- Мистер Калле, - я осторожно тронула его за плечо, но он даже не шелохнулся, только сопеть стал громче. - Ну же, просыпайтесь. Вы так и не рассказали, что такого ужасного увидели в апартаментах невесты Мореля.
По правде говоря, мне было уже абсолютно все равно, что там такое нашел художник. Да он и не спешил рассеивать туман неизвестности - дернул плечом, сбрасывая мою руку, и продолжил сладко спать.
- Мистер Калле! - я слегка повысила голос. - Тут вам не гостиница. Просыпайтесь же! - и снова никакого результата, если не считать за таковой то, что художник немного повернул голову, и теперь я со своего места видела только его лохматый затылок. Сразу вспомнились слова Эллиса о "париках мистера Калле"…
…и я, в порыве озорного настроения, потянула за темно-рыжую прядку. А что? Если художник проснется, я извинюсь и сделаю вид, что просто его будила. А нет - так удовлетворю наконец любопытство.
Конечно, с первого раза ничего не получилось. Я справедливо рассудила, что это не тот случай, когда стоит использовать силу вместо логики и, пользуясь тем, что Эрвин продолжал крепко спать, склонилась над ним, внимательно осматривая в тусклом свечном свете его лицо. Отвела густые пряди со лба, потом - холодея от собственной смелости - провела пальцами надо лбом, вдоль линии роста волос.
И почти сразу нащупала маленький "порожек".
Остальное было делом техники. Всего через минуту я освободила Эрвина от парика, и только тогда, взвешивая в руке тяжелую копну искусственных волос и глядя на по-военному коротко стриженый, абсолютно седой затылок задумалась, зачем мне все это было нужно. Через некоторое время мне стало абсолютно ясно, что надеть этот парик обратно на Эрвина я не смогу, а будить художника все-таки придется. Вот неприятность!
Однако придется как-то разрешать эту некрасивую ситуацию.
Аккуратно положив компрометирующую улику на стол, я приняла самый что ни есть невозмутимый вид и принялась уже всерьез расталкивать художника.
- Вам помочь? - раздался у меня за спиной хриплый голос, и от неожиданности я едва не подпрыгнула. К счастью, это оказался всего лишь Лайзо - мокрый и взъерошенный, как искупавшийся в ручье кот. - Немного холодной воды - и он взбодрится. Впрочем, есть и другие способы, более милосердные. Позволите мне? - предложил он с издевательски почтительным полупоклоном.
- Прошу, - улыбнулась я, гадая, видел ли Лайзо мое неподобающее поведение или подошел позже. Раз ничего не сказал - значит, наверное, не видел, но эта многозначительная улыбка, эти нахальные нотки… - Только не пугайте его. Говорят, у людей искусства тонкая душевная организация.
- Я осторожно, - пообещал Лайзо со зловещей ухмылкой.
Мне оставалось только смириться с судьбой и понадеяться на лучшее.
Лайзо же, особенно не смущаясь моим присутствием, наклонился над художником, запрокинул ему голову, быстро хлопнул его по щекам, по лбу и ткнул пальцем куда-то над плечом. Эрвин тоненько ойкнул и подскочил как ошпаренный.
- Что? Что? - испуганно выдохнул он, осоловело хлопая глазами. - А где все гости?
- Разошлись.
- А я…?
- Вы уснули, мистер Калле, и добудиться вас мог только мистер Маноле, спасибо ему за помощь, - любезно пояснила я. - Боюсь, что сейчас вам придется покинуть кофейню. Обсуждение всех насущных вопросов мистер Норманн решил отложить на завтрашнее утро. Или день, - подумав, добавила я. - Словом, приходите в кофейню к вечеру, примерно к шести.
- Хорошо, - растерянно согласился художник, и тут взгляд его упал на ворох темно-рыжих кудрей на скатерти. Безотчетным движением Эрвин коснулся затылка и залился румянцем. - Простите мой вид, - художник по-детски непосредственно спрятал парик за спину. - Э-э… Я пойду, пожалуй? - он начал осторожно пятиться к двери.
- Нет, погодите! - спохватилась я. - Скажите сначала, что такого ужасного вы увидели в той комнате?
- Беспорядок, - промямлил Эрвин, нащупывая ручку двери. - Леди Виржиния, я пойду. Доброй ночи… и, небесами заклинаю, не говорите никому обэтом! - он быстро коснулся рукою короткого ежика седых волос и был таков.
Разумеется, рассчитывать дальше на сколько-нибудь разумный диалог было бы глупо. Быстро распрощавшись с Георгом и договорившись о том, что Лайзо потом подвезет и его, и Эллиса, я направилась к автомобилю. Даже несмотря на пролившуюся на Бромли грозу, дышать было тяжело; остро пахло намокшей пылью и вымытой до скрипа листвой. Где-то вдалеке погромыхивало, клубящиеся иссиня-черные тучи озарялись голубоватыми отсверками. Ветер влажным дыханием ласкал кожу - свежо после духоты кофейни, почти до дрожи свежо…
- Леди Виржиния?
Горячие пальцы осторожно коснулись моей руки, и я медленно, как будто очарованная, обернулась.
- Все в порядке?
Лицо Лайзо - бледное пятно среди теней. Даже на человека не похоже - скорее, на призрак.
- Да, - отвела я взгляд. - Не могли бы вы идти впереди и показывать дорогу? Я не слишком хорошо вижу в темноте.
Кажется, Лайзо улыбнулся.
- Тогда лучше сделаем так. Позвольте вашу ладонь, леди Виржиния?
И, не дожидаясь разрешения, он крепко сжал мои пальцы - и потянул меня вниз по улице, за угол. Запоздало я сообразила, что лучше было бы выходить не через главный вход, а через черный, но было уже поздно. Хлюпала под ногами вода, ветер налетал порывами - еще чуть-чуть, и опять сорвется с неба сплошным потоком яростный летний ливень. Туфли оскальзывались на мостовой, но отчего-то не страшно было упасть - словно я превратилась в куклу на верёвочках в руках умелого мастера.
Тяжелая, крупная капля ударила по плечу. Еще одна - по широким полям шляпки, потом - по спине, снова по шляпке и по плечам… Но прежде чем отдельные капли превратились в ливень, мы успели спрятаться в автомобиле. И только тогда накрыло - как сплошной стеной. Наверное, с четверть часа ни я, ни Лайзо не шевелились и сохраняли молчание. А потом он предложил тихо:
- Возвращаемся домой?
- Да.
Уж не знаю, что мог разглядеть Лайзо за пеленой дождя, но мы добрались без происшествий и достаточно быстро. Я ненадолго осталась в машине, пока он ходил за зонтом. Потом - вежливое прощание, и Лайзо отправился развозить по домам Георга и Эллиса.
Вот и все.
Несмотря на страшную усталость, я настояла на горячей ванне и кружке теплого молока с ванилью на ночь. Все равно завтра можно будет встать попозже - так почему бы и не потянуть время? Одним словом, в спальню я попала уже около двух часов пополуночи. После ванны воздух в комнате мне показался прохладным и свежим. Окна были распахнуты настежь; дождь уже закончился, и тучи начали расходиться. На всякий случай я прикрыла ставни, потом, не торопясь, подошла к кровати, откинула одеяло и только собралась лечь, как заметила на простынях что-то странное. Серо-коричневый… порошок? Или… измельченные листья?
Я наклонилась и размяла щепоть между пальцами. Запах был слабым, но очень знакомым. Вишневый табак. Бабушкин.
Странно.
Впрочем, так или иначе, но на грязной постели я спать не собиралась. Магда еще не легла, и поэтому на звон колокольчика откликнулась быстро.
- Что случилось-то, леди Виржиния? Принести что-нибудь? - бодрая скороговорка Магды только усугубляла раздражение.
- Нет, скорее, унести, - я обличительно ткнула пальцем в простыни. - Тут грязь. Магда, будьте любезны, перестелите мне постель. И перину перетряхните, если не сложно.
- Ох, простите меня, слепую курицу! - так искренне огорчилась горничная, что мне даже стало немного стыдно. - Мусор-то, видать, насыпался, а я и не заметила…
- Ничего страшного, - улыбнулась я через силу. - Просто уберите это, вот и все.
Но на этом "грязные" сюрпризы не закончились. Когда Магда сняла с кровати перину, чтобы ее встряхнуть, то на пол выпала какая-то странная ветка. Я бы и не обратила внимания, если бы не изумленное восклицание служанки:
- Святая Генриетта, а что ж тут ведьмин узел делает?
- Какой-какой узел? - насторожилась я.
- Да ведьмин, - смутилась Магда. - Вы, леди Виржиния, ничего такого в голову не берите, у меня язык болтливый. Вот слышали вы про ведьмино помело? Ну, это коли ветки на дереве от ствола растут в одном месте, да густо-густо так, или на одной веточке сразу много прутиков. Ну, а ведьмин узел - это ежели лоза виноградная или, к примеру, прут ивовый навроде вот такого сам собой в узел завяжется. Ну, садовник наш вроде как говорит, что это болезнь такая, вот.
- Отвратительно, - скривилась я. - Магда, будьте добры, бросьте потом эту больную ветку в печь на кухне… Нет, сожгите ее в печи прямо сейчас! Чтобы духу этой пакости в моем доме не было. И думать не хочу, как она туда попала.
Лицо у Магды сделалось задумчивым.
- Коли попала, так ее положил кто-то. А чтоб положить, надобно было в вашу спальню пройти, - глубокомысленно изрекла она наконец. - Вы, леди Виржиния, токмо не волнуйтесь. Я прикажу Тому, ну, помощнику садовникову, чтоб он за домом-то приглядывал. Видно, кто-то из своих пошутить захотел, да только такие шутки не к добру, - покачала она головой.
- Отчего же?
- Да поговаривают, порчу такой штукой навести можно.
- Глупости, - фыркнула я, однако настроение испортилось окончательно. Возник даже большой соблазн перебраться на ночь в другую комнату, но усталость взяла свое.
Я и не заметила, как уснула.
Небо напоминает перевернутую чашу из прозрачного черно-синего стекла. Луна - серебряная монета на донце чаши; свет заливает комнату как молоко, ложится неровными белесыми пятнами на ковры, на одеяла, на вышитый край наволочки и щекочет мне щеки.
Леди Милдред в тяжелом бархатном платье с юбками "в пол" стоит у подоконника и покачивает в пальцах тяжелую трубку, и профиль на фонелунного диска четкий, как на старинной камее.
- Боже правый, каков наглец… - бормочет бабушка. - Прямо у меня под носом покушается на единственную внучку… Я ему устрою, будет знать, как связываться с Валтерами!
Последняя часть фразы звучит уже в полный голос, и я испуганно подскакиваю на кровати, сжимая в руках край одеяла.
Бабушка оборачивается ко мне, и лицо ее превращается в темное пятно.
- Спи, Гинни. Спи и ничего не бойся, - мягко говорит она и отворачивается. Бледные пальцы подносят курительную трубку к лунному лучу, и в ней словно искорка вспыхивает. Почти сразу же из трубки начинает подниматься тоненький серебристый дымок. Постепенно он становится все гуще и гуще, как заварной крем. Леди Милдред выжидает с минуту, а затем подносит мундштук к губам и с удовольствием вдыхает ароматный дым. - Спи спокойно, Гинни. А с ним я разберусь сама.
Верить бабушке - это привычка, не исчезнувшая даже после ее смерти. И поэтому я не спорю попусту, а закрываю глаза.
И сплю.
Утро прошло в рутинных делах и хлопотах - счета, деловые письма, несколько жалоб от арендаторов, отчеты с фабрики и прочее, прочее, уже давно набившее оскомину. О ночном происшествии я старалась не вспоминать, хотя меня так и тянуло спросить у Магды, сожгла ли она злополучную ветку. Ближе к полудню пришли от мистера Спенсера расходные ведомости по вчерашнему вечеру, и о мистике на время пришлось позабыть. Траты выходили порядочные… Но огорчаться я не спешила. Во-первых, на званые обеды и ужины, а также балы и тому подобные мероприятия в зимний сезон аристократы обычно спускали гораздо больше. Во-вторых, основной доход я получала все-таки не от кофейни, а от земель и от фабрики. В-третьих…
Впрочем, хватает и двух причин.
Едва я покончила с отчетами, как вошла Магда и сообщила, что курьер принес объемистый конверт. Обратного адреса не было.
- А никакой карточки не прилагалось?
- Нет, леди, - жизнерадостно отозвалась Магда.
Я вздохнула, поколебалась - и вскрыла конверт.
Внутри оказались газетные вырезки - много, очень много.
Похоже, Луи ла Рон выполнил свое обещание.
- Хорошие новости, леди? - поинтересовалась Магда.
- Очень, - я улыбнулась. - Да, кстати, скажите мистеру Маноле, чтобы через полчаса автомобиль был готов. Нужно присмотреть за тем, как приводят в порядок кофейню.
- Будет сделано, леди Виржиния, - она вдруг нахмурилась. - Только, это, мистер Маноле-то приболел, верно. Я его утречком видала, так он к гаражам шел, и, доложу вам, бледный был и замученный, словно всю ночь не спамши.
- Неудивительно, - я пожала плечами. - Все-таки вчера ему пришлось развозить людей после того, как он уже доставил меня домой. Но если мистер Маноле действительно болен, пусть возьмет выходной. Сегодня у меня много свободного времени и ни одной деловой встречи, а до кофейни я могу прогуляться и пешком. Так и передайте ему, Магда.
Как бы то ни было, но пренебрегать своими обязанностями водителя Лайзо не стал. Ровно через полчаса "Бейкер" уже ждал меня. Устраиваясь на мягком сидении, я невольно удивилась, как раньше справлялась без автомобиля. Графиня путешествует в омнибусе или на своих двоих, кому расскажешь - и не поверят! И я бы сейчас тоже приняла подобное за досужий вымысел.
Быстро же мы привыкаем к благам…
После грозы Бромли посвежел. Дождь отмыл пропыленную листву, и к нам словно вернулась ненадолго цветущая весна. Горожане тоже вздохнули свободнее: на улицах стало вдвое больше экипажей и автомобилей, почтенные леди и джентльмены неспешно совершали моцион, прогуливаясь по аллеям парка Найтбридж или вдоль живописной Гарден-стрит. Пожалуй, если бы пришлось открыть сегодня кофейню, то без посетителей бы мы не осталось, даже наоборот, пришлось бы кое-кому отказать.
Впрочем, для того, чтобы окупить расходы на вечер памяти Патрика Мореля, нужно по меньшей мере десять удачных дней. Остается надеяться, что для расследования это мероприятие оказалось более полезным, чем для моего банковского счета.
Тем временем автомобиль подъехал к "Старому гнезду". Лайзо с некоторой задержкой вышел и открыл для меня дверцу. Только тогда обратила внимание на то, что его смуглое лицо стало землисто-серым, как у больного, и вспомнила о словах Магды. Он подал мне руку, помогая выбраться из салона, и я вздрогнула - пальцы были холоднее льда. По нынешней-то летней жаре!
- Спасибо, - улыбнулась я Лайзо, хотя благодарить за нечто само собой разумеющееся было странно. - Мистер Маноле, Стефан говорил, что вчера вы вернулись довольно поздно.
- Около четырех утра, леди, - почтительно ответил он, отведя взгляд, и слишком быстро отпустил мою руку. Странно. Раньше, кажется, Лайзо старался продлить любое случайное прикосновение - ненавязчивые знаки внимания, которые приятно получать от красивого человека, пусть бы даже и не равного по положению в обществе. - А заснул и того позже.
Вот как? Похоже, Лайзо просто не выспался. Надо бы действительно отправить его отдохнуть, но без намеков на слабость и бледный вид. Мужчины в некоторых вопросах бывают щепетильнее иных леди.
- В четыре часа пополуночи? Боюсь, я теперь чувствую себя немного неловко, мистер Маноле, - в моем голосе было неподдельное смущение. - Я скажу мистеру Спенсеру, чтобы он выписал вам премию за рвение в работе. И завтра можете взять выходной с утра и приехать за мной только к закрытию кофейни.
- Благодарю вас за заботу, леди, - вновь подчеркнуто вежливо поклонился Лайзо. - Но позвольте мне все же сопровождать вас завтра. Сказать по секрету, Эллис рекомендовал присмотреть за вами до конца этого расследования - для вашей же безопасности, леди Виржиния. Не сочтите за пустое бахвальство, но я могу оказаться полезен.
- Разумеется, - улыбнулась я Лайзо. - Однако настаиваю на том, чтобы вы хорошенько отдохнули. Водитель не должен засыпать в дороге, верно?
- Этого не случится, леди.
- Мне остается только довериться вам, мистер Маноле.
- Как вам будет угодно, леди.
"Сильно же Лайзо устал, если держится так отстраненно, - почему-то я почувствовала досаду. - Совсем не похоже на его обычное поведение".
В кофейне же все мысли о возможной болезни Лайзо вылетели у меня из головы. Слуги под руководством Георга сняли афиши с Морелем и расставили мебель, как следовало. Однако никому и в голову не пришло заменить "траурные" цветы на более жизнерадостные. Некоторые, конечно, можно было бы оставить, но многие букеты изрядно повяли - листья уныло обвисли, а лепестки стали отлетать. Да и взятые в аренду подсвечники никто не догадался вернуть… Словом, за делами время прошло незаметно, и когда в четверть седьмого Эллис постучался с черного хода, это стало для меня неожиданностью.
- Вечер добрый, Виржиния, - ослепительно улыбнулся он. От него буквально исходила энергия, как свет от солнца. И не скажешь, что этот человек лег спать уже под утро. - Все работаете? Неужели вам никогда не хочется провести денек в праздности, как и положено аристократам?
- Дурного же вы мнения об аристократах, - в притворном возмущении взмахнула я рукой. - Добрый вечер.
- Дурного? Они того стоят, - безапелляционно заявил Эллис и, не дожидаясь приглашения, занял место за своим любимым столом. - Мистер Калле еще не приходил?
- Нет. Однако у меня есть то, что скрасит вам ожидание, - я сдержала торжествующую улыбку, не подобающую леди. - Полагаю, вас заинтересует содержимое конверта, который лежит прямо перед вами.
- Этого, что ли? - спросил Эллис и, не дожидаясь ответа, с потрясающей непосредственностью сунул нос в конверт. - Подборка газет по теме? О, Виржиния, просто бальзам на мою душу! Вот заодно и проверим некоторые гипотезы… К слову, о необычных гипотезах. Я тут выяснил одну прелюбопытную вещь. Вы знали, что Патрик Морель должен был в следующем спектакле играть повесившегося от неразделенной любви юношу?
Несмотря на жару, у меня по спине пробежал холодок.
- Нет, не слышала. А что это за пьеса?
- Классика, - неопределенно взмахнул рукою Эллис. - "Обманутый Питер", слышали о такой?
- Разумеется, - откликнулась я с видом оскорбленной добродетели. - У меня хорошее образование.
- Да, да, пансион для благородных девиц, я помню, - серьезно ответил детектив. Глаза у него смеялись. - Жаль, что я сам не девица, и образование у меня уличное. Мне, к сожалению, эта пьеса была не знакома. Название я слышал, а вот сюжет… Увы. Иначе бы заинтересовался бы делом гораздо раньше. Я ведь знал, что Морель собирается играть в нем главную роль - все эти афиши в центре города, статья в "Сплетнях"… Помните, о чем эта пьеса?
- Юноша по имени Питер О'Райли, состоятельный и из хорошей семьи, влюбляется в красавицу гипси. Он дарит ей дорогие подарки, представляет родителям. Дело идет к свадьбе, но строгий отец, конечно, против безродной невесты, - заученно отозвалась я. Пьесу эту мне приходилось читать раз пять, не меньше, и дважды я видела постановку на сцене. Благодатный классический сюжет, не чуждый нравоучительности - куда еще сходить всей семьею, если не на "Обманутого Питера"? - Отец нанимает сыщика. Тот неделю следит за гипси и обнаруживает, что она уже обещалась обвенчаться с шестью молодыми людьми. Узнав эту новость, Питер О'Райли сходит с ума от горя и вешается на цветном пояске, который хотел подарить невесте.