- Значит, так. Минут через десять запирай ворота и подходи к подсобке. - Горловой, отыскав наконец кого-то, на ком мог сорвать ярость за всё сегодняшние неприятности, был мрачен и решителен. - Степаныча я увольняю, завтра и духа его здесь не будет. Хозяйство пока примешь ты.
Володя хотел поинтересоваться, не многовато ли у него в результате получится обязанностей. Посмотрел на лицо начальника - и передумал.
09 августа, 17:25, ДОЛ "Варяг"
Горловой, как и многие обитатели "Варяга", в эти дни не отдавал себе отчёт в происходящем с ним.
Ему (как и другим) казалось, что он сам остаётся прежним, но что-то происходит с окружающими, окончательно распустившимися и всеми силами старающимися вывести начальника из себя. Он сдерживался как мог, подавляя законные и естественные желания.
Не запустил тяжеленным письменным прибором в голову гнусной шантажистке Астраханцевой. Не свернул челюсть "отлучившемуся на чуть" недоделку Володе - ясно ведь, что прохватило у того вовсе не живот (доносящийся изо рта двоюродного племянника густой запах мяты не полностью перекрывал алкогольный аромат…). Горловой не послал на три всенародно известные буквы жирного кабана Вершинина, которому никоим образом не подчинялся. Даже отпустил в город старого прохиндея Обушко, наверняка крутящего какие-то гешефты под предлогом болезни жены.
Начлаг чувствовал, как внутри него готова лопнуть невидимая струна, и каждое новое событие сегодняшнего идиотского дня, каждый новый разговор, ещё больше поворачивают натягивающий струну колок.
Короче говоря, Горловой считал сам себя образцом спокойствия и терпения среди поголовно поехавших крышей подчинённых. Что отчасти соответствовало истине - выдержка у начальника лагеря имелась немалая.
Но не беспредельная.
Ему хотелось на ком-то или на чём-то разрядиться. Ослабить натянутую нить, но так, чтобы не внести очередную сумятицу в работу лагеря. И без того всё идёт наперекосяк…
09 августа, 17:28, площадка у столовой
К выложенной бетонными плитами площадке между столовой, Старым домом и административным корпусом Света пришла в поисках Астраханцевой - по слухам, ту вызвали к начальнику лагеря.
Заходить к Горловому не хотелось, и она решила подождать подругу здесь, на одной из подвешенных на цепях скамеек-качелей.
Разговор предстоял серьёзный. Надо подобрать слова простые, но убедительные, чтобы Ленка не хохотнула низким смехом, не похлопала по плечу и не сказала сочувственно: "Это всё жара и отсутствие мужчины! Рецепт простой: сейчас искупайся, а вечером приходи ко мне на посиделки - тут один мальчишечка из второго отряда созрел, пора урожай собирать…"
Но убедительных слов она придумать не успела. Подошла девочка, отделившись от тянувшихся с полдника подружек. Лет десяти-одиннадцати, пухленькая, в футболке с изображением главных персонажей фильма "Титаник".
Света её знала, и знала хорошо… Но вспомнить имя не смогла.
"Пройдёт, всё сейчас пройдёт, - подумала она, - главное - не подавать вида… Улыбнулась девочке приветливо, не сказав, однако, ни слова.
Та заговорила сама:
- Светлана Игоревна… я… вы тогда спешили… я хотела…
"Нина Виноградова! - обрадованно вспомнила Света. - Точно, что-то она хотела тогда сказать, но было не до неё".
- Что случилось, Ниночка?
- Понимаете, я… в конце тихого часа… в общем, я там случайно шла, у Старого дома, и… в общем, случайно заглянула в окно библиотеки… ну, нечаянно…
Девочка замялась ещё больше, а Света подумала: "При Ниночкином росте в окно библиотеки случайно никак не заглянешь. Старый дом хоть и одноэтажный, но стоит на склоне, фундамент разной высоты - наиболее высокий как раз под той стеной, где окна библиотеки. Девочке наверняка пришлось использовать как ступеньку какой-нибудь выступ фундамента".
Но заострять внимание на этой несообразности Света не стала. Случайность так случайность.
- И что же ты там увидела? Библиотека тогда была закрыта.
Ниночка округлила глаза и сообщила громким драматическим шёпотом:
- Там сидел ЧЕ-ЛО-ВЕК! - Потом добавила не столь театрально: - Мальчишка… - В тоне её сквозило: ну что ещё можно ждать от этих мальчишек?
Света спросила медленно, с запинкой, словно не желая услышать ответ:
- Ты… его знаешь?
- Не знаю! Имени не знаю… Но встречала… Он один такой во всём лагере - голова белая, как… как простыня накрахмаленная…
Света ничего не ответила. Вообще никак не отреагировала.
Нина постояла молча, глядя на закушенную губу и смотрящие в никуда глаза библиотекарши. Спросила нерешительно:
- Ну, я пойду?
Света наклонила голову, по-прежнему молча.
Из прострации её вывело появление Астраханцевой, Та, наоборот, пришла возбуждённая, переполненная злым азартом - тонкие губы то и дело расползались в кривоватую усмешку, глаза блестели.
Ленка тоже искала Свету - поделиться распиравшим её радостно-мстительным удовлетворением. Выслушивать смутные подозрения - а тем более вдумываться в них - воспитатель Астраханцева Е. А. не была настроена.
09 августа, 17:37, подсобка Степаныча
Чубайс насторожился.
За дверью послышались шаги. Кто-то неуверенно ковырялся в замке, но это был не Степаныч. Рыжий охотник прижался к косяку, готовый мгновенно проскользнуть в образовавшуюся щель.
- Замок новый повесишь. - Голос начальника лагеря звучал почти спокойно, но пальцы подрагивали и пытались повернуть ключ не в ту сторону. - Сдаётся мне, что он тут прячет кое-что…
- Дайте я попробую, - сказал Володя, потянувшись к связке ключей.
Горловой отступил на шаг, глядя, как его дальний родственник уверенно отомкнул замок и потянул на себя дверь. Она отворялась медленно и неохотно. Степаныч в таких случаях всегда давил на ручку, приподнимая и выравнивая слегка перекошенное дверное полотно. В увеличивающуюся щель стала протискиваться рыжая кошачья голова.
И тут струна лопнула.
Удар ногой был неожиданным и яростным - дверная ручка выпрыгнула из руки Володи. Он отчётливо услышал хруст в зажатом между дверью и косяком кошачьем тельце, за мгновение до того, как из горла Чубайса вырвался глухой хрип и когти судорожно заскребли по бетонному полу подсобки.
Обернувшийся Володя испуганно шарахнулся от бешеного оскала Горлового - мелькнул обрывок мысли, что начлаг свихнулся от постоянной жары, и новый тяжёлый замок, стиснутый в его руке, полетит прямиком в Володину голову.
Но начальника интересовал лишь кот - с мстительно-радостным упоением Горловой наблюдал, как затихают конвульсивные движения. Первый хрип оказался и последним, больше Чубайс не издал ни звука.
Заговорил начальник с ледяным спокойствием, и это испугало Володю ещё больше.
- Заверни потом падаль во что-нибудь, возьми лопату и зарой за оградой, возле свалки. Да поглубже, не просто чуть присыпь, нечего тут антисанитарию разводить.
Начальник говорил не оборачиваясь, глядел на тонкую и тягучую струйку крови, тянущуюся из раскрытой пасти кота. И - улыбался. Улыбка чем-то напоминала окровавленный оскал Чубайса.
Исполнить роль могильщика Володе не пришлось,
Как только протестующе заскрежетавшая дверь вновь начала приотворяться, кот зашевелился. Поднялся. А потом двинулся на них. И два рослых мужчины отступили, испуганно отодвинулись от этого движения.
От былой лёгкой и грациозной походки Чубайса не осталось и следа. Лапы поднимались с видимым усилием, а опустившись на землю - резко, толчком подгибались; кот переваливался с боку на бок, хромая на все четыре конечности. Казалось, через шаг-другой он упадёт, чтобы не встать уже никогда.
Но не падал - наоборот, с каждым шагом набирал скорость. Он двинулся прямиком на отступившего Володю, но в этом движении участвовало одно туловище, голова на неестественно вывернутой шее смотрела куда-то вниз и вбок. Пасть оставалась оскаленной.
Володя не отодвинулся - испуганно, прыжком отскочил в сторону.
Горловой грязно выругался. Подчинённый впервые услышал от него что-либо нецензурное (очень давно Горловой дал зарок не выражаться и с тех пор свято ему следовал). Слова, вполне органичные в устах Володи и его приятелей, звучали у начальника лагеря без души, непривычно и чуждо, как у осваивавшего русский иностранца. И от этого особенно страшно.
- Не жилец, далеко не уйдёт… - Горловой посмотрел вслед Чубайсу, всё той же странной походкой скрывшемуся в низкорослом кустарнике. - И не забудь закопать, понятно?
"Вот уж дудки, сам закапывай, - подумал Володя. - А ну как он опять воскреснет и вцепится… Если спросит - скажу, что не нашёл. Я тут в похоронную команду не нанимался…"
Но вслух ничего не сказал.
09 августа, 17:40, площадка у столовой
- Слушай, Ленка… я хотела поговорить об этом мальчике… о Тамерлане… - Света так и не придумала, с чего начать разговор, чтобы звучало всё убедительно.
Не представляла, как можно изложить словами свои предчувствия. И сны - свои странные сны. Как объяснить, что почти незнакомый белоголовый паренёк уже четыре дня заявляется в её сновидения, как к себе домой? И раз за разом призывает её что-то вспомнить? И твердит, тревожно и настойчиво про какие-то рвущиеся нити? И, самое главное, что-то вокруг действительно рвётся, лопается с хрустальным звоном - наяву.
- Мальчик? Какой ещё мальчик? - Астраханцеву занимали сейчас другие мысли.
- Понимаешь… что-то странное происходит в лагере, как-то всё стало по-другому…
Света хотела сказать ещё много чего, но пока она пыталась подобрать нужные, убедительные для Ленки слова, та прервала её, заговорив с неожиданным злым азартом:
- Скоро у нас тут всё будет по-другому. И Вадим Васильевич совсем другим станет. Теперь можно взять Горлового за горло…
Собственный дурацкий каламбур понравился Астраханцевой, она коротко хохотнула. Смех звучал неприятно.
Света с изумлением смотрела на подругу.
Она видела её в самом разном настроении, в том числе и весьма разозлённую, но такая Ленка предстала перед ней впервые, и дело даже не в словах и не в тоне, которым она их произносила. Снова Свете почудилось, что перед ней стоит и говорит абсолютно непонятные вещи совершенно чужой, совершенно незнакомый человек, хотя сейчас никаких провалов памяти не было, она прекрасно помнила, кто перед ней…
Света помотала головой и помассировала виски, пытаясь отогнать наваждение. Ленка, ничего не замечая, продолжала:
- А эта старая сучка, СВ, если и оклемается, здесь работать больше не будет, я тебе обещаю. И немой леший тоже, алкоголик поганый…
Свете подруга неожиданно напомнила цаплю. Древнюю, почти слепую цаплю, обитавшую когда-то в живом уголке их школы. Мальчишки любили зло шутить над птицей - к лягушкам, которыми её кормили, подбрасывали молодых жаб. И радостно наблюдали, как старая цапля, почувствовав в глотке жжение, давится, широко раскрывает клюв, издаёт хриплые булькающие звуки и выплёвывает жабенка обратно. Весь вид птицы выражал в тот момент брезгливое омерзение. Именно так выплёвывала Ленка слова про Горлового, СВ, Степаныча…
Они не закончили этот странный разговор, потому что на площадку - со стороны озера, с обрыва - поднялась процессия.
Тоже очень странная.
09 августа, 17:42, Питер
Подготовка завершилась.
Всё собрано, и уложено, и просчитано до мелочей - в пространстве и времени. Всё должно получиться без осечек и без сбоев. И красиво.
Чёрный человек ценил красиво сделанные дела. Он хотел красиво уйти.
Время тянулось липко и медленно. Он не стал выдерживать сроки и выехал из города на час раньше запланированного.
…Ведущее на север шоссе оказалось забито машинами, несмотря на середину недели, раскалённое жерло города извергало раскалённые людские шлаки. Нервные гудки клаксонов, перекошенные лица за ветровыми стёклам, и… Он сидел за рулём спокойно. Улыбался.
Владей мимикой пуля, летящая в голову, - улыбалась бы точно также.
09 августа, 17:42, площадка у столовой
Странная процессия вырулила из-за угла столовой и направилась в сторону Старого дома, где сегодня уже произошло столь многое.
Впереди - Лёша Закревский.
На его плечах - Доктор Пробиркин, облачённый единственно в плавки.
Далее - Алина с надутым спасательным жилетом в руках (привязанный к жилету мокрый шнурок безвольно волочился сзади, словно змея с перебитым хребтом).
Следом - Света с Астраханцевой, вновь против воли втянутые в негаданные события.
Арьергард - десяток хихикающих девчонок и мальчишек из разных отрядов.
Доктор страдальчески кривил лицо, при каждом шаге Лёши болезненно морщился и вполголоса ругался. Закревскому чувство юмора сейчас изменило, он был мрачен и не откликался на шутки зрителей, привлечённых небывалым зрелишем. А может, просто устал взбираться в гору с тяжёлой ношей.
Лёша опустил ценный груз на крыльцо, на заботливо подложенный Алиной спасжилет. Груз застонал протяжно и жалобно.
- Что с ним? - неприязненно спросила Астраханцева.
- Нырнул неудачно, повредил ногу, - ответила Киса. Пробиркин подтвердил её слова новым жалобным стоном и слегка приподнял повреждённую конечность - для лучшего обозрения. Нога распухала и багровела буквально на глазах.
- Придурок… - констатировала Ленка ещё более неприязненно.
Вызвать "скорую" из Солнечноборска в "Варяг" второй раз за сутки было нереально. Эвакуацию Доктора в районную больницу взял на себя завхоз Фёдор Павлович Обушко, отпросившийся у Горлового на три дня в город - кто-то там у него занедужил, не то жена, не то сестра.
…Похожий на владельца - такой же старый, но бодрый, - "четыреста седьмой" завхоза поскрипывал рессорами на ухабах лесной дороги. Пробиркин в такт постанывал. Обушко молча улыбался мрачной улыбкой, для этого имелись две причины.
Во-первых, уже второй раз сегодня из лагеря отправлялся прямым курсом на больничную койку человек куда как моложе Фёдора Павловича, а сам он… тьфу-тьфу-тьфу… нет под рукой дерева, а то постучал бы…
Во-вторых, молодых дебилов, этих бронеголовых подростков, повадившихся на плантацию завхоза, ждал любовно подготовленный сюрприз. Не смертельный, но неприятный.
Обушко улыбался…
Насчёт бронеподростков Фёдор Павлович ошибся. Подростки к набегам на секретную делянку никакого отношения не имели. В качестве неиссякаемого источника закуски огородик завхоза недавно открыл для себя Володя.
Двоюродный племянник жены Горлового.
Глава 8
09 августа, 23:20, Каменка
К нежилой деревушке Каменке они вышли два часа назад, в глубоких сумерках.
Больше не нашли ничего, и ребята Дерина, ждавшие их, тоже. Дорога, тянувшаяся по гребню гряды, оказалась ведущей из ниоткуда в никуда. Она затерялась в луговинах - трава за прошедшие годы затянула и скрыла накатанные за одно лето колеи.
Деревушка была - одно название, тут не Сибирь, где долгие десятилетия стоят брошенные дома из вечного дерева лиственницы. Здесь уцелели лишь высокие, в человеческий рост, фундаменты, сложенные из дикого камня. Ладно - всё лучше, чем ночевать в чистом поле. Да и зажжённые внутри костры их дичь, если вдруг окажется неподалёку, не увидит.
- Ну что, Пинкертоны?
Наверное, майор хотел, чтобы это прозвучало иронично. Не получилось. И он, и Кравец с Дериным слишком устали за последние двое суток.
Все трое сидели внутри того, что когда-то было домом, прислонившись спинами к медленно отдающему дневное тепло камню. Капитан с лейтенантом курили, майор с завистью на них поглядывал, вертя в пальцах не зажжённую сигарету, седьмую за сегодня - дневную норму он сам себе установил в три штуки.
- Там, на севере, полтора часа назад закончили. Действительно, двое наших. Одного живым вроде взяли.
- Что говорит? - со слабой надеждой поинтересовался Минотавр.
- Ничего. Из реанимации если выйдет - может, и заговорит. Трудно, знаешь, с пулей в голове разговаривать…
- Ну, это как повезёт, - с видом крупного знатока черепно-мозговых травм заявил Кравец. - Видел я одного контрактника, его навылет, от виска до виска, прострелили. И не иначе, какой-то речевой центр зацепило - мало того, что в сознании остался, так ещё три часа подряд болтал без умолку, прямо логорея натуральная…
Собеседники не выказали ни малейшего интереса к судьбе бедолаги-контрактника, и лейтенант резко сменил тему:
- Нам-то что делать?
- Спать. Выставить охранение и спать. До рассвета меньше пяти часов, с утра начнём всё сначала.
- Собаки нужны. Без собак до зимы по лесу шляться можно.
- Не дают нам собак. Скажи спасибо, что хоть все шоссе истанции перекрыли да милицию местную на ноги поставили…
- Тут и без шоссе, просёлками, просочиться можно, если карта есть или места знаешь… Я бы на их месте надыбал где-нибудь у озера туристов с машиной и палаткой, таких, что не на один день выбрались, сразу их не хватятся и… - Кравец энергичным жестом показал, что он сделал бы с невезучими туристами. - А потом потихоньку, лесными дорогами - к городу.
Дерин тоже имел свои соображения о методах ухода от "невода", но майор безапелляционно отправил обоих спать - день предстоял тяжёлый. Посидел один ещё несколько минут, перебирая возможные варианты завтрашних действий; посмотрел с сомнением на помятую, теряющую табак сигарету… Плюнул на все дневные нормы, чиркнул зажигалкой и наслаждением затянулся.
09 августа, 23:25, комната Володи
"Блин, совсем забыл про песок", - подумал Володя - электрик, охранник и племянник жены Горлового. Он только что вошёл в свою комнатушку и тяжко опустился на стул, стоявший у заваленного грязной посудой стола. Володя встал, пошатнулся, двинулся к выходу… Посмотрел на часы, посмотрел за окно - передумал и вернулся. Завтра… завтра он раненько встанет и всё сделает…
Приказ подсыпать свежего песка на площадку для лагерных линеек он получил днём от СВ. Едва ли старшая вожатая сможет завтра проверить исполнение, но Горловой никогда и ничего не забывает… Конфликтовать с начальником лагеря, будь он хоть трижды родственник, Володя не хотел. После сегодняшнего - особенно.
…Будильник он поставил в грязную алюминиевую кастрюлю - дабы сработала резонатором, усилила звук, не дала проспать…
И Володя не проспал-таки.
К сожалению…
Ночь. Ограда "Варяга"
Он снова оделся во всё чёрное, как и при первом визите в лагерь.
Но теперь на нём была не куртка-ветровка - поверх чёрного комбинезона натянута чёрная же разгрузка, многочисленные карманы которой раздувались от странных и разнородных предметов.
Руки в чёрных перчатках ухватились за ржавый верх решётчатой ограды, грузное тело легко и бесшумно взлетело, приземлившись уже на территории "Варяга", ничто из надёжно закреплённого снаряжения не стукнуло и не звякнуло. И тут же обдуманный бессонными ночами до мельчайших деталей план дал первую трещину…