра поинтересуюсь, если вспомню. - А умыться можно наверху, можно даже освежиться целиком - у Мадлен самые современные апартаменты, есть не только ванна, но и душ.
Эллис расцвел солнечной улыбкой.
- Это было бы просто великолепно! - он стащил парик, брезгливо принюхался к нему и провел рукой по своим волосам, влажным и оттого немного вьющимся. - Думаю, просить у мисс Мадлен проводить меня было бы немного нетактично. Мистер Белкрафт, могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
- Разумеется, - сухо ответил Георг. - Если уж леди Виржиния разрешила, то возразить мне нечего.
- Ох, не будьте таким ворчуном, мистер Белкрафт, - парик Эллиса полетел на стол, за ним последовал и длинный сюртук, и бабочка, и узкий пояс… Я испугалась было, что детектив и вовсе разденется прямо на кухне, но, к счастью, на этом он остановился. - К слову, о занудах и ворчунах, леди Виржиния. Мистер Калле спит где-то в зале, посмотрите, пожалуйста.
- А разве он не ушел? - поразилась я.
- Конечно, нет, - обернулся Эллис уже в дверях, сонно щурясь. - Мы же договаривались обсудить новую информацию. Кто же знал, что вечеринка так затянется?
- Вечер памяти, Эллис, вечер памяти, а не вечеринка, - я с трудом подавила неподобающий леди зевок. - Идите уже. Мистер Белкрафт тоже устал, и он вовсе не обязан быть вашим проводником.
- Слушаюсь, леди, - иронично отсалютовал мне детектив и поплелся за Георгом, позевывая. На мгновение я ему позавидовала - а потом отправилась заниматься делами насущными. Но перед этим украдкой ополоснула лицо над раковиной на кухне. Не душ, конечно, но все-таки бодрит.
"Старое гнездо" опустело. Разошлись гости, слуг я давным-давно распустила со строгим наказом прийти завтра с утра и привести кофейню в порядок, даже миссис Хат - и та отправилась спать в комнаты наверху. По залу бродила сомнамбулой Мэдди, рассеянно гася свечи.
- Шла бы ты спать, милая, - я осторожно коснулась ее плеча, и Мадлен подняла на меня сонные глаза цвета горячего шоколада. - Я закончу тут со светильниками, все равно мне нужно еще поговорить с мистером Калле… К слову, где он?
Мадлен вяло, без обычной своей экспрессии, указала рукою в дальний угол. Я присмотрелась и не смогла сдержать удивленного вздоха. Художник сладко спал, уронив голову на стол и накрывшись одной из скатертей. Мэдди улыбнулась, выразительно постучала двумя пальцами себе по лбу и развела руками.
- Что поделаешь, все люди искусства немного с чудинкой, - согласилась я. - Иди спать, Мадлен… Ох, чуть не забыла - не пугайся, если услышишь шум в ванной комнате. Я разрешила мистеру Норманну воспользоваться твоим душем, раз уж день выдался уж больно утомительный.
Мэдди недовольно тряхнула рыжими кудряшками и скрестила руки на груди.
- Да, да, в следующий раз я обязательно посоветуюсь с тобой. Не сердись, дорогая.
Устало улыбнувшись - мол, не сержусь - она обняла меня на последок и отправилась к служебным помещениям, через которые был выход наверх, в жилые апартаменты. Я же, подавив малодушное желание вернуться на кухню и там дождаться Георга, который мог решить бы все проблемы, подошла к художнику.