Я думаю о тенях, которые бессмысленно бредут по темному лесу. У каждого он свой, и абсолютное большинство не видят света дальних фонарей. Им никто не протягивает руку, и не называет по имени.
У них нет ни Бога, ни Богини, ни даже обычного поводыря.
Они просто тащат своё тело, передвигаясь наощупь.
И эта хаотично движущаяся биомасса обречена умереть, так и не узнав, что в Тростниковых Полях жизнь продолжается. Смерть можно избежать. Умерев здесь, человек вечно будет пребывать в Тростниковых Полях. Там тихо и хорошо, не надо выживать и пытаться урвать лучший кусок. Нет необходимости совершать однотипные движения и бороться с пустыми желаниями. Там отпадает надобность в физических усилиях и физиологических реакциях.
В Тростниковых Полях Человек становится Личностью.
Тень никогда не попадет туда, потому что невозможно достигнуть места, о котором даже не подозреваешь, и до которого никто не отведет за руку.
Называя тебя по имени.
Я поднимаюсь на ноги, собираясь уходить. И замечаю темное пятно на примятой траве. Я иду к этому месту и смотрю на черную испачканную рваную тряпку.
Девушка оставила своё нижнее белье.
Так и бредут тени по темному лесу, оставляя за собой сначала одежду, затем кожу и части тела, после сознание и разум. И закономерным окончанием их жизнедеятельности является смерть.
Если бы я убил её здесь и сейчас, то я бы ничего не изменил.
Оставив её в живых, я дал ей шанс сделать шаг к Богу.
Я иду домой. Прогулка оказалась очень удачна. В моем сознании взошли первые ростки, еще слабые и робкие, но вполне жизнеспособные.
Я дам им возможность окрепнуть. И только тогда сделаю следующий шаг.
21
В поликлинике произошли изменения. Во-первых, в выходные заместитель главного врача по медицинской части улетела во Францию, написав перед этим в пятницу заявление об увольнении по собственному желанию. Во-вторых, уже с этого понедельника этот пост занял новый начмед.
- Мужчина. Зовут Сергей Максимович. Выглядит, примерно, на пятьдесят лет. Говорят, что он работал хирургом в восьмой медсанчасти. Говорят, классный хирург.
Марина с довольной улыбкой на лице вываливает на меня новую информацию. Вообще-то, на утренней оперативке я видел этого мужчину, но я делаю вид, что её слова интересны мне. Я киваю, улыбаюсь в ответ и спрашиваю:
- Кто говорит?
Марина на мгновение замирает, не сразу поняв вопрос, а потом, пожав плечами, отвечает:
- Как кто? Все.
Утром перед оперативкой новый начмед, здороваясь, демократично пожал всем мужчинам руку, и я много узнал о нем. Сергей Максимович Бусиков. Действительно, работал около десяти лет в хирургическом стационаре восьмой медсанчасти. Врач, имеющий на своем личном кладбище больше могил, чем у всех остальных хирургов вместе взятых. Амбициозный и упрямый доктор, он никогда не отступался от своих слов и действий, даже когда сам понимал, что не прав. Считая себя умным и образованным, часто давал советы и указания, как и что делать, произнося специальные слова с такими ошибками, что сразу становилось заметно его поверхностная образованность. К счастью для него, в Областном Управлении здравоохранения у него работал родственник, благодаря которому он сделал свой первый шаг по административной лестнице. Врачи Восьмерки перекрестились, когда он ушел. А мы еще не осознали, что получили в его лице.
Хороший врач никогда не станет эффективным менеджером в медицине. А у плохого врача такой шанс есть, если он будет заниматься только менеджментом, и не будет встревать в лечебный процесс.
Рабочий день продолжается. Мы с Мариной приняли около десяти пациентов, по большей части здоровых, - профилактические осмотры при поступлении на работу. Женщина пришла оформлять санаторно-курортную карту. Две женщины с маленькими сроками беременности, которым нужен осмотр терапевта до двенадцати недель.
Пришел мужчина, у которого есть проблемы психологического характера. Мы с ним говорили о пользе и вреде гидроколонотерапии. Он использует этот метод очищения организма раз в неделю, и по сути, уже не может без него обходится. Начиналось всё с банального запора, а закончилось дисбактериозом кишечника. Я не пытаюсь переубедить его, потому что мужик с удовольствием ожидает день, когда он ходит на процедуру.
Молодая девушка, студентка одного из институтов города, жалуется на першение в горле, сухой кашель и повышение температуры к вечеру. Она тоже здорова, но ей надо уехать домой в деревню на неделю, и она хочет получить справку, освобождающую её от занятий. Конечно, она мне это не говорит, но я вижу, что в горле у неё чисто, а температура на приеме соответствует норме. Я улыбаюсь, когда говорю, что она здорова.
Я не сразу узнаю в вошедшей пациентке позавчерашнюю девушку в лесу. Сегодня она причесана, накрашена и опрятно одета. Кожа по-прежнему бледная, но в глазах есть жизнь.
- На что жалуетесь? - спрашиваю я.
- Рези, когда хожу по-маленькому.
- То есть боли при мочеиспускании, - уточняю я.
- Да.
- Как давно они у вас появились?
- Со вчерашнего дня.
Я смотрю на лицевую сторону амбулаторной карты - Оксана Мельниченко, двадцать пять лет. Начав писать жалобы, я продолжаю задавать вопросы:
- Раньше что-то подобное было?
- Нет.
Она отвечает односложно и не сразу. Ей надо пять-шесть секунд, чтобы понять мой вопрос и еще несколько секунд, чтобы сформулировать ответ.
- Эти резкие боли возникают в начале мочеиспускания или в конце?
Оксана смотрит на меня и через долгую паузу отвечает:
- Доктор, мне больно ссать. Мне очень больно ссать. Помогите, пожалуйста.
Я слышу волшебное слово. И это хорошо. У девушки есть шанс. Пусть он призрачный и мучительно долгий, пусть ей придется многое пережить и осознать, пусть она через боль и кровь преодолеет себя, но лет через десять, вернувшись к обычной жизни, она станет тем, кто она есть. Любимой женщиной и счастливой матерью.
Расписав лечение и выдав бланки анализов, я смотрю ей вслед.
Я думаю о том шансе, который есть у меня.
Стать самим собой, чтобы вернувшаяся Богиня называла меня моим именем.
22
В кафедральном соборе, среди гулкой тишины высоких сводов, в легком полумраке горящих свечей, было хорошо. Спокойно и благостно. Иконные лики смотрели со стен строго, но справедливо, - за грехи и проступки надо отвечать. Все продумано для того, чтобы человек, пришедший сюда, узрел силу Господа. Понял, принял и понес веру дальше, вербуя новых адептов и оставляя служителям церкви свои дары. Даже говорить здесь можно было только шепотом.
И думать можно только о Боге.
Оксана Мельниченко считала день потерянным, если не приходила сюда. Строгие лики со стен не пугали её, - Бог милостив, не так много она грешила в своей непутевой жизни, чтобы молитвами не заслужить прощения. Он защитит её от искушений мирской жизни, от людской грязи и похоти.
Привычно начав со свечки за упокой, - прости, Господи, рабу свою за грех смертоубийства, за то, что не приняла дар твой, за то, что самонадеянно решила судьбу милости твоей, - она подошла к иконе Николая Чудотворца и, помолившись, приложилась к ней.
Запах ладана и горящих свечей настраивал на размеренное мироощущение. Забывались мирская суета, оставшаяся за стенами храма, проблемы в той жизни, что осталась за воротами. Хотелось служить Господу, не смотря на то, что она знала другой путь в его Храм, который был короче, ярче и прекраснее.
Она ходила по залу и помогала людям в отправлении ритуалов, - куда правильно поставить свечу, у какой иконы помолиться. Она сама когда-то пришла первый раз к Богу, и ей помогли найти правильную дорогу. И ничего, что ей всего двадцать пять, - за последний год она узнала все нюансы богослужения. Она поздно приняла крещение, пройдя все его этапы. Главное, принять истину, остальное приложится.
"Продвинутая", - сказала бы она про себя год назад.
Прошлое иногда вторгалось в её веру, проделывая брешь в возведенной стене, но Оксана терпеливо вновь заделывала её, укрепляясь в силе Господа. Страшнее всего были сны, возвращавшие её в наркотические галлюцинации, такие реальные в своем приближении к Богу, что, проснувшись, она долго молилась, глядя на иконный лик, висящий у изголовья её кровати. И горящий внутри огонь затухал, и забывался сон-галлюцинация, и можно было жить дальше.
Она старалась проводить меньше времени за стенами храма, словно они защищали её от искушений внешнего мира. Здесь она так редко вспоминала о своей непутевой жизни, что казалось, ничего и не было. Здесь - реальность, там - сон. Яркий наркотический сон.
Однако каждый вечер приходилось возвращаться домой. Она закрывалась в своей комнате, стараясь не слышать голоса за стенкой. Она молилась, когда раздавался стук в дверь. Она смотрела на икону, когда сладкий голос за дверью искушал приятными мгновениями. Она облегченно крестилась, когда наступала тишина.
Родной брат посадил её на иглу. Он же давал на очередную дозу, заставляя расплачиваться телом. И даже сейчас, когда она вырвалась из наркотического плена, он продолжал приходить и искушать.
Оксана прокляла его в своем сердце.
И она прокляла свою слабость. Потому что приходилось кусать свои пальцы, чтобы не закричать. Чтобы не броситься к двери, забыв о виртуальном Боге, и принять из рук родного брата реального Бога. Она так часто видела, как рушится возведенная стена. Как падают, скрепленные молитвами, заграждения. Как прорывается сквозь щели сознания муть прошлого.
В своих снах она открывала дверь брату и умоляла дать дозу.
В церкви она спрашивала у батюшки, почему столько соблазнов для человека, почему грех настолько притягателен, что практически никто не в состоянии противится ему, зачем Бог дал людям столько непреодолимых соблазнов, словно Он хочет, чтобы к нему пришел раскаявшийся грешник, а не истовый праведник. Для чего эти испытания, если рай недостижим?
Оксана слушала ответы священнослужителя и верила каждому слову. Верила, когда находилась в церкви, и сомневалась в каждом слове, когда уходила домой. И это было хуже всего. Терзающие душу сомнения. Рвущее сознание нестерпимое желание. И отсутствие Бога рядом, когда его спокойный и кроткий взгляд с иконы не проникает в сознание.
Сон стал явью. Она открыла дверь брату.
Оксана плохо помнила, что было потом, но днем в воскресенье она очнулась дома от боли в животе. Добравшись до туалета, она чуть не закричала, когда обжигающая струя мочи ударила в унитаз. Боль разрывала низ живота, и она так крепко стиснула зубы, что почувствовала соленый вкус крови.
Промучившись весь выходной день, в понедельник она помчалась в поликлинику. А потом туда, где уже давно не была. Купила дозу - родной брат был не единственный, кто давал ей возможность улететь, и дома сделала инъекцию. Приятное чувство возвращения, словно и не было этих месяцев, когда она боролась сама с собой. Счастливая и довольная, Оксана провела ночь, глядя в экран телевизора и не понимая происходящего там. В своем сознании она стояла на руинах храма. Никаких стен вокруг, - бескрайная ширь и простор. Она свободна, и если захочет, то может взлететь. Она всегда это знала, но пыталась заточить свое тело в подвале, а мысли занять молитвами.
И она взлетела. С высоты птичьего полета Оксана созерцала этот странный и пугающий мир, где люди, боясь адова огня, сжигали себя в пламени греховных страстей. Где церковные праведники совершали немыслимые поступки. Где молитвенный хор сотен голосов заглушался ревом тысячеголосой глотки рок-концерта. И где всемирно признанный миротворец начинал очередную кровавую войну.
Рано утром, еще до рассвета, она пришла в церковь. Под пустыми гулкими сводами Оксана вылила остро пахнущую жидкость на алтарь и поднесла спичку. Глядя на жадные языки пламени, облизывающие иконостас, созерцая, как плавятся святые лики, она улыбалась. Счастливой улыбкой человека, нашедшего себя.
Она сделала свой первый реальный шаг к Богу, в которого всегда верила.
23
Лысая голова. Оттопыренные уши. Худое лицо. Нижняя губа еле заметно дрожит. За очками в глазах неуверенность и страх. Над правой бровью наклеена длинная лента лейкопластыря. Мария Давидовна спокойно смотрела на молодого парня и молчала. Надо начинать задавать вопросы, но она ждала. Иногда некоторым пациентам можно дать пару минут, чтобы они созрели и стали говорить. Иногда нужно начинать первой. Каждый раз Мария Давидовна следовала своей интуиции, и редко ошибалась.
Иван Картузов. Восемнадцать лет. Студент политехнического университета. Задержан на месте преступления, когда он, набросив подушку на лицо и навалившись всем телом, душил старуху. Социальный работник, женщина лет сорока, не растерялась и нанесла удар по голове преступника первым попавшимся под руку предметом - кочергой. Мария Давидовна подумала о том, что делала кочерга в однокомнатной квартире с газом и центральным отоплением, и решила, что с этим разберется следствие. Как бы то ни было, этот предмет спас старой женщине жизнь.
- Иван, ты читал Достоевского? - спросила Мария Давидовна.
- Кого?
Парень удивленно замирает. Даже нижняя губа перестает дрожать.
- Писатель был такой. Достоевский. Роман "Преступление и наказание". Читал или нет?
- Нет, - пожимает плечами студент, - я книги не читаю.
- Почему?
- Скучно. Лучше телик посмотреть или популять маппетсов.
- Что сделать?
Теперь удивленно приподняла брови Мария Давидовна. Парень, поняв, что его не поняли, объяснил:
- Ну, это в компьютере поиграть, например, в Каунтер Страйк.
Мария Давидовна, хмыкнув, улыбнулась. Она привыкла использовать компьютер, как рабочий инструмент, и совсем забыла, что для молодого поколения чаще всего это лишь игра.
- Ну, а что интереснее, телевизор или компьютерные игры? - задала она следующий вопрос.
- Конечно, игры! - отвечает парень. Он заметно оживляется. В глазах появляется блеск. На губах - улыбка. И, когда он говорит, то, кажется, что его уши шевелятся, подчиняясь эмоциям лица. Мария Давидовна, слушая монолог об особенностях разных шутеров, короткими фразами подвела парня к рассказу о его жизни.
В детстве у него были мама и папа, которые баловали его. Лучшие игрушки и слепая любовь родителей. С компьютером он подружился раньше, чем с азбукой, поэтому учеба в школе ему давалась с трудом. Особенно, русский язык и литература. Родителей вызывали в школу, папа укоризненно качал головой, а мама с улыбкой говорила о том, что, возможно, их сын будущий Билл Гейтс, и в таком случае, зачем ему знание русской литературы. Волновалась только бабушка, которая пыталась исправить ситуацию, но у неё не было шансов. До того момента, когда в восьмом классе родители уехали в длительную командировку заграницу.
- Когда я спал, она вынесла системный блок, - трагическим тоном сказал Иван, - а так, как она ничего не понимала в компьютерах, то все провода она просто перерезала.
Дальше у парня были три безумных месяца, когда бабушка заставляла его читать книги и затем пересказывать их содержание. Эти черные дни оставили в сознании юноши страшные провалы, когда он ненавидел бабушку, родителей, которые бросили его на эту старуху, эти долбаные книги.
Парень замолчал. Глаза потухли. Уши перестали двигаться.
- Ну, и что потом? Родители вернулись?
- Нет. Бабушка умерла.
- Как умерла? - снова удивилась Мария Давидовна. Судя по рассказу парня, пожилая женщина была полна сил и энергии.
- Уснула и не проснулась, - пожал плечами Иван, не поднимая глаз.
Доктор Гринберг смотрела на юношу и думала о той ужасной мысли, которая только что пришла в голову. Что если та старуха, которую он пытался убить, была далеко не первой жертвой этого парня?
И она озвучила тот вопрос, который давно следовало задать:
- Зачем ты хотел убить старую женщину?
Парень поднимает голову, смотрит на неё и - его нижняя губа снова начинает дрожать. В глаза вновь возвращается страх.
- Зачем ты убивал других старух? - спрашивает Мария Давидовна, и, видя нарастающий ужас в глазах парня, продолжает твердым голосом. - Зачем, если ни одна из них, уже никоим образом не мешала тебе играть в компьютерные игры и не заставляла читать книги? Сколько их было за эти годы, если не считать твою родную бабушку?
Дрожащие губы кривятся, глаза парня наливаются слезами, и к удивлению Марии Давидовны, Иван начинает плакать. Вытирая слезы тыльной стороной рук, он сбивчиво говорит о своей бабушке:
- Я не хотел. Когда я придавил подушкой её лицо, и она стала биться всем телом, мне стало хорошо. Она просто так меня достала. Знаете, такое чувство, что всё наконец-то закончилось. И сегодня мне не надо перелистывать страницы, а вечером рассказывать тупую историю из жизни людей в прошлом или позапрошлом веке. Она лежала такая тихая и спокойная, что я плакал, как и сейчас.
- Сколько их было? - снова спросила Мария Давидовна.
Иван, перестав плакать, и, хлюпнув носом, сказал:
- Еще две. В феврале и марте этого года.
- Зачем?
- Не знаю, - Иван обреченно мотает головой, - вдруг мне так захотелось снова ощутить дрожание живого тела, которое не может вдохнуть воздух. Это желание было такое нестерпимое и всепоглощающее, что я пошел и задушил соседку по подъезду. Внучка у неё днем работала, а старуха меня хорошо знала, поэтому открыла дверь. Сначала она поила меня чаем, а потом я диванной подушкой убил её. Это странное и приятное чувство, что ты повелеваешь чей-то жизнью, и всё это происходит в реальности, а не в игре на экране монитора. Знаете, мне так понравилось, что я снова плакал.
- Кто была следующая жертва?
- В соседнем доме жила одинокая старуха. Она раз в день выходила из квартиры. Я некоторое время следил за ней. А потом, когда она открывала дверь своей квартиры, просто зашел вслед за ней. С этой я уже чай не пил.
Мария Давидовна смотрела на парня. Вполне вменяемый юноша из хорошей семьи. Откуда в сознании человека возникают черные мысли, толкающие их на жуткие и ничем не объяснимые жестокие поступки?
Она уже не в первый раз задавала себе это вопрос и никак не могла найти на него ответ.
24
На утренней оперативке новый начмед - невысокий ростом мужчина - стоя у стола, долго рассуждает о принципе фондодержания и экономии средств поликлиники, о сложной финансовой ситуации и дороговизне расходных материалов. Практически все, кто смотрит на него, ничего не понимают. Но, тем не менее, все слушают с неподдельным интересом. И причина проста - врачи начинают понимать, что их зарплата если и изменится, то, скорее всего, в меньшую сторону. И еще все понимают, что возможности каждого доктора назначать обследование в том объеме, как все привыкли, будут сильно снижены.