Димка Осиков по прозвищу Ослик находился уже далеко от Пятиозерья - целеустремлённо шагал в сторону Петербурга по пыльной обочине шоссе, старательно считая шаги. Когда получалось три тысячи, он сходил с дороги и лёжа отдыхал где-нибудь в тени. По его расчётам, до дому оставалось двести одиннадцать тысяч шагов. Больше ни о чём Димка старался не думать и ни о чём не вспоминать…
Одна из равнодушно догонявших его машин остановилась за спиной, скрипнув тормозами, - Ослик, не оглянувшись, перепрыгнул неширокий кювет и бросился бежать в лес, ужом проскользнув через окаймлявший дорогу кустарник. Метров через сорок он споткнулся о корень и упал лицом в мох, обхватил голову руками и затрясся в беззвучных рыданиях.
- Странный мальчик… - Водитель "девятки", мужчина в очках, лет тридцати на вид, с удивлением смотрел вслед Димке.
- Не надо было останавливаться. - Его супруга, ухоженная дама того же возраста, покрытая ровным искусственным загаром, говорила очень категорично. - Много их тут по дорогам шляется: токсикоманы, наркоманы, воришки… У этого уж точно совесть нечиста…
Мужчина не стал спорить, вздохнул и тронул машину сместа. Но какое-то неприятное, тягостное ощущение у него осталось… Может быть поэтому он затормозил ещё раз - когда через пару километров увидел на обочине голосующего высокого и узкоплечего юношу в синей джинсовой куртке, явно ему коротковатой.
- Можем подбросить до Ольгино, - сказал мужчина, когда пассажир разместился на заднем сидении. - Дальше сам уж как-нибудь…
Парень кивнул коротко остриженной головой, хотя планировал совсем другой финал поездки.
- Большое спасибо, - сказал он. - Я немного подремлю, вы мне скажите, когда будем подъезжать.
Спать после проведённых в почти непрерывной ходьбе ночи и половины дня действительно хотелось зверски. Но главное сделано - все выставленные на дорогах посты парень обошёл. Прежде чем закрыть глаза, он поправил укрытый под курткой пистолет - не дай бог, выпадет во сне.
10 августа, 12:59, берег речки Каменки
- Попробуй что-нибудь другое, - сказал Тамерлан жёстко и уверенно. - Ты можешь, ты должна вспомнить…
Света невольно отступила вниз по берегу, она по-прежнему не находила слов.
Голос его вновь изменился, став чуть ли не просительным; Тамерлан сделал шаг назад, упёршись спиной в сплетение корней, напоминавшее застывшего в конвульсиях спрута. Теперь глаза их были на одном уровне.
"Ну что же, Господи, что же он от меня ждёт, чего же ему от меня надо, неужели он хочет уйти и освободиться, а я его как-то удерживаю здесь, сама того не желая… Ни молитва, ни крест не помогут, я не верю больше в молитвы и не помню ни одной, память тает, как лёд на песке пустыни, и незачем - это старше всех молитв и крестов… Но что, что, что ему от меня надо?"
- Ты должна вспомнить сама… Сауле… - казалось, Тамерлан слышал все её невысказанные вопросы и не мог ответить ни на один.
"Сауле? Почему он назвал меня Сауле, кто и где говорил мне целую вечность назад, что Сауле на одном из восточных языков значит просто Света, я схожу с ума, нет, я уже сошла с ума, я сплю сейчас в психушке в Саблино, скоро я проснусь, и рядом будет сидеть Ленка Астраханцева с пакетом апельсинов, рыжих, как её волосы…"
10 августа, 12:59, мост через Каменку
Пожарные занялись у пылающего моста своим прямым делом - хотя никому и ничем это помочь не могло, прогоревшие доски настила уже не выдержали бы даже самые лёгкие из скопившихся на берегу машин. Но по крайней мере бойцы пожарной охраны хоть что-то делали в царящей суете и неразберихе.
Единого руководства у собравшихся перед мостом не было. Штаб, координировавший действия разных ведомств, отстал и только-только выезжал из посёлка Октябрьский. В век повального развития средств связи - беда небольшая, но тут как на грех наложилась ещё одна проблема.
Над "Варягом" и Каменкой назревала гроза. Откуда при полном безветрии наползла туча, совершенно неясно. Со всех сторон синело чистое небо, и солнце продолжало светить с юга, а над головой вырастала, утолщалась, нависала огромная клубящаяся линза. Казалось, сгущался и темнел сам воздух.
Ещё не сверкнуло, не грохнуло, но приёмо-передающая аппаратура выдавала сплошные помехи на всех диапазонах. Хотя только что, несколько минут и километров назад, всё работало отлично.
Без единого руководства тут же начался разброд и шатание. Часть медиков и эмвэдешного спецназа с собаками двинулись в объезд, через торфоразработки (что характерно, через пару километров связь у них заработала, - сначала с перебоями, затем нормально). Торнадовцы, не входившие в группу майора, перебрались вброд через речку и отправились к лагерю в пешем порядке. Армейцы же вознамерились восстановить переправу - неподалёку квартировала сапёрная часть со всем необходимым.
Ну а невысокий и усатый капитан пожарной охраны деловито руководил тушением моста - пока со стороны "Варяга" не появился взмокший Дерин с отделением не менее взмокших бойцов, и не попытался взять оперативное руководство на себя. Что было достаточной логично - информацией о происходившем он владел наиболее полно (в сравнении с остальными присутствующими у моста офицерами).
Удалась попытка Минотавра частично. Услышав, что горит лагерь, пожарные без споров оставили и свои машины, и мост, от которого валили уже клубы белого пара, - и налегке двинулись к "Варягу". Армейцы ни в какую под знамёна Минюста вставать не желали; милицейские, среди которых случился подполковник, тут же вознамерились перехватить вожжи и подчинить себе и Дерина, и майора, и весь наличный состав "Торнадо". Медики заняли выжидательную позицию.
10 августа, 13:16, берег речки Каменки
Тамерлан ждал. Не шевелился. Не произносил больше ни слова.
Казалось, он может ждать вечно - рассыплются горы и высохнут моря, песок занесёт руины мёртвых городов, а маленькая фигурка с белыми как снег волосами будет так же неподвижно стоять. Будет смотреть на Свету, и вглубь неё, и сквозь неё в бесконечную даль - всё одновременно…
А она внезапно с удивлением поняла, что абсолютно спокойна - ушёл страх, исчезло безнадёжное желание успеть, одолеть, победить, развеять, пеплом по ветру - вся задумка со святой водой казалась не своей, затеянной и подсказанной кем-то чужим и странным…
Многое из того, что она делала и думала в последнее время, представлялось сейчас делами и мыслями другого, незнакомого, человека и уходило, подёргиваясь туманной дымкой… От неё - прежней - оставалось лишь стремление: понять, кто или что стоит перед нею. И - кто или что есть она сама…
Но что же Тамерлан такое? Почему, отчего у всех, ктс оказался с ним рядом, вдруг вырывалось наружу всё само" страшное, наглухо замурованное в самых дальних тайниках души: детские кошмары, подавленные комплексы, желание убивать и разрушать…
Понимает он это? Желает этого? Или всё получается случайно и неосознанно?
И почему тогда мне не хочется вцепиться зубами в чьё-нибудь горло, вместо этого я теряю память, прошлое дробится и рассыпается на куски, всё мельче и мельче, скоро не останется совсем ничего - цветок, растение, радующееся солнцу, не помнящее прошлого и не страшащееся будущего…
Ну хорошо, ну ладно, пускай - на мальчика снизошло нечто, пробуждающее в разуме окружающих латентные, подавленные мысли, способности, желания, а заодно и психические отклонения, а во мне где-то глубоко дремала предрасположенность к прогрессирующей амнезии…
Нет. Не то, проблемы с памятью начались раньше.
Она была спокойна и собрана, как когда-то на экзаменах - перед глазами билет с незнакомой задачей, но всё необходимое для решения хорошо известно и понятно; и все части головоломки готовы выстроиться красивым и единственно правильным решением…
Эти несколько минут Светиного спокойствия дорого стоили мальчику по имени Тамерлан.
Казалось, он оттянул, взял на себя весь её страх и всю боль и едва выдержал эту ношу - мышцы напряглись, на лбу проступила испарина, впервые за этот сумасшедший день стало слышно его дыхание - напряжённое и резкое. Из прокушенной губы по подбородку медленно сползала яркая капля крови…
10 августа, 13:16, ДОЛ "Варяг"
Административный корпус так толком и не заполыхал.
Подоспевшие налегке, без машин и техники, пожарные не мешкали. Вооружились тем, что нашлось в "Варяге". Быстро раскатали гидранты, в три ствола сбили ползущие к крыше языки огня и направили толстые водяные струи в окна второго этажа.
Как раз в это время пламя пылающих бумаг и мебели прогрызло тонкую перегородку, отделяющую канцелярию от радиорубки и туда же ударил поток из брандспойта - какой-то контакт закоротило, и из молчавших с утра динамиков грянул звонкий мальчишеский голос, старательно выводящий бодрую пионерскую песенку:
Вместе весело шагать по просторам,
По просторам,
По просторам,
И конечно, подпевать лучше хором,
Лучше хором,
Лучше хором…
Весёлый мотив звучал недолго. На середине второго куплета голос захрипел, растягивая слова, и навсегда замолк.
Майор сплюнул и снова стал думать, как лучше снять с крыши водокачки снайпера. Тот плотно перекрыл подходы к пятому и шестому корпусам, в которых, по всему судя, тоже имелись раненые. Несколько попыток подобраться к позиции неведомого стрелка успехом не увенчались: на отвлекающий огонь он не отвлекался, а от тридцатиграммовых пуль-жаканов на стометровой дистанции бронежилеты помогали относительно - двое контуженых бойцов пополнили список потерь. Стало ясно: с первым подвернувшимся под руку оружием против "Торнадо" работает профессионал высокого класса. Ни специалиста в антиснайперских делах, ни банальной СВД с оптикой у майора не нашлось. Клещ ломал себе голову, и не знал, что…
…Снайпера торнадовцам снимать было уже незачем. Степаныч расстрелял к тому времени всю картечь и жаканы. Остались всего пять патронов с самой мелкой дробью, безобидной на таком расстоянии.
Он лежал на мягком, липнувшем к спецовке рубероиде и поглаживал закоченевшее тельце Чубайса. Поглядывал на резко почерневшее небо и спокойно думал, что под прикрытием грозы надо будет спуститься по пожарной лестнице и уходить топким берегом Чёртова озера, по известной только ему тропке.
Степаныч ни о чём не сожалел и не знал, что вместе с грозой назревает и великий скандал в верхах. Не знал, что перебрасываемых сейчас со всех сторон на Карельский перешеек сил ЛенВО и других структур хватило бы для успешной войны с парой не самых мелких европейских государств. Не знал, что через час вызванный по его душу боевой вертолёт превратит своей шестиствольной пушкой небольшую квадратную крышу водокачки вместе с обоими обитателями - живым человеком и мёртвым котом - в почти однородную массу из битума, бетонного крошева, плоти и крови…
10 августа, 13:26, берег речки Каменки
"Никакой он не демон, меньше надо слушать Пробиркина и читать Стивена Кинга, - поняла Света. - У мальчика талант, стихийный дар. Страшноватый дар. Он просто-напросто живой катализатор. Философский хлыст, как говорили некогда алхимики. Мельчайшие количества веществ-катализаторов ускоряют в десятки и сотни раз химические реакции, сами в них не участвуя. А Тамерлан как-то усиливает спрятанные глубоко в людском сознании и подсознании чувства, обычно старательно подавляемые… Агрессию, ненависть, страх. А в том, что потом происходит - не принимает участия.
Но если всё оно так, - думала Света, - то почему же ни в одном человеке не проснулось ничего хорошего и светлого после общения с Тамерланом? Не одна же гнусь и мерзость держится на дне наших душ… Но почему же он не пробудил ни в ком радости? Надежды? Любви?..
Тут что-то другое…
Или прав Пробиркин? Мальчик - лишь видимость, оболочка, скрывающая…
ЧТО???
Ответа не было. Не могло быть.
Хорошо. Зайдём с другой стороны.
А что Тамерлан хотел? Здесь и сейчас? Из действий можно вычислить их побуждения, а из побуждений - понять кое-что о том, кому эти побуждения принадлежат. Потому что морковка тянется к солнцу, кролик - к морковке, а удав - к кролику… Кто же тянется к удаву?
Он не хотел никому зла, - уверилась Света с полной ясностью, - и добра тоже, он искал что-то, потерянное и необходимое, без чего не мог существовать и даже не мог умереть… А переполнявшая его сила разбрызгивалась в стороны, разлеталась случайными каплями, и никто не смог выдержать этот нежданный дар - силу без любви…"
И ещё одно поняла она, не удивляясь неожиданному прозрению: Тамерлан нашёл, что искал.
Света шагнула вперёд и недоумённо заметила странное движение на лице Тамерлана, искривившее окровавленные губы. Господи, да ведь он пытается улыбнуться, я никогда не видела его смеющимся или просто улыбающимся, он уже забыл, как это делается, бедный, бедный…
Она сделала медленный шаг и ещё один, неотрывно глядя в чёрные бездонные глаза и вдруг поняла, что жёлтое пятно на огромном, во всю радужку, зрачке - не бесформенная клякса, а изображение кошки с какими-то странными, вытянутыми пропорциями - кошки, свернувшейся в умиротворённой и спокойной позе. Это не кошка, вспомнилось вдруг, это Базарга, Зверь Ужаса и Надежды - понять, откуда она это знает, Света не успела.
Потому что её губы прижались к его губам.
А затем она умерла.
ЭПИЛОГ 1
За гранью: Конец и Начало
1
ОНА лежит лицом вниз на тёплом и ласковом мху ровной, идеально круглой полянки. И рыдает. Шаги неслышны, но ОНА чувствует и знает, кто подходит к ней.
- Что ты делаешь? - Базарга говорит (говорит ли?) по-матерински нежно.
- Я плачу…
- Отчего ты плачешь?
- Мне грустно…
- Не грусти…
"…Нет, нет, нет! Это не со мной! - бьётся у НЕЁ в голове. - Я просто где-то читала или слышала этот разговор… Я сама представила и выдумала этого странного зверя, эту ласковую смерть на мягких лапах…"
Полянка, мягкий мох, окружающие деревья - рвутся и комкаются. ОНА проваливается (или поднимается?) куда-то. Всё исчезает. Только голос Нежной Смерти продолжает звучать рефреном: не грусти, не грусти, не…
2
…Они лежат рядом на прибрежном песке - беловолосый мальчик и потянувшаяся, прильнувшая к нему молодая женщина. Сверху они кажутся спящими и медленно удаляются, становятся всё более кукольными и ненастоящими - две забытых в детской песочнице игрушки.
"Вот так, - думает Света - или то, что от неё осталось. - Вот так оно, значит и бывает… Не врали те, кого вытаскивали с половины дороги… Но никто и никогда не смог рассказать о конце пути…"
"У твоего пути нет конца!"
Она не слышит этот голос, раздавшийся в мозгу. Ей уже нечем слышать. Но это - и не звуки, чистая мысль воспринимается всем тем, что по инерции продолжает считать себя Светой… Да, это не голос, произносящий слова; это гораздо ярче, богаче оттенками и чувствами, чем любые комбинации модулированных звуков. И она чувствует - это Тамерлан, точнее не Тамерлан, а…
Света (?) снова ощущает тугой обруч, сдавивший память; это кольцо сейчас дрожит, разрываемое новой, неведомой силой - ещё немного, ещё чуть-чуть, и…
…ОНИ кажутся двумя сияющими клубками сжатого, спрессованного в тугие шары света - голубого и алого. ОНИ пронзают стремительным полётом запутанный лабиринт разноцветной паутины; мелькание слепящих нитей меняется безумным калейдоскопом лиц и вещей, все звуки Мира гремят единой какофонией. Полотно времён распускается на пряди, ОНИ встают на одну. Слившиеся потоки материи замедляются и распадаются на людей и предметы. Появляются звуки - отдельно слышимые.
ОНА узнает - по мельчайшим оттенкам, по крохотным деталькам, по какой-то вовсе неуловимой ауре - тот Мир, в который чуть было не шагнула Света в странном переулке Солнечноборска, - но не шагнула, испугавшись. Теперь Света - ЕЙ, не-Свете, - кажется персонажем снившегося от первого лица кошмара.
ОНА с жадным любопытством (но чем? чем??) смотрит на незнакомый Мир. Смотрит и видит - не глазами.
Но не только видит.
ЕЙ кажется, органов чувств стало даже больше, чем раньше; кажется, информация об окружающем хлещет со всех сторон, полными потоками - но что-то в НЕЙ, оставшееся от той Светы, пытается втиснуть эти потоки в узенькие русла прежних пяти чувств… (ОНА - впервые - ощущала прежнюю Свету как обузу. Как мёртвый, ненужный кокон, мешающий бабочке вырваться в мир и расправить свои прекрасные крылья.) Но старые русла тесны бушующим потокам, берега постепенно размываются.
При полном отсутствии органов слуха и зрения, обоняния и осязания, не-Света видит - одновременно - тысячи не замечаемых в прежней жизни мелких деталей предметов, и различает тысячи оттенков. Более того - видит то, что внутри, сокрытое от обычного глаза. То же происходит и со звуками - ОНА слышит их миллионы - но может при желании выделить любой: стук сердца отдельного человека, зажатого в тысячной толпе, шорох, издаваемый отдельной травинкой в бескрайнем поле. ОНА знает, каковы предметы на ощупь, не притрагиваясь к ним; знает их вкус, не поднося их ко рту; знает запах всего, не сделав ни единого вдоха..
И - ОНА знает этот Мир. ОНА бывала в нём. ОНА любила его…
…Вокруг стоят - не замечая и не ощущая ИХ - люди. Много. Армия.
3
"Хайле Арно!!!!" - крик тысяч глоток катится над нешироким полем, стиснутым подступающим лесом: деревья совсем незнакомые, - нет! - ОНА узнает их, названия всплывают, ОНА уже не поражается ничему…
"Хайле Арно!" - кричат люди и… И другие, - невысокие, длиннорукие, кажущиеся сутулыми из-за мускулистых загривков (саарги?..) - новые имена и названия, рвущиеся из глубин сознания, уже не удивляют.
Невысокий, молодой рыжеволосый человек двигается вдоль строя - и ОНА узнает персонажа своего (чужого?) сна; рядом с ним идут другие - люди и не-люди, - но все эти крики, всё внимание и все эмоции направлены на него и только на него. Он идёт медленно, осторожно наступая на правую ногу, - это не хромота, просто память тела о недавно зажившей ране…
"Ты помнишь его?!"
ЕЙ кажется, что отчаянный вопрос не-Тамерлана рвёт и корёжит ткань этого Мира. Но, похоже, никто из присутствующих ничего не замечает, не слышит и не чувствует. Лишь невысокий человек (Арно?), ещё больше замедляет шаг и смотрит вполоборота в их сторону. Но и он ничего не видит.