– Я ничего не делал. Фея испугалась, когда голем попал в сосуд своим снарядом и начала сыпать серебряной пыльцой. Я ее успокоил и она перестала.
Оливье смотрел на меня так, словно я объявил, что командую поглотителями магии.
– Ты же уничтожил меня, понимаешь? Стрескал и не подавился, проклятущий оборотень! – отчаянно крикнул он. – Не пройдет и двух дней, как все тридцать миров узнают, что я отравил своего лучшего клиента!
Дядя сел на пол, свесив ноги в дыру, и закрыл лицо руками.
– Потрясающе! Репертуарный театр меркнет! Какая живость языка и страсти! Позвольте поблагодарить вас! Я покорен! Прошу прощения, с моей стороны не вежливо вмешиваться в вашу беседу, тем более не представившись. Меня зовут Мровкуб Тридцать Первый, бывший архивариус Магистрата.
Он попытался поклониться, чуть не ударившись о стену за которую держался.
– Что такое магистрат? – пробормотал я.
– Очень приятно, господин бывший архивариус Мровкуб Тридцать Первый. – отозвался голем. – У моих спутников плохо с хорошими манерами, поэтому прошу их простить. Меня зовут Евлампий, исполнитель третьей категории канцелярии исполнения приговоров высшего суда Тринадцатого Темного Объединенного мира.
– Большая честь. Прошу прощения, господин Евлампий, у меня скверное зрение не извольте на меня оскорбляться, но должен признаться, к моему глубочайшему смущению, что не могу вас разглядеть.
– В том нет вашей вины, господин бывший архивариус, я столь мал, что для господина со слабым зрением, неразличим. Я имею несчастье быть прикованным к цепи оборотня и сопутствовать в его странствиях. – скромно ответил голем.
– Как все интересно и смешанно в реальном мире. Я отвык от всего настоящего. До случайного стечения обстоятельств, приведших меня в столь плачевное положение, я длительное время не покидал стен архива магистрата.
– Прискорбно слышать…
– Заткнитесь! От ваших светских бесед тошнит! – заорал Оливье.
– Вынужден представить и этого господина. – со вздохом сообщил Евлампий. – Он хорошо известен в тридцати мирах, как браконьер, пьяница и нарушитель общественного спокойствия…
Дядя зарычал.
– Но прежде всего, – поправился голем. – Он знаменит своим кулинарным мастерством. Мастер Оливье, и его ученик и помощник…
– Проклятый вредитель! – отчаянно взвыл дядя.
– Ужасно, что вы попали в столь щепетильную ситуацию. – не обратив внимания ни на тон, ни на оскорбления, уважительно проговорил архивариус. – Мое сочувствие с вами, поверьте. Мне жаль, что известный ученик подставил своего знаменитого учителя…
– И вышел сухим из воды! – выкрикнул дядя, и добавил чуть слышно. – Мы будто поменялись местами.
– Я должен обратить ваше внимание на то, что любое событие, долженствующее произойти в тридцати мирах в ближайшем будущем, не имеет для нас значения. Попавшие на каменную террасу, так летучие обезьяны, не без иронии, называют нашу тюрьму, смертники. Из этих камер нельзя выбраться. Путь один, вниз.
– Мы умрем? – дрожащим голосом спросил я.
– Рано или поздно, юноша, всех ждет смерть, таков закон нашей вселенной. – заметил архивариус.
Оливье громко вздохнул.
– Когда же вы заткнетесь? – спросил он, сдавив лицо руками.
– Позвольте спросить, господин бывший архивариус, почему вы так убежденно говорите о смерти? – уточнил Евлампий.
– Я в камере двадцать пять дней, к счастью, местная природа богата влагой и дожди, в здешних краях, не редкость, иначе, я давно бы погиб от жажды. Все, с кем я имел честь отбывать наказание, уже погибли. Скоро придет и мое время.
– Прошу вас, господин бывший архивариус, мы хотели бы услышать доскональный рассказ. – попросил голем.
– Конечно. – согласился я.
– Чтобы вам стало ясно, я расскажу устройство тюрьмы. Она пропитана древним колдовством, поверьте мне, я в этом разбираюсь. Пространство над нами, до карниза с которого сбрасывают смертников, зачаровано заклятьями отнятия веса. Поэтому, заключенные не разбиваются, а медленно падают, как невесомые пушинки. Пространство под нами, до земли, зачарованно противоположными заклятьями и прибавляют вес. От этого, падая, совершенно невозможно спастись.
Мровкуб Тридцать Первый прочистил горло.
– Прошу прощения. Я так давно не говорил, что мне тяжело произносить длинные речи.
– Ну и заткнулся бы. – проворчал Оливье.
– Заключенных не кормят и не поют водой. – как ни в чем не бывало продолжил архивариус. – Каждое утро проход в полу расширяется. Я здесь двадцать пять дней. Мне приходится стоять в углу на одном единственном камне. К счастью, в стене удобные выщерблины и я могу держаться. Уместно будет сообщить, что вам лучше разойтись по разным камерам, иначе, проход расширится слишком быстро.
Я посмотрел на дядю. Он никак не отреагировал на слова архивариуса.
– Спасибо. – искренне сказал я Мровкубу.
– От крысиного хвоста, больше толку, чем от твоего спасибо, крысеныш. – взревел Оливье.
– Позвольте с вами не согласиться…
– Не позволю! – заорал дядя. – Я никогда не говорил спасибо тому, кто обещал, что я сдохну!
– Извиняюсь за негативную оценку, но в данных обстоятельствах, я могу себе это позволить. Вы слишком прямолинейно и узко мыслите. – ответил архивариус.
– Ну что же, подыхайте вместе со своими широкими взглядами. У меня другие планы! – надменно проговорил Оливье, странно посмотрев на меня, и подтянувшись, перелез обратно в свой каменный мешок.
– Грубые, но истинные слова! Надежда прекрасное, вдохновляющее чувство! – заявил архивариус. – Если бы я не верил в возможность спасения, давно бы разомкнул руки и бросился в пропасть.
Меня мало волновал гипотетический шанс на спасение. Больше радовало то, что сразу, как Оливье переправился в свою камеру, дыра в полу уменьшилась. Став небольшим отверстием в центре. Я сполз по стене и сел на холодный камень.
– А спать как? – спросил я.
– Неудобно, юноша. – печально проговорил архивариус. – Я сбился со счета и точно не скажу, сколько времени меня не посещало прекрасное отдохновение, именуемое сном.
– За все приходится отвечать. – сказал голем, глядя на меня. – Ты не хотел спасать фею и теперь…
– Ей ничего не угрожало! – перебил я. – Если бы я начал спасать ее, нас посадили бы еще раньше!
– Еще недавно, я защищал тебя перед Оливье. Убеждал его, что поступок значимее чем намерение. Теперь, я понимаю, что не прав. – гордо заявил Евлампий. – Да. Я умею признавать ошибки. Намерения, должны быть приравнены к поступкам.
– Извините архивариус, вы не знаете, как уничтожить голема? – спросил я.
– Есть несколько способов уничтожения голема или, если говорить точнее, лишение его возможности активного существования. Ибо уничтожить то, что итак не живое, нельзя. Уничтожить, буквально означает превратить в ничто, ни-что-же. А превратить в ничто то, что…
– Мы поняли, господин бывший архивариус, прошу прощения, что перебиваю, но мы отклонились от основной мысли и цели нашего диспута, к которой способы уничтожения големов не имеют никакого отношения. – вмешался Евлампий.
– Простите великодушно мою словоохотливость, виной тому длительное отсутствие общения с реальными собеседниками. – согласился архивариус.
– Иногда, лучше быть одному, иначе какой-нибудь оборотень превратит тебя в камень. – проворчал голем.
– Прекрати нести чушь. – разозлился я. – Я не виноват в том, что случилось с королем Дарвином. Это ты начал палить во все стороны, попал в сосуд и напугал фею! Поэтому…
– Поэтому, не надо было мне мешать! – резко ответил Евлампий.
Я вздохнул. Что за бред? Почему я вечно виноват? Повернувшись, я презрительно посмотрел на голема. Хотел сказать, что он лучше всех признает свои ошибки, но не успел. В дядиной камере сверкнуло, и вверх поднялся столп черного дыма.
– О источник магии, какая незадача. – запричитал архивариус. – Это моя вина, я должен был предупредить!
Над стенкой, между камерами, показалась голова Оливье. Его лицо покрывал толстый слой сажи. Он обвел нас затуманенным взглядом и спросил:
– Что произошло?
Я даже не узнал его голос, так мягко и растерянно прозвучал вопрос.
– Прошу прощения, я должен был предупредить. – зачастил архивариус. – В произошедшем, полностью моя вина господин…
– Мастер Оливье. – подсказал Евлампий.
– Благодарю вас, господин голем. – вежливо кивнул Мровкуб. – Мастер Оливье! Тюрьма нашпигована заклятьями, как фаршированная утка яблоками. Сожалею, я не опознал в вас мага, поэтому не акцентировал внимание на защитных чарах. Каменная терраса защищена от колдовства узников. Любое чародейство нейтрализуется. Артефакты, как правило взрываются, уничтоженные обратной амплитудой заклинания, а на творившего ворожбу накладываются чары спокойствия и повиновения.
– Я использовал перстень связи, хотел отправить сигнал на корабль. – сонно проговорил дядя.
– Хорошая попытка, мастер Оливье. Вы все-таки не чародей. Поэтому, я не почувствовал в вас источника магии. Вы используете артефакты и магические вещи? – спросил архивариус.
– Не совсем.
Мровкуб пожал плечами.
– Мне не ловко пользоваться сложившейся ситуацией и допрашивать вашего друга. – признался он.
– А он будет об этом помнить? – уточнил я.
– Скорее всего, да. – неуверенно проговорил архивариус. – Признаться, я не полностью читаю, а тем более расшифровываю запутанную систему заклятий. Последовательность наложения и другие неизвестные факторы, сильно усложняют топологию магических процессов.
– Жаль. – вздохнул я, из всего сказанного, поняв только, что на дядино беспамятство рассчитывать не приходится.
– Ради благого дела можно пожертвовать принципами. – громко сказал Евлампий и продолжил допрос вместо архивариуса. – Мастер Оливье, что вы собирались делать?
– Установить связь с кораблем. – вяло повторил дядя.
– А дальше? – не унимался голем.
– У него обширные магические возможности. На небольшие расстояния он может создавать перемещательные порталы.
– Как любопытно. – продолжал допытываться Евлампий. – А что еще может ваш корабль, капитан?
– Очень многое. Круг чернокнижников вживил в мою шхуну душу гремлина. Поэтому, корабль практически живой и способен…
– Это отвратительно! – взвился голем. – Запирать душу живого существа в предмете, это преступление!
– Позвольте с вами не согласится! Все естествоиспытатели единогласно заявляют, что гремлины любят устраивать свои обиталища в технических изобретениях. – заметил архивариус. – Обычно, это предметы небольшого размера.
– Любят? – бушевал Евлампий. – У них что, спрашивали?
– Существует огромное количество трудов на тему одержимости предметов гремлинами. В Королевском университете исследований Черной империи проводили опыты с часами. Так экспериментаторы установили прямую связь между гремлином и захваченным предметом. Если часы уничтожали, живший в них гремлин, спустя несколько дней, умирал.
– Какое это имеет значение? – попытался я урезонить спорщиков.
– Что горит? – громко спросил Оливье и его голос больше не звучал растерянным.
– Это моя вина. – снова начал архивариус.
Дядя не дал ему закончить.
– Меня тоже начинает интересовать, как уничтожить голема! – закричал он.
Лицо Оливье покраснело от ярости.
– Будь уверен! – проревел он. – Мне это не составит труда! Меня ведь не интересует, останется ли в живых оборотень!
Я вздрогнул, но промолчал. Чтобы не происходило, я всегда оказываюсь крайним.
Дядя скрылся за стеной, а я приподнялся и бесшумно подобрался к архивариусу. Голем молчал. Угроза Оливье заставила его задуматься.
– Простите, – прошептал я, – вы пытались бежать?
Задумавшийся архивариус взглянул на меня так, словно первый раз увидел.
– Юноша, я правильно понимаю, что вы имеете ввиду побег с каменной террасы? Тогда, нет. Лично я не пытался, но наблюдал неоднократные попытки своих товарищей по несчастью. К моему величайшему разочарованию, все они закончились провалом.
Я вздохнул.
– Мне жаль, юноша. Я не могу вселять в вас обманчивую надежду на спасение.
– Но вы же сами говорили, что это прекрасное чувство! – возмутился я.
– Прекрасное, без сомнения. Жизнь, в отсутствии надежды, тягостна и невыносима, но бессмысленное упование на не исполнимое спасение, которому не суждено сбыться. Еще хуже! Я предполагаю, что способ покинуть нашу темницу есть, но я его не знаю и не могу им с вами поделиться.
– Грязные макаки! – взревел Оливье.
Я невольно оглянулся. Дядя стоял у стены и смотрел вверх.
В небе, на полоске светящейся воды, снизу выглядящей туманным малахитовым свечением, летучие обезьяны атаковали черную шхуну. Корабль защищался. Канаты душили нападавших и сбрасывали с палубы. Реи на мачтах крутились, словно деревянные руки, сбивая нападавших. С носа судна выстреливала лодка. Попадая в обезьян, она цепляла их снастями и утаскивала на корабль. С палубы бил фонтан воды, наверное, из бочки бесконечных запасов. Несмотря на то, что больше отпугивал, чем причинял реальный вред, он все же вносил свою лепту в оборону судна, не давая нападавшим построить боевой порядок.
– Никогда не видел ничего подобного! Корабль висит кверху дном в небесах и ведет бой с крылатыми созданиями. – вздохнул архивариус. – Как глуп я был, что потратил жизнь на хранение и классификацию древних знаний!
Несмотря на ухищрения черной шхуны, нападающие прибывали. Со стороны замка, к кораблю, нескончаемым потоком летели обезьяны.
Гремлин, управляющий кораблем, тоже понял, что сражение ему не выиграть. Черная шхуна, от кончиков мачт до ватерлинии, затряслась. Мелкая дрожь заволновала, наполняемые свежим ветром, паруса. Корабль закачался. Нападающие, чтобы избежать столкновения с мачтой, вынужденно отступили.
– Давай, давай! – крикнул дядя. – У тебя получится!
Один из бортов коснулся, невидимой снизу, воды. Шхуна преодолела преграду и перевернулась. Оставив для наблюдения свое дно.
– Поглотителя лысого они получат, а не мой корабль! – радостно провозгласил Оливье.
– Куда он поплывет? – спросил Евлампий.
– Куда надо. – огрызнулся дядя.
Некоторое время, с деланным равнодушием рассматривая нас, он спросил:
– Крысеныш, хочешь спастись или будешь до конца своих дней слушать этих самодовольных психов?
– Я бы попросил…– начал Евлампий.
– Хочу! – закричал я.
– Тогда подойди.
– Не соглашайся. – прошептал голем.
Я и сам понимал, что рассчитывать на дядино благородство не стоит. Однако, надежда на спасение перевешивала всю имевшуюся у меня осторожность. Даже если он задумал очередную подлость, лучше умереть быстро, чем мучиться от голода и бессонницы, как архивариус.
Я приблизился к стене за которой стоял Оливье.
– Ни чему тебя жизнь не учит! – гаркнул дядя и дал мне подзатыльник.
Я ожидал чего-то подобного, поэтому стойко перенес звон в ушах.
– Это задаток! – предупредил Оливье. – Остальное, сполна получишь позже. А сейчас, слушай сюда.
Я послушно склонился ближе к нему. Пришлось встать на цыпочки и навалиться на стену.
– Я всегда таскаю с собой бездонный кошель, мало ли, что понадобится.
– Магия здесь не работает! – встрял голем.
– Один раз, я тебя уже предупреждал. – строго сказал дядя. – Это второй. Третьего не будет!
Евлампий, насупившись, замолчал.
– Когда ты притащил на корабль кощея, я бросил его в кашель и так и не нашел времени переложить в хранилище.
– Вы предлагаете…– я не смог этого выговорить.
– Да. Это единственный путь к спасению. Испытаем на архивариусе?
– Никто не знает куда мы попадем? – испугался я.
– Во-первых, не мы, а архивариус. Во-вторых, мы привяжем к нему веревку, подождем часок другой и вытянем обратно. Разузнаем, как там в мире кощеев и тогда решим, идти туда или умирать здесь. – Оливье поднял палец, пресекая мою попытку вставить слово. – В-третьих, если мы не попробуем, то точно знаем куда попадем.
Он показал на дыру в полу.
Я кивнул и глядя на архивариуса спросил:
– Вы думаете он согласится?
Дядя вытаращился на меня единственным глазом, а голем печально вздохнул.
– Мастер Оливье не собирается спрашивать его согласия. – сказал он.
– Иногда, ты потрясаешь своей тупостью. – проговорил дядя, доставая веревку.
Она, видимо, тоже лежала в кошеле, на всякий случай.
– Держи, – проговорил он, – скажи, для его же безопасности, пусть обвяжется. Тогда не упадет, даже если исчезнет весь пол.
– Но…
– Иди.
– Но если…
– Крысеныш, сколько у тебя времени до начала трансформации?
Я опустил голову и, намотав веревку на руку, пошел к архивариусу.
– Извините. – невольно перенимая форму общения, проговорил я.– У нас нашлась веревка. Мы предлагаем вам…
Я запнулся. Не выходят у меня длинные, запутанные фразы. Не мое это. Не мое.
– Повеситься. – усмехнулся за моей спиной Оливье.
Как всегда, на помощь пришел Евлампий. Поддержкой, то что он делает назвать трудно, но иногда его болтовня бывает полезной.
– Господин бывший архивариус, поскольку вам, в любом случае умирать, мы предлагаем вам шанс на выживание!
Дядя за моей спиной выругался. Припомнив первого мага в чью тупую голову пришла мысль оживить камень.
– Я вас слушаю, господин Евлампий. – серьезно ответил Мровкуб.
– У мастера Оливье, по счастливой случайности, при себе кощей. Поскольку у нас нет другого выхода, а вы из всех нас в самой безнадежной ситуации, вам первому предоставляется честь быть проглоченным этим существом.
– Заманчивое предложение, господин Евлампий. Исходя из архивных источников, я могу сделать однозначный вывод, что у существа, именуемого кощеем, нет желудка. Все проглоченное им попадает в некую точку, местонахождение которой, пока неизвестно. Однако, по сведениям магистрата, экспедиций для нахождения и исследования Родины кощеев не предпринималось.
– Вы согласны? – уточнил голем.
– Естественно! Подобная авантюра опасна и эксцентрична, но в моей, как вы правильно заметили, безнадежной ситуации, она представляется увлекательным путешествием.
– Мы обвяжем вас веревкой. – пролепетал я, протягивая моток.
Архивариус принял веревку и, держась одной рукой за стену, начал затягивать ее на поясе.
– Может вам залезть на стену, сверху удобнее будет? – спросил я.
– Нет, юноша, устроители нашей тюрьмы предусмотрели все. На стене можно сидеть несколько мгновений. Ровно столько секунд, чтобы иметь возможность ее преодолеть. По истечению предусмотренного времени, поток воздуха, именуемый магической оплеухой, сбрасывает седока вниз. Если отверстие в полу достаточно большое, летального исхода не миновать. Я видел подобные несчастья.
– Понятно. – промычал я в ответ.
– Мы попытаемся вытянуть вас обратно, господин архивариус. – пообещал Евлампий.
– Я готов, господа! – сообщил Мровкуб и подергал веревку, проверяя узел на прочность.
– Полундра! – крикнул дядя и перелез в мою камеру.
Я едва успел прижаться к стене. Даже не стал оглядываться, почувствовав спиной сырой сквозняк из дыры.
Оливье обошел отверстие в полу и приблизился.