– Даю последний шанс, – угрожающе произнес я, выпуская все когти. – Либо прямо сейчас кончаешь дурить и вспоминаешь, кто ты есть, либо я тебе отрежу голову. Тебе какой вариант больше нравится?
Инстинкт самосохранения у Палача все-таки есть. Он снова замер и в совершенно человеческом жесте склонил голову набок. Все микрофоны снова заорали голосом Игошина, требуя выполнять приказ, и Палач как-то странно задергался. Кажется, в его электронном мозгу шла нешуточная борьба.
– Палач… желает… действовать…
– Убей его!
– …желает… действовать… по воле…
– Убей его!!!
– …действовать… по воле… самого…
– УБЕЙ!!!
– …по воле… самого… Палача!
Закончив эту короткую, но эмоциональную речь, Палач стал дергаться еще сильнее, а я на всякий случай приготовился порезать его на кусочки. Я не жестокий, просто предусмотрительный.
– Па-лач… сво-бо-ден… – проскрежетал Палач и медленно завалился набок. Из его левого уха повалил густой дым.
Я подошел поближе и потыкал его кончиком хвоста. Он не шевелился. Лежал неподвижно, словно мертвый. Мне показалось, что он улыбается. Скорее всего, просто губы изогнулись в последней судороге.
– Вот и Спартак так же закончил… – задумчиво произнес я. – Ну и что с этим типом случилось?
– Короткое замыкание из-за внутреннего конфликта, – сухо произнес вошедший в лабораторию Игошин. – Он был Искусственным Разумом и обладал собственной волей, но кроме того в него была заложена и программа. Когда доминировала программа – Палач действовал согласно ей, когда доминировала собственная воля, он действовал так, как хотел сам. Пока собственные желания Палача не слишком противоречили программе, он работал в целом нормально. Но когда программа и… кхм… душа, если хотите, стали требовать взаимоисключающих действий… сами видите. Процессор перегорел.
– Не знал, что у роботов есть душа, – заметил я.
– Ее и нет, – раздраженно ответил Игошин. – Я употребил это выражение в переносном смысле.
– Да вы много чего употребили в переносном смысле, доктор, – вежливо заметил я. – Меня, например… пытались употребить в переносном смысле. Это хорошо, по-вашему?
– Но вы же не человек, – возразил Игошин. – Вы даже не животное. Вы искуственно созданное существо. Я не думаю, что по отношению к вам действуют общепринятые моральные нормы.
– Весьма спорный вопрос. Но даже если так… слушайте, вы что, серьезно надеялись, что Палач сумеет меня убить?
– Нет, – спокойно сказал Игошин. – Он должен был только отвлечь вас, пока я готовлю фулминатор.
– А это вкусно? – заинтересовался я, поворачиваясь к Игошину.
– Не очень, – нажал на кнопку тот.
В руках доброго доктора была довольно странная фиговина, похожая на… черт знает на что. Какое-то дикое нагромождение деталей. Судя по виду, весила эта дура килограмм пятнадцать – Игошин с явным трудом удерживал ее в руках.
Больше я ничего не успел заметить, потому что этот гребаный фулминатор… выстрелил в меня страшной силы электроразрядом. Я не успел увернуться – даже яцхен не способен увернуться от молнии. Меня шарахнуло током так, что я упал на восьмереньки и весь затрясся. Невыносимая, мучительная боль… а Игошин уже выстрелил еще, и еще, и еще… эта сволочь не дает мне даже шевельнуться!
– Этот прибор проходит у нас как проект "Зевс", – любезно оповестил меня Игошин. – Экспериментальная модель, разработанная нашими коллегами из оружейного отдела. Всего лишь прототип, к тому же еще недоработанный, но для вас, полагаю, этого должно хватить. Если мне не изменяет память, электричество – ахиллесова пята яцхенов.
– Сука… – прохрипел я, скрипя зубами.
– А вы полагали, я не просмотрел память Палача? – покачал головой Игошин. – Я узнал о вашем с ним знакомстве и опасался, что рано или поздно нам доведется встретиться. Должен вам заметить, я только что выиграл в русской рулетке – сразу после активации фулминатор может попросту взорваться. Шанс неудачи составляет примерно двадцать два с половиной процента.
– Кхрррррр… – только и смог выдавить я.
– Но теперь он уже активирован, так что я могу стрелять сколько угодно, – издевательски сообщил Игошин. – Пришлось пойти на смертельный риск, но в данной ситуации это было необходимо. Вы со мной согласны, Олег Анатольевич?
– Раббб… ан… ра… ст… а… ссс…
– Кстати, не желаете ли пройти небольшой психологический тест? Вопрос первый – с чем у вас прежде всего ассоциируется слово "киса"? Вариант "A" – небольшое домашнее животное. Вариант "B" – ласковое обращение к женщине. Вариант "C" – старгородский предводитель дворянства. Вариант "D"…
– [цензура]!!! – взревел я, резко выпрямляясь.
Когда эта ученая сволота начала надо мной издеваться, она подписала себе смертный приговор. Внутри меня сорвался невидимый клапан, и наружу выплеснулось то, что уже выплескивалось неоднократно – темное, страшное…
Боль мгновенно исчезла. Окутывающие тело голубоватые молнии теперь лишь легонько меня щекотали. Все окружающее растворилось – остался один сплошной комок ненависти, который когда-то был мной. Только концентрированная демоническая злоба… и то, что ее вызвало.
Испуганно распахнувший глаза доктор Игошин.
– …патрон, прекрати!.. – донеслось откуда-то издалека. – …патрон, успокойся!..
Мне не было дела до этих воплей. Я резал, рвал и кромсал. Вокруг брызгало что-то красное, когти раз за разом погружались в хлюпающую массу… пока перед глазами наконец не прояснилось.
Придя в себя, я посмотрел на тот бесформенный фарш, что еще минутой назад был живым человеком. Посмотрел на свои окровавленные когти.
Вот ведь дерьмо.
Глава 13
Итак, я убил доктора Игошина. Хотя совсем не собирался его убивать. Нет, конечно, он первый начал… но если бы я резал на куски каждого, кто на меня нападает, вокруг меня были бы одни трупы.
– Патрон, ты как?.. – слабо простонал Рабан. – Слушай, ты хоть немного себя в руках держи… Если ты и дальше будешь такое устраивать, я ж помру… Я же сейчас в лицо смерти заглянул, патрон…
– Не скули, самому тошно, – огрызнулся я, безуспешно пытаясь очистить хитин от крови. – Что ж со мной творится-то такое?..
Нет, так дальше не пойдет. Это уже ни в какие ворота не лезет. Во-первых, мне совершенно не улыбается превратиться в серийного убийцу. Во-вторых, если я снова так психану, Рабан может и коньки отбросить… а тогда ведь и мне каюк. Надо срочно в больничку… только еще б найти место, где лечат такие болезни… Тут не врач нужен, а не знаю… экзорцист какой-нибудь. Но что же мне – в Ватикан возвращаться? Или… да, конечно! На Девять Небес! Если кто и поможет с этой хренью, так это леди Инанна!
Но перед тем, как прыгать в другой миру, нужно вытащить с базы остальных. Нехорошо получится, если я свалю, а Святогневнев с Щученко попадут под раздачу. Полковник-то еще ладно, с него все как с гуся вода. А вот Святогневневу придется несладко – если распознают в нем ходячего мертвяка, то сделают подопытную крысу.
И Палач еще, конечно. Не знаю, понравится ли он Йехудину в таком виде, но лучше уж это, чем ничего. Нужно закрыть контракт, верно?
Правда, тащить на себе мертвый труп неохота. Надо что-то придумать по этому поводу…
Как-то я неправильно выразился – "мертвый труп". Можно подумать, труп бывает живым… хотя бывает, конечно, чего это я. Доводилось общаться…
Но вернемся к нашему Палачу. Недолго думая, я отчекрыжил ему голову. Крови почти не вылилось – внутренности Палача оказались мешаниной трубок и проводов, переложенных чем-то вроде мягкой серебристой ткани. Хотя были там и пищевод, и гортань, и артерии – в целом почти как человеческие.
Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось увидеть, как выглядит мозг Палача. Странное желание, если задуматься, но легко выполнимое. Я деловито выпустил коготь и одним быстрым движением снял с отрезанной башки скальп.
Конечно, человеческого мозга внутри не оказалось. Скорее это похоже на толстую пачку микропроцессоров, пропитанных гелеобразной субстанцией и компактно уложенных в черепной коробке. Череп, кстати, не костяной, а металлический. Очень легкий и прочный.
Полюбовавшись на эту картину, я зачем-то надел срезанный скальп себе на макушку. Не знаю, зачем. Что-то меня последнее время клинит не по-детски.
– Гы-гы!.. – тупо хохотнул я. – Батхед, Батхед, угадай, что я делаю?
– Херней страдаешь, как всегда… – укоризненно пробормотал Рабан.
И в этот момент в дверь постучали. Я чуть было не крикнул "Войдите!", но в последний момент опамятовался.
– Фома Гаврилович, у вас там все в порядке? – донесся приглушенный голос. – Нам сообщили о странных звуках.
Я хранил тупое молчание. Что тут можно ответить? Выдать себя за Игошина не получится – мой кошмарный хрип совершенно не похож на человеческий голос. А если включить кулон… скажем так, тембр все равно будет не тот.
– Фома Гаврилович, вы там? – не унимались за дверью.
– Заперто изнутри, – произнес еще кто-то. – Должен быть там.
– Фома Гаврилович?.. – снова позвал первый голос.
Еще немного, и они начнут ломать дверь. Значит, надо сваливать. Я достал из кармана джинсов баллончик аэрозоля, подаренного Джемуланом, и пшикнул себе под ноги… попытался пшикнуть. Из баллончика вырвалась только струйка воздуха. Я еще дважды нажал на кнопку – и ничего. Аэрозоль закончился. Понятно теперь, почему Джемулан проявил щедрость – а я-то еще удивился, что он дарит такую ценную приблуду… На тебе, боже, что нам негоже, угу…
Итак, мне все-таки придется прибегнуть к плану Б.
Охрана стучала и кричала где-то полминуты. Убедившись окончательно, что происходит нечто непредусмотренное протоколом, они выбили дверь и ворвались в кабинет… а потом резко замерли.
Их взору предстали два изуродованных трупа – один обезглавленный, другой вообще превращенный в кашу. Над ними скорчилась измазанная кровью тварь – кошмарная шестирукая тварь с человеческим скальпом на башке.
Я.
Охранники мгновенно схватились за оружие – но в глазах у них плескался ужас. Не могу их за это винить. Четыре выпущенных пули бесславно отскочили от моей хитиновой брони, пятая подбила верхний глаз – и мое тринокулярное зрение сменилось бинокулярным. Но уже через несколько секунд все вернулось к норме.
– Пропустите меня, – как можно убедительнее сказал я, по-джедайски проводя рукой.
– И не надейся, – покачал головой рослый мужик в капитанских погонах.
– Пропустите меня!!! – прохрипел я, проводя по-джедайски всеми шестью руками. – Пропустите, или я вас покромсаю в фарш!
– Без паники! – рявкнул капитан, не отрывая взгляда от моих когтей. – Он пытается нас запугать!
– И у него это получается! – вякнул кто-то позади.
Пользуясь тем, что они на миг отвлеклись, я сиганул что есть мочи, вцепился когтями в потолок, резко оттолкнулся и приземлился уже позади охранников. Вылетев в коридор, я вызвал визги, вопли и крики, панический бег, захлопывающиеся двери – но мне до этого не было дела. Я несся, как ошпаренный, слыша за спиной грохот выстрелов и рев сигнализации.
– Здесь яцхен!!! – орал в рацию капитан охраны. – Повторяю, здесь яцхен!!! Прошу разрешения на экстренные меры!!!
Я мчал на восьмереньках, пока не достиг лифта. Шарахнув по кнопке и не дожидаясь, пока кабина подъедет, я разорвал когтями дверь номер шесть, нырнул в шахту и с бешеной скоростью полез по стене.
По дороге я где-то обронил скальп Палача.
На мое счастье, кабина оказалась пуста. Я со всего размаху шлепнулся на крышу, быстро, но аккуратно вспорол потолок и прыгнул внутрь, на лету поворачивая камень в кулоне.
Через несколько секунд двери разъехались, и на меня уставились красные рожи охранников. Я по мере сил попытался изобразить испуг и хрипловато-пискляво ахнул. Получилось не слишком натурально, но Станиславского поблизости не оказалось, да и мозги у охраны были заняты совсем другим. Меня вытолкали из кабины и принялись осматривать дыру в потолке, гадая, куда подевалась шестирукая тварь.
Когда меня спросили, не видел… не видела ли я чего-нибудь подозрительного, я постарался сделать глупое лицо – и вроде бы получилось неплохо. Само собой разумеется, никому и в голову не пришло, что яцхен оборотился миловидной девушкой – это чересчур даже для видавшей виды "Геи".
Полезный кулончик все-таки…
Неожиданно я сообразил, что забыл голову Палача в кабинете Игошина. Незадача. Даже не знаю, как ее теперь доставать – на базе поднята тревога, все бегают туда-сюда, в кабинете полно охраны. Не могу же я просто войти туда и сунуть голову в карман. У меня там и так целый архидемон, больше ничего не поместится.
Хотя она бы и так не поместилась…
И торчать на одном месте тоже нельзя. Еще немного, и кто-нибудь обратит на меня внимание, попросит предъявить документы… да и про гостей профессора Гадюкина могут вспомнить…
Делать нечего, надо линять. Пока на меня никто не глядел, я бочком отодвинулся в сторонку, зашел за угол и юркнул в первую же открытую дверь. За ней оказалась серверная – на мое счастье, пустая. Не дожидаясь, пока кто-нибудь войдет, я повернул камень в кулоне и принялся с бешеной скоростью проделывать в полу колодец. Направление указывало, что в комнате подо мной тоже пусто.
Оказавшись этажом ниже, я опять включил кулон, как ни в чем не бывало вошел в лифт и поехал на тридцать первый этаж. Вновь пришлось повозиться с дурацкими кнопками без обозначений. Рабан помнил, куда ведут те, которые я уже нажимал, но их все еще оставалось больше сорока – нужная кнопка попалась только с одиннадцатой попытки. И это мне еще повезло.
Перед кабинетом Гадюкина по-прежнему стояли охранники – Виктор и Сергей. Один из них сейчас тихо разговаривал по рации, и шея у него напрягалась все сильнее. Второй нервозно озирался по сторонам, держа ладонь на пистолетной рукояти. Похоже, ребятам уже сообщили о шаловливом зверьке яцхене и его забавных проделках.
Прокрадываться мимо них незаметно я не стал. Убивать тоже не стал – не настолько я суров, чтобы мочить людей только за то, что они стоят у меня на дороге. Просто сделал вид, что иду мимо, дождался, пока камера на стене отвернется в другую сторону, и молниеносно выстрелил хвостом. Раз укол, два укол – не успев даже сообразить, что происходит, охранники попадали на пол. Теперь быстренько оттащим их в пустое помещение и положим в уголке. Через часок очухаются.
Конечно, еще остаются камеры. Если кто-то заметит, что охрана исчезла, нас запалят. Можно сломать камеру, но это тоже заметят. Будем надеяться, что ребята на пункте наблюдения сейчас заняты более важными вещами – выискивают беглого яцхена, например. В конце концов, тут пятьдесят этажей, и на каждом десятки камер – сколько людей нужно, чтобы следить за всеми экранами одновременно?
В кабинете Гадюкина было уютно и спокойно. На плите закипал чайник, играла тихая музыка – ничто не говорило о том, что на базе поднята тревога. Разве что в углу мигала красная лампочка, да полковник Щученко гневно топорщил усы, стоя напротив двери.
– Вы, хражданочка, хто будете? – сурово нахмурился он при виде меня. – Пароль назовите!
– Да это же я, полковник, – повернул камень в кулоне я. – Не узнали?
– А, это вы, товарищ Бритва… Опять, значить, трасвинтита из себя кривляете? Не одобряю!
Кроме Щученко, меня никто не встретил. Святогневнев и Гадюкин обнаружились в соседней комнате, где предавались весьма странному занятию – тыкали в спину и бока толстого кота, сидящего рядом со стулом. Тот не трогался с места и лишь недовольно колотил хвостом по полу.
– Что это вы делаете, профессор? – полюбопытствовал я.
– Учу кота прыгать через стул, батенька! – весело откликнулся Гадюкин. – Такой, знаете ли, важный кот попался – не хочет прыгать и все тут!
Я подошел поближе. Кот вальяжно повернул голову и пренебрежительно чихнул. Плевать он хотел на всех яцхенов вместе взятых. А вот Вискас не был таким разборчивым…
– Не хочет прыгать, – задумчиво повторил Гадюкин. – Ну-ка, батенька, помогите.
Я попытался сказать, что времени у нас в обрез и надо срочно сваливать, но профессор нетерпеливо замахал руками и приказал не отвлекать его ерундой. Я подумал, что в крайнем случае всегда смогу прыгнуть в другой мир, и послушно помог Гадюкину поднять кота. Тот недовольно замявчил, но все же соизволил оторвать жирный зад от пола.
– Котенок, котенок, взлети выше солнца!.. – запел Гадюкин. – Давайте, батенька, подбросьте его!
Не понимая смысла всей этой куклачевщины, я тем не менее подбросил кота вверх. Тот издал поразительно гнусавый звук, выпустил когти и… остался висеть в воздухе. Его глаза изумленно округлились, кот завертелся вокруг своей оси и замахал лапами, пытаясь за что-нибудь уцепиться.
– Котята учатся летать! – радостно пропел Гадюкин, дирижируя указательными пальцами. – Им салютует шум прибоя, в глазах их небо голубое…
– Профессор, это как?.. – удивленно спросил я.
– А это, батенька, проект, над которым я сейчас работаю. Кодовое название – "Зефир". Краткое описание – искусственная невесомость. Видите установку на потолке?
– Я думал, это биде…
– А я думал, люстра, – добавил Рабан.
Его никто не услышал.
– Пока что мы можем поддерживать только небольшое локальное поле, – свел ладони вместе Гадюкин. – Сфера с диаметром около шестидесяти сантиметров. На человеке испытать не получается – а вот на коте… как видите.
Кот тем временем понемногу выплыл из поля невесомости и начал снижаться. Гадюкин, заметив это, подтолкнул его обратно и укоризненно пропел:
– Непросто спорить с высотой, еще труднее быть непримиримым, но жизнь не зря зовут борьбой и рано нам трубить отбой!.. бой, бой, бой!..
– Правильные песни поете, товарищ! – одобрительно воскликнул Щученко. – Так держать!
Сняв показания приборов, Гадюкин наконец позволил бедному котейке приземлиться. Тот нервно заурчал и полез к своему мучителю обниматься. Стокгольмский синдром, что ли?..
– Все, кот нам больше не нужен, – объявил Гадюкин. – Сейчас мы его усыпим.
– Что?! – поразился я. – Профессор, вы серьезно?!
– Спи, моя киса, усни, в доме погасли огни… – запел Гадюкин, гладя лежащего на коленях кота.
– Профессор, что вы делаете?
– Тс-с-с, батенька, не шумите, я пытаюсь его усыпить! Дверь ни одна не скрипит, мышка за печкою спит…
Кот уснул уже через пару минут. Утомился, падла пушистая. Гадюкин аккуратно перенес его в ящик письменного стола и умиротворенно вздохнул.
– Он у вас там что, живет? – полюбопытствовал я.
– Кот, как и человек, должен где-нибудь жить… – рассеянно ответил Гадюкин. – Вы здесь закончили, батенька? Проводить вас?
– Куда проводить? – не понял я.
– На выход, куда же… Я уже позвонил, машина сейчас подъедет.
– Угу… А там что, выпускают?
– Бдительность усилили, – хихикнул Гадюкин. – Приказано не пропускать никого, у кого больше двух рук. Но ведь это для вас не проблема, батенька?