Он засёк направление, выбрал ориентир - приметное дерево, и двинулся к нему напролом сквозь густой кустарник, который в ином случае предпочёл бы обойти стороной.
Торопливо продрался сквозь зелёные джунгли на небольшую, с трёх сторон укрытую кустами полянку, - и чуть не наступил ногой на труп. Чуть поодаль, у "шестёрки" с распахнутой дверцей, лежали ещё три тела…
"Интересные дела", - подумал Лёша спустя минуту-другую. Стреляли в этих людей давно, ночью или ранним утром - кровь спеклась, почернела. Но одна из нескольких гильз, блестевших под ногами, оказалась совершенно свежая, чуть не тёплая, - резкий пороховой запах не успел выветриться. Похоже, первый услышанный выстрел прозвучал именно здесь.
Честно говоря, наблюдаемая на полянке картина Закревского в шок не повергла. Навидался всякого. Гораздо больше его встревожила находка, сделанная, когда он продирался сквозь кустарник. Там, застряв в сплетении ветвей, висел пластмассовый муляж автомата, явно зашвырнутый с глаз подальше. Игроки в "Зарницу" - либо из "Бригантины", либо из "Варяга", - побывали здесь…
Лёша ещё раз осмотрел лежавших, но ничего нового не обнаружил. Затем открыл заднюю дверцу "жигулей" - и сразу увидел валявшийся на днище салона автомат. Старый, знавший лучшие времена АК-47. Подсумок с запасными магазинами, засунутый под переднее сидение, нашёлся чуть позже.
По идее, надо было немедленно мчаться в лагерь и оповещать о находках тех, кому такими находками положено заниматься. Но в лесу оставались его парни… Судя по брошенному муляжу - не просто в лесу, а где-то неподалёку. И, услышав в отдалении шум автомобильного двигателя, Закревский побежал туда.
С автоматом и патронами.
10 августа, 11:40, лесная дорога
Выпученными глазами Укроп смотрел, как Миха торопливо и неловко пытается снять портупею с неподвижного тела старшины.
- Т-т-ты з-з-зачем его… - дальше Укроп ничего не смог сказать, его кадык дёргался и из горла вырывались отдельные булькающие звуки.
Слон наблюдал эту сцену молча и равнодушно, прислонившись спиной к помятому боку "воронка" и ковыряя в зубах травинкой. Миха избавил его от проблемы выбора и взял груз на собственные плечи - никаких других эмоций Слон не испытывал.
- Ты че, дурной? Ещё не въехал? Жмуров у "Жигуля" видал? - Миха закончил возиться с ремнём и портупеей, его короткие пальцы забегали по пуговицам кителя. - Зуб даю, это те самые хмыри, которых нынче ищут… хабар небось не поделили… Понял, нет? Теперь под них что хочешь списать можно… и мента они завалили… и "бриганов"… тоже они…
- К-к-каких б-бриганов… - Укроп с немалым трудом вернулся к членораздельной речи.
Он до сих пор не воспринимал всерьёз намерение Слона и Михи нанести визит в "Бригантину". Вернее - не верил, что это может осуществиться прямо здесь и сейчас.
- Таких!! Я этих блядей достану! Под стволом срать друг другу на головы будут!!! Говно жрать будут!!! Добавки просить! - Миха стянул наконец китель и кинул его на водительское сиденье, рядом с ремнём и фуражкой. Добавил чуть спокойнее: - Хватайся за ноги, в кусты сховаем… Ну что ты встал, как хрен моржовый?! Слон! Объясни ты ему!
Укроп сделал шаг назад, руки его тряслись.
Слон выплюнул изжёванную травинку, вразвалочку подошёл к Укропу и молча положил руку на плечо - под закатанным рукавом перекатывались тугие мышцы.
Укроп мелко закивал головой. Нагнулся, глядя куда-то в сторону, взялся дрожащей рукой за ногу старшины и тут же отдёрнул её - скрюченные пальцы невзначай прикоснулись к голой коже между носком и вздернувшейся брючиной… Он сглотнул и крепко вцепился двумя руками в форменный ботинок.
Небрезгливый Слон обхватил старшину поперёк груди.
Наблюдавшего из кустов за этим зрелищем Димку Ослика никто не заметил. А он медленно отполз далеко в сторону, вскочил на ноги и побежал через лес, не разбирая дороги.
Димка знал одно - в лагерь он не вернётся. Никогда.
10 августа, 11:45, ДОЛ "Варяг", кабинет Горлового
После нескольких часов молчания телефон вдруг неожиданно заработал. Зазвонил. Из всех неожиданностей богатого потрясениями дня эта оказалась самой безобидной.
- Да… да… понял… - Начлаг отвечал, расправив плечи и выпятив грудь, сразу было видно - на линии начальство Горлового. - Да, "Зарница" уже закончилась, участковый с утра приезжад… Меры приняты, посторонние на территорию…
Он осёкся - дверь в кабинет резко распахнулась от удара ногой. Горловой замолчал, поражённый, - так его дверь никто и никогда не открывал.
Вошёл Степаныч - и не протиснулся бочком, как бывало в тех редких случаях, когда ему приходилось бывать в этом помещении.
Трубка ещё бубнила в опустившейся руке, но начальник не обращал внимания, уставившись на рыжую кошачью голову, безжизненно повисшую из ворота синей спецовки. Казалось, Чубайс смотрел прямо на Горлового мертвенно-зелёными глазами.
- У-у… Вэ-э-э… - попытался что-то произнести начлаг, не замечая поначалу другого взгляда - немигающего, бездонно-чёрного - ружейных стволов, медленно поднимающихся на уровень его лица.
Заметил, когда безмолвная сталь уставилась ему в переносицу - дёрнулся назад и вбок, сжимаясь калачиком на вращающемся кресле и пытаясь оградиться выставленной ладонью…
- Не-е-е… - Горловой всё ещё безуспешно пытался справиться с отказавшими связками.
Воронёное дуло ружья легко качнулось вниз, потом чуть вверх - и на середине этого противохода взорвалось безжалостным огненным вихрем.
Выбитый из кресла и отброшенный к стене Горловой сначала не почувствовал боли в изрешечённом, развороченном дробью животе. У него перехватило дыхание, как от удара под ложечку; в ушах стоял гром выстрела, оглушительного в узком замкнутом пространстве; перед глазами пламенела ослепительно яркая вспышка - видеть что-то можно было только на периферии застилающего взор огненного пятна…
И этим боковым, нечётким зрением начальник увидел Степаныча, аккуратными маленькими шажками приближающегося к нему в обход стола.
- Гни-и-ида-а! - Сквозь колокольный звон в ушах ругательство сторожа прозвучало певуче и ласково.
Горловой никогда (да и вообще никто за последние восемь лет) не слышал голоса Степаныча, и успел - как это ни странно в такой момент - испытать нечто вроде изумления… Боли он всё ещё не чувствовал, Горловой вообще потерял ощущения, кроме одного: все его мышцы превратились во что-то мягкое, текучее, не подчиняющееся командам мозга, и он, Горловой, медленно течёт куда-то, слегка покачиваясь, - сам себе река, сам себе лодка… Он тёк-плыл туда, где нет этой проклятой работы, выматывающей все нервы и иссушающей душу ответственностью, где хорошо, спокойно и уютно; он плыл и удивлялся, как же сам не додумался раньше до простого и чудесного способа путешествовать… Степаныч говорил ему что-то ещё, по крайней мере губы его шевелились, но Горловой уже не слышал, в ушах его звучал чистый хрустальный звон, и звучал всё сильнее…
Ружьё снова устремилось к нему - к оползающему, бескостному манекену, недавно бывшему человеком - и выплюнуло из второго ствола новую порцию огня, свинца, смерти. Начальник лагеря этого не увидел, не услышал, не почувствовал. Река унесла его далеко.
Степаныч неторопливо переломил двустволку, вынул и аккуратно убрал в карман две гильзы - медные, старые, исцарапанные…
10 августа, 11:47, лесная дорога
Облачившийся в милицейский китель Миха примеривался к рычагам и педалям, когда хрипло забормотала рация, висевшая на передней панели, по виду столь же древняя, как и "уазик", - треснувший пластмассовый корпус стягивала синяя изолента.
Миха резко отшатнулся от прибора, казавшегося мёртвым и внезапно ожившего, больно ударился затылком о косяк раскрытой двери.
Медленно меняясь лицом, он смотрел на коробочку, издававшую неразборчивые звуки, - смотрел с ужасом, как смотрит на мину сапёр, невзначай слишком сильно задевший взрыватель.
Внезапная, ослепляющая вспышка отрезвивила на короткое мгновение мозг Михи, где перемешались кровавым винегретом обрывки всевозможных теле- и киноисторий, в которых сильные и удачливые герои не задумываясь давили на спуск, а их противники падали и бесследно исчезали из сюжета, - и никто не принимал в расчёт такие мелочи, как Уголовный Кодекс и огромную машину, претворявшую его в жизнь.
За свистами и хрипами отслужившей свой срок рации перед затуманенным взором Михи встало призрачное видение большого количества зданий с решётками и людей в погонах…
Слон ничего подобного не почувствовал, по крайней мере никаких внешне различимых проявлений ожившая рация у него не вызвала. Не вникая в тонкости душевных терзаний Михи, он применил простую и действенную терапию - коротко и сильно ткнул огромным кулаком в плечо компаньона, впавшего в прострацию.
Тычок отозвался резкой болью и в плече, и во всех других пострадавших в недавней драке местах. Боль сразу напомнила ту, ещё более сильную, и все удары, полученные стоя на коленях, без малейшей возможности ответить… Недолгое наваждение развеялось, в мутных глазах Михи снова остались лишь ненависть и жгучее желание наконец добраться до проклятых "бриганов".
Слон перегнулся в кабину; брезгливо, как кусачее насекомое, ухватил за антенну рацию; выбросил её на дорогу и два раза с маху припечатал каблуком. Астматическое хрипение смолкло, он хотел зашвырнуть её подальше в кусты, но не успел, отвлечённый манёвром Укропа. Тот тихонько, бочком продвигался вдоль "уазика" в сторону ближайших кустов, но был цепко ухвачен Слоном за рукав униформы.
- Залазь, растение… - Слон легонько подтолкнул Укропа внутрь машины, повернулся и скептически посмотрел на устраивавшегося за рулём Миху. На мента тот никак не походил, даже при беглом взгляде, - выглядел шестнадцатилетним придурком, зачем-то нацепившим милицейский китель.
Слон недовольно пожевал губами и достал из кармане толстый чёрный маркер…
10 августа, 11:49, ДОЛ "Варяг", кабинет Горлового
Окровавленные пальцы скребли по бумагам, смахнутым со стола.
Изрешечённое утиной дробью тело начальника лагеря упорно не хотело умирать, но Степаныч не обращал на него внимания, - торопливо вываливал из шкафов папки с бумагами. По полу разлетались старые квитанции и накладные, списки прошлогодних отрядов…
Кроме начальника и сторожа, больше никого в административном корпусе не оказалось. Выстрелы никто не услышал, а если и услышал, то не обратил внимания на два приглушённых стенами хлопка.
Окна начальственного кабинета выходили на ограду лагеря, к которой вплотную подступал лес - и жил мирной негромкой жизнью: тихо шуршали кроны сосен, перекликались в них птицы, неподалёку рассыпал дробь дятел.
Степаныч, распахнув окно, с улыбкой вслушался в эти звуки, потом наклонился, чиркнул зажигалкой, удовлетворённо посмотрел на поползшие по бумаге язычки огня. Снова зарядил "Лебо" и вышел из комнаты, не закрыв за собой дверь.
Бумажная гора вспыхнула на сквозняке мгновенно, горящие листы взметнулись в воздух. Пламя лизнуло ноги Горлового.
Степаныч вышел на улицу, посмотрел по сторонам, щурясь от бьющего в глаза солнца. Ему хотелось найти Рыжую…
10 августа, 11:52, лес
- Машина, - сказал майор полувопросительно, полуутвердительно.
Они прислушались. Действительно, в отдалении раздавался шум двигателя, излишне газующего на низкой передаче.
- По дороге катят, на той стороне поля, - уверенно сказал Кравец.
Майор согласно кивнул, хотя полем разделявшее их и невидимую машину пространство назвать было трудно. Заброшенная несколько лет назад пашня успела зарасти молодым, в рост человека, густым сосняком, полностью закрывавшим видимость и труднопроходимым.
- Кто у тебя там? - спросил майор.
- Тунгус, а правее Абрек.
- Прикажи, чтоб останавливали и высаживали всех без сантиментов.
Лейтенант взялся за рацию.
"Тунгус, пожалуй, высадит, - подумал Кравец. - Парень он простой, чуть что - уложит мордой в песок, дёрнешься - огребешь сапогом в рёбра".
10 августа, 11:52, лесная дорога
Абрек и Тунгус (оба обладавшие, кстати, славянской внешностью) угодили тем временем в неприятную ситуацию.
Перешеек между полем и озером, узкий вначале, становился по мере их продвижения всё шире. Они шли параллельно, в полутора сотнях метров, и лишь изредка видели друг друга - перелески между ними росли негустые, чередующиеся с полянами, покрытыми жёсткой, выгоревшей на солнце травой. Даже переговариваться они не могли: обе рации были настроены только на разговор с лейтенантом.
Ни один специалист, привыкший к прочёсыванию в зелёнке, не допустил бы такого - их легко могли пропустить и уйти, или прицельно расстрелять в спину… Но Тунгуса и Абрека учили воевать не в лесу - среди бетона и асфальта.
Тунгус услышал звук двигателя ещё до того, как запищал вызов его рации. И рванулся к дороге, с хрустом ломая папоротник, - успеть на перехват, чтобы впустую не махать и не кричать вслед удаляющемуся водителю.
Успел… Медленно ползущему по разбитой и заросшей дороге милицейскому "уазику" оставалась ещё сотня шагов до выскочившего на обочину Тунгуса.
Вскинув в повелительном жесте руку, он удивился странной манере езды сидевшего за рулём невысокого, черноусого старшины. Мотор едва ползущего на второй скорости драндулета завывал; колёса беспорядочно вихлялись на ровных местах и в то же время бестрепетно бухали в глубокие рытвины и давили валежник, загромождавший дорогу.
Огибая неуверенно затормозившую машину, Тунгус уже прикидывал, сколько бойцов можно набить в эту таратайку, высадив водителя и пассажиров (за спиной старшины смутно виднелись ещё две фигуры).
Он резко распахнул дверцу и ошарашено замер, ничего не понимая: как этот мент вообще мог вести машину? - на кармане серого, великоватого старшине кителя, прямо напротив сердца, расплылось свежее кровавое пятно с рваным отверстием посередине…
Что усы нарисованы не то гуталином, не то фломастером на юном мальчишечьем лице, торнадовец, потрясённый видом смертельного ранения, разглядеть не успел. Из кабины в грудь ему ударили выстрелы - один! второй! третий!
Тунгуса отшвырнуло от машины на обочину. Старшина-зомби начал вылезать из кабины, примериваясь к автомату, торчащему из-под скрюченного на земле тела, но тут в игру вступил Абрек. На бегу, через кустарник он не мог верно оценить ситуацию. Услышав выстрелы, понял одно: на дороге что-то неладно, - и торопливо выпустил поверх крыши "уазика" длинную очередь.
Машина лягушачьим прыжком рванула с места. Вдогонку Абрек не стрелял.
10 августа, 11:55, лесная дорога
Абрек хрипел в рацию невнятно, но майор понял одно: они наконец вошли в контакт с неуловимой тенью, за которой гонялись два дня.
Начало неудачное, боец получил три пули в упор - броник выдержал, но от последствий контузии Тунгус оправится нескоро…
- Они едут в тупик, - сказал майор, взглянув на карту, - застрянут и будут разворачиваться. Придётся побегать, парни…
Мрачные и взмокшие парни в сером камуфляже не возражали.
10 августа, 11:57, лесная дорога
Миха ликовал. Правильно, всё правильно говорил физрук Закревский. Побеждает тот, кто сильнее. Он, Миха, победитель. Он сильнее всех. Он, и никто другой. Эти сопливые недоноски - Слон и Укроп, - которые обоссались в самые критические моменты и притихли сейчас на заднем сиденье, будут делать то, что он скажет, делать быстро и без споров, а не то живо отправятся за ментом и тем уродом в камуфляже (тоже мент? а, да какая разница…).
Он рулил туда, где по его представлению находилась "Бригантина", не зная, что выбранная дорога ведёт в никуда, становится всё более колдобистой, - и исчезает. Что они будут делать в лагере противника, как разыщут гада-Налима, каким способом рассчитаются с ним и как сумеют списать свои дела на беглых уголовников, - Миху совершенно не заботило. Сегодня все проблемы решались сами собой. Плохие парни сами подставлялись под выстрел, оставалось лишь нажимать на спуск.
Распиравшие чувства требовали выхода - и Миха, в такт толчкам на ухабах, стал выкрикивать что-то неразборчиво-торжествующее. Мало-помалу выкрики слились в подобие песни, напоминающей вой…
Несмотря на всё ликование, водитель из Михи оказался на редкость хреновый.
"Уазик" мотало и трясло, как прогулочную лодку, ненароком угодившую в семибалльный шторм на море. Протестующие против такого обращения детали изношенной машины порождали самые разнообразные звуки: скрежетали, стучали, скрипели и дребезжали.
Заодно странные хрипы издавал и Укроп, болтающийся вместе со Слоном на заднем сидении. Ошмётки мыслей под черепом Укропа постепенно складывались в простой и конкретный план - дождаться первой же остановки, выскочить в заднюю правую дверь и бежать без оглядки.
"Сами езжайте в свою траханную "Бригантину", - думал Укроп, - с меня хватит… Главное, чтобы эти маньяки на что-нибудь отвлеклись, чтобы не сразу заметили…"
Остановка случилась раньше, чем он закончил обдумывать свой спасительный план.
Миха поздно заметил колдобину, более глубокую, чем предыдущие, - и попытался взять правее, в последний момент передумал и круто вывернул руль влево. Колесо ударилось о противоположный край ямы боком. Громкий треск под передком, "уазик" дёрнулся и заглох…
Они вылезли и обошли машину, вставшую наискось дороги.
- Приехали. - Голос Слона звучал спокойно, как и всегда.
Миха увидел направленные в разные стороны передние колёса и с размаху обрушил кулак на капот. Посмотрел по сторонам, словно кто-то и как-то мог помочь ему в этой ситуации.
- Сука-а-а! Стоять!!! - неожиданно заорал он.
Слон всё понял и отреагировал мгновенно - развернулся, вскинул АК и поймал в прицел удаляющуюся в сторону леса узкую спину Укропа.
- Вали его!!! - истошно верещал Миха.
10 августа, 11:57, лес
Горячий воздух рвал лёгкие.
Так Лёша Закревский не бегал с памятного боя под городом Вуковаром, когда усташи на новеньких немецких бронетранспортёрах прорвали фронт сербов, измочаленный натовской бомбёжкой, и взвод казаков-добровольцев, задыхаясь, мчался в гору - успеть оседлать гребень и ударить сбоку из гранатомётов по приземистым серым "Кондорам"…
Прошедшие годы не добавили сил и выносливости - но выстрелы, раздавшиеся впереди, подхлестнули и пришпорили, - и он бежал, как бегал девять лет назад. Полузабытая тяжесть автомата сработала, как чека машины времени индивидуального пользования, всё вернулось - впереди враги, сзади друзья, в руках оружие, тело само делает знакомую работу, и нет времени на сомнения и душевные терзания.
Стреляли впереди, судя по звуку - километрах в полутора.
10 августа, 11:58, лесная дорога
Автоматная очередь прогрохотала короткая, на три патрона - грамотная работа специалиста, привыкшего беречь боезапас. Знающего, как уводит отдача ствол от цели при длинной очереди.