- Когда ты смотрела вниз, - успокоившись, начинает она, - что ты видела?
- Темнота. Пустота. Черный занавес.
- Когда люди из АндеРоссии смотрят вверх, они видят все то же самое. Это проекция. Чтобы два мира - Новый и Нижний - не могли увидеть друг друга.
В этот момент во мне просыпается непреодолимое желание посмотреть на высотки, но из-за холмов их не видно - удивительно; как будто они никогда и не существовали. Ощущаю на себе взгляд Б-Нель, пытаюсь игнорировать его и поэтому осматриваюсь: солнце, земля - все, что было мне так чуждо.
- Я знаю, о чем бы ты хотела спросить меня на самом деле, - говорит девушка. - И мой ответ: да. Он того стоил.
Боюсь поинтересоваться чем-нибудь еще, чем-то прямо или косвенно касающегося этой темы. Любовь - запрет, а разговоры о ней ставят меня в тупик. Но я рада, что Б-Нель первая начала. Она закрыла глаза на то, что я ей наговорила.
- Прости, что так резко и грубо обошлась с тобой в первую же встречу. Я, наверное, испугалась.
- Мудрым в жизни бывает не тот, кто познал и познает науки, а тот, кто испытал и испытывает чувство любви, - шепчет она, будто цитирует или вспоминает кого-то. Взгляд ее затуманен, лицо серьезно, плечи напряжены. - Скажи мне, Карамель… Скажи, Карамель, ты любила?
Хочу, чтобы Серафим вернулся быстрее; не желаю продолжать более разговор! Лицо мое багровеет, и я пытаюсь успокоиться.
- Да, - срывается у меня с языка. Что-то тяжелое падает мне на плечи, тянет следом в пропасть. - Да, любила.
- Расскажешь мне, как ты его потеряла?
- Это был несчастный случай, - начинаю я, но голос срывается - делаю паузу.
- Карамелька! Карамелька! - слышу детский крик у себя в голове.
Из сада. Я стою на краю здания и гляжу, как я думаю, в Острог - ни мать, ни отец не могут воспрепятствовать сейчас тому и я, нарушая все запреты и правила, тону в мертвой темноте, которая кажется мне по малым годам задорной и неизведанной раскраской. Зов отвлекает меня - я разворачиваюсь и бегу.
- Найди меня, Карамелька! - задорно продолжает звать меня голос.
Пробираюсь мимо деревьев, проползаю под свисающей низко-низко ветвью, вдыхаю запах зелени - кругом клумбы и цветы. Маме так нравилось заниматься садом, она любила наблюдать за Бесом, который обыкновенно сидел на качелях.
- Карамель, - прерывает мои мысли Б-Нель, и я с неохотой смотрю на нее - она заставила меня это вспомнить. - Карамель, тебе с этим жить, - говорит девушка, - и ты не можешь постоянно делать вид и пытаться убедить саму себя в том, что ничего ужасного не произошло. Это было и никогда не покинет тебя. Ты должна принять случившееся.
Я выхожу на мост - тогда я их еще не боялась. Вспоминаю, что оставила дома какую-то мелкую вещь - нечто незначительное; могу вернуться, могу не возвращаться: понимаю, что хуже в школе мне без нее не будет.
- Бес, подожди меня! - кричу я и шагаю обратно в сторону нашего дома.
Оборачиваюсь, думая, что Бес мог не расслышать меня - так и есть; он бежит по мосту дальше, смеется, трогает каждый болтающийся фонарик, что попадается ему под его плотные детские пальчики.
Вижу, как с одной из воздушных полос машина слишком резко перестраивается на нижнюю, еще ниже, ниже, и я уже понимаю, что она спускается не сама, а падает. Хочу крикнуть, хочу позвать его. Дергаюсь вперед - на мост, но резко останавливаюсь и отпрыгиваю назад; я не успеваю разглядеть того, кто находится за рулем, автомобиль проносится и ударяется носом о перегородку моста, с грохотом переворачивается и проезжает на верхушке.
Более не держусь. Кричу, что есть сил.
- Бес! Бес! - повторяю я, в надежде на то, что так хоть что-нибудь изменится: он откликнется и махнет мне вновь рукой, протянет карамель, покажет фонарик, который уже заржавел. - Бес! Бес! Мама! Папа! - зову их. - Помогите! Бес!
Но я не вижу моего мальчика. От машины шлейфом тянется дым, в мосту осталась пара глубоких выбоин, металлический забор отправился в Острог.
Другие автомобили не останавливаются, им дела нет до того, что здесь случилось. Я зову на помощь, машу руками, плачу. Сколько мне было? Девять лет? Меньше? А ему? Сколько Бесу? Пять? Я водила его каждое утро на подготовительные занятия для будущих учеников гимназии Северного района.
Кто-то хватает меня - оказывается, мать из сада видела все, что случилось.
Появляется худой силуэт отца. Он бежит на мост, перебирается через разбитую машину, на секунду останавливается напротив лобового стекла, присаживается - смотрит на водителя. Не помню, скончался ли тот сразу или потом в больнице.
Отец зовет Беса, проползает к нему, склоняется.
Мать обхватывает мои плечи - ее колотит; я ощущаю эту дрожь, забираю часть себе, насыпаю в ладони и бездумно подкидываю над головой.
- Скоро тут будут новости, Кара. - Она впервые называет меня так. - Не показывай, что тебе больно, ничего не случилось, верно?
Непонимающе гляжу на нее - сквозь слезы; оборачиваюсь на отца - он держит на руках маленькое покореженное тело ребенка.
- Это Бес? - шепчу я.
Зачем? знаю, что это он. Вижу - последний раз.
Больше он никогда не побежит играть со мной в сад, никогда не крикнет "Карамелька", никогда, никогда, никогда.
- Люди всегда ищут способы, чтобы обидеть друг друга. - Мать присаживается ко мне и говорит на ухо. - Они будут пытаться обидеть тебя, нашу семью, захотят работать на месте твоего отца или меня. Не показывай своих чувств, Кара. Чувства - уязвимость.
Она отпускает меня и идет к дому, я проглатываю слезы, скатившиеся по щекам до губ, и смотрю вслед - моя мамочка, какой я ее знала, уходит. Я оборачиваюсь на отца и брата. Вскоре отец начнет пить, мать уже никогда не вернется в свой сад и никогда не обнимет меня, а я уже не скажу брату о том, как он важен мне.
- Он выбежал на мост, - говорю я Б-Нель. - Какой-то водитель не справился с управлением, а машина упала рядом и… Бес. Мой брат. Его звали Бес.
Б-Нель глубоко вздыхает и плавно выдыхает.
- Вижу, что вы поладили! - доходит до нас крик Серафима.
Он появляется из резиденции, приближается, останавливается около Б-Нель и кладет ей руку на плечо.
- Ты голодна? - спрашивает он.
- Я недавно завтракала, - отказывается девушка. - Лучше иди и покажи Карамели основные комнаты резиденции.
Серафим вежливо подает мне руку; не принимаю жест - встаю без помощи. Мы идем, и я пару раз оборачиваюсь на Б-Нель: она также скрывает лицо от солнца как и секунду назад, волосы ее спадают на плечи, а худые руки скрещиваются на груди.
- Она красивая, - не знаю, почему я произношу это вслух.
- Нравится ее внешность? - подхватывает Серафим.
- Ко всему аморальному испытываешь долю симпатии. Безумие всегда притягивает. - Развожу плечами я.
- Значит, да, - улыбается юноша. - Б-Нель очень добрая, нежная. Она изменилась после того, что было в той больнице… Она открыла в себе способности к точным наукам, переосмыслила многие вещи.
- Когда произошел этот инцидент?
- Давненько было, - с неохотой отвечает Серафим.
Мы проходим по коридору в столовую, объединенную с кухней.
- Каждый готовит себе сам. - Юноша включает свет маленьким рубильником при входе. - Так что, если ты не обладаешь навыком кулинарии, тебе бы лучше начать его осваивать.
Идем дальше - за следующей дверью гостиная.
- Комната отдыха, - поправляет мои мысли Серафим. - Обычно устраиваем тут собрания. Кто-нибудь приносит молока и немного вафель, и мы обсуждаем все, что попадется под язык. У нас нет четкого графика работы, поэтому встречаемся в резиденции по чистой случайности.
Все казалось так ново, так непривычно. Мне бы хотелось прогуляться по улочкам, поглазеть на дома, поговорить со всеми этими незнакомыми людьми. Было бы интересно узнать их культуру, быт, как они проводят досуг и где работают.
- Спальни на втором, я попробую найти тебе комнату как можно ближе к моей.
Он выдает это все так быстро, тараторит, не позволяет принять или подумать, отчего я роняю первое попавшееся:
- Зачем такое деление, почему люди с поверхности живут в отдельном доме? Это угнетение за прошлую жизнь или все-таки уважение?
- Новичкам бывает трудно самим приспособиться. Если ты готова - можешь жить отдельно. Но тебе придется начать снимать у кого-нибудь жилье или же приобрести свое.
- Ладно-ладно, комната на втором этаже, - смеясь, соглашаюсь я.
Мы подходим к лестнице: одна ведет на второй этаж - длинная, белая, с красивыми поручнями, другая вниз - металлическая, грязная. Меня охватывает интерес этажа ниже.
- Что там? - спрашиваю я.
- Моя работа. - Открывает дверь Серафим, и я прохожу. - Тут я занимаюсь изготовлением оружия.
Мы оказываемся в небольшой темной комнатенке, на стенах висят закрытые футляры, в углу стоит горшок с живым деревом, рядом рабочий стол, камин, нечто похожее на старые наковальни.
Я шагаю к закрытым витринам, спрашиваю разрешения:
- Можно посмотреть?
Серафим кивает, и тогда я сдергиваю полотно.
Оружие.
Читаю подписи к ним и разглядываю - какой-то обрез, какой-то пистолет…
- Откуда оно? - удивляюсь я. - И есть чем стрелять?
- Патроны в сейфе, - Серафим зажигает настольную лампу: до этого в комнату проходил свет лишь от открытой двери. - Все, кроме обреза, моя работа, - с гордостью произносит он. - Старые справочники, методички, записи предыдущих мастеров, общение с людьми, которые этим занимались или видели, как занимается кто-то другой. И вот я уже лучший изготовитель и поставщик оружия во всем Новом Мире.
- Много кто заказывает?
- В основном берут ножи, кинжалы - в подарок, для защиты, кто какую причину называет. Раньше пистолетов было три, один я отдал Б-Нель.
- Зачем он ей? - интересуюсь я.
- Она боится, - признается Серафим. - Она боится, что те люди придут и заберут ее. Заберут тех, кого она любит.
- Это оправданно.
Не знаю, отчего так резко, но ко мне приходит осознание того, что все сделанное мной - полнейшая глупость. Я опозорила свою семью, опозорила себя и после этого сбежала. Я - еще больший изгой, чем все люди из Острога вместе взятые. Да еще и оказывается, что истории про АндеРоссию не выдумки!
После "апокалипсиса", как люди называли период перерождения Земли в Новый Мир и омертвление всех других участков, катаклизмы удалось пережить в России. Черт знает почему: то ли климат угоден оказался, то ли рельеф земли. Но именно сюда начали сбегаться выжившие. Добрая Россия принимала всех, не боясь перенаселения, а приезжие изгоняли коренных жителей. В тот момент началось строительство Нового Мира - здания росли, высшие люди поднимались и поднимались, пока не оказались на, так называемой, поверхности.
И какой же это оказался цирк! Все - сплошное представление! Действие заканчивается, поклон, все уходят со сцены.
- Но почему я здесь? - вслух спрашиваю я.
- Потому, что я привел тебя…
- Нет, почему я здесь, - с особой интонацией повторяю я.
Серафим понимает, что я вела монолог у себя в голове, а то, что вырвалось - случайность, остаток, послевкусие.
- Тебе это было предначертано, - спокойно говорит он. - Самой судьбой. Ты должна была вернуться сюда, к нам, вернуться в свой настоящий дом, к своей настоящей семье. И вот ты здесь. Несмотря на все трудности, все беспокойства и внутренние переживания. - Янтарные глаза топят карамель. - Ты боролась сама с собой, и победила светлая сторона. Все те люди - пустышки, они безнадежны. А ты мыслишь, это и отличает тебя от общества.
- И приравнивает к вам, - дополняю я. - Но мне обидно за семью.
- Не надо, - просит юноша.
Мы выходим из комнаты.
- Ты их не бросила. Ты нашла свой жизненный путь и ступила по нему, - продолжает он. - Они бы были рады, узнав, что ты наконец познала себя и свое истинное предназначение. Если тебе так угодно, они могут помочь Острогу.
- Что? - восклицаю я. - Серафим, что ты такое говоришь? Это даже звучит смешно. Моя семья ни за что не начнет сотрудничать с людьми из Острога. Из-за общепринятых убеждений. А уж перенаправить их мысли в другое русло я не в состоянии.
- Твоя мать ведь переменилась после… Беса, да? И отец тоже. Но они все равно, мне кажется, помогут своей дочери. Тебе только следует их правильно попросить.
- О чем? - Мы поднимаемся на второй этаж, шагаем в самый конец, к окну. - О чем я могу их попросить?
- Например, обговорить в здании управляющих выход людей из Острога. Они же сами закупают у нас продукты, но на поверхность не пускают.
Молчу - звучит нереально. Да чтобы хоть кто-то согласился на это - вот уж вряд ли; но если Серафим осмелился предложить подобную мысль, значит, не так уж идея и абсурдна.
- Что скажешь? - спрашивает меня юноша. - Что ты об этом думаешь?
- Безумие. - Я останавливаюсь и гляжу в окно - Солнце; я привыкла к нему - уже не так режет глаза.
С моей семьей все хорошо?
- Я не знаю, о чем ты размышляешь, - шепчет Серафим, остановившись очень близко ко мне, - но я хочу сказать одно: ты не сможешь прятаться здесь вечно. Ты укрылась в Остроге сейчас, но тебе придется подняться на поверхность в любом случае. Вечно здесь не утаивается никто. Разве что Б-Нель, но у нее другая ситуация.
- Я понимаю, - соглашаюсь я - горько. - Но откуда ты знаешь про Беса?
Вопрос этот я хотела задать еще с момента на мосту.
Юноша недолго молчит.
- Читал старые новости, когда захотел больше узнать про тебя, - роняет он.
- Ладно… ладно. - Ответ устраивает меня. - Теперь покажешь мою комнату?
С толчка Серафим открывает дверь пред нами.
- В комнатах, что в конце коридора, два окна, и я подумал, тебе понравится именно это.
Делаю неуверенный шаг, осматриваю маленькую комнатенку - слева пустые книжные шкафы, напротив дверей диван зеленого цвета - над ним окно, по правой стене еще окно и стол со стулом, шкаф слева от двери по стене; бежевые обои и несколько светильников на потолке.
- Добро пожаловать, - радостно смеется мой друг. - Есть какие-либо пожелания?
- Животных тут можно держать? - интересуюсь я, оглядывая стол и представляя, как бы хорошо там смотрелся террариум с пауком; а в пустом углу, где шкаф, вписалась бы небольшая детская кроватка: в ней котенок… Удивительно, что вспоминаю его - кажется, это было целую вечность назад.
- Из животных у нас есть моль и несколько тараканов.
Я смотрю в ответ на Серафима таким взглядом, которым обыкновенно смотрит мать на дитя, когда тот опрокидывает урну с мусором на только вычищенный до блеска волокон белый ковер. Брови хмуро изгибаются, а юноша пожимает плечами.
- Вот так гадость.
- Пытались вывести - без толку.
Я еще раз осматриваюсь, с трепетом разглядываю свою новую комнату в новом доме, кручусь на носках грязных туфель и оставляю несколько черкашей, на что Серафим присвистывает и оповещает об отсутствии домработницы. Обещаю убрать самой и решаю поделиться на эмоциях вестью:
- Знаешь, а я видела в отделе для животных неописуемой красоты гепарда. Еще совсем котенок, такой маленький… Его зовут Саят.
В ответ мне не следует ни единая эмоция, и я подругиваю саму себя - глупая, да кому ты сдалась? Эти люди помогают тебе не для того, чтобы потом служить личным дневником.
Человек, в первую очередь, спасает сам себя, чего бы то не касалось, ты ведь не забыла это?
На протяжении всего дня я слоняюсь по резиденции, с каждым новым разговором с Б-Нель чувствую, что она становится мне ближе - ее задорные речи заставляют меня позабыть обо всем плохом, и к вечеру мы сидим на одном шезлонге за разговорами. Она показывает мне свою комнату, объясняет несколько хитрых приемов, благодаря которым подключается к технике Нового Мира и прослеживает все, что видно с камер видеонаблюдения.
Я прошу показать мне улицу Голдман, но девушка долго отказывается: пытаюсь юлить, вертеться, говорить, и понимаю причину того, понимаю причину первоначального отказа: то, что я вижу - убивает меня. Убивает изнутри, разжигая страшный костер ярости и обиды. Мать копошится в саду, и я наблюдаю за тем, как она отдергивает ненужные сухие листки с растений. К ней подбирается Миринда с подносом, предлагает напиток, но мать машет в ответ кулаком и прогоняет - служанка убегает.
Б-Нель видит мою растерянность и переключает камеру, та вмиг переносит нас на вид со здания управляющих прямо в окно отцовского кабинета. Кадр из новостей, где я стою с бокалом в руках, скорее всего, был сделан именно на эту камеру - могла ли Б-Нель перехватить сигнал и не пускать по новостям лживые статьи? Отец стоит с бутылкой в руках и пьет из горла.
- Не надо, - прошу я и отворачиваюсь от экрана компьютера Б-Нель.
Она выключает его и гасит всю систему, объясняя действия тем, что долго в сети находиться нельзя - заметят. Мне глупо и обидно настолько, что от досады сводит скулы.
- А что пишут в новостях? - без энтузиазма роняю я, будучи даже неуверенной в том, что хочу это знать; банальное любопытство берет вверх и торжественное возносит руки над разумом.
Б-Нель ищет недавние распечатки и открывает их, нам предстают десятки глупых заголовок и бессмысленных статей.
"Семья скорбит", "Потеря старшей дочери семьи Голдман", "Пропавшая навсегда?", "Убита безумцами из Острога - тайна и разоблачение", "Похищение в Южном районе - разлом", "Южный район отделяют от Нового Мира за причастность к действиям Острога", "Комендантский час перенесен: теперь раньше!", "Невеста в белом платье и беженцы", "Карамель Голдман - беженка или сумасшедшая? Расследование!"
- Абсурд! - восклицаю я. - Что за ерунду вещают в новостях? Убита безумцами из Острога? Кто это придумал? И это правда про Южный район?
- Нужно узнать, - отвечает Б-Нель, - Наши хотели завтра подниматься в центр, но без Южного района попасть туда нельзя.
- Значит, нам будет сложнее, да?
- Думаю, Южный район отгородят новыми стенами, - предполагает девушка. - Такое однажды уже случалось, - оговаривается она, и я задумываюсь о ее возрасте, потому что на моей памяти подобного не происходило. - Через такие стены не смогут передвигаться даже машины по воздуху, а, значит, будет действительно сложно. Мы должны начать действовать, - Б-Нель поднимает руку и, мягко коснувшись меня запястьем, прижимает указательный палец к моему плечу. - У нас есть ты. Ты - наше оружие.
Она посмеивается, но я не принимаю сказанное ею за шутку. Говорю, что устала и направляюсь в свою комнату.
В шкафу лежат несколько чистых полотенец, одеяло и подушка. Все само напрашивается на то, чтобы я расправила диван; маюсь с механизмом, но наконец вызволяю свое двуспальное место, после чего устраиваю баталии с постельным бельем.
- Можно? - раздается бархатистый голос Б-Нель - она появляется в дверном проеме, и я отвечаю ей согласием, говорю, что готовлюсь ко сну. - Я принесла тебе пижаму и несколько своих вещей, чтобы ты не ходила в этом.
Взгляд ее приземляется на мое рваное платье, подол юбки которого мы отрезали по колени, а спину скололи булавками. Благодарю девушку, закрываю за собой дверь и переодеваюсь в пижаму - ложусь спать.