- Не принципа, а концепции. И на вашем месте я бы не афишировал свои взгляды. Могут не понять. Я-то конечно, маститый либерал, оставлю ваши слова без реакции, пожалев ваши юные годы. А что до научной стороны ваших умозаключений - замечу: ваши умозаключения, если их можно так обозначить, страдают доморощенностью и эпигонством. Чувствуется, что вы, юноша, так и не добрались до моей монографии по оператору самоопровержения, да попросту не доросли. Оно и понятно.
- Так ведь цикл лекций по вашему оператору будет на следующем курсе…
- Это никак не оправдывает вашу нелюбознательность. Если вы потрудитесь и откроете данную книгу, то уведите, что вся так называемая третья концепция есть лишь частное следствие феномена "Большой Реки", вытекающего из действия моего оператора. Причем, довольно тривиальное следствие. Посылка А ведет к обратной - не-А. А та в свою очередь к А. И в итоге все впадает в единый самосогласующийся поток "Большой Реки", в которой мы все и пребываем. Это и есть единственная и законченная концепция равновесия. Иной быть не может. Управление же призвано вести корабль нашей любимой Галактики по фарватеру "Большой Реки", не позволяя ему уклониться в сторону. Теперь я вас не задерживаю. Можете идти.
- Куда ж я пойду? Лес кругом. Меня пыгны сожрут.
- Вам это пойдет на пользу. Шучу. Воспользуйтесь моим гравитоптером. Отправите его назад автопилотом. Удрученный Зигмунд поднялся и уныло побрел в сторону охотничьего домика. Вослед ему несся торжествующий трубный вой оглоедиков, дорвавшихся наконец до недоеденной туши. Болотистые лягушки ехидно квакали из камышунов.
Шумел лес. Шептал, внушал. Щебетали стрекозунчики и верещали щебетуны. Радостные и несдержанно торжественные чувства властвовали в природе. Но Зигмунд выпадал из торжества матери-природы. Он, как последний хмуроик, брел, волоча нижние, и безвольно рассекал густой вечерний воздух сухим прутиком, таким же безжизненным, как и его настроение. Жизнь казалась совершенно никчемной и безвозвратно загубленной. "А может застрелиться? Прямо у порога этого клюпа?"
Вот так непревзойденный Ооноор Опайяканайяял приобрел непримиримого и неустрашимого недруга, не уступающего ему, заметим, ни интеллектом, ни научной смекалкой, ни просто гениальностью. Но оставим же наконец этих двоих.
Глава 8
Шум дождя вывел Фомича из умственного ступора, потому как напомнил детство. Он поднялся со скамьи и размял нижние. Нужно было куда-то пойти и что-то сделать. Или кого-то о чем-то спросить. И сделать из этого выводы. И он пошел.
Под жарким утренним небом планетоида в клубящемся последождевом тумане все дышало покоем и умиротворенной дремотой. Светило сверкало всеми расцветками зеленого, словно позеленевший от времени, но до блеска надраенный медный таз. По склонам горы Пука рассыпались крупные соцветия пушистых опелярий. Еще не отзвучали раскаты грома, уходящего за окоем горизонта. Слышны рулады цикад.
Фомич не торопился. С удовольствием озирал он ставшие вдруг привлекательными пейзажи. Что-то в них напоминало ему картинки из времен детства.
- Фомич? - услышал он приветливый стариковский голос над задним ухом. - Как тебе у нас, не скучаешь?
- Да ничего, - осторожно ответил Фомич. - Собственно, я никогда не скучаю.
- А я вот к тебе шел.
- Да? А я вроде бы к вам.
- Значит, разговор назрел. Кто я - ты знаешь.
- Абориген.
- Вроде того. Племя у нас хорошее, дружное, да ты и сам убедишься. Называемся - племя Татауна. Кратко и понятно. Емко именуемся.
- А это что-то значит, название ваше, не сочтите за праздное любопытство?
- В принципе, ничего особенного. Просто звучит красиво. Хочешь услышать об истории и судьбе нашего племени, а также о его исторической миссии? Надеюсь также и на ответную откровенность. Чтобы, значит, у нас состоялся настоящий мужской разговор.
- Настоящий мужской разговор - почему бы и нет? Хоть какое-то разнообразие в этом застывающем мире.
- Скажи мне, Фомич, что ты здесь делаешь?
- Любуюсь первым и последним утром нового мира.
- На планетоиде что ты делаешь? - уточнил вождь.
- А… Субстанционально или ин корпоре?
- Как вы здесь со своим другом очутились? - начал сердиться вождь. - Сюда так просто не попадешь. Точнее - вовсе не попадешь.
- Что мы знаем об этом мире? - задумчиво спросил Фомич. - Мир - это всего лишь, субстрат нашего представления о сущем. С другой стороны, мир - только лишь одна из форм выражения мыслей о сущности бытия. А сущность бытия - непредставима, неосмыслима, непостижима. Тем и прекрасна.
- Да, вижу, ты разнообразен в своей философии, Фомич. Признайся, что иногда и наоборот говоришь, мол бытие есть представление его же, бытия. А?
- Бывает, что и говорю. Это опять же только форма выражения. А бытие, куда ни кинь - оно и есть…
- Вот теперь кое-что понятно, - сам себе сказал вождь. - Но я отойду от философии. Не все нам понятно с твоей, так сказать, экзистенцией. К примеру, только к примеру, - где бы это ты мог спрятаться, когда киберов по всей Галактике изничтожали? Мы, как ты изволил высказаться, аборигены, этого не просматриваем. Хотя, мы все просматриваем, от начала и до конца. Правда, с небольшими исключениями, но они, вроде, тебя касаться не должны.
- Да я и сам не помню, - вздохнул Фомич. - Из детства кое-что всплывает. Так, обрывки. Дождь вот прошел, припомнилось как радуга в небе, как звон облаков, плеск волны в реке, запах молока в крынке, журавль над колодцем "сквирь-сквирь", поселянки в белых чепцах, малые голландцы, Брейгель какой-то. А вот какой - не всплывает…
- Это ложная память. Гуманоидная.
- Как ложная? А пронзительность красок? Многообразие запахов? Недвусмысленность ощущений? Как это все может оказаться миражом?
- Может, Фомич, может. Мы это в тебе давно просмотрели. Не сомневайся. А вот негуманоиды прогавили в тебе кибера. И мнится мне, что не без помощи этих фантасмагорий псевдодетства.
- Ладно, пускай. Можно и согласиться, потому как мое настоящее детство состояло исключительно из врожденных идей и их анализа. А затем уже произошло раскрытие ментальности вовне. И жизнь закрутила меня в своем безумном хороводе.
- И это ложная память, поверь. Все это гуманоиды постарались. Но вот проблема. Не по плечу им такое было - соорудить двойную защиту из псевдодетств. И прозреваю, что не двойную, а многократную. Много загадок таит твое существование. Ведь по признакам, а мы различаем мельчайшие признаки, тебя вовсе не должно быть. Не то, что на хронопланетоиде, а в самой Галактике. А ты, понимаешь, есть, такой загадочный весь, - снова начал сердиться вождь, видимо, нелегко ему было терпеть незнание чего-либо, ему, существу, которое должно знать все.
- Парадокс? - довольно заулыбался Фомич.
Яна-Пунь не ответил. Он присел на пригорок с которого открывался прекрасный вид на жизненное пространство племени. Присел и Фомич.
- О чем думаешь, Фомич? - спросил Яна-Пунь, полагая, что Фомич думает сейчас именно о его племени, по крайней мере, так он просматривал мыслеток Фомича.
- О разном. Хочется каких-то конкретных дел. В Галактику хочется. Может, что совершить там безумного. Есть такая потребность. Хотя никак не могу понять - откуда.
- Вот ты куда. А я-то, старый дурень, грешным делом решил, что ты нами интересуешься. Думал вывести тебя в разговоре о нас на твою апперцепцию, выведать принцип шифровки твоего мыслекода. Да видно ошибся. "Значит, ты о моем пребывании в мнимой реальности не в курсе. Не можешь уловить вибраций, появившихся там у меня", - подумал Фомич, но абориген не прочитал и эту мысль.
- Да, так что ты говоришь? В Галактику, говоришь? А как ты себе это представляешь? Ты понимаешь в каком состоянии вещественности находишься, кибер?
- Вполне. В сугубо хронологическом, вызванном локальным контактом Радиогалактики У с Ментальной Галактической Сетью.
- Увы, все-таки, ты могуч. Небось сам додумался. Мы-то, аборигены, как ты выражаешься, все это так, по природе своей прозреваем. А вот откуда тебе это дано? Загадка на загадке. Ты, Фомич, ходячая загадка, да и только. Гуманоиды бы сказали - опасная загадка, - вождь рассмеялся, довольный своей шуткой. - Но в Галактике тебе больше делать нечего. Потому как сделать там ты ничего и не сможешь. А все из-за твоей хронологичности.
- Темнишь, абориген, - хмыкнул Фомич саркастически. Он больше доверял своей интуиции, чем словам всезнающего, но кое-что явно недопонимающего вождя.
- Отнюдь. Чего бы ты там не свершил, все будет или в прошлом или в будущем. В виртуальном времени, не имеющем решительно никакого влияния на актуальное настоящее. Виртуально ты все сможешь. Захочешь - Крюгера вместо себя в Отстой упрячешь, захочешь - сам Верховным станешь, захочешь - познаешь все тайны Вселенной. Да только к объективной реальности все это будет иметь довольно-таки смутное отношение. За этим мы теперь следим.
- Так-таки и виртуальное, так-таки и следите?
- А ты думал Ментальная Сеть что - гриппом захворала?
- Я ничего не думал. Думать должна была она.
- Вот мы вместо нее и думаем. И ничего не попишешь. А что, очень в объективность выпасть охота? - закинул новую удочку вождь.
- Да сперва не худо с Лукрецием обсудить. Но думаю, с его стороны возражений не воспоследует.
- А видишь - никак нельзя. Потому как я уже говорил - хронологики вы и есть теперь. Будете скакать из прошлого в будущее и наоборот, не зная что из них прошлое, а что из них будущее. Настоящего вы там не найдете. Это как вот есть книга с чистыми страницами. И вдруг начинает сама по себе заполняться несвязными фрагментами текста. Вот такой книгой вы и будете, а ваши похождения - текстом ее. Только написанное в книге и происходящее в реальном времени, так сказать, по живому - две большие разницы.
- Что ж. Понял и осознал. Тогда, абориген, сделай нас объективными, а?
- Я бы сделал, да не могу.
- Не верю, извини.
- Хм. Тяжелый какой-то разговор получился. Не мужской. А словно с женщиной. Что за индивид ты такой, Фомич?
- Я не индивид. Я два индивида согласно второй Мистической Теории Брака.
- Мда? Хм. Что-то твоей-вашей с Лукрецием апперцепции не наблюдаю. А она должна иметь место во всей своей полноте, согласно той же теории. Не правда ли?
- Смотря где, смотря где.
- Фомич, как ты меня утомил, - вождь отер с лица пот. - Ведь не просматриваю я тебя насквозь - я, вождь племени Татауна, квинтессенция Галактической Мысли и ее же Рефлексии!
- В самом деле?
- В самом деле.
Фомич поднялся. Отряхнул сочленения, пригладил вихры. Глянул на небо. "Высокое как никогда небо. Значит, не из детства это воспоминание. Значит, чего-то иного воспоминание. Во мне ничего "псевдо", как выражается этот старый хмуроик, быть не может", - со всей определенностью он, и абориген опять же не уловил.
- Может, пойдем вниз? С племенем познакомлю. Женщины у нас красивые, умные - эмоциональная суть Галактического Разума, его так сказать Инь.
- Да мне и отсюда видно. Ладно скроены, такого даже Силыч Охромей Блюмкин не изобразит.
- Как-как? - встрепенулся вождь. - Кто таков?
- Да так, - неопределенно махнул верхней Фомич. - Можешь считать еще одним псевдовоспоминанием.
- Тьфу ты. Хоть в отставку подавай.
- Что-то мне твои аборигены напоминают, а? Как бы из моего "псевдодетства"?
- Да дети они. Дети они и есть. Смотри шире.
И точно. Взглянул шире Фомич и увидел детей. Одних лишь детей. Кто играл в пятнашки, кто в расшибалочку, а девочки в дочки-матери. Игрушечными детьми им служили розовые детеныши ержиков. В большой песочнице возводился замок Рыцаря Серебряного Плаща. А напротив - Город Восходящей Луны. Группа малышей с луками гонялась за стайкой вертокрылов. Те заливисто ухали и увертывались от маленьких буковых стрел. А у ручья малец все старался звонко булькнуть камушком в воду. И когда получалось - аж подпрыгивал от радости.
Яна-Пунь умильно созерцал это благорастворение, при этом и он преобразился. Был он уже не стар, а высок, по-юношески статен и благороден лицом.
- Ну вот, - удовлетворенно заметил он, - а то сынок мой, Юй-Пунь, все страдал, что детства не помнит. Вот теперь и будет, что вспоминать, если, конечно, решит вновь повзрослеть. Пойдем, Фомич?
- Да нет, лукавишь не по-детски, Яна-Пунь. Не того от меня ты ждешь. Что ж. Придется пойти на старый избитый трюк гуманоидов: ты мне - я тебе, как говаривал Продавец Воспоминаний.
- Умен ты, что есть то есть. Ладно, поторгуемся. Чего желаешь от меня?
- Я уж сформулировал - в Галактику.
- С Лукрецием, конечно?
- Само собой.
- Решено.
- Вот видишь, а говорил - не можешь.
- Ты ж пойми, Фомич, мы, аборигены, как ты изволил выразиться, знаем все, а тут ты - не вполне нами отождествленный объект. Надобно было осторожность соблюсти.
- Я все прекрасно понимаю. Теперь ты говори - чего желаешь.
Между собеседниками пошел настоящий мужской разговор. То есть, разговор простой, то есть такой разговор, который любят настоящие мужики, любят больше всего, больше денег и женщин. В таком разговоре каждое слово - закон, а собеседники ощущают себя по Меньшей мере демиургами.
- Желаю проникнуть в твой мыслекод, Фомич.
- Согласен.
Вождь ментально проник в открытые двери сознания Фомича. "И кто это в тебе такое организовал?" - услышал Фомич мысленный голос вождя.
Фомич снисходительно улыбнулся и пошел искать Лукреция. Ему были слышны реплики вождя, погрязшего в мыслекоде, они неслись будто отовсюду. Но договор уже состоялся, и от Фомича больше ничего не требовалось, пускай Сверхразум сам разбирается - кто организовал, зачем организовал.
Вождь тоже свое слово сдержал. Пыльная тропинка под нижними Фомича вдруг засверкала маленькими точками. Вокруг стало темнеть, и вот уже не планетоид под нижними, а пылинки звезд. И не тропа это вовсе, а один из рукавов Галактики, который ведет к ее центру, в самое, так сказать, ее сердце.
- Как все-таки здорово вновь оказаться в тебе, родная Галактика! - восхищенно подумал Фомич и непрошенные слезы затуманили его гляделки.
И сквозь этот маслянистый туман стали проступать знакомые очертания планетополиса. Окружающее пространство наполнилось шорохом проносящихся мимо движителей-чуе, а впереди во всей своей пестроте вывесок и транспорантов проявился трактир-забегаловка "У Сверхновой".
И откуда-то из запредельной дали вдруг донеслось безрадостное бормотание вождя племени Татауна:
- Так вот оно все как обстоит на самом деле. А я-то, дурак, думал…
- Да нет, не все, - ухмыльнулся Фомич.
Глава 9
В забегаловке, как всегда в это время оборота, было шумно и весело. Фомич осмотрелся, в надежде увидеть хоть какое-нибудь знакомое лицо. И увидел. Из дальнего угла, от своего любимого северного окна, всеми верхними ему махал Лукреций и орал, заглушая музыкальный коллектор:
- Фомич, ну сколько же можно ждать! Давай сюда! Я ж тебя давно тут дожидаюсь.
Фомич щурился, пытаясь сквозь завесу дымовых наслоений подобраться к столику по кратчайшей, но дорожка прихотливо извивалась между столиками, то и дело упираясь в многочисленные шумные компании завсегдатаев и никак не приближала, а вроде бы даже напротив, отдаляла Фомича от столика Лукреция.
- Ширь! - скомандовал Лукреций, - хорош бузить, пройдоха. Фомич мой друг. Пропусти, скотина!
- Лукреций, как мне тебя достичь? - несколько повышенным тоном обратился Фомич в пространство зала.
- Ширь, Сумс тебя дери, люпус закопанистый! Что, от руки моей вольной отвык?
- Извиняюсь, уважаемый, но голосить не по делу в моем заведении не принято, - подал голос из-за стойки трактирщик. - Я этого не приветствую и терпеть не намерен. Попрошу, уважаемый, соблюдать, вот так!
- Что?! Ширь, так и так, не будь я Луцем!
- Ну вот, и имя великого Героя полощете. Зачем же так? И вообще, афишировать свои связи с лесопроходимцами в моем заведении, опять же…
- Сволочь, вот ты кто, - крепко выругался Лукреций. - Щас я до тебя доберусь. Ты у меня все вспомнишь. И как в руки Галактической Безопасности меня предал и вообще.
- Я? В руки? Ты охмурел, братец! Доблюмился. Нельзя так, не хорошо. Поспокойнее, нервы беречь надобно.
- Лукреций! - приветствовал друга Фомич, выйдя неожиданно на требуемый столик. - Вот ты где, самый трудный столик избрал.
- Сразу видно, что ты никогда в забегаловках не бывал. Самые приятные столики вычислить не можешь. Отсюда чудный вид на Сверхновую разворачивается, особенно когда она возгораться начнет.
- Это хорошо. Это я люблю.
- Ширь, ну я на тебя камня не таю. Что было то и было. Только зачем же такой огород городить? Давай уж, вываливай пару блюмов зеленухи и карликовые снипсы приложить не забудь. В прыне, как обычно.
Ширь, не донеся конечность до стика управления испускателями и официетками, покачнулся и повел гляделками. Даже голову наклонил эдак набок, не по-хозяйски.
- Зеленухи? Какой такой зеленухи? Отродясь контрабанды у нас не водилось! - и выжидательно посмотрел на Лукреция, как бы в расчете на конкретный ответ.
- А по ушам?
- Что-то больно, уважаемый, вы мне одного парня напоминаете… - задумчиво промолвил Ширь.
- Так я он и есть! - заулыбался Лукреций. - Так что, наливай. Я-то знаю, у тебя заначка для друзей всегда найдется. Указать где?
- Ладно уж, налью. Только если ты под Лукреция незабвенного косишь, то ты это облишь, не заслуженно ведь. Героя не замай! Пострадавшего, понимаешь за нас, галактян!
- Кеша, а что, - встрял Фомич за миг до неизбежной лукрециевской вспышки, - здесь трактирщики всегда таким высокопарным штилем излагают?
- Что? - рассеянно переключился Лукреций. - Да нет. Это как-то повело его не так. Ничего не пойму. Смотрит на меня таким знакомым просмоленным взглядом и в упор не узнает. Я что - не я? Будь на его месте Крюгер какой-нибудь или Тень Основного, я бы понял - притворяется гад. А Ширь простой парень, я-то знаю, он все взаправду изображает.
- Ах, ты об этом? Ну ты и ступень, Кеша. Надо было сразу у меня проконсультироваться. Ведь знаешь, что я на все твои вопросы всегда ответить могу.
- Ну так ответь, - грубо бросил обескураженный Лукреций, разглядывая приближающуюся с заветной тележкой официетку.
- Изволь. Аборигены, заметил, куда нас выбросили?
- Ну?
- Не за миг, до того, как мы выпали в Мнимую Реальность. Для галактян мы еще в Отстое. Я подозреваю, что аборигены над временем не больно властны. По крайней мере, пока всю Ментальную Сеть не оприходовали. И, стало быть, возник разрыв нашей с тобой, брат, вещественности. Понимаешь?
- Не-а, - честно признался Лукреций. - Вернее, не вполне. Может, они нас сюда по доброте душевной, зачем нас опять в Отстой? Но ты продолжай. И кстати, давай-ка по доброму блюму.
- Да я вообще-то не пью, - признался Фомич.