Беглецы - Нил Шустерман 7 стр.

Ребята читают заголовок: "Большая авария на федеральном шоссе". Заметка очень маленькая. "Утром столкнулось несколько автомоби­лей..." Бла-бла-бла. "Движение невозможно бы­ло восстановить несколько часов..." Снова бла-бла-бла. В заметке говорится о погибшем водителе автобуса и о том, что столкнувшиеся автомобили растаскивали три часа. Но ничего о трех беглецах. Коннор зачитывает послед­нюю строку вслух: "Вероятно, проводившаяся полицейская операция отвлекла внимание во­дителей, что и стало причиной аварии".

- Как это так? - спрашивает Лев. - Меня же похитили... ну, по крайней мере, они так думают. Это должно быть в новостях.

- Лев прав, - соглашается Риса. - Обычно об инцидентах с участием беглецов рассказывают в телерепортажах и газетных заметках.

- Значит, есть причина тому, что о нас здесь нет ни слова.

Коннор глядит на них во все глаза и поража­ется: как эти двое могут смотреть в зубы даре­ному коню?! Он заговаривает с ними медленно, как с идиотами:

- О нас не написали в новостях. Это значит, никто не видел наши физиономии. Нас никто не узнает! Что в этом плохого?

Риса складывает руки на груди:

- А почему о нас не написали?

- Не знаю. Может, полиция мечтает замять дело. Они облажались и не хотят, чтобы люди об этом знали.

Риса качает головой, не соглашаясь с ним:

- Что-то здесь не так...

- Да какая разница!

- Говори тише! - сердито шепчет Риса.

Коннор старается не выходить из себя. Он ничего не отвечает Рисе, потому что не хочет привлекать к ним излишнее внимание. Неуже­ли Риса не понимает, что сама же пытается усложнить ситуацию?

Лев смотрит то на него, то на Рису.

Нет, Риса не дура, думает Коннор. Подума­ет и поймет, что все складывается как нельзя лучше и она зря волнуется.

Но Риса, видимо, думает иначе.

- Если нас не показывают в новостях, тогда кто узнает, живы мы или умерли? Понимаешь? Если бы наша история попала в газеты, они пи­сали бы обо всем: как полицейские нас высле­живают, как находят, обезвреживают при по­мощи пуль с транквилизатором, а потом отво­зят в заготовительный лагерь. Правильно?

Коннору непонятно, что она хочет сказать. Все это и так очевидно.

- Что ты имеешь в виду? - спрашивает он.

- А что, если они решили не отправлять нас на разборку? Что, если они хотят нас убить?

Коннор открывает рот, чтобы сказать Рисе, что она говорит глупости, но осекается на по­луслове. Потому что она говорит вовсе не глу­пости.

- Лев, - спрашивает Риса, - твои родители - богатые люди, верно?

Лев со скромным видом пожимает плечами:

- Думаю, да.

- Могли они заплатить полицейским, чтобы нас не брали живыми? Чтобы привели назад только тебя? Они же думают, мы тебя похити­ли. Может, они не хотят придавать дело огла­ске?

Коннор смотрит на Льва в надежде, что тот засмеется и скажет, что предположение Ри­сы - фантастика, что его родители никогда бы не сделали такую ужасную вещь. Но Лев удиви­тельно серьезен. Он стоит и молча обдумывает то, что сказала Риса.

В этот момент происходят сразу две вещи: из-за угла появляется полицейская машина и где-то поблизости начинает плакать ребенок.

***

Надо бежать!

Именно эта мысль приходит в голову Коннору, но, заметив полицейских, Риса хватает его за руку и удерживает на месте. Коннор не представляет, что делать, а полицейские уже близко. Бежать поздно. Мальчик знает: порой от скорости реакции зависит, погибнешь ты или останешься в живых. Сомнения вредны, ведь, засомневавшись, лишаешься способнос­ти действовать. Но сегодня Риса нарушила обычный порядок вещей. Благодаря ее вмеша­тельству Коннор получил возможность сделать то, чего обычно в экстренных ситуациях не де­лал: остановиться и подумать еще. Поразмыс­лив, он понимает: если они побегут, полицей­ские точно обратят на них внимание.

Он силой воли приказывает ногам стоять на месте и осматривается. Народа на улице уже достаточно много. Люди заводят стоящие воз­ле домов автомобили и собираются ехать на ра­боту. Где-то плачет ребенок. На другой стороне улицы собрались старшеклассники - болтают, толкаются и смеются. Коннор смотрит на Рису и понимает: она подумала о том же.

- Автобус! - шепчет он.

Полицейская машина медленно едет вдоль улицы. Кому-то может показаться, что поли­цейские никуда не спешат, но для тех, кому приходится от них прятаться, их поведение ка­жется зловещим. Трудно сказать, ищут ли поли­цейские их или просто патрулируют свою тер­риторию. В душе Коннора снова появляется желание бежать.

Они с Рисой поворачиваются спиной к ма­шине и начинают медленно, чтобы не вызы­вать подозрений, переходить улицу, направля­ясь к остановке. Но Лев явно не понимает, как себя вести. Он смотрит прямо на приближаю­щихся полицейских.

- Ты что, сдурел? - спрашивает его Коннор, хватая за плечо и заставляя повернуться в другую сторону. - Делай, как мы, веди себя естест­венно.

В этот момент ребята, стоящие на оста­новке, начинают собираться. Теперь можно бежать, не вызывая подозрений. Коннор пер­вым срывается с места. Он оборачивается на бегу и произносит заранее заготовленную фразу:

- Ребят, давайте быстрее, а то опять на авто­бус опоздаем!

Полицейские как раз поравнялись с ними. Коннор старается держаться к ним спиной и не может видеть, наблюдают полицейские за ними или нет. Если наблюдают, то, возможно, слышали, что он сказал, подумают, что стали свидетелями обычной утренней суматохи, и не будут вдаваться в подробности.

Лев, видимо, решил, что "вести себя естественно" - значит держаться прямо, как палка, и идти вперед, выпучив глаза и не разбирая доро­ги, как испуганный солдат по минному полю. Выглядит он подозрительно.

- Ты не можешь побыстрее? - кричит ему Коннор. - Если я опять опоздаю, меня выгонят из школы!

Полицейские уже проехали мимо них, а ав­тобус как раз приближается к остановке. Кон­нор, Риса и Лев бегут через улицу к автобусу, следуя придуманному на ходу плану на случай, если полицейские продолжают наблюдать за ними в зеркало заднего вида. Остается только надеяться, что им не придет в голову развер­нуться и отчитать ребят за то, что перебегают дорогу в неположенном месте.

- Мы что, действительно сядем в автобус? - спрашивает Лев.

- Нет, конечно, - отвечает Риса.

Коннор наконец решается посмотреть на полицейских. Мигает сигнал поворота, маши­на вот-вот исчезнет за углом, и беглецы будут в безопасности... Но в этот момент школьный ав­тобус останавливается, водитель открывает дверь и включает красный проблесковый мая­чок. Тот, кому хоть раз приходилось ездить в школьном автобусе, прекрасно знает, что мига­ющий сигнал красного цвета означает, что все водители, находящиеся в это время на дороге, должны остановиться и пропустить машину с детьми.

Дисциплинированные полицейские тоже останавливаются, не доехав до перекрестка все­го пару десятков метров. Значит, они так и будут стоять там, пока не уедет школьный автобус.

- Вот черт, - вполголоса произносит Коннор. - Теперь точно придется в него садиться.

Ребята уже практически дошли до останов­ки, когда звук, на который они раньше не обра­щай внимания, неожиданно усиливается и за­ставляет Коннора остановиться.

На крыльце дома, возле которого они сто­ят, лежит небольшой сверток. Завернутый в одеяла ребенок кричит и пытается перевер­нуться.

Коннор сразу понимает, в чем дело. Он уже видел ребенка на крыльце собственного дома, н даже не один раз. И хоть это совсем другой ребенок, Коннор останавливается как вкопан­ный.

- Билли, пошли, на автобус опоздаешь!

- Что?

Кричит Риса. Они со Львом стоят в не­скольких метрах впереди и смотрят на него.

- Билли, пошли, не будь идиотом, - повторя­ет Риса сквозь крепко сжатые зубы.

Дети уже садятся в автобус. Красный про­блесковый маячок продолжает мигать, и поли­цейская машина не двигается с места.

Коннор пытается заставить себя уйти, но не может. Дело в ребенке. Он плачет. Это дру­гой ребенок, твердит Коннор сам себе. Не будь дураком. Только не сейчас.

- Коннор, - зовет его Риса свистящим шепо­том, - что с тобой?

Дверь дома распахивается, и на крыльцо выходит толстый мальчик, по виду ученик на­чальной школы - лет шести, максимум семи. Он смотрит на ребенка, выпучив глаза.

- О нет! - восклицает мальчик, разворачива­ется и кричит в дверь: - Мам! Нам опять под­бросили ребенка!

У большинства людей есть две модели пове­дения в критических ситуациях: бросаться в бой или бежать. У Коннора всегда было три: бросаться в бой, бежать или достойно сдаться. Порой случалось так, что в голове у него проис­ходило короткое замыкание, и он избирал тре­тью модель поведения, самую опасную. Именно в таком состоянии он побежал назад, к машине, у которой стоял Лев, чтобы спасти мальчика, несмотря на то что полицейские были уже совсем рядом. И вот Коннор снова чувствует признаки умопомрачения - мозги как будто закипа­ют. "Нам опять подбросили ребенка", - сказал толстяк. Почему он сказал "опять"?

Не надо, не делай этого, старается убедить себя Коннор. Это же не тот ребенок! Но где-то в глубине подсознания крепко засело убежде­ние, что ребенок все-таки тот же самый.

Наплевав на инстинкт самосохранения, Коннор бросается к крыльцу. Он так быстро подбегает к двери, что толстый мальчик резко оборачивается и с ужасом смотрит на него. По­пятившись, он натыкается на выходящую из дома мать. Та тоже смотрит сначала на Коннора, а потом уже вниз, на плачущего ребенка, но не нагибается, чтобы взять его.

- Кто ты такой? - спрашивает она. Толстый мальчик спрятался за ней и выглядывает из-за ноги, как медвежонок гризли. - Это ты его сю­да положил? Отвечай!

- Нет... Нет, это...

- Не ври!

Коннор и сам не понимает, чего он хотел добиться, бросившись к дому. Несколько се­кунд назад он не имел никакого отношения к происходящему на крыльце. Но теперь, похо­же, это уже его проблема.

Позади Коннора дети продолжают садить­ся в автобус. Полицейские продолжают стоять у перекрестка, ожидая, когда он отъедет. Воз­можно, бросившись к крыльцу, Коннор сам подписал себе смертный приговор.

- Это не он положил, а я, - говорит кто-то по­зади Коннора. Он оборачивается и видит Рису. Она свирепо смотрит на женщину. Та перестает поедать своими маленькими злыми глазками Коннора и переводит взгляд на девушку.

- Мы застукали тебя на месте, милочка, - го­ворит женщина Рисе. Слово "милочка" в ее ус­тах звучит как ругательство. - По закону ты имеешь право подкинуть ребенка, но только если тебя не поймали. Так что забирай его и то­пай отсюда, пока я не позвала полицейских.

Коннор мучительно старается заставить ра­ботать залипшие мозги.

- Но... Но...

- Заткнись, а? - говорит Риса голосом, бук­вально сочащимся ядом.

Стоящая на крыльце женщина улыбается, но не от радости.

- Что, папочка все испортил? Не побежал, вернулся? - спрашивает она, презрительно гля­дя на Коннора. - Запомни, милочка, первое правило материнства: от мужчин одно только зло. Выучи это назубок, и жить станет легче.

Ребенок, лежащий на крыльце, продолжа­ет плакать. Все как в игре "укради сало", когда никто не хочет оказаться в роли вора. В конце концов Риса нагибается, берет лежащего на коврике ребенка и прижимает к себе. Он про­должает плакать, но уже не так горько, как раньше.

Теперь проваливайте отсюда, - напутствует их женщина, - или будете объясняться вон с теми полицейскими.

Коннор оборачивается и обнаруживает, что патрульную машину практически не видно за школьным автобусом. Лев стоит в дверях, поджидая их. На лице мальчика написано отча­яние. Водитель раздраженно кричит ему:

- Давай залезай, я больше ждать не могу!

Коннор и Риса отворачиваются от стоящей на крыльце женщины и бегут к автобусу.

- Риса, я...

- Заткнись, - отвечает она, - я ничего не хо­чу слышать.

Коннор чувствует себя хуже, чем в тот день, когда узнал, что родители подписали разреше­ние на разборку. Но тогда, по крайней мере, по­мимо ужаса, он испытывал гнев, и это чувство помогло ему продержаться. Теперь же злиться не на кого, разве что только на самого себя. Он чувствует себя совершенно беспомощным. Вся его уверенность в себе лопнула, как мыльный пузырь. Они - трое федеральных преступни­ков, бегущих от расправы. А теперь, благодаря его идиотскому умопомрачению, у них на руках еще и ребенок.

12. Риса

Девушка никак не может понять, что нашло на Коннора. Пока ей ясно только одно: он не только склонен принимать необдуманные ре­шения, но еще и любит играть с огнем.

Ребята заходят в автобус. Пассажиров в нем немного, и водитель закрывает за ними дверь, никак не комментируя наличие ребенка. Воз­можно, дело в том, что в автобусе ребенок не один: пока Риса ведет ребят в заднюю часть са­лона, на глаза им попадается еще одна девушка с завернутым в одеяла младенцем, которому никак не может быть больше шести месяцев. Молодая мать удивленно смотрит на них, но Риса избегает встречаться с ней взглядом.

Усевшись в конце салона, как минимум в трех рядах от других пассажиров, Лев вопроси­тельно и испуганно смотрит на Рису.

- Слушай... - наконец осмеливается спросить он, - а зачем нам ребенок?

- Его спроси, - сердито отвечает Риса, кивая в сторону Коннора.

Коннор сидит с каменным лицом, глядя в окно.

- Они ищут двух мальчиков и девочку, - гово­рит он. - А с ребенком мы не попадаем под описание.

- Замечательно, - саркастически произно­сит Риса. - Может, каждому по ребенку взять?

Коннор становится красным как рак. Он поворачивается к Рисе и протягивает руки.

- Давай я его возьму, - говорит он. Риса отодвигает ребенка подальше:

- Он у тебя плакать будет.

Риса уже имела дело с детьми. В интернате ей время от времени приходилось работать в отделении для подкидышей. Этому младенцу, видимо, тоже суждено было там оказаться. Су­дя по выражению лица той женщины на крыль­це, оставлять ребенка себе она не собиралась.

Она смотрит на Коннора. Мальчик по-прежнему весь красный и избегает смотреть ей в глаза. Его объяснение - явная ложь, думает Риса. Он побежал к крыльцу по другой причи­не. Но какой бы она ни была, Коннор, видимо, не расположен делиться ею с ними.

Автобус резко останавливается, и в салон входят новые пассажиры. Девочка с ребенком, сидевшая впереди, переходит назад и садится прямо перед Рисой. Устроившись на сиденье, она оборачивается и смотрит на ребят.

- Привет, вы, наверное, новенькие! Меня зовут Алексис, а это Чейс.

Ребенок смотрит на Рису с любопытством и даже пытается что-то лепетать. Алексис бе­рет ручку ребенка и машет ей, как будто играя с куклой.

- Поздоровайся с ребятами, Чейс!

Риса решает, что девочка, кажется, даже мо­ложе ее. Алексис внимательно вглядывается в лицо ребенка, лежащего на коленях Рисы.

- Да он совсем маленький! Какая ты смелая! Я бы никогда не решилась так рано вернуться в школу! А ты отец ребенка? - спрашивает Алек­сис, поворачиваясь к Коннору.

- Я? - поражается мальчик. - В общем, да, так и есть, - добавляет он, взяв себя в руки.

- Как здо-о-о-орово! - восклицает Алексис. - Удивительно, что вы все еще встречаетесь. Чез - это отец Чейса - даже в нашу школу боль­ше не ходит. Его перевели в военное училище. Родители так разозлись, когда узнали, что я, ну, это, залетела, что он сначала даже подумал, они его на разборку отдадут. Представляете?

По выражению лица Рисы можно заклю­чить, что она с удовольствием придушила бы болтливую девчонку, но не хочет оставлять ма­ленького Чейса сиротой.

- А у тебя мальчик или девочка? - задает сле­дующий вопрос Алексис.

Повисает неловкая пауза, потому что никто из ребят не знает, что ответить. Риса пытается придумать, как можно узнать пол ребенка, не привлекая внимания Алексис, но ничего путно­го ей в голову не приходит.

- Девочка, - наконец решается она, пони­мая, что вероятность ошибки не можеет быть более пятидесяти процентов.

- А как ее зовут?

В этот момент решает вмешаться Коннор.

- Диди, - говорит он, - ее зовут Диди.

Риса не может удержаться от улыбки, хотя все еще сердится на Коннора.

- Да, - подхватывает она, - ее зовут так же, как меня. Семейная традиция.

По крайней мере, теперь Риса хотя бы час­тично понимает настроение Коннора. Он уже не сидит с каменным лицом, а ведет себя естественно, стараясь играть роль с максимальной отдачей. Физиономия у него уже не красная, только уши все еще продолжают гореть.

- Вам понравится в "Сентер Норт-Хай", - го­ворит Алексис. - Это наша школа так называет­ся. Там есть комната матери и ребенка, и персо­нал отличный. Начальство заботится о девочках с детьми. Некоторые учителя даже разрешают приходить в класс прямо с ребенком.

- А отцам разрешают присутствовать? - спра­шивает Коннор, обнимая Рису за плечи.

Риса сбрасывает его руку и незаметно насту­пает ему на ногу. Коннор морщится, но ничего не говорит. Если он считает, что я его прости­ла, думает Риса, он глубоко ошибается. Про­сить прощения ему еще долго.

- Похоже, твой брат уже с кем-то подружил­ся, - говорит Алексис, обращаясь к Коннору.

Она показывает взглядом на пустое кресло, в котором недавно сидел Лев. Пока Коннор и Риса разговаривали с Алексис, он успел пере­сесть на несколько рядов вперед и теперь об­щается с какими-то ребятами. Риса пытается услышать, о чем они говорят, но из-за непре­кращающейся болтовни Алексис это невоз­можно.

- Это же твой брат? - спрашивает Алексис у Коннора.

- Нет, мой, - поспешно отвечает Риса за него.

Алексис улыбается и слегка расправляет плечи.

- Ой, он симпатичный.

Риса думала, что ненавидеть Алексис боль­ше, чем она уже ее ненавидит, невозможно. Оказывается, она ошибалась. Алексис, должно быть, по глазам понимает, о чем она думает.

- В смысле, он маленький еще, конечно, - по­спешно добавляет она.

- Ему только тринадцать, - говорит Риса, бросая на девочку испепеляющий взгляд, вко­тором нетрудно прочесть: "Держись подальше от моего младшего брата". - Он пошел в школу на год раньше.

Теперь уже Коннор наступает ей на ногу - и самое время. Слишком уж много информа­ции она дает Алексис. Не стоило рассказывать ей, сколько Льву лет. Кроме того, они не в том положении, чтобы заводить себе врагов.

- Прости, - говорит Риса, смягчаясь. - У нас с малышкой была тяжелая ночь. Что-то нервы шалят.

- О, можешь мне поверить, я тебя отлично понимаю.

Похоже, Алексис готова мучить их разгово­рами всю оставшуюся до школы дорогу. Одна­ко, на счастье, автобус снова останавливается, и малыш Чейси ударяется подбородком о спин­ку сиденья. Естественно, салон тут же оглашает­ся громким ревом. Алексис сразу превращается в заботливую мамочку, и пытка прерывается.

Риса с облегчением вздыхает.

- Слушай, я хотел извиниться перед тобой, - говорит Коннор. Риса понимает, что он раска­ивается в содеянном, но простить его все еще выше ее сил.