- Нет, конечно! Но если мы, те, кто работает много, а получает мало, держимся заодно, то всегда найдется способ помочь. На третьем ярусе есть помещения для хранения каменных плиток и изразцов. Там всегда сидит человек, который их принимает и выдает, а также его помощники. Муж Гуш договорился и прячется там ненадолго. Он принес туда старое покрывало и спит на полу за сложенными плитками - их нарочно сложили так, чтобы получилось вроде пещеры. А хозяин ничего не знает. Он же не стоит целый день в норе и не проверяет, сколько раз этот человек прошел мимо него со своей корзиной. Если хочешь, я поговорю с Гуш.
- Конечно, милая, поговори, - сказал я и поцеловал ее в щеку. В щеку она уже позволяла целовать, а в губы нет.
Гамид очень уставал к концу рабочего дня, а если мы хотели выследить Таш, то единственным временем для этого была бы ночь. Вот я и додумался устроить ему небольшой отдых. Ведь наш Зубастый тоже не стоит посреди норы со счетными шариками на веревке.
Когда я объяснил ему свой замысел, он сперва обрадовался, потом почесал в затылке.
- А что скажут наши? - спросил он. - Они будут работать, а я - отдыхать? Справедливо ли это?
- Скажи им правду, - посоветовал я. - Или я скажу. Все ведь понимают, что эту, эту...
Я хотел сказать "развратницу", но удержался.
- Понимают, - согласился он, - но боятся. Тахмад хочет оставить всё, как есть. Нас ведь могут поймать и бросить в темную яму с гнилой водой, а то и вовсе казнить. Ведь она госпожа, а мы кто?
- Из-за нее вы угодили в кабалу на десять лет, скажи это Тахмаду.
- Говорил. А он в ответ: необязательно жениться на Деревенских девицах, мы возьмем жен здесь, и когда отслужим десять лет, у нас уже будет по трое и по четверо сыновей. Вот, говорит, посмотрите на Вагада, который сразу обзавелся невестой, да еще какой невестой! Работает в харчевне, а дядя у нее - грамотный! Значит, их дети могут стать большими людьми. Он всегда всё хочет оставить, как есть...
- Простоит ли башня столько времени, чтобы наши дети успели в ней вырасти и стать большими людьми? Этого он тебе не сказал? - спросил я. - Помнишь, Таш объясняла, что каждая башня рано или поздно рухнет.
- Мало ли что она врала.
Возможно, Тахмад прав, он все-таки старший, и здешние девицы лучше деревенских, они бойкие, веселые и сумеют позаботиться о мужьях, а не будут ждать, пока придет муж с лепешкой и покормит. В конце концов, мы пришли сюда гонять тачки, ну и будем их гонять. Жаль только, что я откололся от своих. Но если я увижу, что им неплохо живется, то могу в любой день поставить свою печать на договоре.
Печать висела у меня на поясе - так здесь было принято. Пусть она никогда в жизни больше не пригодится, но на поясе должна висеть.
-- Врала, она всем врала. Помнишь, обещала, что мы со временем станем надсмотрщиками? - напомнил я. - И тебе тоже... Но насчет того, что башня должна рухнуть, - кажется, правда... Помнишь про зловещее число "сорок пять"?
- Звучит-то зловеще, но, может, и тут вранье?
- А если бы она тебе сказала, что Шамаш-Солнце приходит с востока и уходит на запад? Ты бы тоже усомнился?
- Да.
- Но мы же сами копались в развалинах.
- Откуда я знаю, что это были за развалины.
Больше он говорить не мог - нужно было гнать тачку. Да и я должен был бежать к господину Осейфу. Но он запомнил всё. И несколько дней спустя сам подошел к Лиш попросить, чтобы она это дело устроила.
Лиш поговорила с Гуш, Гуш - с мужем, муж - с теми людьми, что принимали и выдавали каменные плитки, они назначили цену - при нужде помогать им переносить изразцы, которые требовали бережного обхождения. Они сказали об этом мужу Гуш, он - жене, она - Лиш, и всего за три дня все это уладилось. Гамид мог днем приходить к ним и отдыхать, а они бы в это время использовали его тачку, чтобы перетащить плитки из угла в угол.
Я старательно запоминал всё, что связано со вторым и с третьим ярусом. Я даже стянул у господина Осейфа мелок и постарался зарисовать то, что помнил. Мой рисунок на стене увидел вредный мальчишка Бубук и сказал:
- Похоже, у тебя давно не было женщины.
Я пригляделся и увидел в линиях, означающих нору, Трубу и арки, нечто, смутно похожее на женские округлости. После этого я спокойно смотреть на них не мог и в конце концов стер.
Гамид один раз попробовал отдохнуть днем, но заснуть не смог. Вечером у него был по этому поводу разговор с Тахмадом. Нет, не ссора, и Тахмад не кричал и не приказывал, они просто поговорили о том, что простые парни, гоняющие тачки, не должны делать глупости, а должны спокойно трудиться и не забивать себе голову всякими замыслами.
Но Гамид - это Гамид, и переубедить его трудно.
Я в жизни своей не воровал - разве что в детстве, пока еще бегал голый. Но на сей раз пришлось - я стянул у господина Осейфа пузырек с маковой настойкой, которую он пил на ночь, потому что его часто допекала бессонница. Для этого я выбрал подходящий день - господин сказал нам так:
- Пользуйтесь моей добротой, земляные черви, вечером вы мне не нужны, я буду на третьем ярусе. Вот вам "кувшин", купите себе пива. Бубук, если меня будут искать, спустишься и всё расскажешь.
Я понял - та дверь, которую показала мне Лиш, будет открыта!
Он сказал это утром, основательно поругавшись с людьми, которые надстраивали Трубу. Башня росла так: сперва возводили из больших обтесанных камней очередной кусок Трубы, потом одевали ее в рубашку из кирпичей, скрепленных земляной смолой, и глины, которую забивали между кирпичными стенками и утаптывали; при этом оставляли проходы к стене, а также разные помещения. Затем устраивали следующий кусок норы и самыми последними - помещения для богатых людей, желавших жить на верхних ярусах. Когда они были готовы, отделывали новый кусок наружной стены - выкладывали изразцами, вешали красивые ставни на окна, ставили резные столбики на балконы. Всё это я узнал, когда таскал носилки с господином Осейфом, а если бы согласился на договор с Зубастым, то не узнал бы вовсе.
Так вот, я узнал про его замысел утром, а днем, когда мы принесли его обедать, унес пузырек. В норе я ухитрился передать пузырек Рухаку, мальчику, разносившему по ярусам таблички, вместе с медовым пирожком. Рухак отнес его Гамиду, а Гамид ухитрился сбежать от наших вместе с тачкой, когда все спускались вниз за глиной, и улегся поспать, показав на солнечных часах, когда его нужно разбудить.
Мы не знали, сколько маковой настойки требуется крепкому парню, чтобы заснуть. Господин Осейф капал в воду, считая при этом до двадцати. Мы решили, что его хилому телу этого довольно, а Гамиду нужно побольше. Со счетом у нас плохо - когда при нас считают вслух, мы понимаем, о каких числах речь, но сами после двадцати путаемся, да и неудивительно - в Субат-Телле не было ничего такого, что требовало бы больших чисел.
Гамида подняли на ноги с большим трудом, положили его руки на палки тачки и вытолкнули из дверей. Он почему-то решил, что находится у входа в нору, а может, видел этот вход во сне, и побрел с пустой тачкой наверх. Я не слышал, чтобы люди спали стоя, но, наверно, иногда и такое случается.
Его поймали на пятом ярусе добрые люди - он пытался войти с тачкой в харчевню.
В той харчевне работала Реш, подруга Лиш. Она видела Лиш с нами и ей даже понравился Абад. Узнав Гамида, она усадила его на скамейку и быстренько сбегала по лестнице на шестой ярус, чтобы позвать меня. К счастью, я там и был - мы с Абдадом ждали, пока наш господин получит обожженные таблички, чтобы нести его наверх.
Я ужаснулся, спустился по лестнице и как следует растормошил Гамида. Он встал, но его ноги заплетались и глаза смотрели мимо меня. Тогда я усадил его в тачку и быстро повез вниз, чтобы передать кому-нибудь из наших. Мне не повезло - первым я увидел Тахмада. Оставив ему Гамида вместе с тачкой, я побежал к лестнице. Я знал, что туда он за мной не полезет.
Казалось, наш замысел потерпел крах, и мы не попадем вечером в ту загадочную дверь, за которой, возможно, прячется Таш. Но Гамид оказался силен духом. Он как-то добрался до пруда и сидел в холодной воде, пока не опомнился.
Я уже не получал вечернюю кашу в харчевне, но спустился вниз - узнать, как там наши. Лиш была очень занята, но успела шепнуть мне про ссору Тахмада с Гамидом и про сидение в пруду.
Показываться на глаза Тахмаду я побоялся, а Гамида, который последним выходил из харчевни, поймал за руку.
- Отдай пузырек, - сказал я. - Он понадобится ночью хозяину.
- Тихо, - ответил Гамид, - тихо... Главное - незаметно улизнуть.
- И что тогда?
- Твой хозяин уже спустился вниз?
- Да.
- Значит, дверь открыта?
- Скорее всего, открыта. А ты с лестницы не свалишься?
- Нет.
Он был как раз в таком состоянии, чтобы убивать лживых женщин.
- Тогда идем.
Мы перебежали к стене пекарни и спрятались за углом, а потом кружным путем вышли к тому месту, где под навесным мостом лепилась неприметная будка.
- Сюда можно подъехать так, чтобы ни с дороги, ни от входа в нору тебя не заметили, - сказал Гамид. - Она там, я это знаю.
- Ты хочешь убить ее сегодня? - спросил я.
- Если бы удалось это сделать так, чтобы труп сбросить в Трубу, убил бы. Когда он окажется в Трубе, уже никто не поймет, откуда он туда упал.
- А я думаю, главное - узнать, где ее жилище и по каким местам она ходит. Может быть, мы сумеем убить ее без лишних хлопот, и никто не догадается, что это наша работа.
- У меня с собой нож.
Это мне не понравилось. Увидев Таш, Гамид мог потерять всякое соображение и броситься на нее, как орел а ягненка.
- Отдай мне нож, - попросил я. - Если я увижу, что мы можем безопасно убить ее и скрыться, то сам вложу нож в твою руку.
- А Тахмад считает, что она ничем нас не обидела. Ведь она сдержала слово - нас отвели к Зубастому.
- Я думаю, даже если бы мы не нашли Агенора Лути и не сослались на Таш, то своими силами и своим разумом добрались бы до Зубастого или другого подрядчика.
- Верно.
Мы вошли в будку и поднялись на третий ярус.
Дверь была перед нами.
- Держи нас, сила Мардука, - сказал Гамид и осторожно нажал на створку.
Дверь подалась, возникла щель, в щели был мрак. Мы нажали еще немного, вошли и оказались в конуре, где на ощупь обнаружили еще две двери, одну с моей стороны, вторую с его стороны. Он оказался быстрее.
Дверь со скрипом отворилась, и мы оказались в комнате, где горели светильники. Это была комната, приводящая в содрогание: всё в ней звучало и шевелилось. Только поэтому никто не услышал, как мы вошли.
Ее окна выходили в Трубу. Догадаться об этом было несложно - в эти открытые окна снаружи тянулись веревки и полосы плотной ткани, и они двигались. Поскольку мы вместе видели устройство над крестовиной в Нашей Башне, а я уже разглядел устройство над крестовиной в Другой Башне, то и сообразили что к чему.
Эти веревки и полосы шли к каким-то колесам, колеса вращались, где-то скрипело и лязгало, раздавался звонкий стук, и вдруг прямо перед нами из стены выдвинулся ящик. Из него поднялось нечто продолговатое, повисло в воздухе, и мы не сразу поняли, что это глиняные таблички, нанизанные на медный прут.
Дальше было совсем странно и страшно. Сверху опустилось колесо с зубцами, и эти зубцы стали отсчитывать табличку за табличкой, поделив всю стопку почти пополам. И другой ящик выехал из стены рядом с первым, и прут с табличками переместился, и несколько из них съехали во второй ящик, и он втянулся обратно в стену. В это время в другом углу комнаты загудело, мужской голос крикнул: "Принимай!", - и что-то незримое, загороженное от нас полками с ящиками и совершенно непонятными штуками, загремело, как будто сыпались медные слитки.
Мужчина, которого мы всё еще не видели, подошел к окну и крикнул:
- Исчадие тьмы, подгони ослов! Веревка ползет медленно, устройство всё время зависает!
- Идем отсюда, - прошептал Гамид. И мы вывалились в темную конуру.
- Что это было? - спросил он меня.
- Не знаю. Но только таблички-то - дырявые. Помнишь?
Я имел в виду развалины Первой Башни.
- Что за колдовство сидит в этих дырявых табличках? И те, что мы привезли в корзинах, - тоже дырявые?
- Откуда мне знать?
Я надавил на другую дверь.
В том помещении было светло и разговаривали люди.
- Когда ты пустишь в ход печатню, Ровоам? - спросил Агенор, которого я узнал по громкому грубому голосу.
- Обеспечение для печатни мы еще не вытащили. Шесть корзин, Агенор! А когда мы их получили?
- И собирали мы их впопыхах. Я уверен, что главная стопка табличек осталась в Той Башне, и придется опять посылать Таш совращать парней с тачками! - это был уже третий голос. - В подземном царстве ей придется держать ответ за каждого из парней, и владычица Эрешкигаль, слушая весь список, помрет от старости прежде, чем он кончится, и...
- Хоть немного помолчи, Амалек, - одернул Ровоам. - Я сам собирал и складывал в корзины эти таблички, в том числе шестидырчатые. Но с ними еще много возни, а старики совсем запутались в воспоминаниях. Я просто боюсь им верить. К тому же они не сами имели дело с дырявыми лентами, по восемь дыр поперек ленты, а от кого-то слышали, что были такие ленты.
- Но мы можем попробовать! Только льняные ленты сразу истреплются, нужны кожаные! И придется делать новое устройство, с катушками для кожаных лент. И заново придумывать все приказы с ответами. И завести свое собственное стадо скота для этих лент... - заговорил Амалек, подражая заунывному голосу жреца.
- А что если настроить печатню на четырехдырчатых? Четыре дырки - это шестнадцать возможностей. И это можно сделать уже сейчас, - сказал Агенор. - Конечно, старики будут ворчать, что это неправильно, ну да чихал я на них. Я от них устал. С каждым днем они помнят всё меньше, а врут всё больше.
- Пожалел бы ты их. Они уже еле говорят, - вступился Ровоам.
- Знаешь, сколько я за них заплатил? Думал, будет польза. А пользы - только та, что я понял - нужно еще и вам деньги платить. В Той Башне еще не догадались, что они живы?
- Нет.
- Я хочу увидеться с ними, Агенор.
Это был голос моего хозяина, господина Осейфа Гумариэля.
- Ты же слышал - они начали врать.
- Мне они врать не станут. Мы слишком давние знакомцы.
- И как еще станут! Я спрашивал их о твоем деле. Они помнят только то, что нужна ударная таблица с множеством штырьков. Я пока не знаю, как сделать ее со сменными штырьками, чтобы ты сам мог их вставлять и вынимать. К тому же мы должны считаться с обычной величиной таблички. Вот разве что ты оплатишь новую печатню, куда можно будет закладывать большие таблички. А вот то, о чем ты просил, наши разумные привезли, но положили на самое дно корзин.
- Мне нужны еще расчеты по третьему и четвертому ярусам. Я их сдал вам, потому что мне приходилось выбирать, кому жить в моем доме, мне или табличкам.
- Расчеты найдем. Муртак! Закажи на складе сведений третий и четвертый ярусы!
Мы слушали эту странную беседу и понимали - тут творятся загадочные дела. Этим мужчинам было о чем говорить и кроме нашей злодейки Таш. А где она - им безразлично. Может быть, даже вернулась в город и ходит там по храму Асторет в платье жрицы.
Мы прикрыли дверь и вышли на лестницу.
- Я притворюсь больным и уйду в город, - словно подслушав мои мысли, сказал Гамид. - Я подкараулю ее в храме. Отдавай нож.
- Держи. И ступай. Завтра увидимся.
Я пошел наверх, он вниз. Но я успел подняться только до четвертого яруса, когда услышал внизу голоса. Я остановился. Вовсе ни к чему было Гамиду встречаться с теми, кто собирался взойти по этой лестнице. А как ему помешать, я не знал.
Он понял, что нужно очень тихо отступать, сообразуясь со скрипом ступеней под ногами пришедших. А пришедшие эти были мужчина и женщина. Голоса звучали далеко и я не сразу узнал Таш и того мужчину, с которым мы ездили за утопленными корзинами.
- Это всё, чего я хочу, - говорила Таш. - Я выполнила все обязательства, я уговорила разумных прийти сюда. Теперь в Той Башне остались только четверо разумных, их ученики. Чего тебе еще надо?
- Мне нужно, чтобы ты уговорила Амалека сделать те расчеты.
- Он не справится. Он больше болтает, чем работает! И устраивает разные пакости - подсунул Агенору таблички со всяким непотребством, надел их на прутья, и Агенор два часа не мог заставить устройство работать - пока не перебрал на четырех главных прутьях все таблички по одной.
- Он и работать умеет.
- Но он не захочет. Ему больше нравится возиться с печатней.
- Ради тебя он сделает расчеты.
- Ему не нужна женщина! Ему нужно корыто сырой глины величиной с комнату! Когда он наедине с глиной - у него безумный взгляд!
- Знаю. Но когда он приходит в чувство и смотрит на тебя...
- Не надо, Авенир. Я попробую с ним справиться и без таких приключений, мне не нужен мужчина с тонкими руками. Но ты представляешь, сколько чисел нужно занести на таблички? Три четверти этих чисел осталось в Той Башне! Дневная и месячная плата десятилетней давности, цены на пиво и на орехи, количество лепешек, которое съедали там десять лет назад за месяц - ты представляешь, какая это гора табличек? Я и без расчетов скажу тебе, когда начнет рушиться Та Башня.
- Я должен знать точно. Видишь ли, Таш, у человека есть две возможности разбогатеть - когда башня создается с самого основания и когда она начинает рушиться, и люди бегут, продавая имущество за гроши. Хочешь разбогатеть вместе со мной?
- Да!
- Тогда уговори Амалека сделать расчеты. Делай что хочешь. Я всё дам - ты сможешь повезти его в город, сможешь снять для него загородный дом, катать его в лодке по реке...
- Как ты не поймешь?! Больше всего на свете он сейчас хочет налаживать печатню! Он пишет для нее расписание ходов, и пока она не заработает - он не угомонится. Разумные мало беспокоятся о деньгах и даже о славе. У них другие радости - я с трудом их понимаю...
Тут Гамид оказался рядом со мной.
Я всё понял. Даже если бы Таш была одна - неизвестно, напал бы он на нее. А тут рядом с ней оказался мужчина. Тот самый мужчина. Может быть, единственный, кому она подчинялась. Да еще с длинным ножом на поясе, и он ведь отлично управлялся с этим ножом...
Они вошли в дверь, и больше мы ничего не услышали.
- Значит, "сорок пять" - вовсе не проклятое число? И она даже в этом нас обманула? - спросил Гамид.
- Выходит, так. Подождем - может, еще кто-то заявится.
Но внизу было тихо.
Мы ждали слишком долго. Гамид только-только начал спускаться по темной лестнице, когда дверь на третьем ярусе отворилась и мы услышали голос господина Осейфа Гумариэля.
- Я устал от тебя, паршивый осел! Ты требуешь невозможного! И не приходи ко мне! Я не стану возводить в Трубе помосты! Она не для того задумана! Прощай!
Мой хозяин даже не вышел, а выскочил на лестницу и чуть не скатился по ступеням. А следом сразу же вышел тот мужчина, любовник Таш, со светильником в руке.
- Я провожу тебя, почтенный Гумариэль.
- Убирайся! Видеть тебя не желаю!
- Позволь осветить твой путь.