Тестер осмотрел и ощупал себя: странная чужая одежда, комбинезон синего цвета и белая футболка. Откуда, блин, все это? Огляделся. Поначалу все было как в тумане. Но потом стало проявляться такое, что он мгновенно забыл о своей новой одежде. Перед Тестером открылось огромное - типа ангара - совершенно незнакомое помещение, в котором, кроме Ильича, толкалось достаточно приличное количество народа. Одни - в таких же синих комбинезонах, другие – в белых и синих халатах, третьи – вообще не поймешь, в чем. Кто-то сидел, уставившись в одну точку, кто-то бродил бесцельно, кто-то тихо плакал, подвывая, кто-то бился в истерике. Все они были… - ну как будто не от мира сего! И, что самое интересное, лица многих… были удивительно знакомы Тестеру!
- Господи, что за дурдом, что за дурь такая? Почему я здесь? – пробормотал он. – И что это за люди?
Тестер, надо сказать, с некоторых пор телек не смотрел вообще (реклама, попса и заказной политический треп моментально выводили его из себя), но в Нете, и так, краем глаза все же видел кое-кого из популярных людей нашего времени. И сейчас он медленно вспоминал, ассоциировал лица и фамилии.
Вот Филя Киркоров, точно. Одновременно и плачет, и причесывается, глядя в грязное оконное стекло… А в дальнем углу какие-то "продвинутые" молодчики кроют друг друга на чем свет стоит: не иначе "Дом-2", или "Фабрика звезд"! Жириновский (верно, он, только какой-то "остекленевший") разглаживает синий халат плачущего Петросяна…, Алла Борисовна (да-да, та самая), тяжело опираясь на спинки кроватей, пытается сделать шаг…, Масляков вместе с Шандыбиным (уж этого ни с кем не перепутаешь!) еле-еле удерживают Степаненко, которая, похоже, вознамерилась огреть Петросяна стулом… Грызлов, Сванидзе, Ксюша Собчак, Рогозин, Ходорковский, Буйнов, Малахов, Глюкоза, - кого тут только не было…. И все эти… знакомцы были одеты бог знает во что и вели себя… ну, как форменные психи!
"Значит, я – в сумасшедшем доме!" – понял Тестер и, размышляя логически, представил себе следующую историю: он, напившись "паленого" коньяка, впал в кому, сошел с ума и потерял память. Надька обратилась к врачам, а те - спасти-то его спасли, но разум вернуть не смогли. Вот и упрятали в дурдом. И теперь разум его вернулся, а он, Тестер - в дурдоме. Трындец!
"Но почему тогда больничка такая странная? Откуда здесь иностранцы и "звезды"? У Надьки что – денег куры не клюют, что она меня в такую дорогую клинику отправила?" - продолжал рассуждать Тестер. И вновь человеческая логика подсказала ему ответ: он находился в безумном состоянии так долго, что Надька успела развестись с ним и выйти замуж за миллионера, коих ныне – хоть пруд пруди. А чо? Ведь Надюха-то и сейчас – очень даже ничего себе женщина!
Так. Значит, вышла она замуж за миллионера…, но его, Тестера, не забыла и до сих пор помнит (а, мож, и любит?). Вот и упросила нового мужа (а тот, вполне возможно, тоже оказался неплохим парнем…!), уболтала оплатить пребывание Тестера в этой, верно, дорогущ-щей "психушке": ну, там, ради нее, ради сына, ради Христа и все такое... Вот так он и оказался в этом "звездном" дурдоме!
"Стоп! – прервал логику мысли Тестер. – Понятно, почему я здесь с этими "звездунами". Но не могут же все "звезды" одновременно сойти с ума? Или они здесь "залечивают душевные раны" между появлениями на публике?
И тут… он увидел среди обитателей "психушки" недавно умершего артиста… и его как громом ударило.
"Это… как это…? – спросил у человеческой логики опупевший Тестер, не в силах озвучить словами внезапно посетившую его мысль. – Это я что… - у…у-у…?"
И, как бы в подтверждение его догадки, в толпе мелькнули еще две недавно почивших личности…. Нет, не сошел он с ума, и Надька не вышла за миллионера, и не поместила его в элитный дурдом на деньги нового муженька. Он просто…
"Умер! – с горечью понял Тестер. – Иначе и быть не может! Я ведь где-то читал, что когда человек умирает, то после смерти видит всех, кого знал и наблюдал при жизни! Значит, скоро будет Страшный Суд, а потом – рай или ад… Э-эх, не надо было пить этот коньяк: ведь предупреждали меня, что "паленый!"
Горько стало Тестеру: не так, ой не так представлял он свою смерть… Как угодно, только не от "паленого" бухла, словно он не один из лучших в городе компьютерщиков, а алкаш какой-нибудь подзаборный! Вспомнил он жену Надю и сына своего Илюшку вспомнил: словно в глаза им заглянул. И в глазах их была тихая обида: "За что же ты нас так? За что?"
И вправду, за что бросил их Тестер: за любовь, которую они ему дарили ежедневно, за заботу о нем? Эх…! И ведь ничего не изменишь теперь, ничего не вернешь!
Тестер заплакал.
- Не горюй, паря! – послышался хриплый голос. – С кем не бывает, ага! Не ты первый, да и верно, не последним будешь, ага!
Тестер поднял залитые слезами глаза и увидел старикашку. Дед был из "синеньких" - но не из тех, кто "пьет все, что горит", а…, как бы сказать, э-э… - начинающий. Он присел на тестерову койку и стал говорить, глядя куда-то перед собой, словно ни Тестера, ни вообще кого-либо рядом не было.
- Я вот сюды попал третьего дня, уж привыкнуть пора, ан нет – все свого Коленьку, да внучку Оленьку вспоминаю-ть, слезми умываюся…. Как они там, горемышные…? Целы ли, здоровы ли…, ох, бедные вы мои голубочки…, как же вы там…?
Речь старика становилась все тише и тише, и скоро вообще нельзя было разобрать, что он там подвывает себе под нос. Из глаз его потекли слезы, которые он вытирал рукавом рваного белого халата, всхлипывая при этом и по-старчески причмокивая полубеззубым ртом.
Тестер покосился на старика, да и решил убраться от него подальше: и так тошно, да еще этот дедок тут воет, словно холодный ветер в трубе. Но старик вдруг крепко схватил его за руку и, глядя Тестеру в глаза, быстро зашептал:
- Бяжать отседова надо-ть, ага! Давай вместе убегём! Ты да я! Мабуть, найдем какой-нябудь выход, а? Слыш, паря: дело говорю, ага! - И при этом все тряс и тряс Тестера за руку. Но тот, "убитый" осознанием собственной смерти, лишь горько усмехнулся в ответ, подумав: "Куда бежать? Куда от смерти убежишь? Все! Приехали! Конечная остановка, поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагоны!"
А вслух сказал:
- Шел бы ты, дедок, отсюдова! А то на нервы ты мне больно сильно действуешь!
И Тестер брезгливо сбросил дедову руку со своей и отвернулся. Старичок вздохнул, пробормотал что-то странное, типа: "Я по-хорошему хотел!" и отчалил шаркающей походкой. Тестер вновь стал погружаться в пучину охватившей его тоски по поводу нелепости собственной кончины. Теперь он представил себя: в гробу, в цветах, рядом родственники, все плачут, играет оркестр… и ничего уже нельзя изменить. Еще десять минут назад было можно, а теперь – нельзя!
"И, ведь что обидно, - сокрушался Тестер. – Никакого тебе света в конце тоннеля, никакого голоса, никакой неземной радости! Врут все про жизнь после смерти!"
Вновь слезы жалости к самому себе закапали из его глаз.
Однако правильно говорят: человек ко всему привыкает, даже к собственной смерти. И не было ничего удивительного в том, что чем больше, чем окончательнее убеждался Тестер в своей кончине и невозвратимости ситуации, тем спокойнее становилось у него на душе. Случившееся как-то отодвигалось на второй план, мельчало, затенялось: "Ну, умер, ну и что? С кем не бывает?" В конце концов, Тестер и вовсе успокоился, вытер слезы, и поднялся с кровати, намереваясь сходить к выходу – на разведку. Теперь его больше заботила собственная дальнейшая судьба. И перво-наперво надо было выяснить самое главное: рай это или ад? Куда он все-таки попал, а значит (и это еще интереснее!) – какую жизнь он до этого вел: правильную али как? Ведь именно сейчас и прямо здесь все это можно было выяснить и найти ответы на все вопросы, так долго терзавшие его в жизни!
Тестер сделал первый шаг. Упс! Проблемка: тело было как неродное, деревянное какое-то, ноги шли с трудом. "Вау! Вот незадача! – подумал Тестер. – Как будто мне тело другое выдали!" Он стал шевелить руками, ногами и головой, даже присел несколько раз. Тело словно тормозило – отвечало на команды мозга медленно, будто бы нехотя. Привычные движения (типа разглаживания бороды и протирания глаз) вообще превращались в сплошной ералаш: пальцы все время оказывались не там - то во рту, то в глазу, то в ноздрях. Это просто шокировало Тестера и, если бы не твердая уверенность в том, что он уже умер, и что хуже уже и быть не может, с ним случилась бы вторая истерика. А так он отупело поднимал и опускал руки, делал шаги и пытался найти хоть какие-то закономерности в новых взаимоотношениях мозга и тела. Пока это получалось плохо. Тестер аж вспотел, а потому снова сел на койку и продолжил наблюдение за странным населением ангара.
Теперь он понял, чем занимается весь этот разнонациональный народ в Обители (Тестер, впрочем, так и звал ее про себя "дурдомом" - уж очень ему здесь не нравилось): все они тоже или оплакивали собственную смерть, или привыкали к своим новым телам. Но сейчас Тестер увидел кое-что еще, не замеченное ранее: у стен ангара стояли люди в другой одежде. В камуфляже. И… (господи, быть того не может!) с оружием! С настоящим оружием: уж китайского "калашникова" и американскую "М-16" Тестер определил безошибочно!
Вели "охранники" себя по-другому: не бродили по Обители, не рыдали, не впадали в истерику. Они или стояли, или шагали взад-вперед, внимательно наблюдая за происходящим. Сразу было видно, что люди – на службе. "Но что им охранять-то в раю… или в аду? – спросил себя Тестер. – Только, разве что, одно от другого! Да-а! Видимо, и в потустороннем мире происходят изменения. Я – то по старинке думал, что здесь действуют какие-нибудь божественные силы, ангелы там всякие с крылышками…, но уж никак не боевики!"
Тестер посмотрел в другую сторону и вновь увидел ранее незамеченное: огромный ангар был посередине перегорожен странным сооружением - высоким, в два человеческих роста, бревенчатым забором – деталью топорной работы, явно выпадающей из общего стиля помещения. В середине забора было отверстие-проход (охраняемый, естественно, бойцом в камуфляже), и из него до Тестера доносились слова военных команд, какие-то ритмичные глухие удары, звонкие щелчки… "Сходить, что ли, посмотреть, что там такое? - подумал Тестер. - А чего ж не сходить? Схожу!"
Встал, да и пошел - словно зомби, на негнущихся, странно непослушных ногах.
Но возникла проблема у входа в другую часть помещения: больша-ая такая проблема в виде Тарзана с АКМ на плече. "Вот так Слуга Божий, твою мать!" - подумал Тестер.
- Куда прэш? – пробасил Тарзан. - Рано тебе еще!
- Как это "рано"? – не понял Тестер
- А вот так: рано, и все! Скажут, когда можно! Возвращайся взад и жди, когда позовут! – лениво ответил Тарзан, перекладывая автомат на другое плечо.
- А кто позовет? – поинтересовался Тестер.
- Кому надо, тот и позовет! Дуй назад! – Тарзан повысил голос. - Сначала ходить научись, кукла бородатая!
Тестер еще постоял немного, решая как поступить, затем, поглядев на Тарзана и его автомат, решил пока не лезть на рожон, а потому повернулся и зашагал вдоль стены.
Ноги и руки по-прежнему слушались с трудом. Плюнув, в конце концов, на их непонятное поведение, Тестер продолжил изучать окружающую обстановку. Он, в частности, отметил, что коек в помещении было гораздо больше, чем людей. "Видимо, - подумал Тестер, - остальные уже прошли процедуру Страшного Суда, а эти – такие же, как я, "вновь поступившие". Это предположение частично подтвердилось, когда он попытался поговорить с кем-либо из находившихся в "дурдоме": никто даже не отреагировал на его "здрасьте" - настолько глубоко, видимо, люди переживали свое горе…
Оставив в покое "товарищей по несчастью", Тестер обратил внимание на стены. Они сплошь были покрыты рисунками и надписями на разных языках. Преобладали почему-то русские: пресловутое "здесь был Вася", растиражированное в десятках вариантов и имен, соседствовало с другими перлами, типа "Спартак - чимпион", "Дебальцево зажигает", "Превед, медвед!"…, а так же сотнями ругательных слов. Среди всей этой "наскальщины" Тестер высмотрел и такое: "Абитель – ацтой, Влодыко – выпий йаду! Зидан – красавчег!". "Однако! – удивился он, вспоминая, что Владыкой Ильич назвал того, кто содержит эту непонятную Обитель. – Однако, гласность, блин!"
Медленно передвигаясь вдоль стены и читая надписи, Тестер добрался до второго выхода из помещения. Здесь тоже стоял охранник…, кстати, о-о-очень похожий на Розенбаума. Питая некоторое уважение к этому артисту, Тестер рискнул подойти к нему с вопросом, надеясь, что человек, написавший "Вальс-бостон" не сможет обругать только что умершего гражданина, к тому же – земляка, но… он даже не успел договорить вежливого "Извините", как Розенбаум двинул Тестера в живот стволом автоматической винтовки, да так, что тот со всего маху грохнулся на пол.
- Пшел на койку! – прошипел Розенбаум, даже и не посмотрев в сторону лежащего Тестера.
Страшно злой и так и не понявший ничего Тестер, кое-как управляя непослушным телом, доковылял к своей койке.
Сел и задумался. Что-то не похоже было это ни на рай, ни на ад. Ни чертей со сковородками, ни ангелов с арфами нигде не наблюдалось. "Все-таки, наверное, это то самое место, где люди ждут Страшного Суда, - решил Тестер. – Приемник-распределитель, твою мать, предбанник перед чистилищем! Вон и трон какой-то стоит. Никак, для какого-нибудь архангела? А может, для Бога?"
Действительно, невдалеке на возвышении стояло большое кресло. Пустое. А рядом – охранник. Предположение о Страшном Суде по-прежнему казалось самым логичным, и оно вновь успокоило Тестера. И тут к нему подошел высокий боевик в офицерской форме, с пистолетом в кобуре. Он четким жестом вытащил из кармана блокнот, карандаш и скомандовал:
- Ну, рассказывай, братец! Кто такой? Имя, фамилия? Род занятий?
ГЛАВА III.
Первым объектом всепоглощающей страсти городского паренька Артема Бардина стали отнюдь не компьютеры и сотовые телефоны: и того, и другого тогда еще не было и в помине. Его первым увлечением стала… музыка. Артем закончил музыкальную школу, а затем – и училище по классу аккордеона, попутно весьма сносно освоив несколько других инструментов. Но лишь только отгремел туш и отзвенели бокалы училищного выпускного вечера, Артем задвинул футляр с аккордеоном на самую дальнюю полку в кладовке и больше никогда о нем не вспоминал. Музыкантом он считал себя только тогда, когда играл в школьном ансамбле (а потом и в училищной группе) на клавишных инструментах. А аккордеон был только "прикрытием". Для родителей.
"Юность" - первая "клавиша" (или "ионика", как говорили тогда), на которой играл Артем в школе, считалась в те далекие времена чуть ли не чудом техники. Однако в училище у него был уже двухмануальный гэдээровский "Фармейшн", к которой позже прибавилась стильная "Вермона-пиано-стрингс". А в армии… В армейской самодеятельности рядовой Бардин играл не на чем-нибудь, а на настоящем "Корге", потрясая приходивших на концерты и танцы окрестных парней и девчонок точным копированием клавишных "соляков" из "Пинк Флойд", "Дип Перпл" и "Рэйнбоу" (а также – из "Веселых ребят", "Машины времени" и барыкинского "Карнавала").
Но вот появились секвенсоры и японские "балаболки", и стало возможным заменить кучу музыкантов одним-единственным инструментом, возможности которого казались безграничными. Технический прогресс смел с эстрад и танцплощадок веселые, непохожие друг на друга, но очень громоздкие (и дорогие) группы, усадив на их место скучноватую, но весьма экономичную пару "клавишник-вокалист"…(гм, и только лишь для того, чтобы всего через несколько лет сменить ее на еще более скучного (и еще более экономичного) вокалиста с мини-диском или "флешкой" в кармане).
Для Артема же тот период стал поворотным: его увлекла не столько творческая, сколько техническая часть новой музыкальной эпохи. Секвенсоры и синтезаторы, ритм-боксы и другие разнообразные электронные "примочки" стали предметом его ежедневных многочасовых занятий. Артем прослыл в музыкальном мире города настоящим профессором электронно-аранжировочных наук, непревзойденным знатоком формата "миди", и лучшие вокалисты считали предметом особой гордости иметь в своем архиве "минусовку от Бардина". Артем бесконечно совершенствовал свой арсенал и мечтал об универсальном музыкальном устройстве, способном сделать работу аранжировщика свободной от нудного прописывания "степом" инструментальных партий, бесконечного редактирования бесчисленного числа параметров и вообще, от всяческой подобной рутины.
Но именно тогда, когда в его квартире появился первый музыкальный компьютер "Атари", Артем окончательно свернул на дорогу, уводящую его все дальше и дальше от музыкального сочинительства. Не прошло и года, как распроданные и раздаренные друзьям музыкальные "прибамбасы" освободили место для 286-й "АйБиЭм-ки", на которой бывший музыкант, а теперь начинающий компьютерщик Бардин познавал азы программирования.
К тому времени Артем повстречал Надежду, а года через два (Бардин ничего не делал наспех и все серьезные дела скурпулезно просчитывал) к ним присоединился грамотно спланированный и точно в срок появившийся Илюшка. К чести этой замечательной семьи, занимавшей крошечную часть жилфонда огромной страны, двери их небольшой квартирки всегда были открыты друзьям: и старым (музыкальным) и новым (компьютерным). Какие вечеринки там проходили, какие темы обсуждались там за рюмочкой коньяку, стопочкой водки, а, на худой карман, и за стаканом портвейна! "Полуторка" Бардиных стала местом, где любой думающий человек мог гарантированно встретить достойного собеседника, а то – и единомышленника.
Вскорости Артем стал настоящим фанатом компьютерного дела, вовлекая в эту незнакомую еще широким массам сферу своих менее опытных товарищей. Он легко вертел непонятными для них словами "хард", "софт", "монитор", "процессор", он пытался обучить этому абсолютно всех (причем, неизменно начиная с философии вопроса), но тщетно… Дальше управления игрушкой "Принц Персии" дело, как правило, не заходило.
Но права пословица: вода камень долбит. Артем в своих знаниях ушел далеко вперед, и по-прежнему витал в сферах, неведомых подавляющему большинству его друзей. Однако и компьютерная техника сделала солидный шаг по направлению к массовому пользователю (к "чайникам", проще говоря), и вскоре после появления 386 и 486 моделей каждый из той "могучей кучки" обзавелся вначале служебным, а потом и личным компьютером. А кто их собирал и устанавливал на них программы? Конечно же Бардин! Чем, собственно, и начал понемногу прирабатывать на жизнь себе и своему немногочисленному семейству.