То, что один из кумиров оказался обычным мелким хамом, да ещё и замешанным в одно из самых тяжких преступлений, причиняло Джакомо немалую душевную боль. Несмотря ни на что, хелефайя нравился ему безмерно только одним тем, что он - хелефайя, часть Дивного Народа, живое воплощение красивых легенд и сказок. Джакомо с радостью ухватился за малейшую возможность оправдать ушастика.
- Пойдём, - поднялась я со скамейки, - надо обработать записи.
- Как ты собираешься это делать?
- Посредством ноутбука и специальных программных дисков, которые остались со времён Троедворья. Друзья привезли кое-какие вещи из дома.
- Понятно, - кивнул Джакомо. - А где ты аккумуляторы подзаряжаешь? На основицу каждый раз не набегаешься.
- В некоторых домах Рема есть и электричество, и нормальная канализация.
- Нина, - медленно проговорил Джакомо, - а зачем в Величайшей из битв нужны такие провокации? Зачем эта грязь?
- Затем, что любая битва - это война, а на войне требуется только одно - уничтожить противника с наименьшими затратами собственных сил. О морали там и не вспоминают. Во всяком случае, на такой бессмысленной и бесцельной войне, как троедворская.
- Странно слышать такое от воина.
- Я не воин, я палач.
Джакомо поёжился, глянул недоверчиво. Я достала сотовый телефон, переключила в режим плеера.
- Думаю, один мой друг объяснит тебе всё гораздо лучше. Он истинный воин - добрый, честный и справедливый. Переводной подсилок у тебя ещё не кончился?
- Нет, а зачем тебе?
- Затем, что песня на русском.
Джакомо достал из кармана рубашки талисман, который купил по моему настоянию у кого-то из заезжих троедворцев, активировал. Я включила песню.
Как плетью ударили вести:
В том поезде едет груз двести.
За гибель геройскую плата -
Лишь циферкой сделать солдата.По лужам кровавым путь к небу -
Так правдой становится небыль.
Спросить я хочу в час расплаты:
"За что умирают солдаты?".
Уходят на небо мальчишки,
Что верили в добрые книжки.
За то, что любить мир умели,
В свинцовом огне мы сгорели.Всё это не сплетни, а вести:
В том поезде едет груз двести.
За гибель геройскую плата -
Лишь циферкой сделать солдата.За чьи-то безумные игры
Друг друга мы рвём словно тигры.
Теряя себя в пустословье,
Мы случку назвали любовью.
Потеряна вера и верность,
Напрасно растрачена смелость.
И в битве без цели и смысла
Людей превращаем мы в числа.Правдивы печальные вести,
В том поезде едет груз двести.
За гибель геройскую плата -
Лишь циферкой сделать солдата.
Я выключила плеер и прицепила трубу на пояс. Джакомо посмотрел на меня с испугом. Каким бы плохим ни был перевод, основную мысль донести сумел. А чувства в любой Сашкиной песне через край хлещут.
Молчать было неловко, сказать нечего, и Джакомо проговорил с запинкой, кивнув на мобильник:
- Мощная игрушка, навороченная. И дорогая.
- Трофейный, - ответила я. - Выдали, когда Люцин командором назначил, а конфисковать не успели.
- Понятно. Пойдём?
Ответить я не успела - в кустах за скамейкой зашуршал ветками подглядчик. Шорох почти неслышный, но мне и этого хватило, мускулы отреагировали вперёд рассудка. Я прыгнула через скамейку и ветки, бросила подглядчика на колени, зажала в жёстком захвате и приставила к горлу его же нож. Чуть трепыхнётся, и говорить с ним будут уже некромансенры.
- Нина, нет! - испуганно вскрикнул Джакомо. - Это Перворождённый!
- Ещё одна сотая секунды и он был бы трупом, - зло сказала я и тряхнула ли-Вириара как тряпичную куклу. - Ты что здесь делал?
Сопротивляться ушастик и не пытался.
- Не убивайте меня, госпожа! - взмолился он. - Клянусь первой яблоней, священным источником и опорным камнем я ничего не знаю о вурдалаке. Господин! - обернулся ли-Вириар к Джакомо, - во имя милосердия!
- Отпусти его, - сказал Джакомо.
- Сначала пусть объяснит, что здесь делал.
- Я прятался от тех людей, из харчевни. Парк не лес, но всё равно здесь деревья и спрятаться легко. Я ничего не знаю, госпожа! Утром я привёз лекарства в аптеку, потом познакомился с красивой девушкой. Она сказала, что будет ждать меня в "Танцующей обезьяне". Но не пришла. Появился вурдалак. Всё, госпожа. Больше ничего не было.
- Он правду говорит, - сказал Джакомо. - Лесной Народ всегда прятался от опасности среди деревьев. И у всех Звёзднооких какая-то ненормальная страсть к человеческим шлюшками, особенно уличным. А если девка пообещает дать бесплатно, то любой из них не то что в грошовый ресторан, на городскую свалку за ней побежит. И вовсе не из жадности, а из тщеславия - им нравится думать, что они способны влюбить в себя кого угодно, даже проститутку, которая на подобные чувства в принципе не способна.
- Влюбляются и проститутки, - ответила я. - И как раз-таки они - сильнее всех. - Я отпустила хелефайю. Выглядел он неказисто - нарядная одежда изорвана и перепачкана соевым соусом и землёй, под левым глазом фингал, на правой щеке четыре глубокие ссадины, волосы всклочены. Ушастик ещё дёшево отделался, всё могло быть гораздо хуже. Я отдала ему дальдр.
- Как она хоть выглядела, твоя очаровательница?
- Не знаю, - растерянно пролепетал ли-Вириар, верхушки ушей обвисли, а мочки съёжились от испуга. - Я ничего не помню! Только браслет из светло-зелёного стекла на левой руке, выше локтя. Странное такое стекло, лёгкое как пух и не бьющееся.
- Что за враки? - разозлился Джакомо. - Ни один мужчина не забудет внешность девушки, с которой в первый раз идёт на свидание.
- Это глубинная оморочка, - сказала я. - Дело гораздо дерьмовее, чем казалось на первый взгляд. Ли-Вириара немедленно надо увести из потайницы в Рим, на основице его достать будет сложнее, мы выиграем время, а значит и жизнь.
- Посмотреть, как людь Избранной Крови выходит на основицу, - ответил Джакомо, - сбежится половина Рема. Такого здесь не было уже не менее одиннадцати столетий. Среди зрителей будут и стражники. А приказ об аресте ли-Вириара уже подписан.
- А мы переоденем его большемирской девчонкой. Длинная юбка, кроссовки, просторная блузка с оборками. Уши прикроем шарфом или дамской кепкой, а глаза - тёмными очками.
- Я не буду уши закрывать! - возмутился хелефайя. - Это ещё непристойней, чем выйти на улицу нагишом. И на основицу не пойду, там одно сплошное поганство.
- На плахе поганства ещё больше, - отрезала я. - Джакомо, у тебя деньги есть?
- Есть немного, а что?
- Одежду ему купить. У меня тоже немного есть, должно хватить.
- Я всё оплачу, - сказал ли-Вириар.
- Твои деньги пойдут на оплату такси, жилья и питания. На Щелевой площади зайдём в обменник. И ничего не бойся, основица выглядит непривычно, а сама по себе место неплохое. Только не выходи один на улицу незнакомого города, и всё будет в порядке.
Хелефайя неуверенно кивнул. Выбора у него не было.
Я общипала пригоршню листьев с ближайшего куста.
- Если положить любую свежую зелень в обувь как стельки, мы станем невидимы для вампирских поисковиков. И вот ещё что…
Я достала из сумки баллончик с грошовым аэрозольным дезодорантом, побрызгала скамейку и окрестность радиусом в три метра. Пахнет он не очень, зато полностью уничтожаются все ауральные следы. Теперь ни одна волшебническая экспертиза не докажет, что мы встретили здесь ли-Вириара, да и вообще были на этой аллейке. А технических экспертиз в Альянсе нет.
…До щели мы добрались без труда. На основице я хотела поехать в гостиницу подешевле и помноголюдней, где у постояльцев не спрашивают паспорт и не обращают внимания ни на внешность, ни на способ заработка. Но оказалось, что у Джакомо в Риме есть небольшой домик. Порядком запущенный и давно не жилой, но вполне приличный, особенно по сравнению с потайничными квартирами.
Джакомо снял с ограды табличку "Продаётся", позвонил риэлтеру и предупредил, что поживёт пока в своём владении, поэтому продажа откладывается на неопределённый срок. Соседи к возвращению домохозяина интерес проявили вялый. Гости, то есть мы с хелефаей, им тоже безразличны, любопытных глаз можно было не бояться.
* * *
От культурного шока ли-Вириар опомнился быстро. Вымылся, переоделся в джинсы и рубашку Джакомо. От комнатной обуви отказался, в жилых домах хелефайи ходят только босиком. Сантехникой и музыкальным центром ушастик пользоваться обучился легко, телевизора пока побаивался, зато привычные спесь и высокомерие вернулись в полном объёме.
Ли-Вириар потребовал у Джакомо воды. Тот налил в хрустальный бокал купленную по дороге минералку, подал с поклоном. Ушастый отхлебнул глоток и отшвырнул бокал. Жалобно звякнули осколки.
- Что за дрянь ты мне налил!
- Простите, досточимый, - поклонился Джакомо. - Я сейчас сбегаю в магазин за родниковой водой без газа.
- Не торопись, - сказала я. - Если ар-Даллигану что-то здесь не нравится, то силой его никто не держит, пусть валит обратно в потайницу.
Ушастый посмотрел на меня с удивлением. Он явно считал, что своим визитом оказал нам с Джакомо неслыханную честь.
- Старшей и благословеннейшей расой ты был вчера, - ответила я, - а сегодня стал беглым преступником с отрешённой статьёй. Это смертная казнь.
- Досточтимый ли-Вириар не виновен! - возмутился Джакомо.
Я подошла к нему.
- Это ещё надо доказать. Овурдалачку делали в четверг, с тринадцати тридцати до семнадцати ноль-ноль. Алиби на этот период у ар-Даллигана нет. - Я резко развернулась к хелефайе и рявкнула: - Что ты в городе делал?
Хелефайя возмутился:
- Я высшую клятву дал!
- Это не доказательство. При желании полностью обратима любая клятва, в том числе и высшая. Любой судья это скажет. Так зачем ты приехал в город ещё и в четверг?
- Откуда вы это знаете?
- Не только знаю, но и могу доказать, что у тебя были все средства и возможности сделать вурдалака.
- Госпожа! - с дивнюка мигом слетела вся спесь, он умоляюще сложил ладони, поклонился. - Клянусь, я не… Госпожа, я заказ привозил, только заказ. Омолаживающий эликсир для одной очень знатной дамы. Я действительно приехал в столицу тайно, потому что она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что такая высокородная особа покупает "Напиток вечной молодости". Ведь так делают только забогатевшие простокровки, а волшебники сами могут вырастить нужные травы, сварить зелье и сотворить над ним волшебство. Но волшебнический дар этой дамы очень слаб, она вынуждена покупать все свои зелья и эликсиры. Предпочитает хелефайскую работу. Некоторые лосьоны и кремы можно сделать только на месте, поэтому я провёл в комнате отдыха при её кабинете пять часов. Это правда, госпожа, клянусь вам!
- Имя? - потребовала я. Хелефайя отрицательно покачал головой, знатную даму он боялся.
- Ну если ты так хочешь на эшафот - пожалуйста, - ответила я и шагнула к двери.
- Графиня Эстер Димиани, - сказал ли-Вириар. - Супруга кудесника Фредерико Димиани.
- Кудесника никогда не видела, - сказала я, - а даму знаю. Начальник пресс-службы департамента, вечно перед журналистами задницей крутит.
Джакомо грязно выругался.
- Фредерико Димиани в своё время служил Неназываемому. Но прямых доказательств не было, после развоплощения Великого Врага под суд кудесник так и не попал. Жена у него тоже кобра первостатейная, если дело дойдёт до суда, показания давать ни за что не будет. Да и сотрудники отдела промолчат, не признаются, с кем начальница пять часов над колбами сидела.
- Итак, - подытожила я, - невиновность ар-Даллигана доказать хотя и трудно, но возможно. Другое дело, зачем нам с тобой стараться ради мелкотравчатого хама, который, будучи в гостях, не способен соблюдать даже самую элементарную вежливость по отношению к хозяину. Который…
- Замолчи! - оборвал меня Джакомо. Смотрел он на хелефайю. Я перевела взгляд на ли-Вириара и на мгновение оцепенела от растерянности.
Такого беспредельного ужаса на людском лице я не видела никогда. В озверелом от бесконечной войны Троедворье бывало всякое - истерзанные пыткой полутрупы дворовых пленных, родители, вынужденные дарить прощальное милосердие собственным детям… Но такой бездны отчаяния и страха я никогда ещё ни в чьих глазах не встречала. Ар-Даллиган словно истаивал в этом страхе, его душа стремительно и необратимо сжигала сама себя.
- Клянусь сердцем и печенью, - сказал Джакомо, - Виальниен-шен Миденвен ар-Даллиган ли-Вириар ни в чём не нарушил долг гостеприимства. Это мой дом и только мне решать, каким правилам должен следовать мой гость. Миденвен ничем не оскорбил ни меня, ни мой очаг, ни стол.
Хелефайя словно от жестокого морока очнулся. Бледный, дрожащий, уши обвисли. Джакомо подвёл его дивану, уложил, накрыл пледом. Погладил по волосам.
- Всё хорошо, - мягко, словно маленькому ребёнку, сказал Джакомо. - Не бойся. Всё хорошо.
Ли-Вириар заплакал. Джакомо сидел рядом с ним на корточках, гладил волосы, говорил успокаивающие слова. Хелефайя затих, и как будто задремал. Джакомо поднялся, жестом позвал меня на кухню. Я наполовину притворила за собой дверь, чтобы ли-Вириару было удобнее подслушивать. Регенерируют хелефайи не так быстро как вампиры, но вскоре он полностью опомнится от шока и придёт послушать, о чём мы говорим.
Джакомо резко обернулся и схватил меня за плечо.
- Никогда, - яростно прошипел он, - слышишь, никогда не смей упрекать Перворождённого в нарушении долга гостеприимства.
Я сбросила руку.
- Даже если он действительно виноват?
- Да, - твёрдо сказал Джакомо. - Есть три закона, которые Дивный Народ не нарушает никогда - закон равновесия стихий, закон сочетания крови и закон гостеприимства. Нарушение становится вечным проклятием не только для самого Перворождённого, но и для его семьи. Нарушителя казнят вместе со всеми родственниками и лишают права на погребение. Но сначала заставляют пройти Тропой Позора. Затем будет казнь. Долгая, мучительная, но даже она становится благодеянием и освобождением после всего, что было до неё.
- При условии, что о нарушении узнают правители общины, - возразила я.
- Нет, владыки тут ни при чём. Ты видела, что было с Миденвеном. Как ты вообще могла сказать такое!
- Потому что он действительно виновен. Ар-Даллиган дважды нарушил правила гостеприимства. Первый раз в ресторане, когда выгнал тебя с твоего законного места, второй - сейчас. Нормальные люди, когда чего-то просят, то всегда говорят "Пожалуйста", и "Спасибо", когда получают просимое. Даже если этот ушастый хам действительно не может пить газировку, то надо было сказать об этом спокойно и вежливо!
- И ты считаешь, - холодно спросил Джакомо, - что за такую мелочь можно убить?
- Я - нет. Но Миденвен уверен, что нужно. Он сам установил такие правила, ему первому их и соблюдать. Ушастик захотел поиграть в высшую и низшую расу, однако не учёл, что и сам может оказаться низшим. Он попал в мир, созданный человеками и для человеков. Мифологическим персонажам здесь места нет. Как думаешь, что будет, если о хелефайе узнает полиция или журналисты?
Джакомо мертвенно побледнел.
- Нет, - едва слышно прошептал он.
- Вот именно, - злорадно сказала я.
- Надо как можно быстрее найти доказательства его невиновности и вернуть в тот мир, для которого Миденвен и был рождён.
- А с какой стати мы должны надрываться ради того, кто считает нас быдлом?
- Но Звездорождённые действительно намного выше и совершеннее нас! - выкрикнул Джакомо.
- Тогда пусть твой звездюк валит в потайницу и выкручивается сам как хочет, - спокойно ответила я. - Высшим помощь низших не нужна. Ты ведь не требуешь, чтобы собака решала для тебя задачки по тригонометрии.
- Нина, - едва пролепетал потрясённый Джакомо, - неужели ты сама не видишь величия Дивного Народа?
- Не вижу. Что великого сделали хелефайи? Конкретно.
- Благословеннейшие мудры и добры. Они прекрасны, исполнены грации и очарования, их голоса сладостны, как мёд, и чисты, как лесной родник. Они - Старшая Раса, любимейшие дети Творца. Дивные и совершенные.
- И в чём это выражается? - оборвала я панегирик. - Приведи конкретный пример.
Джакомо на мгновенье запнулся. Ответить было нечего.
- Сама не видишь? - взбешённо рявкнул он.
- Нет, не вижу, - с уверенным спокойствием ответила я. - Зато вижу стадо спесивых снобов, которые приехали с просвещённого Востока в отсталую Европу и принялись хвастаться перед дикарями своей великой мудростью. Бахвалиться знаниями, которые ушастики не сами добыли, а получили в подарок от Верховных Учителей, среди которых были и человеки. Демонстрировать величие хелефайи могли только среди полузверей. В высокоразвитом античном мире они были незаметны. Нимфы, фавны - мифы ровным счётом ничего не говорят ни об их мудрости, ни о мастерстве. Даже внешность и то считалась заурядной, от всего прочего населения эллинских и латинских земель хелефайи отличались лишь формой ушей. Но как только в Западной Европе начала складываться собственная цивилизация, когда человеки стали подниматься от полуживотного уровня к людскому, хелефайи сразу же попрятались в нычках, потому что не могли выдержать конкуренции.
Джакомо едва заметно покачал головой.
- Нет, - сказал он одними губами.
- Ты легко сумеешь выжить и в потайнице, и на основице, а дивнючок твой, - кивнула я в сторону гостиной, - даже в потайнице не способен обойтись без няньки. Так кто из вас совершеннее?
- Нина, я с двенадцати лет мечтал увидеть Дивный Народ. Даже ролевиком был, толкиеновского эльфа изображал. Потайницу эту поганую терпел только ради них. Совершеннейшие и Благословеннейшие. Я хотел увидеть их танцы, услышать песни. Лишь увидеть - и всё.