Не прошло и десяти минут и следовавшая за нами по пятам телега свернула на первом же перекрестке в сторону и исчезла.
* * *
На рассвете, усталого и полусонного, возница доставил меня в какую-то деревушку и далее везти отказался, отговариваясь тем, что не понял меня и что дороги в Шемякино он не знает.
До места довез меня другой крестьянин и только к четырем часам дня, проплутав в общем около восьмидесяти верст, я очутился у тетки.
Почудилось ли мне, вправду ли был какой умысел и сговор между моим ямщиком и догнавшими нас неизвестными - не знаю. Но до сих пор помню эту ночь, жуткое чувство на сердце и осеребренные месяцем, словно дымом окутанные лесные овраги…
Дикий пан
(Рассказ)
Лет за двадцать до великой войны мне довелось посетить приятеля, жившего в имении, верстах в двадцати от Днепровских порогов.
Приехал я к нему ради охоты. Страстный охотник, он давно уже соблазнял меня ею, обещая в письмах нечто необыкновенное. Действительно, - охота оказалась чудесной. Но самое лучшее - поездку к никогда еще не виданным мной порогам - я оставил к концу.
Товарищ хотел ехать со мной, но как раз в ночь на назначенный день у него разболелись зубы, сделалась мигрень, и он остался дома. Я решил ехать один.
- Там, верстах в двенадцати от порогов, есть интересные развалины замка Потоцких, - цедил сквозь зубы товарищ, выйдя на террасу проводить меня и держась рукой за щеку. - Осмотри их; при них живет нечто вроде сторожа… интеллигентный… расскажет… интересно. Только не ночуй - он лунатик. Днем ничего, а ночью находит, говорят, на него… Перепугает еще. Ох, черт, эти зубы!..
Я обещал вернуться к вечеру, простился с приятелем, сел на лошадь и поскакал по указанному мне направлении.
Через три часа я уже стоял на береговых скалах и восхищался картиной. Громадная, синяя масса Днепра беззвучно неслась на бесчисленные торчавшие из воды скалы и с грохотом разбивалась о них: к небу вскидывались столбы и радуги из брызг и пыли. Необозримое пространство казалось клокочущим адом из белых бурунов и пены. Гул и рев стояли невообразимые.
Вверх по синевшей ленте Днепра тянулись леса; на юг отходили степи; с холма глядели величавые развалины.
Постояв на берегу, я поехал к ним. В одичавшем парке я расседлал лошадь, спутал ей ноги и пустил на траву, а сам поднялся на холм и стал осматривать замок.
Одна из стен его лежала во прахе. Часть холма, с ее стороны, была засыпана грудами кирпича и мусора. Вместо дверей и окон смотрели мрачные проломы. Ряд комнат и зал был обнажен упавшей стеной.
Я вошел в боковую, главную залу. Потолка не было. Кругом высились бурые стены; над ними голубело небо.
Осторожно ступая между камнями, я пошел дальше.
Ни звука, ни шороха.
Комната открывалась за комнатой. В нишах одной сохранились на стене силуэты портретов. Еще можно было различить цвета красок и сами изображения дам и рыцарей. Долго стоял я перед ними, силясь угадать и воспроизвести черты лиц их. Много видений прошло передо мной в те минуты!
Местами, где были своды, потолки сохранились. В одном из углов подымалась во второй этаж железная винтовая лестница. Я подошел к ней, заглянул вверх и вздрогнул от неожиданности. Из полумрака отверстия на меня напряженно глядело чье-то бритое лицо с горящими, кошачьими глазами. Встреть я дикую рысь, впечатление получилось бы не большее!
Глаза несколько секунд смотрели на меня неподвижно. Наконец, лицо улыбнулось.
- Это вы, сударь?.. - проговорил старческий голос и по лестнице спустился ко мне невзрачный, худой старичок со впалой грудью и странными изжелта-серыми глазами.
- А я слышу - кто-то ходит. Позвольте представиться: Петр Петрович Онучин, смотритель и управляющий замка!
Я назвал себя.
- Какой управляющий? - подумал я в то же время. - Чем здесь управлять, когда все в развалинах?
Тут только я вспомнил слова приятеля, сказанные мне при прощании. Неприятное, отчасти опасливое чувство шевельнулось во мне.
- Очень рад-с… - говорил старик. - Замок осмотреть приехали? Дивное место-с; многие сюда ездят… Табачок нюхаете?
И он открыл бывшую у него в руке табакерку и протянул ее мне.
Я отказался.
- Просвежает мозги-с… Очень даже приятно!
Старик забрал щепоть табаку и долго, с наслаждением нюхал ее.
- Это имение графов Потоцких…. - продолжал он, спрятав в карман табакерку. - Оно уже больше трехсот лет в ихнем роду. Славный был замок когда-то; много повидал-с! Если угодно, покажу все в подробности?..
Мы пошли по замку.
Старик не пропускал ни малейшего закоулка; он знал - кто и когда жил, в какой комнате, где умер или родился тот или другой из владельцев.
Меня удивило, что он называл все имена графов, живших от Владислава IV и до времен Собесского включительно.
Я спросил его о причине этого.
- А после владельцы не жили здесь!.. - ответил старик.
- Варшава соблазняла их очень. Сюда наезжали только, да и то редко!
В одной из полуобрушенных комнат нижнего этажа, во внутренней стене, чернело отверстие; каменные ступени уходили вниз. Пахнуло холодом и сыростью. Передо мной был ход в подземелье.
- А туда можно?.. - спросил я своего спутника. - Не обвалились еще своды?
- Не ходите-с! - сказал он. - Нехорошо там!..
- В каком смысле нехорошо?.. - спросил я.
- Заблудиться можно… Лабиринт целый-с. И костей много, упокойников. В старину всякое происходило!..
Странно и гулко звучали голоса наши в безмолвном жилище мертвых.
- Что же именно?.. - любопытствовал я.
- Тюрьмы там были… Пытали, голодом морили… Всякое было-с. Иные скелеты и теперь на цепях сидят!
Слова его раззадорили меня. Мне захотелось повидать подземелья.
- Нужны факелы, так нельзя-с!.. - ответил старик на мою просьбу. - Осмотрим сперва парк, потом уже туда пойдем!
Мы вышли на сохранившуюся террасу.
Чудный вид на Днепр опять развернулся предо мной. Я долго не мог оторвать глаз от белых порогов, ленты Днепра и необъятной степи, сливавшейся вдали с небом. Старичок стоял возле меня, прислонившись спиной к одной из колонн террасы.
- А в лунную ночь как здесь должно быть хорошо! - проговорил я.
С выстланной плитами террасы мы спустились по рассевшимся ступеням широкой каменной лестницы в парк.
Видны были остатки аллей с иссякшими фонтанами; кое-где высились груды поросших травой камней - когда-то прохладные гроты. Заросли кустов окружали их.
Более часа пробродил я по парку, забыв совсем про своего спутника. Старичок молча и беспрекословно ходил за мной.
Капля дождя, упавшая мне на лицо, возвратила меня к действительности.
- Эге-с!.. - сказал старик, глядя вверх.
Огромная иссиня-черная туча закрывала полнеба и быстро ползла вперед, разрастаясь все больше и больше.
Отыскав лошадь, мы чуть не бегом бросились по одной из аллей и скоро очутились около замка. Едва мы успели укрыться в нем, - захлестал ливень.
Было четыре часа; о возвращении в этот день домой нечего было и думать: дождь обещал превратиться в затяжную хлябь.
По грудам камней добрались мы до зала с уцелевшими сводами и привязали там моего гнедка.
- Придется заночевать?.. - сказал я, глядя в окно на шатавшиеся от ветра вековые деревья.
Старичок потер руки.
- Весьма рад-с!.. Найдем место. Милости просим ко мне?.. - и он указал рукой на винтовую лестницу.
Я поднялся первый и очутился в средневековой, бедно, но необыкновенно чисто убранной комнате. Кругом темнели ниши; на колонны их опирались своды. В углу чернел камин; в одной из ниш стояла кровать; у окна был стол; старый диван и несколько стульев завершали всю обстановку.
- Садитесь, пожалуйста!.. - заговорил старичок, придвигая мне стул. - Сейчас самоварчик поставлю, закусим!
Голод напомнил мне, что в торбе за седлом у меня была всякая съедобная всячина. Минут через десять мы уже сидели за кипевшим самоваром и с аппетитом закусывали.
- Вы что же - один здесь живете?.. - осведомился я. - Прислуги у вас нет?
- Была, да ушла… - ответил старичок. - Не живут долго - здесь скучно-с. Что делать!..
- Действительно, здесь должно быть скучно! - согласился я.
- Летом еще туда-сюда, а зимой… Зимой-с плохо! Жутко!.. - добавил он.
- Признаться, я не понимаю, зачем вы здесь живете? Присматривать за замком можно было бы, и переселившись хоть бы в ближайшую деревеньку.
- Никак нельзя-с!.. - ответил старик. - Невозможно!.. Так уж определено-с…
Он вздохнул и стал смотреть в окно. На дворе стемнело.
- Разведемте огонек-с?.. - сказал наконец старик. - Холодно!
Затрещал огонь и разогнал мрак комнаты. Мы пересели поближе к камину.
- Мне говорили, что с этим замком связана какая-то легенда?.. - прервал я молчание. - Не будете ли вы добры рассказать мне ее?..
Старичок воззрился на меня засветившимися глазами.
- Легенда-с?.. - повторил он… - Что в ней хорошего? Пустяки-с!..
- А все-таки?
- Если желательно - так извольте! Было это давно, очень давно, лет двести тому назад! Владельцем замка был тогда граф Александр… Замка этого он не любил, жил всегда под Варшавой… Помните-с, я вам показывал комнатку внизу… Еще колонны такие стоят в ней. - Ну так вот, в ней был зарезан отец его. Кем - так и не узнали тогда. Жил в замке управляющий его, пан Владислав. Хлопы звали его "дикий пан"-с. Ни семьи, ни близких у него не было. К соседям не ездил, жизнь вел замкнутую. Свирепый был человек. Чего только не выдумывал он с пьяных глаз - и сказать страшно: лучше помолчу-с!
И вот раз выдумал он такую потеху себе: пришли хлопы просить отворить им для Светлого праздника церковь; запечатана она была за недоимки-с. Велел он привести лодки, перевязали хлопов и посадили их в эти лодки. Посадили, отвели на середину Днепра и пустили-с. Конечно, все побилось о скалы и потонуло.
Вечером вышел, как всегда, на террасу пан Владислав и вдруг слышит пение.
- Палок!.. - закричал было он и замер-с. Парк осияло. И среди сияния открылись окровавленные и изуродованные люди… Те самые, что утопил он… Шли прямо к нему.
Пан Владислав закричал, опрокинул стол и бросился в зал, затем в подземелья. А мертвецов видели потом в церкви. Кто освещал и распечатывал ее - неизвестно! Люди в замке не спали всю ночь; слышали визг, крики, хохот: это мертвецы искали пана Владислава. Что с ним сталось - не узнал никто. Только пан Владислав не выходил уж больше из подземелья.
- Ну, и что ж дальше?
- Дальше-с… А то, что пан Владислав и доныне ходит иногда по ночам по замку.
Старик замолчал и прислушался.
- Будет бур я ночью… - сказал он изменившимся голосом. - Его будут искать… - добавил он, косясь на окно.
- А вы видали привидения?.. - спросил я немного спустя.
Старик не ответил.
Дождь не переставал; смерклось окончательно. Долго просидели мы молча, прислушиваясь к шуму дождя и порывам усилившегося ветра. Зажгли свечу; стало еще тоскливее. Я заговорил о сне. Старик повел меня в одну из ниш.
В углу ее открылся ход в соседнюю комнату. Она была почти такая же, как и та, в которой мы были. У одной из стен стоял кожаный диван и два стула.
Старик принес мне простыню и подушку. Руки его дрожали. Он то и дело прислушивался к доносившимся отзвукам бури, пожелал мне спокойной ночи и вышел. Я хотел запереть за ним дверь, но таковой не было. С неприятным чувством ожидания чего-то, улегся я на диван свой.
И долго не мог заснуть: все беспокойно прислушивался к вою ветра и каждому шороху. Но в замке было тихо; старик тоже не шелохнул ничем в своей комнате. Незаметно для себя я заснул.
* * *
Кто-то сильно сжал мою руку. Я очнулся.
Передо мной стоял старик с зажженной свечой; свободная рука его стискивала мою; рот был перекошен, глаза блуждали.
Я вскочил.
- Что такое?!
- Слышишь?.. - шепотом выговорил старик. Лицо его выразило страшное напряжение… - Слышишь?!
Замок гудел и стонал. Буря разыгралась во всю силу. Порывы ветра потрясали, казалось, самые стены. И вдруг что-то грохнуло и заухало по комнатам замка.
Мы вздрогнули.
- Камень сорвался… - сказал я.
- Это они!.. - произнес старик, с ужасом вперясь куда-то в пространство.
- Идут!!..
Он со стоном рванул себя за волосы и заметался из угла в угол.
Боясь за него, я схватил его за плечи. Он с силой стал рваться из моих рук.
Свеча упала и погасла.
- За мной!!.. - прохрипел старик.
Я последовал за ним.
В его комнате мы остановились. Молния за молнией резали черное небо. Буря гудела, не умолкая.
Действительно, снизу доносились голоса. Точно тысячи освирепевших людей, ища кого-то, с диким воем носились по замку…
Синий свет ослепил нас; грянул неистовый залп грома. В ответ ему снова рухнуло что-то вблизи нас. На секунду все смолкло и вдруг словно весь ад с визгом и воплем обрушился на защищавшую нас стену.
- На помощь!!.. - закричал старик, метнувшись к стене. Он схватил тяжелый диван и, как перо, метнул его к винтовой лестнице. Вслед за ним полетели столы, стулья. Старика освещали молнии.
- Защищайтесь!.. сейчас ворвутся!!..
Страшный, всклокоченный, он встал у баррикады с дубовым стулом в руке.
Но гроза уже утихала. То был последний натиск ее. Небо стало быстро бледнеть, проступили звезды; ветер упал окончательно.
Старик опустил свое оружие и, весь трясясь, отошел от баррикады.
- Не дался!.. - задыхаясь, проговорил он. - Спасся!!.. А знаешь ли ты, кто я?.. - шепотом спросил он, подойдя ко мне.
Воспаленные глаза его горели. Измученное, морщинистое лицо было мокро от пота.
- Знаешь ли, кто я?… Я пан Владислав, управляющий!
* * *
Старик быстро ослабел и сделался неопасным. Я уложил его и прилег на свое ложе.
Ржание лошади пробудило меня. Я поднялся и увидал своего хозяина, хлопотавшего вокруг стола, на котором все было готово к чаепитию.
- А, проснулись?.. - весело воскликнул старик, увидя меня. - С добрым утром!
Лицо его приветливо улыбалось, на нем не было и следа ночных переживаний и только в желтых глазах стояло легкое марево.
Лошадь моя оказалась привязанной в парке на траве; омытое дождем утро блестело и смеялось…
О происшедшем мы не проронили ни слова. Я скоро простился с радушным стариком и, разбрызгивая зеркальныя лужи и вспугивая хохлатых жаворонков, беспричинно радостный, как и все окружавшее, поскакал в обратный путь.
Жар-птица
(Из рассказов священника)
Наша губерния и теперь лесистая, а на памяти отца леса покрывали ее чуть не сплошь, да какие - липовые да дубовые, беспросветные; медведей, волков и всякого зверья и птицы водилось что грибов. Как вспомню о былом, так земляничным да медвяным духом и овеет!
Отец мой служил дьячком в глухом селе Ворожеевке; от уездного города до него 27 верст считалось, а от губернского шестьдесят пять. Бедно жили, что говорить; семья у нас большая была, но отец, царство ему небесное, никогда не роптал на это. Родится, бывало, у нас братец либо сестренка - смеется: "новый, - говорил, - желторотый скворушка прилетел… надо и ему крупки подсыпать!.."
Мы, дети, и впрямь как птицы росли - с зари до зари либо в лесу пропадали, либо в речке рыбу и раков ловили - цельными лукошками натаскивали.
Церковка на отлете от села стояла, с желтой кручи в пруд гляделась, а в синем бездонье крест сиял; близ храма наша хибарка ютилась, в садочке невеликом укрывалась: мы, дети, облепим вишню либо яблоню - чисто как воробьиная стая по сучкам рассыплемся! А рябина какая у нас росла, сладкая да осыпная - словно в красных шапках деревья стояли!
Отца-настоятеля дом поодаль в большом саду раскидывался; туда забираться мы и помыслить не смели, только в щели забора посматривали, какая смородина и крыжовник по ту сторону спели.
За играми не поспел я оглянуться, пришла пора старшего брата и меня в губернию в ученье везти. Что мы с ним и с матерью слез пролили, и сказывать не стану: детские печали всегда памятны!
Своей лошадки отец не имел и договорил мужичка-попутчика; о. настоятель отслужил молебен в путь шествующим, собрались мы на телегу, мать два кулечка с лепешками, хлебом и лучком нам сунула и покатила наша колесница в дальний путь, в новую жизнь!
В Пензе сдал нас отец в бурсу, снабдил каждого гривенником денег, посоветовал, как обходиться в разных случаях жизни, благословил и уехал обратно.
О жизни в бурсе распространяться не стану: об этом немало книг написано прославленными литераторами. Расскажу о другом - самом интересном - о том, как нас распускали на каникулы и как мы совершали свой неблизкий путь.
Уже с раннего утра немощеная, пыльная площадь перед семинарией начинала заполняться всякой публикой; были там и наши ученики и городские мещане и торговки с корзинами и лотками со всякой снедью - вареными яйцами, пирогами, румяными калачами и бубликами - всем этим запасалась в дорогу наша братия; у длинной каменной стены, отгораживавшей семинарский сад, тянулась коновязь; у нее пестрели белые, буланые, вороные, рыжие и всякие кони, запряженные в различные повозки и брички. Гомон стоял, будто на ярмарке.
За сыновьями священников отцы присылали рессорные брички; кто победнее, имели таратайки, а то и простые телеги. А еще больше нашей братии довольствовалось пешим хождение "пер педем апостолорум", как говорится в священном писании.
Все множество школяров разбивалось на отдельные кучки и разбредалось по разным направлениям; кто шествовал в старом нанковом балахоне, вроде капота, либо в короткой курточке; за городской заставой все останавливались, рассаживались на траве и снимали сапоги. Их связывали за ушки, надевали на палку и перекидывали на спину. Через плечо висели холщовые мешки с дорожными запасами, как у богомольцев. Я с братом и еще с одним товарищем - Успенским - были в уезде самые дальние и до своих мест добирались только на третий день, а если доводилось заплутаться, то запаздывали суток на двое и больше; мудреного в том ничего не было: дороги в наши края вели проселочные, глухие, селения попадались совсем редко, встречные тоже. Беда была в непогоду, особливо под вечер: укрыться некуда, сквозь деревья льет, земля у нас жирная, черная, развозит ее в какие-нибудь полчаса, ноги вязнут выше щиколотки - ни тебе стоять, ни идти, ни лечь! Бредем, бывало, мокрые насквозь, платьишко на нас все облипнет, кругом темень: - ни огонька, ни звездочки; дорогу чуть видать; дотащимся до перекрестка - новая беда, куда сворачивать? Слева лес шумит беспроглядный, справа он же; спросить не у кого; чего-чего ни мерещилось, каких только страстей из темноты ни смотрело. Сморимся до слез, прижмемся поплотнее друг к дружке под каким-нибудь дубом потолще, да так и продрожим до света.
Жутко в такую пору в лесу: птицы безмолвно иногда проносились из чащи; среди мертвой тишины вдруг хруст либо хохот слышался.