КАМЕРНЫЙ КОНЦЕРТ
Спасибо мне за песни, о нет, не говори.
Благодарю тебя за них сердечно.
Ты мне их отдала, и все ж они твои,
Твои всегда, твои навечно.
Маленький концертный зал на восемьсот зрительских мест все же казался просторным за счет изысканной роскоши интерьера. Обитые красным вельветовым плюшем кресла соперничали с французскими заказными коврами, росписи на потолке, изображавшие Аполлона со свитой, являли собой прекрасно отреставрированную работу Джорджоне. Балюстрады, покрытые искусной резьбой и позолотой, отграничивали от остального пространства балконы и ложи. Оркестровая яма тут, впрочем, могла разместить не более тридцати музыкантов, поэтому зал чаще всего использовался для прослушивания музыкальных программ, не требующих большого числа исполнителей. Этот вечер являлся совсем уж камерным: в афишке значились выступления всего двух певцов и под фортепианный аккомпанемент. Однако, несмотря на столь малозначительную программу, зал был заполнен. Во-первых, потому что и баритон, и меццо-сопрано имели массу поклонников, а во-вторых, благотворительное учреждение, на нужды которого шел сбор с концерта, обладало общественным весом.
Первую ложу по левую руку от той, что все еще числили королевской, занимала баронесса Алексис делла Пиаджиа - самодовольная и очень уверенная в себе особа сорока четырех лет, чьи худощавость и несколько простоватая новосветская внешность странным образом уживались с итальянской экстравагантностью ее шелкового вечернего платья. Сам барон убыл на месяц в Британию, так что компанию этой даме составлял Франческо Ракоци. Он сидел рядом с ней в вечернем костюме и с венгерским орденом Святого Стефана на церемониальном шарфе.
- Я должна вам об этом сказать, - прошептала ему Алексис после первого перерыва. Она говорила по-английски, стараясь не повышать голос. - Они шпионят за вами и изучают ваши дела.
- Они? - пробормотал Ракоци, присоединяясь к аплодисментам.
- Ну, правительство США. У вас же есть какие-то дела с американцами, разве не так? - Баронесса взглянула на сцену, где опять властвовала королева меццо-сопрано. Голос ее был сладко-густой, как кремовый соус. - Франческо, вы слушаете меня?
- Да дорогая. Правительство США. Конечно, у меня есть там дела. Разные предприятия с надежным доходом. Но я исправно плачу все налоги, а мои адвокаты исправно за этим следят. Какие могут у меня быть проблемы с американцами?
Алексис вздохнула.
- Сейчас, подождите минутку, - шепнула она, словно бы вслушиваясь в сладкоголосое пение, а на деле досадуя на своего брата. Именно он однажды завел о Ракоци разговор, именно из-за него она попала сейчас в такое дурацкое положение. Томная дама откинулась в кресле и, когда музыка смолкла, вновь подалась вперед. - Вы знаете, какая сейчас ситуация в Штатах? Шпиономания, следственные комиссии, проверки на благонадежность и все остальное. Заварил эту кашу один сенатор… то ли из Мичигана, то ли из Висконсина - в общем, из штата, где ополчились на коммунистов, а олухи из конгресса подхватили призыв. Они гонят с работы людей только за то, что те симпатизировали борцам за свободу Испании. Вы можете себе это представить?! - Баронесса повысила голос и сама же опешила, услышав, что ее восклицание перекрыло гул затихающих аплодисментов. С неудовольствием она снова выпрямилась в своем кресле и уставилась на певицу, опять собиравшуюся запеть.
- Я знаю об этих проблемах, - произнес, почти не разжимая губ, Ракоци. - Но какое же отношение они имеют ко мне?
- Не хочу показаться бестактной, но, как я понимаю, речь идет об огромных деньгах. Ваших деньгах, Франческо. - Платье Алексис имело глубокий вырез, и поэтому, наклоняясь к соседу, она для приличия подносила руку к груди, похоже, не очень-то понимая, что этот жест лишь приковывает внимание к тому, что предполагалось прикрыть.
- Ну, в бизнесе всегда речь идет о деньгах, - возразил Ракоци с легкой улыбкой.
- В том-то и дело! - воскликнула Алексис. - Разве вам не понятно, что, будь вы нищим, вас, безусловно, оставили бы в покое. Но вы - богатенький иностранец, пытающийся отхватить кусок от их пирога. - Она вдруг прервалась и перегнулась через барьер. - Боже мой! Этот мужчина в партере так красив! Ну просто итальянский Грегори Пек.
- Вообще-то, он грек, - мягко поправил Ракоци.
- Тогда как греческий Пек. Где же он был все эти годы? - Баронесса вдруг рассмеялась. Деланно громко, надеясь, что красавец повернется и проявит к ней интерес. Но этого не произошло. - Вы его знаете?
- Немного. Если хотите, я вас представлю.
- Да, безусловно хочу. - Она умоляюще всплеснула руками и вернулась к оставленной теме: - Честер сказал, что на Капитолийском холме все прямо с ума посходили. Все пытаются доказать, что это проклятые коммунисты подталкивают страну к пропасти, а совсем не они.
Алексис набрала в грудь воздуха, собираясь продолжить тираду, но опять заиграла музыка, и она смолкла, радуясь тому, что в последующие четыре минуты сможет беспрепятственно любоваться затылком сидящего в партере красавца. Она уже про себя решила, что он непременно высок, и это тоже было приятно, так как ей казалось, что рядом с ее пятью футами и восемью дюймами роста все мужчины должны чувствовать себя карликами. А с высокими кавалерами можно держаться раскованно и даже позволить себе поиграть в маленькую шалунью.
В конце пьесы женщина отвлеклась от приятных раздумий и коснулась соседского рукава.
- Будьте же осторожны, Франческо. Это не шутки. Сейчас за океаном настоящая истерия, и она может коснуться как людей, что на вас работают, так и вас.
- Спасибо за предупреждение, - сказал Ракоци вполне искренне, но не совсем понимая, что же ему следует предпринять.
- Конечно, вас не могут принудить дать присягу верности США, но ваших служащих заставят наверняка. А то и начнут раскапывать ваше прошлое. - Алексис намеренно громко зааплодировала певице, уступавшей свое место партнеру.
Ах, чао, милая, чао!
Прошла - и очаровала.
Был ярким свет летнего дня,
но он потускнел для меня.
- Чем они могут мне навредить? - спросил Ракоци, когда баритон разделался с первой песней. - Ведь я в Европе и, как вы знаете, иностранец. У меня есть документы, подтверждающие мою принадлежность к перемещенным лицам. Это легко проверить.
- Да ведь все они стоят друг за друга. Италия, Франция, Интерпол. Сначала они преследовали спасающих свои шкуры фашистов, теперь охотятся за коммунистами. Честер сказал мне, что достаточно любого намека на стремление к социальным реформам - и это назовут прокоммунистическим настроением, а человека объявят сторонником большевиков. - Ее взгляд, обретший яркость прожектора, вновь устремился к греку. Баритон между тем выводил, трагически всплескивая руками:
Per la Gloria d'avorarvi
voglio amarvi, о luci care.
Amando penero?
ma sempre v'amero, si, si
Nel mio penare.
Penero, v'almero, luci care.
- Верхние ноты берутся очень уж через силу, - заметила Алексис.
- В верхних регистрах пианиссимо легко не дается, - уклончиво откликнулся Ракоци.
- Наверное, вы правы. - Она заглянула в программку и со вздохом пожаловалась: - До антракта еще двадцать минут.
- Ну, за это время он не сбежит, - успокоили ее с едва уловимой улыбкой.
- М-да. - Баронесса резко закрыла программку. - Они сличат все ваши фотографии, найдут отпечатки пальцев, получат всю информацию о ваших доходах. И о накоплениях, думаю, кроме разве тех, что помещены в швейцарские банки. У вас ведь наверняка там что-то имеется. В швейцарских банках. Потому что, кажется, у половины земли что-то там есть. - Она протянула руку за своей вышитой бисером сумочкой и открыла ее. Потом, разыскав помаду и пудреницу с зеркальцем, принялась с большой аккуратностью подкрашивать губы. - Я знаю, что это ужасно невежливо, но…
- О, не стесняйте себя, - махнул рукой Ракоци и, в свою очередь, позволил себе сесть посвободней.
- …Но он очень красив. Конечно, Франческо, вы тоже видный мужчина… по-своему, но я выше вас… по крайней мере дюйма на два, а с каблуками… - Алексис многозначительно смолкла.
- Я безутешен, но, думаю, в мире нет пары вашей красе, - ответил Ракоци и повернулся к сцене, где исполнители вознамерились составить дуэт.
- Гм? - озадаченно пробормотала Алексис, наклоняясь вперед и разыскивая глазами красивого грека.
- А с чего бы этим сыщикам так мной интересоваться? - спросил Ракоци, когда двое на сцене решились дать публике передышку.
- Я уже говорила: вы - иностранец, богач. В вас можно ткнуть пальцем как в заморского паука, тянущего последние соки из американских трудящихся. С ростом инфляции такое всегда происходит. Все считают, что Эйзенхауэр должен что-нибудь сделать. Но что? - Она тронула вырез платья, уже почти сожалея, что не украсила свой туалет ничем, кроме миниатюрного бриллиантового колье - недавнего подарка Итало.
- Сколько времени все это может продлиться?
- Кто знает? По крайней мере до тех пор, пока конгресс в состоянии диктовать газетам, о чем нужно кричать. Конгрессмены, естественно, раздувают шумиху. Им ведь приходится хлопотать, чтобы не вылететь из своих тепленьких кресел Что, например, станет делать спикер Сэм, если его отправят обратно в Техас?
- И вам рассказал об этом ваш брат? - спросил Ракоци, уточняя.
- Да. Бедняга Честер! Он прилетел сюда на пару недель по делам и скоро опять улетит. Это ужасно! - Алексис поерзала в кресле. Многослойный шифон ее платья обиженно зашелестел.
Благоуханьем и цветами
Влечет стихи мои в ваш сад.
Я сам, взмахнув словес крылами,
Там оказаться был бы рад!
- И каков же он, этот грек?
- Не знаю, мы плохо знакомы. Через его соседку. - Ракоци лишь на секунду позволил своему взгляду задержаться на прелестной головке и слегка обнаженном плече особы, сидящей рядом с красавцем.
- А она какова? - Вопрос прозвучал слишком резко, и Ракоци вздернул бровь.
- Она мой давний и добрый друг, и я ее очень ценю. - В тоне ответа угадывалось достаточно холодка, чтобы титулованная американка сообразила, что зашла за какую-то грань.
- Я не имела в виду… - Она уже не могла что-то исправить и потому лишь пожала плечами, решив отступить на более безопасную почву. - Даже если вы безупречны, ваши родственники или знакомые вполне могут скомпрометировать вас.
- Мои родственники? - повторил Ракоци. - Их почти нет. А знакомые? Их слишком много.
- Вот-вот. Но… если ты знаешь кого-то, кто знает кого-то, кто знает кого-то… и так далее… из тех, что могут сочувствовать коммунистам, - это замечательный повод обвинить в том и тебя. Поймите, у них имеется тысяча способов отравить вашу жизнь.
- Скорее наоборот, - уронил загадочно Ракоци. - Но это не важно.
- Они мастера разводить бури в стакане воды. - Алексис притихла, прислушиваясь к первым звукам фортепиано, потом зашептала вновь: - Вам следует как-то обезопасить себя. Я обещала Честеру вас познакомить, но не думаю, что он захочет говорить об этих вещах.
- И я не думаю, - согласно кивнул Ракоци.
Музыка отзвучала, объявили антракт. Певцы поклонились. Поклонился и пианист. Работники сцены дали верхнее освещение. Публика завздыхала, зашуршала, задвигалась, как просыпающийся дракон.
- Интересно, куда направится грек?
- Не знаю. Скорее всего, туда, где можно пропустить рюмку-другую. - Ракоци придержал даме стул, затем откинул перед ней тяжелый бархатный полог, отделявший ложу от коридора, сбегающего к фойе.
- Тут прорва народу, - вздохнула Алексис, опираясь на руку спутника. Трехдюймовые каблуки делали ее уж совсем долговязой.
- Не волнуйтесь, он от нас не уйдет, - улыбнулся Ракоци и повел баронессу к бару. - Итало знает о ваших маленьких приключениях?
- И да и нет. Он понимает, что я небезгрешна, но предпочитает не вдаваться в детали. - Она ощутила пульс под колье, словно нить бриллиантов вдруг стянула ей шею.
- И вас это не беспокоит? - Ракоци кликнул официанта. - Если нет, ваше положение можно назвать очень выгодным.
- Надеюсь, что так, - сказала Алексис. Пока откупоривали шампанское, она еще раз задумалась над вопросом. - На сегодняшний день меня все устраивает. А лет через пятнадцать я, возможно, буду думать совсем по-другому. Итало такая жена, как я, более чем подходит. Я ведь из Нью-Гэмпшира, а не из Рима, Неаполя или Венеции, и мне в глазах его соотечественников простительно многое из того, что не сошло бы с рук итальянке. Все, так или иначе, расставлено по местам. - Она приняла протянутый ей бокал. - А вы разве не хотите?
Уплатив непомерно высокую цену за игристый напиток, Ракоци укоризненно покачал головой.
- Алексис, вы же знаете, я не терплю спиртного.
- Ах да, - рассеянно покивала она. - Что ж, тогда я выпью одна.
- Удачи, моя дорогая. - Взгляд его темных глаз посветлел. - Удачи, которая уже рядом, - сказал он, кивая в сторону грека, рука об руку с невысокой гибкой француженкой пробивавшегося через толпу. - Синьор Афанасиос! - Оклик был вроде негромок, но перекрыл многоголосье фойе.
Грек завертел головой, потом по подсказке спутницы глянул в сторону Ракоци.
- Ах, это вы! Мой венгерский друг. Я вас не сразу увидел. - Он шел через фойе - высокий, самодовольный, обнажая в улыбке великолепные белые зубы.
- Добрый вечер, - сказал Ракоци, пожимая ему руку. - Вы не знакомы с баронессой делла Пиаджиа, синьор Афанасиос?
- С баронессой? - переспросил грек, целуя пальцы новой знакомой. - Простите, но вы ведь, похоже, американка?
- Да, вы правы, - ответила, чуть краснея, Алексис. Повышенное внимание ей было приятно. - Я баронесса по мужу.
- И это не кто иной, как Итало делла Пиаджиа? - предположил Афанасиос. - Наслышан о нем, человек он незаурядный. - Улыбка грека на миг сделалась хищной. - Да, позвольте познакомить вас с моей спутницей. Профессор де Монталье, - сказал он непринужденно. - Она с недавнего времени занимается греческой стариной, что весьма помогает делу сбережения наших национальных сокровищ.
- Профессор? - удивилась Алексис, ибо женщине, ей представленной, на вид никак нельзя было дать более двадцати лет.
- Археологии, баронесса, - ответила Мадлен де Монталье, подавая ей руку. - Я без ума от своей работы, но так приятно иногда провести вечер, слушая музыку, а не жужжание насекомых!
- Могу себе представить, - сказала Алексис, вдруг припомнив свое пребывание в летнем лагере для подростков, когда невыносимая жара, комары и кое-какие секретные обстоятельства превратили весь ее отдых в сплошное мучение.
- Чтобы жить как профессор де Монталье, нужно принадлежать к особому типу женщин, - заявил важно грек, посылая Алексис красноречивый взгляд, явственно говоривший, что уж кто-кто, а он предпочитает иной тип представительниц слабого пола.
- И как же вы познакомились? - спросила Алексис, беспечно поигрывая глазами.
- Я владею кое-какими предприятиями, связанными с горным делом, а горнодобытчики частенько извлекают на свет что-нибудь древнее. Недавно наш король издал указ, обязывающий каждого грека докладывать о таких находках властям. - Янис Афанасиос сделал жест, выражавший готовность неукоснительно подчиняться любому велению своего короля. - Я вижу, ваш бокал пуст, баронесса. Позвольте мне наполнить его.
- Благодарю, - кивнула Алексис, томно вздыхая и не отрывая глаз от лица патриотически настроенного красавца.
Ракоци между тем взял Мадлен за руку и потянул за собой.
- Ты опять с ним? - В его голосе звучало легкое удивление. - Я полагал, что он не компания для тебя.
- Там, где он хочет рыть шахту, находятся развалины поселения, принадлежащего к одиннадцатому веку до новой эры, - сказала Мадлен. Я пытаюсь обернуть дело так, чтобы он получил свою шахту, а я - поселок. К всеобщему удовольствию и без обид. - Ее фиолетовые глаза вспыхнули. - Надо же, как он послушен короне! Первый раз вижу его таким.
- Тогда к чему вся эта галантность?
Толпа вокруг бара сгустилась, отжав их к стене.
- Так легче с ним сговориться. Он все пытается обворожить меня привычными для себя способами. Женщину ведь, по его понятиям, нужно угостить как следует, напоить…
- Нелегкая у него задача, - перебил Ракоци с мягкой улыбкой.
- И он это, похоже, уже понимает. Заманить меня в собственную постель ему не удастся, а мять мои простыни… Бр-р-р! - Она огладила свое платье. Плиссированное, золотисто-сиреневое, от Жака Фато. - Эти вечерние туалеты - как панцирь! Счастье еще, что корсеты из китового уса вышли из моды. В юности я страшно мучилась из-за них.
Темные глаза Ракоци наполнились нежностью.
- Я скучал по тебе, сердце мое.
- Да. Я тоже скучала. - Мадлен закусила губу. - Но… работа, романы… все это отвлекает, не правда ли? - Пытаясь прийти в себя, она помолчала. - Почему бы нам опять не попробовать, а?
- Потому что это, увы, невозможно. - Из осторожности он перешел на французский. - В нас ведь нет собственной…
- Жизни? - Она вздохнула. - А она нужна нам - такая жизнь? Ладно. Расскажи о себе. А то я так и буду задавать бессмысленные вопросы.
Ракоци облегченно кивнул.
- Мне шепнули, что американские секретные службы интересуются мной, поскольку мои служащие якобы симпатизируют или могут симпатизировать коммунистам. По крайней мере, таков официальный мотив. А баронессе, по-видимому, отведена роль главного соглядатая. Я подумываю, не рассказать ли ей о некоем Франко Ракоци, бежавшем в тысяча девятьсот семнадцатом году из России, из чего будет понятно, что семейство Ракоци со Сталиным не в ладах. Представителям древнего австро-венгерского рода не пристало якшаться с какими-то там спартаковцами - вот что ей надо вдолбить. Она передаст это своему брату, а тот - своим боссам за океаном. И делу конец. - Он покачал головой. - О, Мадлен, как все сделалось сложно. Я снял с себя копию - восковую фигуру, чтобы иметь фотографии для паспортов, виз и всяческих других документов, которые им так по нраву. А как со всем этим справляешься ты?
- Я в основном езжу по тем местам, где на бумаги не очень-то смотрят. Но время от времени и у меня возникают проблемы. Со снимками. Но они всегда выходят расплывчатыми, как ни старайся. - Она засмеялась и покачала головой. - Ты широко известен, богат. А это чревато определенными неудобствами, и не мне тебе о том напоминать.
В ее ушах сияли аметистовые сережки. Ракоци улыбнулся. Их он послал ей в подарок чуть ли не век назад.
- Мне пока удается морочить им головы в финансовом отношении, но создавать себе новые имена и легенды становится все трудней. - В тоне его проскользнула грустинка. - Приходится приспосабливаться. - Он поднял голову. - Твой синьор Афанасиос…
- Он вовсе не мой, - с отвращением возразила Мадлен.
- … очевидно, не теряет времени зря. Баронессе нравятся высокие кавалеры, она сама так сказала. - Ракоци чуть поморщился: в фойе прозвучали пять мелодичных звонков, приглашая публику в зал. - Ты остановилась у Бьянки? Могу я связаться с тобой? - быстро спросил он.
- Да. Это ответ на оба вопроса. Жаль, что нам не дано… - Мадлен осеклась, ибо в поле ее зрения появилась Алексис, подававшая ее собеседнику торопливые знаки.