Тогда зверь попытался отвести голову и заставить меня тем самым отпустить челюсти, но он слишком плотно обвился вокруг нас, чтобы выгадать необходимое расстояние. Поэтому он стал понемногу разматываться, несколько выпрямляясь и откидывая голову. Я оказался на коленях, а Миштиго осел, скорчившись футах в шести от меня.
Моя правая рука еще немного соскользнула, почти до той точки, где я потерял бы всякий рычаг. И тут я услышал пронзительный крик.
Почти одновременно началось и конвульсивное содрогание твари. Я резко выдернул руки из пасти, почувствовав, как сила смертельных объятий твари на секунду спала. Послышалось страшное лязганье зубов, и кольца его тела сжались в последний раз. На какой-то миг я отключился.
А потом я вырывался, судорожно выпутываясь из обвивавших меня петель. Пронзившее боадила гладкое деревянное древко лишало его жизни, и движения его как-то стали скорее спазматическими, нежели агрессивными.
Всеми этими конвульсиями меня еще дважды сбивало с ног, но я сначала освободил Миштиго, мы убрались от корчившейся твари футов на пятьдесят и оттуда смотрели, как он умирает. Это, кстати, заняло немало времени.
* * *
Хасан стоял без всякого выражения на лице. Ассегай, с которым он столько упражнялся, сделал свое дело. Когда Джордж позже вскрыл эту гадину, мы узнали, что острие прошло всего в двух дюймах от ее сердца, перерезав крупную артерию. Кстати, у боадила оказалось две дюжины ног, распределенных, как и можно было ожидать, поровну по обеим сторонам туловища.
Рядом с Хасаном стоял Дос Сантос, а рядом с Дос Сантосом стояла Диана. Все прочие из лагеря тоже сбежались сюда.
- Здорово сделано, - сказал я. - Отличная работа. Спасибо.
- Не за что, - ответил Хасан.
"Не за что", сказал он. Не за что, но смерть ударила по мне из-за того, что он сотворил с големом. Если Хасан пытался убить меня тогда, то с какой стати ему было спасать меня от боадила сейчас? Если, конечно, сказанное им тогда, в Порте, не было правдой-маткой - что его наняли-таки защищать веганца. А ежели это являлось его основной задачей, а убийство меня - всего лишь второстепенной, то ему пришлось спасать меня в качестве побочного продукта сохранения жизни Миштиго.
Но тогда… О, черт, забудь об этом.
Я бросил камень как можно дальше, и еще один. На следующий день наш скиммер должен прилететь к лагерю, и мы отправимся в Афины, с остановкой только для того, чтобы высадить Рамзеса и трех служащих в Новом Каире. Я радовался, что наконец покидаю Египет с его плесенью и пылью, с его мертвыми полузвериными божествами. Меня уже мутило от этого края.
Затем пробился звонок Фила из Порта, и Рамзес позвал меня в радиопалатку.
- Да? - произнес я в микрофон.
- Конрад, это Фил. Я только что написал элегию, посвященную ей, и хотел бы прочесть ее тебе. Хотя я никогда не встречался с Кассандрой, я слышал, как ты говорил о ней, и видел ее фотографию и поэтому, думается, написал весьма неплохую вещь…
- Пожалуйста, Фил. В данную минуту меня не интересуют поэтические соболезнования. Как-нибудь в другой раз, может быть…
- Это не из числа заполняемых именами. Я знаю, ты таких не любишь, и, вообще говоря, не виню тебя.
Моя рука зависла над рычажком отключения, замерла и потянулась не к нему, а за одной из сигарет Рамзеса.
- Ну конечно, валяй, я слушаю.
И он прочел. Вещь, действительно, оказалась неплохой. Я мало что из нее помню. Помню лишь, что эти четкие, ясные слова доходили с другой стороны мира, а я стоял там весь в ранах, внутри и снаружи, и слушал их. Он описывал достоинства нимфы, которую похитил Посейдон, но проиграл своему брату Аиду. Он взывал к всеобщей скорби стихий. И когда он читал, мой рассудок совершил путешествие обратно во времени к тем двум счастливым месяцам на Косе, а все последовавшее за тем стерлось; и мы снова были на борту "Канители", плыли на наш островок для пикников с его священной рощей, купались вместе, вместе загорали, держались за руки и ничего не говорили, а просто ощущали заходящее солнце, похожее на яркий, сухой и ласковый водопад, опускавшееся на наши розовые и обнаженные души, там, на бесконечном пляже, опоясывавшем это крошечное царство любви.
Он закончил и прочистил горло, кашлянув несколько раз, и мой островок потонул, скрывшись с глаз, унося с собой какую-то часть меня, потому что это было именно такое время.
- Спасибо, Фил, - искренне поблагодарил я. - Это было очень мило.
- Рад, что ты находишь ее подходящей, - сказал он в ответ. А затем добавил: - Сегодня в полдень я вылетаю в Афины. Я хотел бы присоединиться к вам на том отрезке вашей экспедиции, если у тебя нет возражений.
- Разумеется, - отозвался я. - Однако можно мне спросить - почему?
- Я решил, что хочу еще раз увидеть Грецию. Поскольку ты тоже будешь там, возможно, все будет чуть больше похоже на былые дни. Я хотел бы бросить последний взгляд на некоторые из Древних Мест.
- Ты говоришь так, словно речь идет о подведении окончательных итогов.
- Ну… Я выжал из курса Спранга - Сэмсера почти все, что он может дать. По-моему, я чувствую теперь, что пружина завода раскручивает последние витки. Может, ей потребуется еще несколько оборотов, а может и нет. В любом случае я хочу вновь увидеть Грецию и чувствую, что это, похоже, мой последний шанс.
- Уверен, ты ошибаешься, но завтра вечером мы все будем ужинать в "Золотом Алтаре", около восьми.
- Прекрасно. Там и увидимся.
- Идет.
- До свидания, Конрад.
- До свидания.
Я пошел и принял душ, натерся мазью, переоделся в чистую одежду. В некоторых местах у меня еще побаливало, но, по крайней мере, я чувствовал себя чистым. А затем пошел и отыскал веганца, только что закончившего делать то же самое. Окинув его своим "холодным" взглядом, я приступил к цели визита.
- Поправьте меня, если я ошибаюсь, - начал я с места в карьер. - Но одна из причин вашего острого желания видеть меня во главе этой экскурсии заключалась в том, что у меня высокий потенциал выживаемости. Правильно?
- Правильно.
- Поэтому я до сих пор старался, по мере сил, чтобы эта выживаемость не оставалась лишь потенциальной, а активно применялась для обеспечения общего благоденствия.
- Не этим ли вы занимались, когда напали в одиночку на всю группу?
Я хотел было его придушить и потянулся к его горлу, но подумал, что лучше не стоит, и опустил руку. И был вознагражден страхом, промелькнувшим в его расширившихся зрачках, и подергиванием уголков рта. Он отступил на шаг.
- Я забуду о ваших словах. Я здесь только для того, чтобы отвезти вас туда, куда вы хотите отправиться, и позаботиться о том, чтобы при этом вы вернулись с целой шкурой. Этим утром вы причинили мне небольшое затруднение, подставившись в качестве приманки для боадила. Поэтому предупреждаю - в ад не ходят прикурить сигаретку. Если желаете прогуливаться в одиночестве, ради бога, только сперва проверьте, в безопасной ли вы стране.
Его взгляд дрогнул, и он отвел глаза.
- Если вы этого не проверили, - продолжил Я, - то будьте любезны брать с собой вооруженный эскорт, раз вы так настойчиво отказываетесь носить оружие сами. Вот и все, что я хотел сказать вам. Если вы не желаете сотрудничать, то скажите об этом сейчас, тогда я завязываю с этим делом и подыщу вам другого гида. Все равно Лорел уже предложил мне это сделать.
- Итак, что скажете? - подытожил я.
- Лорел действительно это сказал?
- Да.
- Как необыкновенно… Ну, разумеется, да. Я выполню вашу просьбу. Вижу, что это осмотрительный шаг.
- Отлично. Вы сказали, что хотите сегодня в полдень опять осмотреть Долину Цариц. Рамзес вас отвезет. Я не испытываю желания делать это сам. Уезжаем мы завтра в десять утра. Будьте готовы.
Тут я ушел, ожидая, что он что-нибудь скажет вслед - хотя бы одно лишь слово.
Он не сказал ничего.
К счастью и для поколений выживших, и для поколений еще не рожденных, Шотландию во время Трех Дней загадило не сильно. Я достал из морозильника ведерко со льдом, а из палатки-столовой - бутылку содовой. Включив спираль охлаждения рядом с моей койкой, я открыл пятую бутылку шотландского виски из своих личных запасов и провел остаток дня в размышлениях о тщете всех человеческих стремлений.
* * *
Поздно вечером, протрезвев до приемлемого уровня и выклянчив себе поесть, я вооружился и пошел немного подышать свежим воздухом. Приблизившись к восточному краю периметра предупреждения, я услыхал голоса, поэтому уселся в темноте, прислонившись к большому камню, и попытался подслушать.
Я узнал вибрирующее диминуэндо Миштиго и попробовал услышать, что он говорит. Но не смог.
Они находились слишком далеко, а акустика в пустыне не самая лучшая в мире. Я сидел там, напрягая ту часть меня, которая слушает, и все случилось именно так, как иногда бывало и раньше:
Я сидел на одеяле рядом с Эллен, и моя рука обнимала ее за плечи. Моя голубая рука…
Все растаяло, когда я шарахнулся от мысли, что приходится быть веганцем, даже в псевдотелепатическом выдавании мнимого за сущее, и снова очутился у своего камня.
Однако мне было одиноко, а Эллен казалась более мягкой, чем камень, и меня по-прежнему разбирало любопытство. Поэтому я опять оказался там, наблюдая за происходящим…
- …Отсюда ее не видно, - говорил я. - Но Вега - звезда первой величины, расположенная в том созвездии, которое ваш народ называет Лира.
- На что похож Тейлер? - спросила Эллен.
Последовала долгая пауза. Затем:
- Самым значительным обычно бывает как раз то, что люди меньше всего способны описать. Иногда, однако, проблема заключается и в передаче чего-то, для чего в личности собеседника нет никакого соответствующего элемента. Тейлер не похож на эту планету. Там нет пустынь. Весь мир тщательно продуман и облагорожен. Но… Позвольте мне воспользоваться этим цветком в ваших волосах. Вот. Посмотрите на него. Что вы видите?
- Красивый белый цветок. Потому-то я сорвала его и вдела в волосы.
- Но это не красивый белый цветок. Во всяком случае, для меня. Ваши глаза воспринимают свет с длиной волны, лежащей в диапазоне от 4000 до 7200 ангстрем. Глаза веганцев глубже заглядывают в ультрафиолет - примерно до 3000 ангстрем. Мы не воспринимаем то, что вы называете "красным цветом", но в этом "белом" цветке я вижу два цвета, для которых в вашем языке нет никаких слов. Мое тело покрыто невидимыми вам узорами, но они достаточно близки к узорам других моих родственников, так что любой иной веганец, знакомый с Штигогенами, может при первом же взгляде определить мою семью и провинцию. Некоторые из наших картин выглядят аляповато-яркими для глаз землян или даже кажутся вовсе одноцветными - обычно голубыми, потому что тонкости оттенков земляне просто не воспринимают. Многие наши музыкальные произведения кажутся вам содержащими большие паузы, на самом же деле эти паузы заполнены неслышимой для вас мелодией. Наши города чисты и расположены логично. Они захватывают дневной свет и долго сохраняют его ночью. Там царят плавное движение и приятные звуки. Для меня это означает многое, но я не представляю, как это описать человеку.
- Но люди, я имею в виду - земляне, живут на ваших мирах…
- Но они, в действительности, не видят, не слышат и не воспринимают их так же, как мы. Между нами лежит пропасть, которую мы можем оценить и понять, но не можем по-настоящему пересечь. Вот потому-то я и не могу рассказать вам, на что похож Тейлер. Для вас этот мир будет совсем иным, чем для меня.
- Мне хотелось бы увидеть его. Очень сильно. Думаю, мне даже понравилось бы жить там.
- По-моему, вы не будете там счастливы.
- Почему же?
- Потому что иммигранты невеганцы есть иммигранты невеганцы. Здесь вы не являетесь членом низшей касты. Знаю, вы не пользуетесь этим термином, но суть от этого не меняется. На этой планете сотрудники вашего Управления - высшая каста, что ни говори. Следующими идут богатые неуправленцы, потом те, кто зарабатывает себе на жизнь доходами с земли, затем, на самом дне, находятся несчастные обитатели Древних Мест. Здесь вы на самом верху. На Тейлере же вы будете на дне.
- Почему все обязательно должно быть так? - спросила она.
- Потому, что вы видите белый цветок, - я вернул его ей обратно.
Долгое молчание и прохладный ветерок…
- В любом случае, я счастлива, что вы приехали сюда, - сказала она.
- Это и впрямь интересное место.
- Рада, что оно вам нравится.
- Этот человек, которого зовут Конрад, действительно был вашим любовником?
Я оторопел от неожиданности такого вопроса.
- Это не ваше голубое дело, - ответила она. - Но ответ - да.
- Могу понять почему, - сказал он, и я почувствовал себя неуютно и, возможно, в какой-то мере вуайеристом, или - тонкость тонкостей! - тем, кто подглядывает, как подглядывает вуайерист.
- Ну и почему же? - спросила она.
- Потому, что вы желаете странного, мощного, экзотического; потому, что вы никогда не счастливы, находясь там, где вы есть, и являясь тем, кем есть.
- Это неправда… А может и так. Да, он однажды сказал мне нечто вроде этого. Наверное, это все же правда.
В тот миг я почувствовал к ней сильную жалость. А затем, не понимая этого, так как хотел утешить ее, я взял ее за руку. Только двигалась-то рука Миштиго, и двигалась она не по его воле. По моей.
Я вдруг испугался. Но и он тоже - я это почувствовал. Возникло вдруг сильное ощущение опьянения, все словно поплыло, когда я почувствовал, как он ощутил себя оккупированным, словно почуял у себя в мозгу постороннее присутствие.
Тут я решил быстренько убраться и вернуться к своему надежному камню, но не успел: прежде чем она выронила цветок, я услышал ее слова: "Возьмите меня!".
Черт бы побрал это псевдотелепатическое выдавание желаемого за действительное! - подумал я. - В один прекрасный день я перестану верить, что дело ограничивается только этим дурацким "псевдо".
Я увидел-таки два цвета на том цветке - цвета, для которых у меня не было слов…
Я пустился в обратный путь. Пройдя насквозь весь лагерь, я продолжал идти дальше. Достигнув противоположного края периметра предупреждения, я уселся на землю и закурил сигарету. Ночь стояла прохладная, ночь стояла темная.
Две сигареты спустя я услышал позади себя голос, но не обернулся.
- "В Великом Доме и в Доме Огня, в тот Великий День, когда все дни и годы будут исчислены, да будет мне возвращено имя мое", - произнес голос.
- Неплохо, - тихо отозвался я. - Надлежащая цитата.
Я узнаю "Книгу Мертвых", когда слышу, как ее поминают всуе.
- Я поминаю ее не всуе, а просто - как вы выразились? - "надлежаще".
- Неплохо.
- В тот великий день, когда все дни и годы будут исчислены, если вам возвратят ваше имя, то какое же имя это будет?
- Мне не возвратят. Я намерен опоздать. И вообще, что в имени?
- Ну, это смотря какое имя. Так попробуем имя Карагиозис.
- Лучше попробуйте сесть там, где я смогу вас видеть. Не люблю, когда люди стоят у меня за спиной.
- Ладно - вот. Итак?
- Что итак?
- Итак, попробуем имя Карагиозис.
- С чего бы это вдруг?
- С того, что оно кое-что означает. По крайней мере некогда означало.
- Карагиозис был персонажем древнегреческого театра теней, чем-то вроде Панча в европейских пьесах про Панча и Джуди. Это был жлоб и фигляр.
- Он был греком и хитрецом.
- Ха! Он был полутрусом, и вообще скользким типом.
- Он также был и полугероем. Хитроумным. Довольно вульгарным, но с чувством юмора. Он-то бы точно разобрал пирамиду. А также он был невероятно силен, когда хотел того.
- Ну и где же он теперь?
- Хотелось бы мне знать.
- Зачем же спрашивать у меня?
- Затем, что именно этим именем вас назвал Хасан - в ту ночь, когда вы дрались с големом.
- А… понимаю. Ну, тут оно просто употреблено в качестве бранного слова, эпитета что ли, синонима дурака, клички - примерно то же самое, как если бы я обозвал вас "рыжей". И теперь, когда я подумал об этом, интересно было бы знать - а какой вы, собственно, выглядите для Миштиго? Веганцы ведь слепы к цвету ваших волос, вы знаете это?
- Меня, в общем-то, не волнует, какой я выгляжу для веганцев. Хотя мне интересно, каким выглядите вы. Как я понимаю, досье на вас у Миштиго очень толстое. Он говорит что-то о вашем существовании в течение вот уже нескольких веков.
- Несомненно, преувеличение. Но вам об этом, кажется, самой немало известно. Какой толщины ваше досье на Миштиго?
- Не очень большой. Пока.
- Похоже, что вы ненавидите его больше, чем всех остальных. Это верно?
- Да.
- Почему?
- Он веганец.
- Ну и что?
- Я ненавижу веганцев, вот и все.
- Нет, тут что-то большее.
- Верно… Вы очень сильный, вам это известно?
- А как же.
- Фактически вы самый сильный человек, какого я когда-либо встречала. Достаточно сильный, чтобы сломать шею пауконетопырю, а потом, упав с огромной высоты в бухту Пирея, выплыть на берег и с удовольствием позавтракать.
- Странный какой-то вы выбрали пример.
- Да нет, не очень. Ведь так?
- Что "так"?
- Я хочу знать. Мне нужно знать.
- Сожалею.
- "Сожалею" недостаточно. Скажите больше.
- Я сказал все, что хотел.
- Нет. Нам нужен Карагиозис.
- Кому это "нам"?
- Радполу. Мне.
- Опять же, почему?
- Хасан стар, чуть ли не как само Время. А Карагиозис еще старше. Хасан его знал, помнил и назвал вас Карагиозисом. Вы и есть Карагиозис, убийца, защитник Земли, и вы сейчас нужны нам. Очень сильно. Грядет Армагеддон - не с ядерным взрывом, а с чековой книжкой. Этот веганец должен умереть. Другой альтернативы нет. Помогите нам остановить его.
- Чего вы от меня добиваетесь?