А летом повстречал он-таки своего Коленьку. Случайно повстречал, на улице – Воронеж город маленький. Как бросился сын к отцу, как обнял. "Папа, - говорит. – Дорогой! Куда же ты пропал, я все, что можно обошел, нигде тебя найти не мог! Как же ты пошел на такое?" А старик все молчал и молчал, да только слезы лились по старческим морщинам. Стал Коленька отца домой звать, а тот – ни в какую! Молчит, ничего не объясняет, но упирается, словно не домой его зовут, а на казнь лютую. Сын ничего понять не может (Люська-то, стерва, ему, видать, свою сказочку рассказала про уход отца!), плачет, уговаривает, тянет отца за рукав.… А потом, случайно, Коленька проговорился, что Люська-то с Оленькой на море уехали, отдохнуть на остаток денег от кочегуровского дома, и, что не будет их недели две…
И усталость деда взяла свое. Захотелось и поесть нормально, и поспать в настоящей постели. Словом, слабинку дал Макарыч – согласился. А уж Коленька обрадовался…
Долго ли, коротко ли – пришли, сын старика отмыл, причесал, переодел, за стол усадил, разговор начался. А какой разговор между мужиками без бутылки? Ясное дело – выпили. Коленька-то ничего, по-скромному, а вот Архип Макарыч - то ли с голодухи, то ли с нервного напрягу… - словом, перебрал по водочному употреблению. А уж как перебрал по разговору…
Когда утром он открыл глаза – жить не хотелось: и по состоянию организма, и, потому что вспомнил, как сыну всю правду о его жене вчерась по пьяни все же сказал. Пошел к Коленьке. Тот за компьютером сидит, чего-то шебуршит тама. Увидел отца, глаза потупил и хмуро так сказал: "Что, бать, хреново?" А Архип Макарыч видит, что хреново-то – Коленьке: от того, что вчера узнал. И страсть как ему захотелось из этого дома уйти, чтобы не видеть, как погано жизнь повернулась у всех из-за этой стервы-Люськи, да от его признания. "Налей рюмашку, - говорит он сыну. – Дай опохмелку старику, да я пойду! И не держи меня!" А Коленька ему: "Нету, бать, опохмелки! Вчерась все выпили! Но есть кой-чего получше. Сейчас выпьешь "живой воды", а опосля поговорим!"
Вот и выпил дед водички. И, как ему потом сказали, враз помер.
ГЛАВА XVIII.
В это утро Пахан, после долгих размышлений, наконец, решился.
Конечно, понятия "утро", "день", "вечер" для тех, кто уже порядочно времени пробыл в Бестерленде, потеряли свой "земной" смысл: утром никто не просыпался, а ночью никто не спал – надобности не было. Но по старой земной привычке все дела завершали к вечеру и продолжали утром. Так что старая пословица "Утро вечера мудренее" до сих пор была в ходу если не во всем Бестерленде, то, по крайней мере, в бывшем Восточном Форпосте.
И вот этим утром-то Пахан понял, что ждать тут более нечего…
Уже несколько суток не было "новичков". Обычно два-три, а то и пять-шесть "пришельцев" в день пополняли его общину. А в последние дни – никого. Люди, похоже, перестали поступать в эту чертову страну. Чтобы проверить свои предположения, Пахан послал к Шамилю гонца с приказом немедленно снять засаду у реки и прочесать все окрестности на предмет поиска новичков. И вот, этой ночью Шамиль вернулся. И никого не привел. Ни одного нового человека! Пахан понял: там, на севере, на таинственной "Базе", как называл ее Старик, что-то предприняли. А если предприняли это, то предпримут и еще что-нибудь. И это "что-нибудь" может сильно испортить жизнь и Пахану и обитателям его общины. И это очень плохо. А как этого избежать он, Пахан, не знает. Он знает только одно: слабого бей, с сильным – договаривайся и дружи, пока он не ослабеет. И только потом – бей! Этот нехитрый закон срабатывал всегда, нужно было только правильно оценить силу врага. А как оценить силу того, кого не знаешь?
Значит… надо узнать того, кто "рулит" там, "кому не спится в ночь глухую" на этой чертовой Базе? Какой хер там жмет на клавиши и кнопки и меняет здесь все по своей прихоти? Очкарик – профессор или обкурившийся хиппи, осьминог-мутант или железный робот? От кого зависят жизнь и покой Пахана? И, вообще, почему это должно от кого-то зависеть? Надо узнать! Это обязательно надо узнать – кто главный в этом квартале! Бить или договариваться? Договариваться или бить?
Вот что, понял Пахан: надо дойти до Базы и все увидеть. Самому. И на месте решить.
Вошел Шамиль.
- Ты вызвал мэня? Зачэм? Мы бы взали Старыка, точна взали бы…
- Успокойся, Шамиль, надо было так! Проходи, садись.
- Спасыба! – чечен развалился на роскошном диване, да так "по-хозяйски", что
Пахана покоробило. Но он и виду не подал. Отношения с этой чеченской собакой сейчас портить не след. "Позже рассчитаемся, когда время придет" - решил Касьянов, а вслух спросил:
- Что-то ты, Шамилька, не привел никого в этот раз? Али нюх потерял?
- Нэ встэтил никого. Вот и нэ привель. – угрюмо отвечал чеченец.
- И у нас тут никто не объявился. Что думаешь по этому поводу? – Касьянов внимательно смотрел на кавказца, но тот пока оставался невозмутим.
- Думаю – нэт новых людэй в нашем районэ.
- А в других районах есть, как думаешь?
- Нэ знаю. Нэ биль. Куда клонишь, Пахан, прямо гавары! – Шамиль не нервничал, он даже позы не переменил, просто такой тон и такой характер разговора ему не нравились.
- Куда клоню…? Да туда, Шамилька, что надо нам ситуацию изучить, да выяснить, куда люди деваются: те, которые приходят. Ну…, если приходят вообще!
- Мнэ идти? – просто спросил чеченец.
- Думаю, и тебе, и мне, и всем работы хватит. Надо всем идти. – Касьянов вдруг переменил тон с игривого на строгий, даже как-то обреченно сказал это "надо всем идти". Шамиля как подбросило.
- Как – всэм? Зачэм всэм?
- А затем, чеченская твоя башка, что мы сюда не вернемся больше! – эти слова Касьянов произнес зло, утрированно зло, "с нажимом". И кавказец понял.
- Базу идем воэвать? Базу, да?
Касьянов помолчал, походил по комнате, потом еще раз взглянул в глаза Шамиля и выдохнул:
- Да. Базу. Собирай людей. Всех.
Они вышли не на рассвете, как принято у путешественников и военных, и не в ночь, подобно шпионам и дезертирам. Просто собрались и пошли вперед, даже не дождавшись полудня. А чего здесь часы считать, в этой треклятой Бестерляндии: день, ночь – все едино. Зато все гораздо проще, чем на земле: раньше вышел – раньше дошел: ведь ни перекуров, ни привалов, ни обедов. Люди, как роботы, идут и идут, не останавливаясь и не уставая. "Энерджайзеры", блин! Не армия – мечта полководца!
Выйдя с территории общины, они разделились на две группы. В каждой был свой вожак, вооруженная команда и "наполнитель" из гражданских. Первую группу – по подножиям холмов вел Шамиль, а вторую – по берегу реки – Пахан. Между группами шла цепь наиболее смышленых бойцов, которые обеспечивали связь, перекрикивая друг другу сообщения. Весь это "табор" (по выражению Касьянова) двигался рывками: гражданские, живя в стенах ангара, ничего в Бестерленде толком не видели, и им все было интересно. То и дело они замедляли шаг, а то и вовсе останавливались, и идущим сзади вооруженным бойцам "заградотрядов" то и дело приходилось подталкивать прикладами "калашей" и М-16 зазевавшийся "наполнитель".
Словом, шли небыстро, мягко говоря. Шамиль все время ворчал, убеждая Пахана бросить "всэх этых баранав", тормозящих продвижение, но Касьянов и слушать не хотел. По его замыслу (о котором Шамилю он не говорил, но тот, опытный боец, наверное, догадывался), "наполнитель", вся эта расфуфыренная шваль должна была выполнить роль "живого щита" при встрече с "черными рыцарями" и отвлекать их, пока бойцы не займут достаточно надежную оборону или не найдут верный способ атаковать. Что при этом будет со всеми этими артистами, иностранцами и политиками, Касьянова абсолютно не интересовало.
Шамиль, в конце концов, успокоился и перестал гундеть, а экспедиция пошла чуть быстрее – то ли сработал "прикладный ускоритель", то ли народ насмотрелся на природу и переполнился новыми впечатлениями.
Шли они так до темноты, а после заката, скорее по привычке, чем по необходимости, расположились на "ночлег". Сидя на верхушке невысокого холма, Касьянов не переставал думать о произошедших изменениях в Бестерляндии: за полдня пути они не встретили ни одного новичка. "Видимо, - рассуждал Пахан, - они все же нашли способ закрыть границы для "чужаков"! Рассчитывать на "халявное" пополнение теперь не стоит. А значит, надо правильно распорядиться оставшимися".
Часа через два пришла из разведки группа Шамиля. Сам чеченец поднялся к Касьянову и молча сел рядом.
- Что нового? – спросил Пахан.
- Тыхо. – не глядя на него, ответил Шамиль. – Нэт никого.
- Уж не знаю: хорошо это или плохо? – как бы сам себе сказал Касьянов.
- Да, нэ панатна. – согласился кавказец.
"Да все тебе "панатна", только ты виду не подаешь, змей! Не было б у меня "луча", уже бы давно, гад, башку бы мне срубил: я вас, чеченов, знаю! Эх, вот послал бог помощничка!" - подумал Касьянов, а вслух сказал:
- Ты завтра не гони, не отрывайся от основной группы. А то напоретесь на кого, не дай бог! А нам силы в кулаке держать надо! Понял?
- Понал, Пахан! Будэм вмэстэ идти.
- Хорошо. Отдыхай.
На Базе "двойник" Билла Гейтца уже несколько дней наблюдал движение большой группы нелегалов с востока на запад, ежедневно сообщая о ее перемещениях в своих отчетах. Но сегодня передать что-либо на Землю он не смог – по какой-то причине единственный в Бестерленде канал связи с настоящими людьми не работал. Это злило цифроклона, но он считал, что все это – лишь временные последствия сделанных в последние дни серьезных преобразований. Скоро ОНИ там, на Земле найдут причину и исправят повреждения. Только вот скорей бы – не нравился ему этот массовый исход из Восточного Форпоста "шального" народа, который, к тому же был неплохо вооружен: в их распоряжении, кроме автоматов, винтовок и холодного оружия, был и тот самый делейтор, которым уничтожили сразу троих "черных рыцарей". Реши они напасть на Базу – бой мог получиться нешуточно кровавым. К счастью, они пока далеко. К несчастью – не работает связь. Поэтому биоцифровой Билл Гейтц непрестанно ходил по комнате и то и дело нажимал кнопку передатчика. Связи не было. И тяжелые предчувствия наполняли цифровую душу гейтцового двойника.
ГЛАВА XIX.
Чуть раньше настоящий Билл Гейтц проводил очередное совещание по вопросам функционирования Бестерленда. Надо сказать, что последнее время другими вопросами деятельности "Макрософта" Билл даже и не интересовался – все делали его заместители, немало удивлявшиеся тому, что их обычно дотошный шеф вдруг пустил все на самотек и практически не вылезает из таинственной 55-й лаборатории.
Но иначе поступить Гейтц не мог: ситуация с "пятеркой" была критической. Он бросил все дела и час за часом, день за днем гонял своих ученых, программистов и техников "и в хвост, и в гриву", пока хоть что-то не начало выправляться.
И выправляться, наконец, начало… вроде бы.
Во-первых, наконец-то прикрыли доступ в "Лучшую землю" кому попало. Простую вроде бы операцию проделывали "не дыша" - столь велик был риск потерять все: ведь никаких "back-up’ов", никаких резервных копий не существовало!
Во-вторых, нашли источник завихрений поля – модифицированные неизвестно чем несколько файлов-"восьмигранников", из бесчисленного множества которых состояла "почва", "зеленый покров", "горы" и все остальные детали "природы" страны-планеты. Ничтожное количество таких "лэндфайлов", претерпевших непонятную модификацию и потерявших из-за изменения структуры связь с соседними "восьмиугольниками", не пропускали энергию через себя, а накапливали ее, и затем, в один момент, выстреливали мощным импульсом. Именно из-за этих внезапных энергетических выбросов возникали странные метеорологические явления Бестерленда: "тихие бури", "земляные цунами", грозы без дождей и горизонтальные электрические разряды-молнии.
Не поняли причин столь кардинальных изменений "лэндфайлов" и механизма формирования "завихрений" поля, не определили положение искаженных фрагментов ландшафта, но хоть источник определили, и то хорошо!
В третьих, тщательно "вычистили" структуры "болванки" и биосканфайла. Теперь не "на глазок", а абсолютно точно можно было определять и функции "заготовки", и зоны биосканфайла, и, при необходимости – изменять их, добавлять или удалять. При этом выяснилось, что далеко не все природные инстинкты человека можно подавить при оцифровке. Программа экспериментов, которую наконец-то закончил коллектив лаборатории биоцифроклонирования, дала поразительные результаты: оказывается, цифроклоны, при попадании в экстренные ситуации, когда их цифровое сознание подвергается сильному стрессу, начинают… "очеловечиваться"! В них возрождаются эмоции, они вновь начинают бояться, впадать в ярость и в депрессии и даже – плакать и любить. В ходе эксперимента "черный рыцарь", напрочь лишенный эмоциональной зоны мозга, испытав страх смерти, начал вести себя неадекватно: он заплакал, а потом упал на пол и застыл в позе "зародыша". Это было неприятным открытием, но тоже дало полезное знание, и Гейтц похвалил биоцифроклонистов.
Однако осталось еще немало проблем, и одной из самых серьезных из них была проблема времени. Его уходило очень много, принимая во внимание то, что в Бестерленде ничего не надо было строить: копать или сваривать, класть кирпичи или заливать бетон, строгать или красить - все рождалось путем запуска программ щелчком мыши или нажатием клавиш на клавиатуре! Не надо было выращивать клонов – они появлялись сами за секунды, при соединении биосканфайла с "заготовкой" (правда, на сами "болванки" уходило много времени). Процессы были автоматизированы до предела. А времени все равно уходило немерено…
С одной стороны – понятно почему: ведь не халабуду какую-нибудь строили, не туалетную будку в тещином огороде, а планету! Сами размеры создаваемого пожирали огромные ресурсы, а вместе с ними и время в невероятных количествах.
Но ведь в любую минуту могли пожаловать люди из Комитета с проверкой деятельности таинственной 55-й лаборатории, с вопросами о направлении огромных средств на неясные цели и с кучей всего другого, не менее неприятного. А тут, как говориться, "и сказочке конец": желающих "завалить" Билла Гейтца окажется так много, что ему, Биллу, придет каюк еще до того, как во всем разберутся компетентные органы. Поэтому главным вопросом сегодняшней "летучки" стало время, а именно – как его максимально сэкономить.
- Что нам скажет Отдел прогнозов и статистики, – мрачно спросил Билл Гейтц, лишь мельком взглянув на главного прогнозиста, которого за нелюдимый нрав прозвали "Мерлином". – Сколько времени понадобится нам для выполнения всего намеченного на Объекте?
- При существующих темпах развития для относительно полного завершения программы потребуется еще как минимум восемь-десять месяцев, - ответил "Мерлин". - Это притом, что не случится ничего экстраординарного, и нам не придется тормозить одни процессы для того, чтобы исправить последствия других, как это часто бывает сейчас.
Ученый сел, наступила тишина. Гейтц медленно оглядел собравшихся. Никто не смотрел ему в глаза. Казалось, лучшие умы страны собрались для того, чтобы изучить поверхность стола, чистоту собственных ногтей, механизмы авторучек, и высказать по этому поводу свое авторитетное мнение. Билл тоже посмотрел на свой стол, свои руки, потом резко поднял голову и сказал:
- Много. Очень много! Мы не можем себе этого позволить. Нужны предложения по значительному ускорению работы. Я готов выслушать любые варианты. Прошу!
Нехотя поднялся руководитель отдела развития. Он прокашлялся и, не спеша, проговорил:
- Нужно больше людей. Разбить процессы на более мелкие операции и посадить на каждую по три-четыре сотрудника – для обеспечения непрерывности работы. Работа сложная, кропотливая, люди быстро устают и вынуждены много отдыхать. Часто оборудование и рабочие места вообще простаивают…. Нам катастрофически не хватает людей, мистер Гейтц, дайте нам специалистов!
- Нет! – сказал Гейтц, - это не выход! Мы не можем увеличивать количество сотрудников "даблфайва", это неизбежно нарушит режим секретности. А в нашем случае абсолютная секретность – важнейшее условие выживания проекта. Помните, что все вы с точки зрения закона – похищенные граждане США! Заложники! Все мы выполняем секретный проект, не согласованный ни с кем в этой стране и в тайне от всего мира! Достаточно одной, самой маленькой утечки, как все полетит в тартарары: вспомните Гудвича! Я не позволю увеличивать количество сотрудников 55-й лаборатории даже на одного человека!
- Тогда остается последнее средство, - взял слово Фред Ласки, старший программист, - отдать часть работы машине. Пусть наш суперкомпьютер выполняет технические операции на Объекте: управление генерированием, стабилизацию, ориентацию, визуализационные процессы, сканирование и прочую "рутину", на которой занято сейчас достаточно много специалистов. А освободившиеся силы можно будет направить на программирование, редактирование и другие процессы, которые невозможны без участия человека!
Старший программист еще не успел сесть на свой стул, как вскочил Верджинал Браун, руководитель группы эволюции, тот самый профессор, который в свое время советовал Гейтцу остановить Процесс, когда рост числа цифроклонов и изменения в ландшафте Бестерленда приняли стихийный характер.
- Я хочу обратить ваше внимание, мистер Гейтц, на то, - нервно начал Браун, - что передача даже части серьезных, основных функций жизнеобеспечения Бестерленда компьютеру – огромная опасность. Мы не можем объяснить многие процессы, происходящие в Бестерленде, а то, как отреагирует на них суперкомпьютер, какие решения он примет – и подавно! Компьютер может перехватить управление Объектом, заблокировать доступ в Объект, уничтожить его вместе со всем содержимым…. Это было бы очень неправильным решением. Это поставило бы под угрозу результаты нашего труда. Это решение не позволит нам добраться до цели!
Браун сел. Вновь было наступила тишина, но Гейтц не дал ей обосноваться с комфортом:
- У кого еще есть мнения? Мистер Вульф?
Вульф работал в лаборатории поля и был негласным лидером группы, хотя и не являлся ее руководителем. Не смотря на некоторые своеобразности характера, его авторитет в "команде Бестерленда" был чрезвычайно высок – этот пожилой полный профессор кибернетики имел талант быстро находить поразительной простоты решения в казалось бы абсолютно безвыходных ситуациях. Его ценили и уважали, и он это знал. Поэтому в отношениях с кем бы то ни было (не исключая и Гейтца) Вульф вел себя так, как никому другому никогда не было бы позволено.