Рита посмотрела на него так, словно на сцене и в самом деле появился обещанный топорик, после чего изящно прислонилась к стене, завела ногу за ногу и покачала головой с какой-то старческой умудренностью. Ее лицо выражало глубочайшую горесть и обиду.
- Ну и фантазии у вас, Роман Андреич. Вот так-то - пытаешься кому-то помочь, а тебе взамен…
- Ладно, мадам Горчакова, - Роман осторожно поднялся и потер голую грудь, - был неправ, излагал бред, вызванный ликованием уцелевшего организма и принятием лкоголя. Великодушно прошу извинить. Может поцелуемся в знак примирения? Или еще полежим рядышком на полу? Можно и не просто полежать.
Рита негодующе вскинула брови.
- Только недавно вы утверждали, что я дико вам не нравлюсь, а теперь…
- Ну, надо ж чем-то заняться, - он пожал плечами. - К тому же, физическая симпатия и душевная часто очень сильно разнятся. А мой общественный статус, похоже, тебя не волнует. Раз начали - давайте соответствовать задумке.
Она покачала головой.
- По-моему, ты просто ненормальный.
- Да ну? А я-то голову ломаю - и что ж со мной не так?
Рита глубоко вздохнула, подняла взор к потолку, после чего отошла к стене и снова принялась разглядывать картины. Роман закурил, пытаясь понять, почему она не уходит. Он был бы не прочь отдохнуть, но и выставлять ее не хотелось. Рита подняла руку и отбросила волосы с плеча на спину - небрежный жест, на этот раз начисто лишенный картинности, и Роману, смотревшему на колыхающиеся золотистые пряди, вдруг совершенно некстати вспомнились слова Гельцера. Ему подумалось, что хрупкие красивые игрушки могут безнадежно сломаться в грубых руках. Привлекательная внешность осталась, но что там теперь под ней - неизвестно. Хотя, впрочем, и что раньше там было, неизвестно тоже. И чего же она все-таки так боится?
- Дворцы, храмы… - Рита повернула голову. - Вижу, ты большой поклонник архитектуры?
- Можно и так сказать.
- И какое же произведение архитектуры твое любимое?
Секунду Роман задумчиво смотрел на нее, потом неохотно ответил:
- Хазнет Фируан. Еще его называют Эль-Касна, Каснех аль-Фарун… много интерпретаций.
- Сокровищница божественных фараонов? - блеснула Рита эрудицией. - Это в пещерной Петре, в Иордании, да?
- Была там? - с интересом спросил Савицкий. Она покачала головой.
- Не довелось. Во Франции была, на Кипре… ну, по стандарту. А там нет, только фотографии видела… и в "Индиане Джонсе" видела… Но почему именно она? Грандиозное, конечно, сооружение, но как-то слишком уж декоративное.
Роман неожиданно обиделся, будто коллекционер, в присутствии которого незаслуженно охаяли жемчужину его коллекции.
- А мне так не кажется. Идеальная симметрия и идеальная красота. Эти шесть огромных коринфских колонн, которые словно уходят в самое небо… А скульптуры на фасаде - где еще увидишь такую смесь древних культов? Египетские боги запросто соседствуют с развеселыми олимпийцами, боги древней Аравии с богами римлян - словно в знак того, что все религии могут мирно сосуществовать, так же как и те, кто в этих богов верит. Но и не это главное, не отдельные детали - для меня она прекрасна целиком… В некоторые вещи влюбляешься раз и навсегда, не доискиваясь причин.
- Обычно так говорят о людях, - как-то мрачно заметила Рита. Он пожал плечами.
- Может, я не совсем правильно выразился… Для меня это не просто строение - это как некий символ, воплощение всей красоты, которую хотелось бы увидеть, всех желаний, которые хотелось бы осуществить. Это что-то волшебное, как вход в легенду, в какой-то невероятный мир… Возможно, окажись я там, то и не решился бы в нее войти. Наверное, стоял бы и смотрел… долго смотрел, чтобы запомнить на всю жизнь. Если я закрою глаза, то могу увидеть ее, как наяву, хотя это видение будет в чем-то отличаться от настоящего храма Петры. Я буду видеть собственный Хазнет Фируан. Думаю, у каждого человека есть собственный Хазнет Фируан. Одни уже нашли его, другие ищут, третьи не найдут никогда.
- И ты бы хотел его увидеть наяву, а не закрыв глаза? - спросила Рита - почему-то шепотом, глядя на него с непонятным выражением.
- Хотел бы. Возможно и увижу, - Роман чуть улыбнулся. - И это обязательно будет раннее утро, когда розовый песчаник становится еще розовее от восходящего солнца, и храм настолько красив, что кажется призраком и, в то же время, еще более реальным, и чудится, что он восходит в небо вместе с солнцем, - он подмигнул Рите, которая слушала его с отрешенно-умиленным выражением лица, словно профессор, внимающий ответу блестящего студента. - Ну, это я так представляю.
- А саму Петру… ну, не только этот храм, ты хотел бы увидеть?
- Да. Но не так, как Хазнет Фируан, хоть он и часть от целого. Просто интересно посмотреть на город-сказку.
- Одна моя знакомая была в Петре, - с неожиданной мрачностью сказала Рита. - И она не показалась ей похожей на сказку. Больше всего она показалась ей похожей на огромное красивое кладбище.
- Каждый видит по-своему.
Рита, что-то пробормотав, подошла к компьютерному столу и принялась с интересом разглядывать висящие вокруг рисунки зданий.
- Не знала, что ты такой мечтатель, - она чуть повернулась, прижимаясь бедром к столешнице, и Роман заметил взгляд, который она бросила на монитор - взгляд, наполненный отчетливым отвращением. - Какая же твоя главная мечта?
- Как у всех, - Савицкий опустился на диван и воткнул окурок в хрустальные ладони. - Куча денег и доступных хорошеньких девушек.
- А если серьезно?
- А если серьезно, то не твое дело.
- О, как давно не звучала эта фраза! - Рита улыбнулась, перебирая рисунки на столе. - А я-то уж начала тревожиться.
- Ну, крохотную мечту могу тебе сказать, - он откинулся на спинку дивана и зевнул, воровато прикрыв рот ладонью. - В виде аванса. Ты женщина, поэтому она тебе понравится. Я никогда не видел, как цветет айва. Хотелось бы посмотреть, говорят - красиво.
Она удивленно повернулась.
- Но почему именно айва?
- Не знаю. Хочется - и все. Здесь она не растет - слишком холодно. Занятно - мне неоднократно доводилось бывать в городах, где айва растет чуть ли не на каждой улице, но я никогда не попадал в пору цветения. А ехать специально некогда было… да и глупо.
- А я видела, - медленно произнесла Рита, держа ворох рисунков, и отвернулась, зашелестев листами. - И это вправду красиво. Но желание, все же странное, хоть и…
Она резко замолчала, словно ей зажали рот, и Роману, пристально наблюдавшему за ней, показалось, что Рита как-то сгорбилась и словно стала меньше, подломившись в коленях. Послышался мягкий шлепок - это упали на столешницу рисунки. Рита медленно и как-то механически повернулась, свесив руки вдоль бедер и бессмысленно глядя куда-то в угол. Ее глаза были настолько пустыми, что Роману показалось - к нему обернулся зомби. Лицо было мертвенно белым, и по нему стремительно растекался холодный ужас.
- Ты что?! - он вскочил, и порез на боку возмущенно отреагировал на столь резкое движение вспышкой боли, вызвав у него невольную гримасу. Ужас мгновенно исчез с ее лица, и за ним сомкнулось дрожащее отчуждение, словно ветви густых кустов за испуганным зверьком, всполошено кинувшимся прочь в чащу.
- Н-ничего, - хрипловато произнесла Рита и быстро пошла через комнату к дверному проему. - Все в порядке. Мне нужно идти. Мне… - она остановилась, глядя на него. - Уже поздно, я и так засиделась, а тебе нужно… Кстати у тебя завтра выходной… нет, не только завтра… вообще приходи, когда тебе станет лучше. Я поговорю… я улажу… только проведи эти дни дома - ладно? Не ходи… оставайся дома.
- Что случилось? - Роман пристально смотрел на нее, и она съежилась, водя глазами по сторонам, стараясь избежать его взгляда. - Что ты увидела, Рита?
- Ничего, - удивленно ответила Рита, нервно потирая ладони. - Мне действительно пора домой. Мы мило поболтали, но, думаю, на этом стоит закончить. Не провожай меня.
Роман медленно опустился на диван, глядя, как Рита идет в прихожую. Но, переступив порог, она вдруг развернулась, стремительно подбежала к дивану и плюхнулась на него. Вздернула голову и, глядя Савицкому в переносицу, четко и как-то торжественно произнесла:
- Ты мне не нравишься! Мне не нравится твоя внешность, мне не нравится твой голос, мне не нравится твой характер - мне абсолютно все в тебе беспредельно не нравится!
- Ну, ничего нового ты мне не сказала, - отозвался он ровно, заметив, как подпрыгивают на диванной обивке ее тонкие пальцы. Рита устало опустила голову, отчего золотистые пряди ссыпались ей на лицо, потом резко тряхнула ею и прямо-таки вцепилась взглядом в его взгляд - отчаянно, как утопающий цепляется за протянутую руку.
- И я тебе тоже дико не нравлюсь! Верно?
- Верно.
- Слава богу, - прошептала Рита облегченно, и, прежде чем Роман успел сообразить, что к чему, подалась к нему и прижалась губами к его губам. Он ответил на поцелуй с машинальным удивлением, но почти сразу же ощутил ее ладони на затылке, на спине и притянул девушку к себе, и в этом уже не было ничего машинального. Роман чувствовал, что девушку прямо-таки колотит, но Рита не прерывала поцелуя, ее губы становились все более жадными, она тонко постанывала, ее пальцы скользили среди его волос, соскальзывали на щеки, на затылок, и во всем этом не чувствовалось ни малейшего неприятия.
А потом вдруг все кончилось, и Рита отпрянула, опуская руки и задыхающеся бормоча:
- Нет… нельзя… будет еще хуже, еще хуже…
- Хуже быть не может, может быть только лучше, - Роман потянул ее обратно, и она подчинилась, безвольная, как кукла, запрокинув лицо и глядя на него отрешенными глазами, и хотя ее губы снова на мгновение скользнули по его губам, он уже понял, что продолжения не будет. Все ушло так же стремительно, как и появилось - рядом теперь было лишь испуганное существо, хотевшее только одного - сбежать. Он отпустил ее, и Рита тотчас вскочила, всполошено одергивая свитер и краснея, как школьница.
- Я… извини, я просто… это… а-а, короче! - она как-то злобно махнула рукой и пулей вылетела в прихожую. Роман, шумно выдохнув, откинулся на спинку дивана, крепко стукнувшись затылком о стену, выругался про себя словами, которые предназначаются только женщинам и только в таких ситуациях, потом встал и, проведя ладонью по взъерошенным волосам, неспешно вышел в прихожую, где Рита отчаянно крутила ручку замка. Роман протянул руку, и Рита, отшатнувшись, прижалась к двери спиной, глядя на него так, будто он собирался запереть ее здесь и использовать для удовлетворения самых мрачных и извращенных сексуальных фантазий. Не выдержав, он усмехнулся и отпер замок, потом дернул дверь, приоткрывая. Лицо Риты стало отчаянно виноватым, но она почти сразу же выпрямилась и придала себе царственно-надменный вид, явно решив превратить бегство в благородное и своевременное отступление.
- Ну… выздоравливай, - обронила она. - До свидания.
- Ага, - ответил Роман беззаботно, что далось ему непросто. - Веди машину осторожней, а то разобьешься или собьешь кого-нибудь, что, конечно, хуже гораздо.
В ее глазах полыхнуло, и она, отвернувшись, шагнула на площадку. И, когда он уже потянул назад дверь, вдруг произнесла знакомо взрослым голосом, не оборачиваясь:
- Знаешь, твой Хазнет Фируан, конечно, великолепен, но за этим фасадом, которым ты так восхищаешься, - всего лишь голая неинтересная пещера. Там ничего нет. Мой тебе совет - если ты попадешь к нему, не заходи внутрь. На это лучше смотреть только снаружи. Мне казалось, что я нашла свой Хазнет Фируан, но когда я зашла внутрь, я не увидела там ничего хорошего.
Рита перекинула через плечо ремешок сумочки и припустила вниз по ступенькам. Несколько секунд Роман слушал, как стучат подошвы ее кроссовок, потом захлопнул дверь, вернулся в комнату, налил себе полную рюмку коньяку и залпом выпил. Подошел к столу и задумчиво обозрел его.
- Что же ты увидела? - пробормотал он и провел пальцами по груде рисунков - наброски зданий, законченные и только начатые. Ничто в этом не могло напугать. Роман разворошил их, разбросав по всему столу, и невольно вздрогнул, когда из-за листа с недорисованным полукруглым зданием выглянули вдруг знакомые глаза, в которых были хитринка и осознанная взрослость, - глаза, оживленные на бумаге его собственной рукой вчера ночью. Савицкий вытянул рисунок целиком и застыл, пристально глядя на улыбающееся и удивительно жестокое в своей беззаботности лицо Дениса Лозинского.
* * *
Утром порез выглядел менее жутко - стянулся за ночь, подернувшись темной коркой, чуть зудел и, судя по всему, неплохо заживал - не появилось ни красноты, ни припухлости, но ощущения все равно были неприятными. Кроме того, ощутимо побаливали ушибы, и Роман, позвонив в контору и беззастенчиво соврав, что имел честь серьезно простудиться, с удовольствием провалялся в постели до десяти часов. Потом все же встал, сочтя, что пребывать в постели до обеда - это уже чересчур. После всего, что случилось, было как-то не до отдыха.
Дымя на балконе первой утренней сигаретой, Савицкий рассеянно смотрел во двор и пытался понять причину дикого ужаса Горчаковой. Он не мог ошибиться - что-то случилось именно в тот момент, когда она просматривала его наброски. Неужели Денис? Неужели она знает мальчишку?! Неужели и она видела, как стремительно взрослеющий пацан то и дело кого-нибудь хватает за руку с летальным исходом?! Это может объяснить, почему она с самого момента их знакомства так напугана. Но не может объяснить, зачем он ей понадобился. Прознала, что у него похожие ситуации возникают и ждет момента, чтобы обсудить? Как?
Не-не, не может быть, ерунда какая-то!
А может, и не в рисунках дело - просто возникла вдруг в голове какая-то неожиданная мысль, воспоминание, ассоциация - да черт его разберет, что там может твориться в женской голове! Точно ясно только одно, что девчонка ведет себя насквозь алогично. Правда, против того, что началось было на диване, он ничего не имел - до того момента, конечно, как все закончилось.
…только проведи эти дни дома… оставайся дома…
Роман вернулся в комнату, включил компьютер и несколько минут задумчиво смотрел на заставку. В голову ему пришла мысль, что он уже очень давно не заглядывал на авторскую страничку Ивалди… впрочем, ему и без сдвинутого писателя хватает проблем. Роман сел поудобней, после чего, войдя в Интернет, приступил к поискам. Потратив почти полчаса, он прочитал, наконец, короткое сообщение годичной давности, извещавшее о трагедии на Лозовом острове, где, во время празднования собственного дня рождения был убит довольно известный в городе бизнесмен Константин Горчаков. Следствие ведется, есть версия о заказном характере убийства. Супруга убиенного госпитализирована с тяжелейшим нервным срывом. Разыскивается брюнетка двадцати - двадцати пяти лет, скрывшаяся с места преступления.
Савицкий закурил новую сигарету и выключил ссылку. В сущности, ему было наплевать на то, кто и зачем отправил на тот свет господина Горчакова. Если даже и Рита заказала драгоценного муженька, это ее личное дело - не такой он моралист, чтобы читать кому-то лекцию на тему "Убивать мужей нехорошо". Другое дело, что это никаким боком не касается Дениса Лозинского. А может, он пришел и взял за руку ее мужа?
Откинувшись на спинку кресла, он закрыл глаза и увидел шрам на тонкой женской спине, ныряющий под лямку лифчика, а сразу же за ним - останки сгоревшего дома. Зачем Рита туда ездила? Что она пыталась там понять?
Но должна же быть причина, должна!
- Тьфу, елки! - вырвалось у Роман, он вскочил и направился на кухню с решительным намерением позавтракать - глядишь, еда и отодвинет на задний план все эти дурацкие измышления. Кроме того, действительно хотелось есть.
Савицкий открыл холодильник и с озадаченной грустью обозрел пустые полки - только на одной стояла бутылка пива, а в ящике лежал увядший пучок укропа. Содержимое же морозилки было представлено бруском заиндевевшего сливочного масла. Приготовить завтрак из этих ингредиентов не смог бы человек даже с богатейшей кулинарной фантазией. Роман захлопал дверцами шкафов, но нашел лишь пачку соли, пустую упаковку из-под макарон, уксус и многочисленные специи. С одной из полок на него негодующе посмотрел длинноусый таракан, который был немедленно умерщвлен и переправлен в мусорное ведро. Роман выругался - и в адрес рыжего покойника, и в свой собственный, после чего оделся и покинул квартиру.
На Тарасовском рынке, или попросту Тарасовке, царило относительное затишье - рабочий люд еще не выбегал на обеденную закупку, а большинство домохозяек уже скупило все, что надо, и удалилось к готовке и телевизорам, очередей не было, и покупатели текли редким размеренным потоком. Продавцы, покуривая, болтали друг с другом и с мобильниками, читали или играли в нарды, кто-то дремал. Между рядами и павильончиками бегала местная дурочка лет пятидесяти, закутанная в ярко-голубой дождевик, и пронзительно вскрикивала:
- Я голубое привидение! Смотрите на меня - я голубое привидение!
Один из продавцов, подбрасывая на ладони кубики, раздраженно попросил женщину кричать где-нибудь в другом месте, иначе он сию секунду преобразует ее в привидение летающее, и дурочка обиженно унеслась, по дороге задев Романа локтем. Он рассеянно посмотрел ей вслед, потом снова перевел взгляд на прилавки, раздумывая, что бы купить. Мимо прошмыгнул светловолосый мальчишка лет семи, и Савицкий тут же дернулся следом и, обогнав, заглянул в недоуменное детское лицо. Не Денис, конечно же. Да, так он действительно скоро станет параноиком. В Аркудинске пропасть светловолосых мальчишек.
Остановившись, Роман принялся изучать груду рыбы на прилавке и ценники перед ней. Поодаль в лотке шевелились темно-зеленые раки, размахивая усами, то и дело какой-нибудь переползал через край лотка и устремлялся было прочь по прилавку, но продавщица подхватывала его и возвращала к собратьям. Роман сунул руку во внутренний карман куртки, приглядываясь к здоровенному губастому язю и меланхолически вспоминая те времена, когда, еще мальчишкой, каждый год все лето проводил с друзьями на реках за удочками, ночуя тут же, в прибрежном лесу…
Долетевший с дальнего оконечья Тарасовки дикий женский вопль заставил его повернуться. Он быстро огляделся - движение было автоматическим. Нигде вокруг ни одного знакомого лица, и осознавание этого принесло с собой успокаивающий вывод - если там что и случилось, на этот раз он тут не при чем. Продавцы вытянули шеи, вглядываясь вдаль, где теснились павильоны, некоторые из них уже устремились прочь, покинув прилавки на соседей, бежала, гонимая жадным любопытством, и рыбная продавщица. Роман отвернулся и сделал шаг к соседнему прилавку, но потом решительно развернулся и быстрым шагом пошел следом за остальными. Крик не прекращался, всплескиваясь громкими всхлипывающими волнами, и он почти видел, как женщина, задыхаясь, набирает воздуха в грудь для нового истеричного вопля. Когда Роман приблизился к густеющей на оконечье рынка толпе, в крике начали различаться слова, связанные завываниями.
- Паша!.. Паша!.. что ж это… что?!.. ну… Паша!..