- Как оптимистично, - швыряю я в ответ и прохожу к окну - смотрю на крыши домов; язва внутри меня подталкивает к дальнейшему. - Умеешь испортить настроение в день рождения.
Беспощадно лгу - ведь как такового не было - еще с кафе; с подарка Ирис; с утра. Не в этой жизни. Вмиг готова рассмеяться максимализму, который можно выжимать двумя руками.
- Надеюсь, мой подарок окупит мои речи, - отец отодвигает несколько книг на полке шкафа.
Он достает стеклянную банку и отдает ее мне - в ней паук.
- Тарантул? - спрашиваю я.
- Птицеед. - Отец наливает себе еще стакан и осушает его мигом. - Самец. Brachypelma smithi. Когда-то это был самый популярный вид пауков, которых разводили в неволе.
Как он красив, как величественен и опрятен! Его гордый стан держит выправленное тело на дне неудачно подобранной маленькой банки с узким дном; лапы стоят под углом, крепко держат его и не позволяют хозяину даже на миллиметр сдвинуться со своей позиции - мощь и великолепие. Я приглядываюсь к нему больше и значительнее - это не те маленькие паучки размером с ноготь мизинца, каких я видела на Золотом Кольце. Он - великан среди всей этой уродливой и смехотворной мошкары.
Принимаю от отца банку и с трепетом обхватываю ее - левая рука держит коньяк, правая моего нового друга. Птицеед ненамного больше моей ладони, он темно-коричневый - практически черный, на лапах красные пятна с белой окантовкой, а все тело усыпано густыми волосками.
- Таких пауков, Карамель, в Новом Мире всего семь. И ты стала одной из семи счастливых обладательниц, - улыбается отец - инородной улыбкой.
Я догадываюсь, что остальные особи, так же, как и знаю, что другие животные - хранятся в лабораториях и научных институтах, пауки - не исключение: воображаю, как они сидят в прозрачных капсулах и ждут лучшей участи. Вот только ими никто не занимается - плодятся они сами по себе, едят они друг друга, на друг друга же и гадят, на друг друге же и спят. Возможно, вольеры их давно покинуты, и они заняли помещения лабораторий. Когда-то люди считали необходимым заниматься разведением животных, оказавшихся на грани вымирания, а потом люди задались вопросом наличия толка от этих животных, и решили, что с синтетическими заменителями жить намного легче.
- Держи. - Отец протягивает мне маленькую визитку. - Зайдешь в их магазин, присмотришь что-нибудь. Оплатишь теми карточками, что получила сегодня утром, - отчеканивает он.
Я киваю ему.
- Знаешь что? - задаюсь я вопросом, наблюдая за тем, как отец намеревается налить себе еще, но после сказанного замирает и поднимает крохотные, уставшие глаза на меня. - Спасибо.
Это звучит просто, но имеет колоссальную важность.
- Вот от матери. - Растерявшись, отец заминается, роняет взгляд на оброненную на стол маленькую карту и поднимает ее. - Возьми, дочь.
Я думаю о том, действительно ли ей было трудно упаковать эту мелочевку, а потом о том, что это может быть. Купон в собственный магазин с пожизненными скидками? Или сто сеансов на покраску волос, которые я никогда не красила? Рекламный буклет в отдел тканей и другого тряпья с нижних этажей? Подобные подарки получать мне было не впервой, поэтому я знала чего примерно ожидать.
Принимаю карту и зачитываю кричащий заголовок об ужинах в рыбном ресторане, разглядываю прописанную сумму в тысячу золотых карт и усмехаюсь.
- Серьезно? - спрашиваю я у отца. - Тысяча золотых карт потрачена, чтобы я вышвырнула этот абонемент?
Отец опять пьет - легонько, обрывисто, а потом тянет с напитком во рту:
- Ты же знаешь ее.
"В том-то и дело, что нет", отвечаю я мысленно, карту кладу обратно на стол и возвращаюсь к себе в комнату. Осушенный стакан остается с отцом, паук в банке остается со мной.
Пока я двигаюсь по паркету, а стук от сапог вводит в метафоричный транс, представляю себе Ромео - как его самочувствие, считает ли он, что я его бросила? Хочу позвонить, но отсекаю это решение на первоначальной стадии обдумывания. Все произойдет так, как должно, все придет само, в этих чертах я была бессильна и сполна отдавалась воле случая. Лишь бы только мой Ромео молчал и не говорил, никому не обмолвился обо всем пережитом в сегодняшний день!
Я ставлю банку на комод, а сама сажусь на колени. Лапы паука останавливаются на стекле напротив моего лица, и я прикасаюсь к ним пальцами - через; стараясь ощутить волшебное осязание. Его маленькие черные глазки смотрят на меня, и я улыбаюсь, ибо ловлю себя на мысли, что это первое существо в Новом Мире, у которого я наблюдаю не пустой взгляд.
Он побуждает меня к действиям, и, оставив свою хандру, я одеваюсь и еду в магазин по адресу на визитке.
В машине - водитель задает стандартный вопрос о маршруте моей поездки и выдвигается свою цену, не более. Я же рассматриваю визитку подробнее: глазами пробегаюсь по тексту, броско заявляющему, что это единственный зоомагазин во всем Новом Мире; третий этаж, восемьдесят седьмой отдел откроют для меня различных питомцев и все необходимое для них. Между предложениями вьются странные растения с бутонами, а на обороте два хищных глаза кошки пронзают меня, да и любого без причины посмотревшего на визитку.
Когда я одевалась, Миринда спросила меня:
- Вы уже придумали, как назовете его, мисс Голдман?
Я ответила ей резко и не без ехидства о том, что:
- Пауки не отзываются на клички, Миринда. Не привыкают к человеческим рукам и уж тем более не чувствуют привязанности.
И я могла бы молвить, что они как - Мы - нынешние люди, но тогда отличия были бы исключительно в имени и количестве лап, отчего я оставила вторую часть задуманного при себе; таков был мой вердикт, и даже сейчас, направляясь за товаром для нового члена нашей семьи, я была того же самого мнения. Раньше у деда жила собака - большая, лохматая, с широкими лапами и болтающимися ушами на глазах; мальчик - он ронял уши свои в миску, когда ел или пил, и служанкам приходилось по несколько часов в день тратить на то, чтобы вычесывать его шерсть, которая все равно никогда не ложилась так, как было подобающе породе, посему, когда пес ушел из семьи - под ушел я подразумеваю его кончину - ни одна слеза не была проронена. Для меня воспоминания о нем - смутные; это случилось в тот промежуток времени, когда равнодушие полностью поглотило меня. Смею предположить, что даже в нарастающей на молодом организме апатии была хорошая сторона - любые другие потери казались мне невероятной мелочью, на которые можно было закрывать глаза и иногда даже попросту не обращать внимания.
Я пытаюсь вспомнить имя пса. Аристократическое, важное…
- Прошу, мисс, карточку! - отвлекает меня возглас мужчины, выпавшего прямо перед моими ногами на ступень.
На Золотом Кольце мне предстоит спуск по лестнице.
Я обхожу бродяг и попрошаек, которые протягивают мне свои руки и молят о чем-то.
- Одну, мисс, прошу! - продолжает мужчина, крича мне в спину.
"Может, тебя еще и приютить?", шмыгаю я мысленно, корчусь и иду своей дорогой. Некто поднимающийся по ступеням - идущий мне навстречу - куксится в ответ на излишества попрошаек, и я полностью разделяю с ним его позицию. Он небрежно обступает их и теряется за золотой колонной.
Я шагаю к отделу, размышляя о том, как непривычно видеть над собой потолок, вижу восемьдесят седьмой и захожу вовнутрь - оказываюсь в огромном помещении, уставленном стеллажами, большинство из которых пустуют.
- Вам помочь? - слышу голос и оборачиваюсь в сторону касс - передо мной девушка.
- Мне нужен террариум на заказ, - отзываюсь я и осматриваюсь. - Из толстого стекла, закрытый.
Отвлекаюсь и замечаю на стеллаже тараканов в банке - они заползают друг другу на головы, переворачиваются, крутятся, изворачиваются - мерзость и уродство; нищета - словно попрошайки на Золотом Кольце!
Продавщица интересуется параметрами желаемого террариума, я называю примерные цифры, чтобы тот поместился на мой комод. Девушка уверяет меня в своем скором возвращении и исчезает за маленькой шторкой рядом с собой.
В части зала, где я стою, яркий свет бьет от поставленных по периметру ламп, освещая всю мерзость в банках и подноготную магазина - крошки рассыпанных кормов и не только хрустят под каблуками, когда я подхожу слишком близко к стеллажам. Продвигаюсь вперед и наблюдаю за редеющими клетками, пустующими вольерами, за тем, как свет распространяется и уводит меня в темноту. Ламп в магазине достаточно, но эти не работают за ненадобностью - красота, которая могла бы завлечь покупателя на еще одно посещение зоомагазина, отсутствует. Я приглядываюсь к стеклянным банкам - наблюдаю в них мелких пауков и крупных крыс, иных грызунов и насекомых, что наползают друг другу на головы и скребут маленькими лапами себе подобных. Для себя я отмечаю полное отсутствие кого-либо из питомцев побольше - значит, отцу действительно пришлось похлопотать с лабораториями, чтобы добыть мне нового друга.
Я размашисто шагаю дальше и слышу шипение откуда-то со стороны. Растерянно оглядываюсь, оборачиваюсь - искусственное дерево вьется под самый потолок; я восхищаюсь роскошью воссозданных листьев; но, опустив глаза и увидев вместо плит огромную плетенную корзину, из которой тянется ствол, запинаюсь и поражаюсь. Реально ли оно?
Продолжительное "ш" повторяется, и я резко поднимаю голову наверх - змея. Она извилисто трясет своим телом и теряется в зелени дерева, кончик хвоста, что обвивает толстый ствол, скользит и пропадает в листве.
- Как жаль, что смерть ее неминуема, - раздается вновь голос продавщицы, и ровные шаги отмеряют расстояние от подсобного помещения до кассы.
Я замыкаюсь в себе, ловлю себя на странной и глупой мысли, после чего прихожу к тому, что это изречение истинно только в сторону создания песочного цвета, таинственно появившегося из неоткуда и пропавшего там же. Продавщица видит едва различимую растерянность в моем взгляде и спешит добавить, что змея скоро умрет.
- Почему? - интересуюсь я и опять осматриваю дерево - пытаясь убедиться в том, что это муляж.
Не выходит. На коротких ветках, на стеблях, на припавших подле листьях - везде - жизнь снисходит каким-то невообразимым сиянием, ударяет не видным поначалу светом, жизнь переполняет скромные опочивальни свои в отпрысках.
- Она заболела, - обрывает девушка - глаза ее направлены на скрученную листву, в которой запряталась наша беседа и причина ее. - Потомства нет, партнера нет. Она последняя.
- Последняя в магазине? - спешу уточнить я.
- Мы - единственный магазин. Она просто последняя… последняя в Новом Мире.
Я смотрю на существо, которому предначертано умереть в скором времени. Змея выныривает своей песочной головой и услужливо кивает - может, здоровается? Не здороваюсь в ответ, но и не отворачиваюсь - смертница вновь грязнет в листве; и в следующий раз показывается на стволе, приспускаясь к корзине. Последняя… обремененное слово; звучит безнадежно и некрасиво - в любых смыслах и в любом контексте, будь то последняя станция, последняя остановка, последнее слово, последний человек на всей Земле; последний умрет скорее от безысходности, нежели от болезни.
- Никто не хочет покупать ее, - продолжает продавщица. - Никто не хочет смотреть на смерть. Никто не хочет смотреть, как вымирает целый вид. Никому эта смерть не нужна.
- Да люди вообще к смерти негативно относятся, - посмеиваюсь я, находя в своих словах самые горькие помыслы. - И живут они так, словно будут жить вечно.
Мы молчим некоторое время.
- Извините за навязчивость, но для кого вы здесь? - нарушает комкообразную тишину - прерываемую исключительно шипением змеи и перешептыванием листьев - девушка.
- Паук. Брахипэльма Смити.
- Ох, потрясающие создания. Они живут до тридцати лет.
- Меня переживет, - отшучиваюсь я, но выходит достаточно горький юмор.
- Я позвонила нашему поставщику, меня попросили передать, что к завтрашнему дню ваш заказ будет готов.
- Давайте добавим в заказ еще тумбу из дуба, - выдумываю я - с простым желанием пробыть здесь еще немного, послушать незатейливые сказки только открытого для меня создания, попытаться впитать жизнь с оробевших зеленых листьев, падающих в корзину и под ноги проходящим мимо.
Продавщица хочет сказать мне что-то про дорогое удовольствие из-за поднятых недавно цен на продукцию из дерева, но я обрываю ее неубедительные речи простым словосочетанием, которое чаще всего варьируется в беседах между членами нашей семьи. "Счет Голдман", Да-да, запишите на счет Голдман. Девушка улыбается, понимая, кто я и моя семья, тут же стеснительно прячет уголки губ, поджимая их и пытаясь подкусить острыми белыми зубами, а я уточняю параметры, говоря, что бы те были равны параметрам террариума. Девушка вновь исчезает за шторой.
Я гляжу на змею: она шипит, голова ее - точенная, скользящая - прячется в листве, выглядывает из нее вновь и так снова и снова; она плавает на дереве - настоящем, в чем сомнений более нет.
Мне остается только ждать.
Осматриваюсь еще раз. В темном углу, до которого я не дошла, замечаю детскую кроватку и пеленальный столик - такие же были и в нашем доме; годы назад. Может, мне кажется? Двигаюсь по направлению - и вправду детская кровать. Заглядываю в нее и вижу звереныша: он поднимает свою маленькую голову - с ладонь - и смотрит на меня черными глазами - пуговицами; крохотными вселенными. Котенок - мурчит - робкий и несмышленый, цветом моих пепельных волос, весь усыпан коричневыми пятнами - где-то светлее, где-то темнее; длинный хвост приподнимается и падает на бок, черный кончик как кисточка вырисовывает в воздухе петлю. Я склоняюсь над кроваткой и вспоминаю про визитку, спешу достать ее и гляжу: хищные глаза - один в один, вселенная поглощает вселенную. Не могу не отметить, что оригинал куда более притягателен. Котенок скалится, острые клыки вздымаются под розоватыми припухлыми губами - мне хочется взять его на руки, красота очаровывает.
- Это гепард. - Опять появляется продавщица. - Дикий. Его отлучили от родителей сразу же после рождения. Те сейчас в лаборатории.
Животные отныне сами по себе; никто не следит за ними, не взращивает, не поддерживает - они сами по себе; они заключены в своих первичных оболочках, в наших инородных мирах и выживают, как только могут.
- Раньше на этом месте - внизу - был зоопарк, - рассказывает девушка - она вскользь пробирается между стеллажами и оказывается рядом со мной. - Дядя моего прадедушки смог спасти некоторые виды животных, после чего открыл питомник. Город строился, рос, рос, животных приходилось постепенно отдавать в лаборатории. Дядя не хотел того, но все происходило в принудительной форме - не отдаете, забираем силой и утилизируем, - с волнением в голосе роняет рассказчица - она проникается этой историей сполна и, кажется, вновь ощущает всю несправедливость властей. - Дядя согласился, иного выбора не имелось. Саят - уже не знал ни воли, ни земли. Совсем недавно в лабораториях решили, что, возможно, родители Саята не смогут воспитывать его, и гепарда отдали мне - через знакомых. В память о моей семье.
- Почему родители не смогут воспитывать его? - спрашиваю я.
Маленькие карамельные уши прижимаются к голове, котенок игриво падает на бок и лапами вскользь толкает меня, маленькие когти царапают протянутую ладонь, но я не млею пред ним - он прекрасен и добр.
- Все хотят жить. Иногда ценой других.
"Иногда ценой родных", мысленно добавляю я. Его бы просто загрызли - посему я выбрала сторону хищников, нападающих, уродливых и крикливых, опасных, тех, перед кем пресмыкаются и преклоняются - идолы без идеальности.
- Значит, - я протягиваю руку к зверенышу вновь, любуюсь им, улыбаюсь, - Саят.
Он хватается своими плюшевыми лапами за меня, коготки мягко касаются кожи.
- Можно? - прошу я взять его на руки.
Фантастика! Прошу…
- С вами он не раздражителен, - улыбается продавщица. - Берите. К нам редко кто заходит, но обыкновенно Саят очень негативно относится к посетителям.
- Саят, - повторяю я, смотря в бездонные глаза моего котенка. - Ты удивительный, Саят.
На мордочке у него иссиня-черная полоса; надбровные дуги выведены песочными линиями, полукруглые уши пригибаются к точенной голове, когда он слышит наши голоса по очереди. Саят пытается вырваться, запрокидывает голову, но не скалится, не рычит, не пытается прикусить; я расслабляю руки, однако больше он не спешит оставить меня - стоило дать лишь немного свободы.
- Он не терпит людей Нового Мира. - Продавщица поджимает губы, поняв, что взболтнула нечто лишнее, но продолжает - я на ее слова нервно отстраняюсь. - Может, вам необходимо что-нибудь еще, мисс Голдман?
Я усмехаюсь ее резкой смене темы, оговорке и стыдливого взгляда, молча просящего прощения.
- Что подскажете вы? - спокойно отвечаю я.
Девушка предлагает добавить в оформление какое-нибудь укрытие, перечисляет виды их, расхваливает подобии деревянных изб различных конструкций, колокола, на последней ноте добавляет череп, отчего я воодушевляюсь и слегка сильней прижимаю Саята к своей груди - он преспокойно сидит на руках, но когда я восклицаю полным согласием с последним укрытием, он выпускает еле слышный рык и бьется лапами в ткань пальто. Я интересуюсь в подлинности его и, пока продавщица сажает котенка обратно в кроватку, почти незаметно кивает мне и пару раз повторяет "да-да, да-да". На последней ноте девушка добавляет, что в подарок за крупную покупку предоставит несколько кормов на пробу пауку, объясняет мне нюансы питания птицеедов, примерный рацион их, состоящий из грызунов и насекомых, а также необходимость в своевременной смене воды и чистке террариума. Субстрат - так же, как и все остальное, она заверяет в предоставлении в скорой доставке. На этом мы заканчиваем: девушка уходит за кассу пробивать покупки, а я склоняюсь над котенком, что любознательно глядит на мои порхающие в такт движениям волосы.
- Саят, - шепотом повторяю я. До чего же ты хорош, Саят, как у тебя получилось приковать меня к себе? - Зачем животным имена? - громко восклицаю я. - Они же… животные!
И уверяю и себя, и ее, и даже маленького Саята в этом. Ответ девушки немногословен, она лишь утверждает про корень "жив", и только больше погрустневший резко взор заставляет меня невольно опустить собственные глаза на маленькую жизнь у меня под руками. Жив… чего не скажешь о человеке и всех этих людях подле. Ты прекрасен, Саят. Продавщица без нужды говорит о том, что пауки, не подающиеся особой дрессировке, все равно получают имена, ибо мы их хозяева, а они - живые, достойные имени, существа. Я невнятно киваю в ответ, а сама в этот момент протягиваю руку к гепарду. Он прижимается маленькими клыками к ладони, но, чувствуя, что я не сопротивляюсь, проводит шершавым языком.
- За сколько бы вы его отдали? - интересуюсь я.
- Гепарда? - удивляется девушка; должно быть, я первая, кто задал такой вопрос. - Ах, Саят, ты просто чертяка. Бесплатно, мисс Голдман. Я отдала бы его просто в хорошие руки.
Это удивляет меня, и больше я не задаю ни единого вопроса. Мы оформляем заказ, я заверяю в том, что вернусь, и после этого исчезаю. Вернусь… а зачем? За кормом, который теперь могу заказывать с помощью одного звонка? За новыми игрушками для моего нового питомца? Или все же за малышом гепардом?