Я тоже прилежно слушаю вдохновенную речь начмеда и думаю о том, что в нашей стране здоровье каждого гражданина становится излишней роскошью. Похоже, государство в лице областных и муниципальных чиновников собирается прикрыть финансирование, отправив лечебные учреждения в свободное плаванье по волнам рыночной экономики. Некоторые больницы станут богадельнями для нищих и убогих, медленно погружаясь в пучину и долго агонируя. Некоторые, за счет увеличения доли платных услуг в структуре медицинской помощи, останутся на плаву, и со скоростью черепахи будут двигаться к манящей линии горизонта. Часть больниц, став частными, вырвутся вперед, и полетят в светлую даль сытой и спокойной жизни. В любом случае, в проигрыше останется народ, который заплатит из своего кошелька за возможность общения с доктором, получив взамен то, что заслуживает.
Придя на рабочее место, я первым делом вижу новую прическу у Марины. Перекрасившись в рыжий цвет и уложив волосы, она изменилась.
- Прекрасно выглядите, Марина, - говорю я.
Марина, широко улыбнувшись и потупив глаза, отвечает:
- Спасибо, Михаил Борисович.
Вздохнув, я сажусь за стол и думаю о женском стремлении иметь своего мужчину. Сознательное или бессознательное, - это стремление заставляет их совершать поступки, которые порой излишни. Да, Марина, изменив прическу, изменилась и внутри. Она стала ощущать себя красивой, и это прибавило ей уверенности. Но - этим всё и ограничилось.
Может, конечно, Марине просто не повезло, и она решила очаровать не того мужчину. В любом случае, для меня наличие красоты является последним фактором в выборе полового партнера. Если таковой выбор и стоит на повестке дня.
- Ну, что у нас сегодня? - спрашиваю я.
- Полная запись и вызов на дом, - бодро и жизнерадостно отвечает Марина.
В кабинет входит пожилая женщина, и нормальный рабочий день, наконец-то, начинается. За пять часов я принимаю восемнадцать пациентов, и ни в одном случае у меня даже не возникает мысль использовать свой дар. Я просто выполняю стандарты по обследованию и лечению, порой даже не задумываясь над тем, что видит моё сознание. Тени, как на конвейере, проходят мимо меня, оставляя ощущение тупого равнодушия. Словно я штампую никому не нужные детали.
И мне это очень не нравится.
Нет душевного равновесия и морального удовлетворения.
Я не вижу смысла в своей работе. А это так сильно угнетает, что, глядя на очередного пациента, я не сразу понимаю, что он мне знаком.
- Здравствуйте, доктор. Это я, Усиков, - говорит мужчина.
И я вспоминаю. Рак толстого кишечника.
- Здравствуйте, Виктор Аркадьевич. Ну, и как у вас дела?
Усиков похудел. Точнее, он исхудал. В глазах появилась обреченность. В движениях отсутствует суетливость.
- Плохо. Всё отрезали, и вот, - он приподнимает рубашку, показывая на животе слева закрытую колостому, - кишку вывели. Теперь вот приходится постоянно следить за этим.
- Ну, это не самое страшное, что могло случиться, - говорю я, - бывает хуже.
- Куда уж хуже, - махнув рукой, говорит Усиков, - жизни никакой. Ни выпить, ни поесть вкусно.
Хмыкнув, я молчу. Ничего не меняется - жизнь измеряется количеством выпитого и съеденного. Если нельзя делать то, к чему привык, то, кажется, что жизнь становится ненужной и бессмысленной.
Но Усиков пока еще не научился умирать. Он не знает, как жить, но и совсем не хочет умирать. Он все еще надеется на то, что через некоторое время всё образуется, и он снова вернется к привычному образу жизни.
- Усиков, вы ведь на больничном листе у хирурга?!
- Да.
- Ну, и зачем вы ко мне пришли?
- Ну, - он пожимает плечами, - может, вы что-то доброе мне скажете.
- Нет, Усиков, ничего я вам не скажу. Сейчас вы наблюдаетесь у хирурга и вам надо от него ждать что-то доброе.
Усиков уходит, и мне кажется, что у него ничего не получится. Мужчина не хочет меняться. Он хочет, чтобы за него всё сделали и решили. Он готов немного подождать, но пусть придет кто-то и избавит его от болезни.
И таких много.
Стадо предпочитает верить в Чудо, во Всемогущего Бога, но никак не в собственные силы и в себя.
Тени мечтают о Волшебнике, который с помощью магии или неведомых ритуалов, решит проблемы. Если не все, то большую часть. Если не всего человечества, то тех отдельных представителей стада, которые менее всего этого достойны.
25
Ритмичный звук пробивался сквозь сон, заставляя инстинктивно прикрывать голову руками. Он изо всех сил отгонял от себя то ли музыку, то ли однообразный бой барабанов, но ничего не получалось. И это сильно раздражало - рваный сон не давал нужного спокойствия и ночного умиротворения.
- Сережа, проснись! Я уже больше не могу! Этот урод, и его дебильная музыка убивают меня!
Он услышал голос и открыл глаза.
На будильнике стрелки застыли на трех часах.
- Сережа, сделай что-нибудь! - плачущий голос жены, как отражение своего сознания. - Я больше не выдержу!
Сергей Глущенков сел в кровати и, протянув руку за одеждой, стал одеваться. Неторопливо и размеренно. В этом месяце это уже была третья ночь, когда они не могли спать, и самое неприятное, что завтра - понедельник. Утром жене в школу, преподавать старшеклассникам русский язык и литературу, а ему на завод - создавать детали для мотора истребителя. Собственно, он всё уже решил, поэтому торопливость и суета сейчас только навредят. Светлая голова и спокойствие - вот, что ему необходимо.
Сергей, не говоря ни слова, вышел из спальни, никак не среагировав на слова жены о боли, которая разрывает её голову. У него в этот момент в сознании созрела мысль, которую он прошептал одним емким русским словом. И это слово сразу же завладело его сознанием. Пока эта оформившаяся в образ мысль казалась реальной, он взял сигареты, зажигалку и, прихватив в коридоре топор (он лежал там уже три дня, словно хозяин знал наверняка, что это оружие понадобится в ближайшее время), вышел на лестничную клетку.
Сосед, который, как минимум, раз в неделю включал дома однотипную и однообразную музыку на полную громкость, жил под ним на первом этаже. Стучать в дверь или звонить было бесполезно - он просто не мог услышать эти сигналы. Профилактические беседы днем успехом не увенчались - молодой парень с отмороженными глазами тупо смотрел на него, кивал и нагло улыбался. Надежды на участкового не было - милиционер принимал заявления от жильцов, разговаривал с парнем, но эти беседы ни к чему не приводили. Через неделю тишины ночное безумие возвращалось. Поэтому Сергей решил перейти от слов к делу.
Он неторопливо выкурил сигарету. Затем, подтащив к окну противника чурбан, который использовался во дворе для сидения за столом, - домино, карты и интеллигентные беседы, - он взобрался на него и топором разбил оконное стекло. Звонкий звук посыпавшегося стекла на фоне трансовой музыки даже не был слышен, словно просто где-то упала чашка. Убрав стекло из рамы, чтобы не пораниться, Сергей залез в окно и оказался в кухне. Здесь звук музыки стал настолько громким, что казалось, что кто-то неутомимо вбивает гвозди в мозг, и кровь заливает сознание.
Сергей сжал губы, перехватил рукоять топора, и пошел в комнату. Окровавленные мысли лежали в голове мертвым грузом - он даже не задумывался, что он сейчас делает. Единственное, что его беспокоило - громкая музыка.
Их было трое. Хозяин квартиры, парень по имени Костя, сидел на диване и с закрытыми глазами тупо раскачивался в такт музыке. Второй, длинноволосый и небритый парень, стоя посередине комнаты, топтался на одном месте, изображая танец. Третий, худосочное тело с запрокинутой головой, похоже, находился в бессознательном состоянии. Сергей окинул быстрым взглядом место боя, и больше не раздумывая, с размаху опустил топор на музыкальный центр. Удар был силен и точен - пластик треснул, вскрывая нутро механизма. Звук моментально прекратился, обрушившись на Сергея внезапной оглушающей тишиной. Единственный звук, возникший в этой тишине - храп парня, спящего на диване.
Танцующий парень продолжал пританцовывать, словно ему и не нужны были звуки. Но Костя прекратил дергаться и открыл глаза.
Сергей неторопливо вытащил топор из чрева музыкального центра и нанес новый удар, разделив агрегат на две части.
- Ты что творишь, сволочь?! - глаза Кости округлились от ужаса и осознания своей потери. - Это же мой музыкальный центр! Это же мой любимый музыкальный центр! Дебил, ты сломал его!
Сергей, меланхолично глядя на парня, ждал, когда тот встанет и с угрозой во взгляде приблизится к нему. И только затем коротким боковым ударом обухом топора снес челюсть парню.
Второй парень задумчиво посмотрел, как упал на пол его друг. На кровь, стекающую по разбитому лицу молодого человека. На пустоту открытых глаз. Он улыбался - и Сергей вдруг понял, что его улыбка абсолютно безумна.
И оказался прав.
Сергей совсем немного промахнулся, когда попытался таким же ударом свалить противника - обух топора скользнул по коже подбородка, окрасив красным кожу. И этим сразу воспользовался парень, беззвучно бросившись на него. Они с грохотом повалились на пол и, парень, оказавшись сверху, сдавил руками горло Сергея.
- А-а-а-а! - парень хрипло кричал на одной ноте, навалившись всем телом и сжимая пальцы. В его глазах Сергей не заметил ни грамма разума, поэтому понял, что если он хочет жить, то надо переходить к решительным действиям. Правая рука по-прежнему сжимала рукоять топора, и коротким взмахом он нанес сбоку удар по голове противника. Звук хруста, словно сломалась пластиковая коробка. Безумие в глазах парня сменилось сначала на удивление, а затем погасла и эта эмоция. Хватка рук на шее Сергея ослабла, и, повалившись на бок, противник с окровавленной головой оказался на полу.
Как бы безумно это не звучало, но Сергей с удовольствием снова бы услышал этот хруст ломающихся костей черепа. Почему бы и нет, топор всё еще у него в руке.
Он лежал и улыбался, радуясь тому, что он жив.
В голове по кругу вертелись ритмичные звуки тупого удара и хруста, и эта мелодия была сейчас лучшей песней в его жизни.
Вздохнув полной грудью, Сергей стал медленно вставать. В схватке он забыл о том, что есть еще один человек в этой комнате, и когда его бок обожгла боль, он даже не сразу понял, что случилось. Повернув голову, он увидел торчащую рукоятку ножа в своем левом боку. Странная слабость в теле и мысль, что эта ночь в его жизни если не последняя, то судьбоносная. А потом сразу же возникла злость - кроваво-красная. Не раздумывая, Сергей просто махнул топором, без какой-либо надежды попасть по противнику. И, к своему удивлению и радости, попал. Причиной этому была замедленная реакция молодого человека. Подойдя ближе к лежащему на полу телу, он спокойно и с внешне безучастным лицом нанес еще несколько ударов топором, отделив голову противника от тела.
Задумчиво глядя на окровавленные тела парней, Сергей достал из кармана пачку сигарет и закурил. Вдыхая дым, он даже на мгновение забыл про боль в боку. Он стоял и думал о том, что наступившая тишина так хороша и благостна, что хочется петь от радости. Именно так - выкрикивать слова под звучащую в голове музыку. Он и хотел спеть одну из своих любимых песен, - ту, где есть любовь и миллион алых роз, - но в глазах потемнело, ноги неожиданно ослабли, и он повалился на пол.
26
Майор Вилентьев ехал домой. Еще один рабочий день позади. И снова ни единого следа Парашистая. В последнее время Ивану Викторовичу стало казаться, что дни проходят впустую, даже если он заканчивал очередное громкое дело и передавал его в суд с достаточным количеством убедительных доказательств вины подозреваемого. Сегодня вечером майор сам для себя признал, что ловить преступников стало скучно. Никто из них не пытался обеспечить себя алиби, некоторая часть бандитов даже не скрывались с места преступления, а убийцы оставляли столько улик, что даже становилось неловко за них.
И еще майор признал, что ему не хватает доктора Ахтина.
Когда он шел по следу Парашистая, его жизнь была наполнена смыслом - кровь в сосудах бурлила, адреналин выплескивался через край, мозг работал лучше любого компьютера и тонус мышц был, как в юности.
Сейчас, через полгода отсутствия Парашистая и его неожиданного призрачного явления на больничном дворе, майор ехал домой с потухшим взглядом, грузно развалившись в кресле своего автомобиля, и с вялой мыслительной деятельностью. Свернув в боковую улицу, он въехал во двор и остановился под окнами квартиры на первом этаже. Это стало неким ритуалом - каждый будний день он делал небольшой круг и приезжал к дому, где жил Парашистай. Выходил из машины, прикуривал сигарету, несколько минут стоял и смотрел на темные окна. Просто стоял и смотрел. Наверное, он хотел поверить в то, что его противник вообще существует. Что всё то, что было в прошлые годы, не сон.
Хотя, порой ему казалось, что ничего не было. Обычно это случалось вечером в воскресенье, когда второй день дома в обществе жены приводил его сознание в тихое бешенство.
Иван Викторович стоял, выдыхал сигаретный дым и смотрел на прямоугольники окон. Как обычно, тихо и спокойно. Так и должно быть, потому что если бы кто-то вошел в эту квартиру, то сработали бы датчики и сотрудники милиции уже были здесь.
На скамейке у третьего подъезда сидели три женщины в возрасте и оживленно обсуждали жильцов дома. Вилентьев непроизвольно прислушался.
- Не знаю, что и сказать?! Совсем девчонка спивается. Даже жалко её, - задумчиво говорила женщина в серой кофте.
- Точно, - поддержала разговор собеседница справа, - и мужика еённого жалко. Пытается что-то сделать, а как за ней уследишь.
- Куда катимся?! - покачала головой третья. - И что бабам не хватает в этой жизни? Всё есть - муж, квартира, работа. Что еще надо?
- Я думаю, что это у них из-за того, что ребенка родить не могут, - глубокомысленно заявила серая кофта.
- Точно, и я так думаю.
- Да-да, у меня сноха, когда два года не могла забеременеть, то стала бросаться на сына, будто он в этом виноват.
Майор Вилентьев вздохнул, затушил окурок и вернулся за руль.
Дома, сидя за кухонным столом, он посмотрел на жену. Полная женщина в цветном халатике с простым именем Антонина поставила перед ним тарелку с голубцами и улыбнулась.
"Хотя, нет, какая же она полная, - подумал Иван Викторович, - надо сказать честно. Она просто толстая. Жирная корова".
Вилентьев улыбнулся в ответ и стал кушать. Готовила жена замечательно. Вкусно и сытно. Скорее всего, благодаря этому брюки он сейчас носит на подтяжках. И если надо пробежаться, то уже через пару минут он начинает задыхаться.
"Да, пожалуй, надо начать бегать по утрам", - подумал Вилентьев, отправляя кусок голубца в рот.
- Как прошел день? - спросила Тоня.
- Как обычно.
- Сегодня в новостях по телевизору показывали, как автобус по проспекту ехал. Ужас! - округлила глаза Тоня. - Здоровый такой автобус и через перекресток на красный сигнал светофора. Слава Богу, никто не погиб. Куча разбитых машин и несколько человек с травмами.
- Я тоже видел, - кивнул Вилентьев, - у водителя тормоза отказали.
Жена стала рассказывать что-то о соседке, которая как раз стояла на перекрестке и всё видела своими глазами, но Иван Викторович уже не слушал её. Внезапно он подумал о том, что уже давно им с женой не о чем говорить. Каждый вечер одно и то же - она его вкусно кормит, рассказывает о том, что увидела по телевизору или о чем говорила с соседками, а он как бы слушает и кивает головой. Интересно, когда всё это началось? У Тони высшее гуманитарное образование, она работала преподавателем в университете до тридцати лет, а потом, когда он получил должность в Следственном Управлении с приличной зарплатой, то они решили, что Тоня бросит эту нервную и низкооплачиваемую работу. Собственно говоря, ему нравилось приходить домой и вкусно кушать. И первые годы чаще всего именно он рассказывал Тоне о своей работе.
И когда у них в последний раз был секс?
Иван Викторович с трудом проглотил пережеванную пищу и замер. Вопрос, на который он сам себе так сразу ответить и не может. Он же еще сравнительно молодой, а приходит домой, ест, читает газету, смотрит телевизор и ложиться спать. Мысли о сексе с женой практически не возникают. Особенно, когда он видит, как она переодевается. Крупные жировые складки на животе и большая попа (называй уж так, как есть - огромная жирная жопа).
- Ваня, давай еще положу голубец, - услышав голос жены, он посмотрел на сальное пористое лицо и помотал головой.
- Спасибо, родная, я уже наелся. Как всегда, всё очень вкусно.
Вилентьев встал и вышел из кухни.
Его жизнь уже давно стала другой, а он только сейчас стал понимать, какая бездна разверзлась между его прошлым и настоящим. И, сидя на диване с газетой в руках, он неожиданно для себя вспомнил.
Последний раз секс у них с Тоней был весной две тысячи шестого года. До Парашистая. Тогда он еще рассказывал жене о своей работе и каждый вечер с удовольствием возвращался домой.
Иван Викторович смотрел на газетные строчки и не видел их, он читал и не понимал о чем. Как-то отстраненно он подумал о том, что именно доктор Ахтин разделил его жизнь на до и после. Всего два с половиной года, а он с трудом может вспомнить о своей любви к Тоне. Даже хуже - он не помнил, как его стройная красивая жена превратилась в толстую непривлекательную корову.
Всего два с половиной года, а словно прошла целая жизнь.
27
Сегодня тепло. Начавшееся бабье лето обжигает глаза солнцем и обволакивает сознание разноцветьем природы. Зеленый цвет жизни уступает место ярким краскам медленного умирания. Жухлые листья покрывают асфальт тротуара. Осень прошлого года я пропустил, поэтому с удовольствием смотрю на то, как теплый ветер срывает желтый лист и несет его вдаль.
Я иду на вызов. В правой руке у меня портфель. Наверное, надо торопиться к больному человеку, но я шагаю неспеша. Суета и спешка - это не для меня, быстрый ритм современного города - это выдумка теней, которые плечом к плечу с остальным стадом торопятся к пропасти. Впрочем, идти не далеко, и даже неторопливым шагом, я подхожу к нужному дому через пятнадцать минут.
Обычная хрущевка. Четвертый подъезд, пятый этаж, квартира семьдесят семь. Позвонив в дверь, я слышу голос:
- Кто там?
- Доктор из поликлиники.
Я понимаю, что на меня смотрят в глазок, и улыбаюсь. Затем говорю:
- Доктор Ахтин. Вы вызывали меня.
Дверь открывается. На пороге пожилая женщина смотрит на меня с подозрением и спрашивает:
- А имя, отчество как?
- Михаил Борисович. Пожалуйста, вот мой паспорт.
Заглянув в открытый документ, она наконец-то улыбается и говорит:
- Входите, доктор. Меня зовут Ангелина Федоровна, пожалуйста, проходите сюда.