- Вы думаете: интересно, это церковь или часовня? Насколько мне известно, ответ таков: изначально здесь действительно была церквушка, а то, что вокруг, начиналось как приходское кладбище. Это было в восьмом или девятом веке. Нашей эры, разумеется. Потом тут всё несколько раз перестраивали и расширяли. Но в 1820-м или около того здесь случился пожар, да и церковь уже не справлялась с большим приходом. В общем, люди повадились ходить в храм Св. Дунстана, что в посёлке на площади, а когда здесь дело дошло до ремонта, то церковь перестроили в кладбищенскую часовню. От старой церкви много чего осталось - даже витражи на дальней стене, насколько мне говорили, оригинальные.
- Вообще-то, - сказала Скарлетт, - я думала о том, что моя мама меня убьёт. Я села не на тот автобус и теперь опаздываю домой.
- Боже мой, вот бедняжка, - сказал мужчина. - Послушайте, я тут живу неподалёку. Подождите здесь, - с этими словами он всучил ей свой портфель и свёрнутую копию гравировки - и помчался к воротам, втянув голову в плечи от дождя. Буквально пару минут спустя Скарлетт увидела фары и услышала гудок.
Скарлетт побежала к воротам, где стояла машина - старенькая зелёная "мини". Мужчина сидел за рулём. Он опустил стекло и повернулся к ней.
- Садитесь, - сказал он. - Куда вас нужно отвезти?
Скарлетт стояла, как вкопанная. По её шее стекала вода.
- Я не сажусь в машины к незнакомцам, - сказала она.
- Это вы правильно делаете, - ответил он. - Но я хочу вас отблагодарить и всё такое. Бросьте всё на заднее сидение, а то сейчас совсем промокнет.
Он открыл дверь у пассажирского сидения, Скарлетт потянулась и постаралась уложить его добро назад.
- Слушайте, - сказал мужчина. - Так вы просто позвоните маме. Можно с моего мобильника. Скажите ей номер моей машины. Только сядьте внутрь, вы же там простудитесь.
Скарлетт ещё медлила. Её волосы начали липнуть к лицу от дождя. Холодало.
Мужчина протянул ей свой мобильник. Скарлетт посмотрела на него и поняла, что звонить матери боится ещё больше, чем садиться в машину к незнакомцу. Тогда она сказала:
- Если что, можно и в полицию тоже позвонить, да?
- Разумеется. А ещё можно пойти домой пешком. А ещё можно позвонить матери и попросить, чтобы она за вами заехала.
Скарлетт села на пассажирское сидение, закрыла дверь и взяла протянутый ей телефон.
- Так где вы живёте? - спросил мужчина.
- Не надо, правда. Меня можно просто подбросить до автобусной остановки.
- Я отвезу вас домой. Какой адрес?
- Экейша-авеню, дом 102 "а". Это сбоку от главной дороги, недалеко от спорткомплекса.
- Далековато вас занесло, да? Ладно, пора домой, - он снял машину с ручника, развернулся и поехал вниз.
- Давно здесь живёте? - спросил он.
- Вообще-то нет. Мы переехали после Рождества. Но моя семья жила здесь, когда мне было пять лет.
- У вас небольшой акцент, или мне кажется?
- Мы десять лет жили в Шотландии. Там я говорила как все, а потом оказалась здесь - и стала, блин, выделяться, - ей хотелось, чтобы это прозвучало весело, но на самом деле её это расстраивало, и это было заметно. Вместо шутки получилась досада.
Мужчина привёз её на Экейша-авеню, остановился возле её дома и настоял на том, чтобы проводить её до порога. Когда дверь открылась, он произнёс:
- Простите, ради бога. Я взял на себя смелость подвезти вашу дочь до дома. Со всей очевидностью, вы отлично её воспитали: она отказывалась садиться в машину к незнакомцу. Но шёл жуткий дождь, а она ошиблась автобусом и оказалась на другом конце города. Надеюсь, что вы умеете великодушно прощать. Простите её. И, ээ… меня.
Скарлетт ожидала, что мать сейчас наорёт на обоих, но с удивлением и облегчением обнаружила, что та сказала лишь, что, разумеется, в наши дни нужно перестраховываться, и не работает ли господин Ээ учителем, и не желает ли господин Ээ чаю?
Мистер Ээ сказал, что его фамилия Фрост, но можно звать его Джеем, а миссис Перкинс улыбнулась и сказала, что можно звать её Нуной, и что сейчас она поставит чайник.
За чаем Скарлетт рассказала матери историю с автобусом, и как она зашла на кладбище, и как встретила там мистера Фроста у часовни…
Миссис Перкинс уронила чашку на стол.
Они сидели за кухонным столом, так что чашка не разбилась, но чай разлился. Миссис Перкинс неловко извинилась и пошла за губкой, чтобы вытереть лужу.
Затем она переспросила:
- Кладбище на холме, которое возле Старого города?
- Я там живу неподалёку, - сказал мистер Фрост. - Занимаюсь надгробиями. Вы, кстати, знали, что там природный заповедник?
- Знали, - ответила мисс Перкинс, поджав губы. Затем сказала: - Спасибо вам большое, что подвезли Скарлетт до дома, мистер Фрост, - при этом от каждого её слова веяло холодом. Она закончила: - Я думаю, вам пора идти.
- Ну зачем вы так, право, - примиряюще произнёс Фрост. - Ни в коем случае не хотел вас обидеть. Что я такого сказал? Что до надгробий - я копирую с них надписи для одного исторического исследования. Я не гробокопатель какой-нибудь.
Скарлетт показалось, что мать сейчас возьмьёт и врежет мистеру Фросту, который выглядел обескураженным. Но миссис Перкинс покачала головой и сказала:
- Простите. Вы не виноваты. Просто была одна семейная история, - затем, с видимым усилием сменив тон на жизнерадостный, она продолжила: - Знаете, в детстве Скарлетт играла на этом кладбище. Десять лет назад. У неё там был воображаемый друг. Его звали Никто.
Мистер Фрост улыбнулся уголком рта.
- Призрак?
- Да нет, вроде бы. Он просто там жил. Хотя Скарлетт даже показывала нам гробницу, в которой у него был дом. Так что, наверное, всё-таки призрак. Золотце, а ты сама не помнишь?
Скарлетт покачала головой.
- Наверное, я в детстве была чудачкой.
- Я уверен, что вы не были никакой ээ… - проговорил мистер Фрост. - Нуна, вы вырастили прекрасную дочь. Спасибо за чай. Всегда отрадно подружиться с хорошими людьми. Я побегу - мне надо состряпать себе обед, а затем у меня встреча в местном историческом собрании.
- Вы сами себе готовите обед? - переспросила миссис Перкинс.
- Готовлю - это, конечно, громко сказано. Скорее, размораживаю. Иногда варю еду в пакетиках. На одного не сложно готовить. Я ведь один живу. Холостяцкий быт и всё такое. В газетах нынче пишут, что раз холостяк - так сразу гей. Я не гей, просто так и не встретил ту самую женщину, - на этих словах он как-то погрустнел.
Миссис Перкинс, которая терпеть не могла готовку, тут же сообщила, что по выходным вечно готовит слишком много еды, и, когда она провожала гостя в прихожую, Скарлетт слышала, как он с пребольшим удовольствием соглашается поужинать с ними в субботу вечером.
Когда миссис Перкинс вернулась из прихожей, она сказала:
- Надеюсь, ты уже сделала уроки?
В ту ночь Скарлетт слушала, как за окном проезжают машины, и думала о событиях прошедшего дня. Значит, она была на этом кладбище в детстве. Вот почему оно показалось таким знакомым.
Она погрузилась в воспоминания и сама не заметила, как заснула. Во сне она бродила по тропинкам кладбища. Там было темно, но Скарлетт видела всё ясно, как днём. Она стояла на склоне холма, а к ней спиной стоял мальчик, по виду её ровесник. Он смотрел вниз, на огни Старого города.
Скарлетт позвала его:
- Мальчик! Что ты здесь делаешь?
Он обернулся и сощурился, как будто её было плохо видно.
- Кто это сказал? - спросил он. - А, я вроде тебя вижу. Ты в снохождении?
- Кажется, мне снится сон, - кивнула она.
- Я не совсем это имел в виду, - сказал мальчик. - Но привет. Я Ник.
- А я Скарлетт.
Он снова посмотрел на неё, как будто только что по-настоящему увидел.
- Ну конечно! - воскликнул он. - То-то мне показалось, что я тебя видел. Ты сегодня была на кладбище с этим человеком, который носится с бумагой.
- Его зовут мистер Фрост, - сказала Скарлетт. - Хороший дядька. Подвёз меня до дома. Значит, ты нас видел?
- Ага. Я вообще слежу за тем, что происходит на кладбище.
- А почему тебя так зовут? - спросила Скарлетт.
- Моё полное имя - Никто.
- Точно! - воскликнула Скарлетт. - Вот, почему ты мне снишься. Ты мой воображаемый друг из детства. Только теперь ты повзрослел.
Ник кивнул.
Он был выше неё ростом и одет во что-то серое - Скарлетт толком не разглядела его наряд. Его волосы были довольно длинными - она подумала, что он, должно быть, давно не наведывался к парикмахеру.
Ник сказал:
- Я помню, ты была очень смелая. Мы спускались вглубь холма и видели там Синего человека. И встретили Гибель.
И тогда в её голове что-то случилось. Какое-то бурное мелькание образов.
- Я вспомнила, - сказала Скарлетт. Но она сказала это в темноту пустой спальни, и в ответ ей раздался только грохот проезжавшего за окном грузовика.
У Ника были запасы еды, которая подолгу не портилась. Часть хранилась в склепе, другая - в могилах и мавзолеях похолоднее. Сайлас позаботился, чтобы запасов могло хватить на пару месяцев на случай, если вдруг ни его, ни мисс Люпеску не будет рядом - чтобы Нику не пришлось уходить с кладбища.
Он скучал по миру за пределами кладбища, но знал, что там небезопасно. Во всяком случае, сейчас. Кладбище было его миром и его домом, которым он дорожил. Он любил его, как только четырнадцатилетний мальчик умеет что-либо любить.
Но всё же…
На кладбище никто никогда не менялся. Дети, с которыми Ник играл, будучи маленьким, остались детьми. Фортинбрас Бартелби, который был его лучшим другом, теперь стал на четыре или пять лет его младше, и с каждой новой встречей у них находилось всё меньше общих тем. Теккерей Порринджер был ростом и возрастом с Ника и теперь стал к нему значительно дружелюбнее. Иногда они вместе гуляли вечерами, и Теккерей рассказывал Нику жуткие истории, приключавшиеся с его друзьями. Обычно в конце этих историй кого-нибудь вешали, в основном по ошибке, хотя ещё иногда кого-нибудь отправляли в американскую колонию, тогда их не вешали, если они не возвращались назад.
Лиза Хемпсток, с которой Ник дружил последние шесть лет, изменилась, но не в лучшую сторону: теперь она редко выходила к Нику, если он навещал её у зарослей крапивы, а если выходила, то была, как правило, вспыльчива, всё время спорила, а зачастую просто грубила.
Ник пытался поговорить об этом с мистером Иничеем. Тот подумал и сказал:
- Женщины, они такие. Ты ей нравился, когда был мальчишкой, а теперь ты стал юношей - она, видать, не знает, как к тебе относиться. Вот я как-то в детстве играл с одной девочкой у речки. Мы там играли каждый день, а потом ей исполнилось столько же, сколько тебе сейчас, и она вдруг запустила мне в голову яблоком, а потом не разговаривала со мной, пока мне не исполнилось семнадцать.
Миссис Иничей фыркнула:
- Это было не яблоко, а персик. И вообще-то я с тобой заговорила вскоре после того случая, потому что была свадьба твоего кузена Неда, и мы там плясали весь вечер, а это было через два дня после твоего шестнадцатилетия.
Мистер Иничей сказал:
- Ты права как всегда, дорогая, - и подмигнул Нику, давая ему понять, что она вовсе не права. Затем он одними губами произнёс: "Семнадцать".
Ник не позволял себе заводить друзей среди живых. За то недолгое время, что он провёл в школе, он успел понять, что это чревато в основном одними неприятностями. Однако про Скарлетт он помнил все эти годы. Он сильно скучал после того, как она уехала, и долго привыкал к мысли, что больше её не увидит. А теперь оказалось, что она недавно была на кладбище - и он её даже не узнал…
Он забрёл в заросли плюща, из-за которых северо-западная часть кладбища считалась опасной. Повсюду таблички предупреждали посетителей, что здесь ходить не надо, но вообще-то это было понятно и без табличек. Это было угрюмое, неприветливое место, начиная прямо с колтунов плюща, что опутывали конец Египетской аллеи и чёрные двери в псевдоегипетской стене, за которыми были чьи-то места упокоения. Здесь сама природа сотни лет всячески препятствовала вторжению человека - надгробия, находившиеся в этой части кладбища, все покосились, а большинство могил было давно заброшено или потеряно под плющом и полувековым слоем опавших листьев. Тропинки были непригодны для ходьбы, а чаще и вовсе не видны.
Ник шёл, внимательно глядя под ноги. Это место было ему хорошо знакомо, и он знал, что здесь надо ходить осторожно.
Как-то раз, когда Нику было девять, и он ещё только исследовал эту часть кладбища, земля вдруг провалилась под его ногами, и он упал в глубокую яму. Это была могила футов двадцать в глубину, для нескольких гробов, над которой не было надгробия, а на дне лежал только один гроб, в котором покоился один восторженный медик по фамилии Карстерс. Он жутко обрадовался появлению Ника и тут же загорелся желанием осмотреть его запястье (которое Ник вывихнул, пытаясь схватиться за торчавшие из земли корни во время падения), так что пришлось его долго уговаривать подняться наверх и позвать на помощь.
Сейчас Ник пробирался по северо-западной части туда, где лисы устраивали себе норы в опавших листьях и плюще, а падшие ангелы смотрели в небо невидящими глазами. Он хотел поговорить с поэтом.
Поэта звали Неемия Трот, а на его надгробии было написано:
Здесь покоятся бренные останки
НЕЕМИИ ТРОТА,
ПОЭТА
1741–1774
ЛЕБЕДИ ПОЮТ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ
Ник позвал:
- Мистер Трот? Можно с вами посоветоваться?
- Ну конечно, мой смелый мальчик! - просияв, воскликнул Неемия Трот. - Совет поэта - вежливость короля! Каким елеем - нет, "елеем" не годится, пусть будет "бальзамом" - каким бальзамом мне полить твои раны?
- Я не сказать чтоб ранен, - ответил Ник. - Просто… В общем, объявилась одна девушка, которую я когда-то знал, и я теперь не могу решить - найти её и поговорить с ней или лучше выбросить это из головы.
Тогда Неемия Трот поднялся в свой полный рост - он был пониже Ника, - взволнованно всплеснул руками и сказал:
- О, ну разумеется ты должен найти её и поговорить! Назови её своей Терпсихорой, своей Эхо, своей Клитемнестрой. Посвяти ей стихи, великие оды, а я помогу их написать. Ибо тогда, и только тогда, ты завладеешь сердцем своей возлюбленной.
- Я не хочу завладевать её сердцем. Она не моя возлюбленная, - сказал Ник. - Я просто хочу поговорить с ней.
На это Неемия Трот сказал:
- Язык - наиудивительнейший из всех человечьих органов. Именно им мы пробуем вино и яд, им произносим слова любви и ненависти - всё одним и тем же языком! Иди же! Говори с ней!
- Да нет, пожалуй, всё же не стоит.
- Стоит, сэр! Ещё как стоит! А я напишу об этом, когда всё будет позади.
- Если я выйду из Растворения для одного человека, другим тоже станет легко меня увидеть.
Неемия Трот сказал:
- Послушай меня, юный Леандр, юный герой, юный Александр. Если тобой овладела трусость, то жизнь твоя - ничто, и ничто будет твоей наградой.
- Разумно, - сказал Ник. Он был рад, что додумался поговорить с Неемией. В конце концов, кто ещё может дать хороший совет, если не поэт? И тут он вспомнил…
- Мистер Трот, - попросил он, - расскажите мне про месть.
- Это блюдо лучше подавать холодным, - сказал Неемия Трот. - Не следует мстить, когда ты весь пылаешь от жажды мести. Следует дождаться подходящего часа. Был такой ирландец, О'Лири, у которого хватило надменной наглости накропать заметку о моём первом сборнике стихов, который назывался "Букет красот для джентльменов чести", и в заметке говорилось, что это ничтожнейшая писанина без формы и содержания, и что, якобы, бумага, на которой она была написана, нашла бы себе лучшее применение в… У меня даже язык не поворачивается это повторить. Просто поверь мне на слово: это было наиомерзительнейшее сравнение.
- И вы ему отомстили? - спросил Ник.
- Ему и всему бесстыжему племени! О, как я отомстил им, мистер Иничей, о, месть моя была ужасна! Я написал во многих экземплярах заметку, которую прибил к дверям всех трактиров Лондона, где околачивался всякий писательский сброд. Я написал там, прибегая к моему тонкому литературному гению, что более не буду сочинять для них, а буду писать лишь для себя и для потомков, а для них за всю мою жизнь не издам более ни стиха! И в завещании своём я написал, чтобы все мои стихи похоронили вместе со мной неизданными, и лишь когда потомки спохватятся, что сотни моих произведений - пропали, пропали! - лишь тогда следует вскрыть мой гроб и взять мои стихотворенья из моих мёртвых рук, чтобы, наконец, опубликовать их ко всеобщему ликованию. Всё-таки так ужасно - опережать собственное время…
- То есть, после вашей смерти вашу могилу вскрыли, а стихи опубликовали?
- Пока что нет. Но впереди ещё полно времени! Потомство бесконечно.
- Так это и была ваша месть?
- Воистину. Возмездия коварнее и действенне было не придумать!
- Нда-а, - протянул Ник, не слишком вдохновлённый этим примером.
- Это блюдо лучше подавать холодным, - важно повторил Неемия Трот.
Ник возвращался с северо-западной части кладбища по Египетской аллее. Он шёл туда, где все пути были прямыми и понятными. А когда солнцу пришло время закатиться, он направился в старую часовню. Он не надеялся, что Сайлас уже вернулся. Просто он привык всегда приходить в часовню на закате, и ему нравилось, что его жизнь имеет свой распорядок. К тому же, он проголодался.
Ник приоткрыл дверь и скользнул в склеп. Он отодвинул картонный ящик, забитый отсыревшими приходскими бумагами, и достал пакет апельсинового сока, яблоко, коробку хлебных палочек и упаковку сыра. Он ел и думал, как и где ему разыскивать Скарлетт. Возможно, придётся сноходить, раз она навестила его именно таким образом…
Он направился к выходу, собираясь присесть на серую деревянную скамейку, как вдруг увидел нечто, заставившее его остановиться. На скамейке уже кто-то сидел. Это была девушка. Она читала журнал.
Ник ещё сильнее растворился, слившись с кладбищем, став не заметнее тени или контура ветки.
Но она подняла голову и взглянула на него. И произнесла:
- Ник? Это ты?
Он помолчал, затем спросил:
- Почему ты меня видишь?
- Почти не вижу. Сперва подумала, что это тень какая-то. Но в моём сне ты выглядел точно так же. Как будто постепенно вошёл в фокус.
Ник подошёл к скамейке.
- Ты что, можешь читать при таком освещении? Здесь разве не слишком темно?
Скарлетт закрыла журнал.
- Странно, - сказала она, - вообще-то действительно темно. Но я читала без проблем.
- Ты… - он замялся, не зная, о чём бы её спросить. - Ты здесь одна?
Она кивнула:
- Пришла после школы, чтобы помочь мистеру Фросту копировать эпитафии. А потом сказала ему, что хочу здесь посидеть немного, подумать о жизни. Обещала потом зайти к нему, мы попьём чаю, и он меня отвезёт домой. Он не стал задавать вопросов. Сказал, что тоже любит посидеть один на кладбище, потому что в мире нет мест спокойнее, - она помолчала, затем вдруг спросила: - Можно тебя обнять?
- Зачем? - спросил Ник.