7
В окно светило яркое солнце, мешая смотреть телевизор. Оно остервенело бликовало на экране, да еще начались какие-то помаргивания и подмигивания. Экран то тускнел, то вновь разгорался. Через пять минут телевизор погас окончательно. Ругнувшись, Матвей подошел к выключателю и щелкнул. Электричества не было. Поразмыслив с минуту, Матвей решил не уходить. Может быть, свет выключили ненадолго, и он еще успеет досмотреть фильм. Он поудобнее устроился в кресле и не заметил, как заснул.
Когда проснулся, увидел за окнами голубые сумерки, а перед собой двух незнакомых подростков в одинаковых темных одеждах, держащих его на прицеле неподвижных, немигающих глаз.
- Вы кто такие? - Матвей спросонья был подозрителен и неприветлив - ситуация к тому располагала. - Как сюда попали? Это неприкосновенная собственность, частные владения…
- Мы пришли за тобой, - прервали его. - Пойдем.
Матвей открыл было рот, чтобы сказать, что никуда не пойдет. Но в этот миг говоривший с ним юнец протянул вперед руку. Матвей медленно поднялся и произнес:
- Я готов.
Все трое, не торопясь, покинули квартиру.
Во дворе Митя нагнал Анну. С большим полиэтиленовым пакетом в руке она шла к дому. На ней было короткое платье без рукавов. Каштановые волосы собраны в немного беспорядочный водопад.
Митя предложил помощь и отобрал у нее тяжелый пакет. В последнее время она появлялась здесь часто - стала почти сиделкой для матери Ильи, который где-то подрабатывал.
Шагая рядом, Митя думал о том, отчего это женское совершенство встречается так редко и случайно, и к тому же предназначено другому. Хотя, разумеется, никто его ни к чему не предназначал. Совершенство не нуждается в оправдании какими-то целями и назначениями. Оно само по себе есть оправданная цель, а то, что оно находит возможность одарить собой кого-либо - не более чем случайность. Собственно говоря, сила красоты состоит именно в ее абсолютной случайности и мимолетности. И если по-хорошему вдуматься в сущность этой силы, то все вздохи о редкости красоты покажутся вялотекущей истерией старой девы. А вздохи, за которыми следуют практические выводы в виде растиражированного совершенства, прямо переходят в разряд преступных действий. Мите было до слез жалко Джоконду, наштампованную на майках. Потерянное создание, она вела жалкую жизнь субретки, основательно потрепанной известно каким образом…
Сипло гудя и подрагивая спустился лифт. Лампочка в кабине подмигивала, собираясь перегореть. Но когда она вдруг совсем погасла, а лифт, дернувшись в последний раз, остановился на полпути, Митя понял, что лампа и не думала перегорать. Просто в доме опять отключился свет, как бывало не раз и не два, а очень часто.
- Ой! - сказала Анна. - Застряли!
- Только без паники, - ответил Митя твердым и бодрым голосом. - Свет у нас обычно вырубают максимум на несколько часов. Так что жить будем.
Они оказались в кромешной темноте, зависнув где-то между этажами. В их распоряжении был квадратный метр лифта и много свободного времени. Ситуация складывалась очень интересная. Для очистки совести и демонстрации своей благонадежности Митя попытался вручную открыть двери. Потерпел фиаско, вытер пот со лба и констатировал:
- Наглухо засели. Можно располагаться поудобнее. Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией?
- Через час мы здесь будем умирать от духоты и жары.
- Ничего, прорвемся, - ненатурально радостным голосом сказал Митя. - Воздух поступает, хоть и немного. Только бы с голоду не умереть.
- Может, покричим?
- Маловероятно, что кто-то услышит. Да вы не волнуйтесь. Я не кровожаден и даже могу быть интересен. Если хотите, конечно.
- Я не за себя волнуюсь. Там Любовь Андреевна одна осталась. Илья придет не скоро. А если мы здесь до утра просидим?
- Все в руце Божьей, - лицемерно сказал Митя. - Ну, чем прикажете вас развлекать? Анекдотами?
- Избавьте, - поморщилась она.
- Отлично. Давай на "ты"? Знаешь, о чем я подумал? Вот представь - на земле произошла глобальная катастрофа, человечество вымерло, остались мы вдвоем. Мы забыли свое прошлое и нам кажется, что мы и не жили совсем вот до этого момента. Нас только двое на всем свете. Как Адам и Ева в райском саду. Заманчиво?
- На первых людях всегда лежит слишком большая ответственность.
- По-моему, эту ответственность нагружают на них постфактум их потомки. Первые люди абсолютно свободны, в том числе от всяческих предрассудков. Они должны быть по-настоящему счастливы в своем раю.
- Если бы этот лифт был райским садом, я предпочла бы изгнание из рая.
- Забавно, - сказал Митя. - А если серьезно?
- Если серьезно, я выбрала бы то, что имею сейчас.
- Значит, лифт, - уточнил Митя…
- Ну уж нет. Я выбрала бы то же, что Ева. И мой Адам сделал бы то же самое. - В ритме ее дыхания появилось нечто интересное.
- Ты думаешь? - спросил Митя и замолчал, размышляя. - Черт, жарко, - выдохнул он затем и расстегнул рубашку.
Лифт наполнился долгой тишиной. Молчание было полно смыслами, и от этого у Мити начинала кружиться голова. Она была так близко, совсем рядом, он мог до нее дотронуться. Но в замкнутом пространстве любой жест, любая мысль, любая эмоция рикошетом отскакивают от стен, приобретая накал безумия…
Время осталось снаружи, а в лифте из ничего родилась вечность. Бесконечность спустя Анна прошептала:
- Ну и жара!
Мите показалось, что он еще на шаг приблизился к границе безумства. Сам он давно избавился от рубашки и вытирал ею пот с лица.
- А знаешь, эта игра - в Адама и Еву… Мы могли бы продолжить ее. - В ее тихом голосе Митя уловил неуверенность.
Вдруг он почувствовал, как она дотронулась до его руки. В один миг он оказался по ту сторону границы - она перевела его через черту, и не было больше препятствий. Митя накрыл ее руку своей, поднес к губам и поцеловал в ладонь.
- Нас только двое, - сказала она. - Мы могли бы сотворить целый мир…
Митя целовал ее. Как и полагалось Адаму, помнившему о рае, - неторопливо и нежно.
- Моя Ева, я люблю тебя, - тихо говорил он. - Не бойся, я держу… Так хорошо?
- Да. Только не торопись… В этом и в самом деле что-то есть, - шептала она. - Первобытное.
Она негромко застонала, голова ее упала на плечо Мити.
- Теперь ты настоящая Ева.
- После грехопадения…
В их раю по-прежнему царила темнота, и повисшее молчание все так же было наполнено немыми смыслами - но совсем другими. Ева молчала о чем-то в своем углу, Митя безмолвствовал в своем.
- Ты жалеешь?
- Я хотела этого, - ответила она после паузы. - Ты, наверное, презираешь теперь меня?
- Разве Адам может презирать свою Еву?
- Мой Адам, скорей всего, еще не вернулся домой, - вздохнула печально Анна. - Я должна тебе сказать. Все, что здесь произошло с нами - просто случайность. Не знаю, что на меня нашло.
- Не надо ничего объяснять, - остановил ее Митя. - Конечно, это случайность. А случайности не нуждаются в оправданиях.
И вдруг зажглась лампочка.
- Да будет свет! - возликовала Анна и посмотрела на часы. - Девять часов. Если это вечер того же дня, в чем я совсем не уверена, то мы здесь пробыли три с половиной часа. Неплохо, да?
- Чудовищное везение, - ответил Митя, натягивая рубашку.
На пятом этаже, выходя, он обернулся в дверях:
- Да здравствует мир?
- Сотворенный первыми людьми, - засмеялась она и нажала кнопку шестого этажа.
В квартире горел свет и надрывно орал включенный телевизор. Но Матвея не было. Лениво отреагировав на это легким ругательством, Митя отправился в ванную приводить себя в порядок.
8
Исчезновение Матвея Митя обнаружил только через несколько дней. Ничего загадочного поначалу он в этом не находил. Пропажа соседа была столь же внезапной и характерной для хитрой и пьяной Матвеевой физиономии, как и его неожиданное появление в Митиной квартире год назад с нелепым прошением.
Однако остальные жильцы подъезда начали высказывать разнообразные расплывчатые и жутковатые предположения. Все они сводились к тому, что Матвея похитили. При этом никто не мог внятно и доказательно объяснить свою уверенность в этом.
Митя интуитивно пришел к выводу, что все дело в Камне. Сопоставив услышанное от хозяина кривых зеркал и слова умирающей матери Ильи, он понял, что Матвея "похитили" вместо него самого. "В Камнях заключены жизнь и время этого мира". - "Если все три Камня соберутся вместе…" - "За тобой придут. Жди".
Вот и пришли. Но кто пришел? Те же, кто охотился за архивом Старого Перца?
Решение идти к Фаддей Фаддеичу Мефистофельскому далось Мите нелегко. Но с ним был Звездный камень, и это придавало уверенности. Камень был его оберегом.
Митя был готов ко всему, и все-таки, едва он вошел в домик смеха, ему пришлось испытать нечто, похожее на удар по голове тяжелым и пыльным мешком. Сцена рисовалась душераздирающая: за ним захлопывается дверь, старик в панамке держит в протянутой руке пухлую пачку долларов, которая немедленно переходит к человеку, от одного взгляда на которого у Мити темнеет в глазах. Это был один из тех двух больничных орангутангов, а именно Андрюха - старшой. Рядом с ним стоял еще один, это был не Витенька, но с точно таким же невменяемым выражением неизящного лица. Моментально спрятав деньги в карман, Андрюха вцепился в Митю недоверчивым взглядом оплошавшего киллера. Впрочем, никаких злостных обещаний на будущее этот взгляд не содержал.
- А, Митя! - заулыбался Фаддей Фаддеич. - Проходите, я сейчас, только гостей провожу.
Не подав вида, что его чрезвычайно заинтересовал этот симбиоз, Митя вошел в комнату смеха, обернувшись на пороге. Андрюха уже не смотрел на него, а шептался у выхода со стариком. Чуть поодаль его товарищ с интересом рассматривал голые стены.
От старика не ускользнуло Митино секундное остолбенение при виде его гостей. И разумеется, ему должны быть известны причины этого удивления с примесью постыдного страха. Но еще большее удивление у Мити вызвал этот прямой контакт верхов и низов. Фаддей Фаддеич, несмотря на свой эксцентризм, такой утонченный и непреклонный, аристократ в овечьей шкуре - и снисходит до сделок с подонками, рядовыми громилами. Неужели всепобеждающий демократизм проник и туда - и криминальный мир, издревле славившийся авторитаризмом, начал гуманизироваться под давлением политических реформаций? Неужели и впрямь наступает время всеобщей любви и согласия, как то было обещано губернатором во образе Христа на достопамятном рекламном щите? Спаси, Господи, от такой любви!
Вкрадчивые слова старика, раздавшиеся внезапно за спиной у Мити, прозвучали словно гром небесный:
- Так, так, выкладывайте, что за дела у вас с этими гавриками?
- У меня? - вздрогнул Митя. - У меня никаких дел с этими бандитами нет.
- Откуда же вам известно, что они бандиты? - поймал его на слове старик.
- По глазам видно, - отговорился Митя. - И по форме черепа. Знаете, в антропологии есть такое направление, основанное Чезаре Ломброзо, в сфере криминалистики и уголовного права…
- Было, - перебил его старик.
- Что?
- Не есть, а было, дорогой Митя. Ныне это направление благополучно похерено как необоснованное.
- Не совсем, - возразил Митя. - Мешает обилие эмпирических доказательств. С двумя из этих аргументов вы только что распростились. Разве я не прав? - И Митя выложил свою, импровизированную версию, бесконечно далекую от истины, но годную в качестве самозащиты, ибо она выставляла его полным идиотом: - Бедные кривые зеркала! Они тоже подвергаются рэкету! Это просто немыслимо! Эти подонки уже облагают данью казенные учреждения, совсем обнаглели!
По лицу старика Митя видел, что версия произвела на него впечатление. Он явно затруднялся с ответом.
- Да-да, - пробормотал Фаддей Фаддеич. - Вы правы. Просто житья от них не стало… А вас, значит, заинтересовало то, о чем мы говорили в прошлый раз. Я в вас не ошибся, вы подаете большие надежды.
- Надежды на что? - уточнил Митя.
- Конечно, на лучшее. Знаете присловье "Все будет хорошо"? Мы делаем так, чтобы все было хорошо, преотлично и лучше-не-бывает. Этот мир нуждается в счастье, и наша цель - дать ему это вожделенное счастье.
- А кто это - мы? - спросил Митя.
- Мы - это те, кто принимает живейшее участие в судьбах этого мира. Мы не обнародуем себя, но о нас все знают. Это про нас сказано, что мы "часть той силы, что вечно совершает благо".
- Из любви к искусству? - иронично предположил Митя.
- Из любви к простым смертным, - торжественно заявил Фаддей Фаддеич. - Мы даем им все, к чему они в простоте своей стремятся. Посмотрите, сколько уже достигнуто, какой прогресс! Тотальная демократия, радикальный гуманизм, права человека и потребителя, свободное общество, стирание культурных границ, - перечисляя достижения, он загибал пальцы на руке, - уничтожение предрассудков, свободная мораль, просвещение масс, права сексменьшинств, безграничный технический прогресс, бесконечный комфорт, промышленно организуемый досуг, расширение сознания, короче, - старик перевел дух, - все для блага человека. Теперь понимаете, кто такие мы?
Митя перебрал в голове простейшие варианты: жидомасоны, тамплиеры, инопланетяне-опекуны и тому подобное. Ни на одном не остановился. А может, все-таки у старичка под панамкой рога? Душу в обмен на вечную молодость и неразменное счастье…
- А сколько вас? - спросил Митя.
- Очень хотелось бы сказать, что имя нам - легион, - задумчиво произнес старик. - Но это не так. Здесь нас не так уж много. Поэтому приходится опираться на добровольцев. Мы только контролируем и направляем. Используя вашу терминологию, менеджмент - наша профессиональная специализация. Исторический, политический и культурный менеджмент.
- Как же вы осуществляете свой менеджмент? Мне почему-то кажется, что городской парк для этого не слишком подходящее место.
- О, скептицизм молодости! - рассмеялся старик. - Идемте, я покажу вам то, что сразит ваш скепсис наповал.
Он взял Митю за руку и подвел к одному из зеркал в глубине комнаты. Оно ничем не отличалось от других кривых зеркал, но старик велел смотреть в него внимательно. Некоторое время Митя видел только себя и старика рядом. Они были похожи на две раскрашенные склянки песочных часов, в которых песок сыпался не через одну перетяжку, а через несколько. Но вскоре зрелище стало меркнуть, а поверхность зеркала - мутнеть. Затем отражения исчезли совсем, покрывшись серой дымкой, из которой начали проступать совсем другие очертания.
- Что это? - шепотом спросил Митя.
- Сейчас увидим, что делается во вражеском стане, - тоже шепотом ответил старик и велел: - Смотрите глубже, дышите ровно и молчите.
Вскоре дымка пропала, и Митя увидел пустое помещение. Старые обои на стенах, истертый паркет на полу, два нешироких окна. Послышался голос, затем появились люди. Первым в комнату вошел человек в черном одеянии, похожем на кадетскую униформу восемнадцатого века. На вид ему было чуть за двадцать, на точеном лице отпечаталось выражение невозмутимости и отрешенности. За ним появились еще несколько черных, похожих на почетный караул.
Фаддей Фаддеич почти беззвучно прошептал, кивнув:
- Главарь этой банды недоумков. Они только с виду кажутся молокососами. Но они способны на все. За ними - сила.
Лицо старика перекосилось от злости.
Предводитель сделал знак рукой, и один из "почетных стражей" подал ему какой-то предмет. Но в этот момент с предводителем что-то случилось. Он застыл, а затем голова его повернулась в сторону зрителей из зазеркалья. Митя встретился с ним взглядом. Ему показалось, что тот вздрогнул и впился в него глазами. Потом предводитель шагнул вперед и провел рукой по воздуху. Картинка сгинула - остались только два кривых отражения, Мити и старика.
- Видали? - брезгливо спросил старик.
- Кто они? - Митя не мог прийти в себя от изумления. - Как вы это делаете?
- Шакалы. - В глазах Фаддей Фаддеича заплескалось желтое пламя. - Они хотят лишить нас добычи. Но этот мир принадлежит нам! Мы столько вложили в него!
Митя почти осязал, как в старике бурно клокочет тайный, темный вулкан. В эту минуту он стал страшен и непостижим, как закамуфлированное в человеческий облик Нечто, неумело соблюдающее свою конспирацию.
- Что касается вашего второго вопроса… Ничего сложного в этом нет, но боюсь, вы не поймете принципа, который невозможен для этого мира. Он совсем из другой… сферы…
Митя молчал. В самом деле, что он мог понять в игрушках существ, не принадлежащих его миру?
Между тем старик, хищно вытянув шею, вдруг спросил:
- Так где, вы говорите, встречались с моими ребятками?
- В больнице, - неожиданно для себя брякнул Митя. - Им был нужен архив, но у меня его уже не было.
- И вы не заглядывали в этот архив? - Фаддей Фаддеич продолжал допрос, медленно и четко выговаривая каждое слово.
- Я смотрел его, - против воли отвечал Митя. Старик поймал его и держал крепко - у Мити не было сил сопротивляться инфернальному воздействию. Из него тянули нужные ответы, как рыбак тянет невод из моря.
- Так что вам известно о Камнях? Где они? Отвечайте! Я жду.
- Я не… не видел той папки, - с трудом выдохнул Митя.
Он говорил правду, не оставляя попыток вырваться из сетей. Правда была неполной, и старик понимал это. Митя видел по желтому огоньку в глазах, что Фаддей Фаддеич собирается выпотрошить его здесь и сейчас, как заправский чучельник. В ожидании следующего вопроса Митя с отстраненным интересом смотрел, как его рука медленно подбирается к карману, где лежал Камень. Успеет - не успеет, равнодушно гадал он, парализованный чужой волей.
- Не упорствуйте, юноша. Это бессмысленно. Я повторяю свой вопрос: где Камни? Что вам о них известно?
Не успела. Митя открыл рот, чтобы выложить все, что знал. Но так и остался стоять с разинутым ртом, глядя в зеркало. Кроме него и старика там появился третий. Это был один из черных мальчиков. Митя оглянулся назад, чтобы увидеть оригинал отражения. Но позади никого не было. Оригинал смотрел на него из кривого зеркала, нисколько не подвергаясь искажению. Старик заметил его позже, проследив за беспокойным взглядом Мити. Но его реакция оказалась совсем другой. Моментально взъярившись, точно раздразненный лев в клетке (глаза мечут молнии, из пасти течет слюна, когти скребут об пол, хвост плеткой хлещет по бокам), он издал бешеный рык:
- Прочь!!! - и взмахнул рукой.
Раздался звон бьющегося стекла. Зеркало рассыпалось на мелкие осколки, густо устелившие пол. В самом центре осколочного ковра лежал большой камень - обычный булыжник, брошенный разъяренным стариком.
Митя, увидев, что его спаситель исчез, побежал прочь.