Она протянула руку. Как только её пальцы коснулись пальцев Джосайи Вортингтона, снова заиграла музыка. То, что Ник слышал прежде, было лишь прелюдией, а теперь началась совсем другая музыка - та самая, ради которой все собрались. Мелодия как будто щекотала ступни и кончики пальцев рук всех присутствующих.
Все живые и мёртвые взялись за руки и начали танцевать. Ник видел, как матушка Слотер танцевала с мужчиной в чалме, а чиновник танцевал с Луизой Бартелби. Миссис Иничей улыбнулась Нику, беря за руку старичка, продававшего газеты, а мистер Иничей протянул руку, как равной, маленькой девочке, которая приняла её с таким видом, словно всю жизнь мечтала с ним потанцевать. Тут Ник отвлёкся от рассматривания танцующих, потому что кто-то схватил его собственную руку, и его увлекло в танец.
Ему улыбалась Лиза Хемпсток.
- Как чудесно! - воскликнула она, когда они вместе пустились в пляс.
Затем она запела в такт:
- Шаг, поклон и поворот -
Смертень нас с собой зовёт.
Музыка наполняла Ника неудержимой радостью, а его ноги двигались сами, словно всегда знали, как нужно танцевать.
Они танцевали с Лизой Хемпсток, а когда мелодия изменилась, Ник обнаружил, что уже держит за руку Фортинбраса Бартелби. Они продолжили пляску, проходя сквозь ряды танцующих, которые расступались перед ними.
Ник увидел, как Абаназер Болджер танцевал с мисс Борроуз, его бывшей учительницей. Он видел живых, танцующих с мёртвыми. Парные танцы сменялись танцами, когда все выстраивались рядами и в унисон шагали и топали ("Пум-пум, пум-пурум! Пум-пум, пум-пурум!") - танец, который уже тысячу лет назад считали древним.
Он снова поравнялся с Лизой Хемпсток. Он спросил её:
- Откуда играет музыка?
Она пожала плечами.
- Кто всем этим управляет?
- Оно само происходит, так было всегда, - ответила она. - Живые могут этого и не помнить, а мы помним всё…
Вдруг, она перебила сама себя, воскликнув:
- Смотри!
Ник никогда раньше не видел настоящих лошадей, только нарисованных. Он представлял их совсем не так, как выглядел конь, который громко стуча копытами приближался к ним по улице. Он был очень большим, с вытянутой серьёзной мордой. На его спине сидела женщина в длинном сером одеянии, которое развевалось и переливалось под декабрьской луной, словно паутина в капельках росы.
Приблизившись к площади, конь остановился. Женщина в сером легко соскользнула с него и встала на землю лицом ко всем, живым и мёртвым.
Она присела в реверансе.
Все, как один, поклонились или сделали реверанс ей в ответ, и танец возобновился.
- Пусть нас Всадница ведёт
в Смертень - дружный хоровод,
- пропела Лиза Хемпсток, прежде чем унестись в вихре танца прочь от Ника. Все плясали под музыку, притопывая, вышагивая и кружась, и Всадница танцевала, кружилась и вышагивала вместе со всеми. Даже белый конь покачивал головой и переступал в такт музыке.
Скорость музыки нарастала. У Ника перехватывало дыхание, но танец казался нескончаемым, вечным - это был смертень, танец живых и мёртвых, танец со Смертью. Ник улыбался, и все вокруг тоже улыбались.
Время от времени он видел Всадницу в сером, кружившуюся то здесь, то там по городской площади.
"Все-все-все, - подумал Ник, - все танцуют!" Но когда он так подумал, то понял, что ошибся. В тени ратуши стоял человек в чёрном. Он не танцевал, он просто наблюдал за остальными.
Ник гадал, мечтает ли Сайлас присоединиться к ним. Но, сколько он ни всматривался в лицо своего наставника, оно оставалось непроницаемым.
Тогда он окликнул его, надеясь, что наставник присоединится к танцу и всеобщему веселью. Но, услышав своё имя, Сайлас отступил в тень и пропал из вида.
Кто-то выкрикнул:
- Последний танец! - и началась неспешная, величественная кода.
Танцующие объединились в пары живых и мёртвых. Ник протянул руку, не глядя, и вдруг понял, что касается пальцами и смотрит в серые глаза женщины в платье из паутины.
Она улыбнулась ему.
- Здравствуй, Ник, - сказала она.
- Здравствуйте, - ответил он, танцуя. - Только я не знаю вашего имени.
- От имён не много пользы, - сказала она.
- У вас здоровский конь. И такой большой! Никогда не думал, что кони бывают такими большими.
- Он такой бережный, что вынесет самого сильного, и такой сильный, что вынесет самого маленького.
- А можно мне прокатиться на нём? - спросил Ник.
- Когда-нибудь, - ответила она ему, и её паутинные юбки замерцали. - Когда-нибудь каждому доводится.
- Обещаете?
- Обещаю.
И в этот момент танец закончился. Ник низко поклонился своей партнёрше, и только тогда ощутил такую усталость, будто он плясал без остановки много часов. Его мышцы болели и отказывались повиноваться. Он совершенно выдохся.
Где-то пробили часы, и Ник стал считать удары. Он насчитал двенадцать и задумался, сколько же они танцевали - двенадцать часов или двадцать четыре, или вообще нисколько?
Он потянулся и огляделся. Мёртвые исчезли, как и Всадница. Остались только живые, которые разбредались по домам, покидая площадь устало и растерянно, как люди, которые только что встали после долгого сна, но ещё не проснулись.
Городская площадь была вся покрыта белыми цветами, как будто после свадьбы.
На следующий вечер Ник проснулся в гробнице Иничеев с чувством причастности к великой тайне, как будто он совершил что-то важное, и теперь страшно хотел с кем-нибудь это обсудить.
Когда миссис Иничей наконец проснулась, Ник сказал:
- Прошлой ночью было так здорово!
- О чём ты? - спросила миссис Иничей.
- Мы танцевали! - сказал Ник. - Все до единого, в Старом городе.
- Да ну? - зевнула миссис Иничей. - Танцевали, говоришь? Ты же знаешь, что тебе нельзя выходить в город.
Ник хорошо знал, что не стоит говорить с матерью, когда она в таком настроении. Он выскользнул из гробницы в сгущающиеся сумерки.
Ник поднялся на холм к чёрному обелиску и камню Джосайи Вортингтона, где из природного амфитеатра было так хорошо видно Старый город и огни вокруг него.
Джосайя Вортингтон стоял рядом с ним.
Ник сказал:
- Это вы начали танец. С мэром. Вы танцевали с ней.
Джосайя Вортингтон посмотрел на него, но ничего не сказал.
- Вы танцевали, - повторил Ник.
- Мёртвые не знаются с живыми, мой мальчик. Мы больше не являемся частью их мира, а они никогда не были частью нашего. Если бы мы и танцевали с ними великий танец смерти, то всё равно не стали бы это обсуждать между собой, и уж тем более с живыми.
- Но я же один из вас.
- Пока нет, мой мальчик. Ты ещё жизнь не прожил.
Ник вдруг осознал, что всю дорогу танцевал на стороне живых, а не тех, кто спустился с холма.
- Кажется, понятно, - произнёс он.
Он помчался вниз с холма так быстро, как умеют бегать только десятилетние мальчики, и чуть не споткнулся о Дигби Пуля (1785–1860, "И вас ждёт та же участь"), лишь усилием воли удержавшись на ногах. Он спешил в старую часовню, переживая, что может не застать Сайласа, что к тому времени, как он туда доберётся, его наставник уже уйдёт.
Ник сел на скамейку.
Он почувствовал рядом с собой движение, хотя вокруг не было ничего, что могло бы двигаться. Затем его наставник произнёс:
- Добрый вечер, Ник.
- Ты был там вчера, - сказал Ник. - Даже не думай говорить, что был где-то в другом месте, потому что я знаю, что ты там был.
- Да, - произнёс Сайлас.
- Я танцевал с ней. Которая всадница на белом коне.
- Правда?
- Ты же сам это видел! Ты наблюдал за нами! За живыми и мёртвыми! Мы танцевали. Почему никто не хочет говорить об этом?
- Потому что это таинство. Потому что есть вещи, говорить о которых запрещено. И потому что есть вещи, о которых люди просто не помнят.
- Но ты же сейчас говоришь об этом. Мы обсуждаем смертень.
- Я его не танцевал, - сказал Сайлас.
- Но ты же всё видел!
Сайлас ответил:
- Я не знаю, что я видел.
- Я танцевал со Всадницей, Сайлас! - воскликнул Ник. Почему-то именно эти слова страшно огорчили его наставника, и Ник испугался, как ребёнок, случайно разбудивший зверя.
Сайлас сказал:
- Давай закончим этот разговор.
Для Ника он не был закончен. Ник хотел сказать ещё тысячу вещей, хоть бы они и были неуместными, но тут его что-то отвлекло - послышалось тихое шуршание, а затем его лица словно коснулись прохладным пером.
Ник тут же забыл про танцы, а страх уступил место восторгу.
Он видел его третий раз в жизни.
- Сайлас, смотри, снег! - воскликнул он, чувствуя, как его сердце и ум наполняются радостью, вытесняя все прочие чувства и мысли. - Настоящий снег!
Интермедия
Собрание
В фойе гостиницы висело небольшое объявление, что в зале "Вашингтон" тем вечером проходила закрытое мероприятие. Что это было за мероприятие - не сообщалось. По правде говоря, даже если бы вам довелось увидеть участников этого мероприятия в зале "Вашингтон", вы бы всё равно не поняли, что происходит и зачем они собрались, хотя наверняка заметили бы, что среди них не было женщин. Там были одни мужчины, которые сидели вокруг накрытых столов, и как раз доедали свой десерт.
Их было около сотни, все в строгих чёрных костюмах. Костюмы - единственное, что их объединяло. Там были блондины и брюнеты, рыжие и седые, и даже вовсе безволосые. Были мужчины с дружелюбными лицами и с отталкивающими, добрые и угрюмые, откровенные и скрытные, невозмутимые и обидчивые. Почти все они были белокожими, хотя среди них присутствовало также несколько человек с чёрной или коричневой кожей. Европейцы, африканцы, индусы, китайцы, выходцы из Южной Америки, филиппинцы, американцы. Все говорили между собой и с официантами по-английски, и в зале звучало богатое разнообразие акцентов. Они приехали сюда со всей Европы и со всего мира.
Итак, мужчины в чёрных костюмах сидели за столами, а один из них стоял на сцене. Это был добродушного вида человек в таком костюме, будто только что со свадьбы. Он зачитывал Список Добрых Дел. Детей из бедных районов отправили на каникулы в экзотические страны. Городу был подарен туристический автобус для экскурсий.
Некто Джек сидел за центральным столом перед сценой, рядом со щеголеватым мужчиной с серебристо-белыми волосами. Оба ждали, когда подадут кофе.
- Время тикает, - произнёс мужчина. - А мы все не молодеем.
Некто Джек ответил:
- Я тут как раз подумал… Та история четырёхлетней давности, в Сан-Франциско, помните?..
- Она плачевно закончилась, однако к делу это отношения не имеет. Джек, ты потерпел провал. Ты должен был убрать их всех. Включая младенца. "Почти" считается результатом только в контексте взрывных устройств и напалма.
Официант в белом пиджаке стал разливать им кофе - невысокому человеку с тоненькими, словно нарисованными карандашом, усиками, затем высокому блондину с такой яркой внешностью, что он мог бы быть кинозвездой или моделью, и, наконец, темнокожему мужчине с большой головой и взглядом разъярённого быка. Эти трое подчёркнуто игнорировали беседу Джека и седовласого, как бы будучи поглощены речью выступавшего и временами даже аплодируя. Старик добавил в свой кофе несколько ложек сахара с горкой и принялся его размешивать.
- Десять лет! - произнёс он. - Время и прилив никого не ждут. Ребёнок скоро станет взрослым. И что тогда?
- У меня ещё есть время, мистер Данди, - сказал некто Джек, но седовласый снова его перебил, резко выкинув в его сторону мясистый указательный палец.
- Это раньше у тебя было время. А теперь у тебя есть только крайний срок. И советую тебе призвать на помощь смекалку. Потому что поблажек с нашей стороны больше не будет. Хватит. Мы устали ждать, каждый Джек до единого.
Некто Джек кивнул.
- Я уже напал на след, - сказал он.
Седовласый сделал глоток кофе.
- Неужели?
- Да. И, повторюсь, у меня есть ощущение, что это как-то связано с той неприятной историей в Сан-Франциско.
- Ты уже сообщил секретарю? - мистер Данди кивнул на того, кто продолжал зачитывать список, на этот раз перечисляя больничное оборудование, купленное на их щедрые пожертвования в прошлом году ("Не один, не два, а целых три аппарата искусственной почки!" - говорил он, а мужчины в зале вежливо аплодировали сами себе и своей щедрости).
Некто Джек кивнул.
- Сообщил.
- И?
- Он ничего не хочет слушать. Его интересует только результат. Он хочет, чтобы я просто закончил начатое.
- Каждый Джек этого хочет, дорогой мой, - сказал седовласый. - А мальчик, между тем, по-прежнему жив. И время не играет нам на руку.
Остальные, сидевшие за столом и до сих пор притворявшиеся, что не слышат их, на этих словах принялись кивать и поддакивать.
- Время, - спокойно продолжил седовласый, - как я уже говорил, тикает.
Глава 6
Никто в школе
На кладбище шёл дождь. В лужах отражался размытый перевёрнутый мир. Ник сидел, под аркой, отделявшей Египетскую аллею с раскинувшимися за ней зарослями от остального кладбища. Здесь, скрытый от живых и мёртвых глаз, он читал книжку.
- Эй ты, гад! - раздался крик на тропинке. - Ты, гад, я тебя поймаю и глаза выколю! Только попадись мне, ещё пожалеешь, что родился!
Ник вздохнул и опустил книгу. Он выглянул из укрытия и увидел Теккерея Порринджера (1720–1734, "Сын вышеуказанного"), который бежал к нему по скользкой тропинке. Теккерей был большим мальчиком - он умер, когда ему было четырнадцать, во время посвящения в ученики одного художника. Ему дали восемь медяков и велели не возвращаться без полгаллона полосатой красно-белой краски для вывески цирюльнику. Теккерей бегал в поисках полосатой краски по всему городу пять часов напролёт. Повсюду над ним смеялись и отправляли в другие магазины. Когда он понял, что над ним издеваются, его от ярости хватил удар, и к концу недели он скончался, исходя ненавистью к других ученикам и художнику мистеру Хорробину, над которым так измывались, когда он сам был учеником, что теперь он даже не понимал, о чём весь сыр-бор.
Теккерей Порринджер умер от злости, вцепившись в томик "Робинзона Крузо", кроме которого у него ничего и не было, если не считать гнутого полшиллинга и одежды, в которую он был одет. По просьбе матери его похоронили вместе с книжкой. После смерти Теккерей Порринджер не стал менее вспыльчивым, поэтому сейчас он кричал:
- Я точно знаю, что ты здесь прячешься! Вылезай, вор, я тебе сейчас так задам!
Ник закрыл книжку.
- Я не вор, Теккерей. Я просто взял её на время. Честное слово, я верну её, как только дочитаю.
Теккерей поднял голову и увидел Ника за статуей Осириса.
- Я же говорил тебе её не брать!
Ник вздохнул.
- Слушай, на кладбище так мало книг! А я сейчас на таком интересном месте - он увидел след на песке, значит, на острове есть кто-то ещё!
- Это моя книжка, - упрямо твердил Теккерей Порринджер. - Отдай сейчас же.
Ник собирался ещё поспорить или попробовать договориться, но увидел обиженную гримасу Теккерея и сдался. Он слез с арки, спрыгнул на землю и протянул ему книжку.
- Держи, - сказал он. Теккерей схватил её без всякой благодарности и злобно уставился на Ника.
- Хочешь, я тебе почитаю вслух? - предложил Ник. - Я могу, правда.
- Можешь пойти и повеситься, - буркнул Теккерей, после чего размахнулся кулаком и врезал Нику по уху. Удар был неслабым, но по лицу Теккерея Порринджера было видно, что его кулаку было ничуть не менее больно, чем уху Ника.
Теккерей пошёл обратно вниз по тропинке. Ник смотрел ему вслед. Ухо ныло от боли. Затем он развернулся и пошёл под дождём по затянутой коварным плющом дорожке. Внезапно он поскользнулся и упал, порвав при этом свои джинсы и ободрав коленку.
Вдоль стены тянулась рощица, в которой росли ивы. Здесь Ник едва не врезался в мисс Юфимию Хорсфол и Тома Сэндса, которые бродили здесь вдвоём уже много лет. Тома похоронили так давно, что его надгробие превратилось в невзрачный камень. Он жил и умер во время Столетней войны с Францией, а мисс Юфимия (1861–1883, "Она спит, и сон её оберегают ангелы") была похоронена в разгар викторианских дней, когда кладбище расширили и превратили в успешное коммерческое предприятие, которое процветало целых пятьдесят лет, - у Юфимии была собственная усыпальница с чёрной дверью на Ивовой аллее. Однако парочку, очевидно, не беспокоила разница в исторических периодах.
- Не надо так спешить, юный Ник, - сказал Том. - А то, чего доброго, поранишься.
- Да он уже поранился! - воскликнула мисс Юфимия. - Бедный Ник! Вот, наверное, твоя матушка расстроится. Такие панталоны, знаешь ли, в наших условиях не так-то просто залатать.
- Д-да. Простите, - произнёс Ник.
- Кстати, тебя искал твой наставник, - добавил Том.
Ник посмотрел на серое небо и нахмурился:
- Странно, ещё не стемнело…
- Так он и встал спозаранку, - сказал Том. Ник знал, что это слово означает "рано". - Сказал передать тебе, что хочет поговорить, если мы тебя встретим.
Ник кивнул.
- На кусте рядом с памятником Литтлджона есть спелые орехи, - улыбнулся Том, словно пытаясь утешить его.
- Благодарю, - сказал Ник и помчался сквозь дождь по извилистой тропинке к нижним склонам кладбища, к старой часовне.
Дверь была открыта. Сайлас, который не любил ни дождь, ни дневной свет, стоял и ждал его в тени.
- Мне сказали, что ты меня искал, - сказал Ник.
- Да, - ответил Сайлас. - Похоже, ты порвал штаны.
- Я бежал, - сказал Ник. - И ещё я того… Немного подрался с Теккереем Порринджером. Хотел почитать "Робинзона Крузо". Это книжка, там про мужчину, который плыл на корабле, а это такая штука, которая плавает по морю, а море состоит из воды, как гигантская лужа, ну вот, и корабль потерпел крушение, и героя вынесло на остров, это такой кусок земли в море, где можно стоять, и…
- Прошло одиннадцать лет, - сказал Сайлас. - Одиннадцать лет ты с нами, Ник.
- Ну да, - сказал Ник. - Вроде бы так.
Сайлас посмотрел на своего подопечного. Мальчик вырос худощавым, а некогда серые волосы с возрастом слегка потемнели.
В темноте старой часовни он тоже выглядел как тень.
Сайлас продолжил:
- Я считаю, что пришло время поговорить о том, как ты здесь появился.
Ник сделал глубокий вдох.