- Не совсем. Он все еще хорохорится. Жаль, что ты не сумел добраться до деревушки. Мирель положила бы конец всем его страхам. Бедняга сильно напуган и не желает признавать очевидное. Мирель бы нашла, чем его убедить. Обидно, что перспектива разделить нашу участь, ее не прельщает. У нее для того есть все задатки.
Они подошли к древней, кое-как сложенной из каменных плит лестнице, взбегавшей к верхним помещениям башни, и Сен-Жермен посторонился, чтобы свет лампы упал на ступени. Ему лично освещение не было нужно, однако слуга его в темноте становился слепцом.
- Зато она хорошо знает, чего хочет, - проворчал Роджер, внимательно глядя под ноги.
- Верно, - пробормотал Сен-Жермен. - В какой комнате ящики?
- Во второй, там, где прочая кладь. Я случайно на них наткнулся. - Роджер примолк, приближаясь к особенно скособоченной и потому ненадежной ступеньке.
- Чтобы спрятать ящик, поставь его среди других ящиков, - пошутил Сен-Жермен, перефразируя известную поговорку. - Мадлен, как всегда, осмотрительна, и это восхищает меня.
Слуга, миновав опасное место, облегченно вздохнул.
- Оба ящика без каких-либо ярлыков, но на каждом изображена дубовая ветвь, что, собственно, и навело меня на догадку.
- Это в ее стиле, - усмехнулся Сен-Жермен, поднимаясь на небольшую площадку. - С землей ему будет полегче.
- Может быть, да, а может, и нет, - пожав плечами, ответил Роджер и указал на дверь: - Здесь. В северном углу, за коробками.
Войдя в кладовую, Сен-Жермен недовольно покачал головой.
- Жаль, что нельзя удалить шрамы. Пластическая хирургия еще не всесильна. У мистера Три на руках и на ногах останутся памятные отметины, которые легко опознать. А это при постоянной смене имен досадное неудобство. - Он огляделся в поисках ящиков. - Так, вот и они. Давай-ка попробуем переправить их в комнату мистера Три. Надеюсь, ты мне поможешь.
Джеймс пробудился, чувствуя себя много лучше, чем перед сном. Он медленно потянулся, несколько удивляясь тому, что движения не вызывают боли. "Я поправляюсь", - мелькнуло в его голове. Журналист не спеша оделся, отметив, что костюм успели отгладить, но туфли, видимо по забывчивости, не удосужились принести. Осмотрев для верности все углы, он пожал плечами и решил надеть тяжелые ботинки, приобретенные им когда-то для горных прогулок с Мадлен. Ногам его тут же сделалось очень комфортно. Завязывая шнурки, Джеймс понадеялся, что чопорный граф простит ему это отступление от стиля.
Отважившись наконец сойти вниз, он обнаружил в гостиной беженку-австриячку. Та допивала свой чай.
- Добрый день.
Женщина резко вскинула голову, потом виновато и несколько неуверенно улыбнулась.
- Добрый, хотя, пожалуй, уже вечер. Вы…
- Американец, страдающий нервным истощением, - сказал Джеймс с подкупающей непосредственностью, наработанной в долгом общении с политиканами и крупными воротилами. - Не беспокойтесь, мадам. Я не совсем невменяем. - Чтобы продемонстрировать это, он аккуратно уселся на стоящий чуть в отдалении стул.
- Я рада, что вы поправляетесь, - с некоторым напряжением произнесла мадам Кунст.
- Да, мне гораздо лучше, благодарю. - Джеймс намеренно не делал лишних движений, боясь ее напугать.
- Вы офицер? - спросила беженка, доливая себе чаю, потом спохватилась: - Если хотите, я попрошу, чтобы принесли чашку для вас.
- Это было бы… - Джеймс запнулся, ощутив отвращение к круто заваренному напитку. - Спасибо, но чай не пойдет мне на пользу, - прибавил он, хмурясь.
- Я сделала что-то не то? - в голосе женщины прозвучала тревога.
- Нет-нет, все в порядке, - поспешил успокоить ее Джеймс и решил продолжить беседу: - Увы, я не офицер и не солдат. Я всего лишь фронтовой журналист, описывающий военную обстановку.
Мадам Кунст вежливо улыбнулась.
- И каковы ваши впечатления? - Она отхлебнула чаю. - Или вы не хотите о том говорить?
- Наверное, вы не хуже меня знаете ситуацию, - осторожно ответил Джеймс, вспоминая о предостережениях графа.
- Только официальные версии, - сказала беженка с некоторой печалью.
- Однако что-то до вас все-таки доходило?
- Конечно, но Зальцбург - обычное захолустье. Живя там, трудно о чем-либо судить. - Беженка допила чай и неохотно отставила чашку. - У них тут настоящее масло и молоко свежее, - вырвалось вдруг у нее.
От упоминания о еде Джеймса вновь замутило, но он нашел в себе силы кивнуть.
- Да. Хотя сейчас всего не хватает. Дома у нас тоже карточки на мясо и другие продукты. Правительство побуждает граждан выращивать овощи.
- Не так это просто - выращивать овощи в городских условиях, - заметила австриячка.
- Верно. Но многие ухитряются. Одна из моих родственниц, например, прислала мне свои заготовки на Рождество. И это, знаете ли, было большим подспорьем. - Американец замялся. Разговор о еде его удручал. Пластинку следовало сменить, и как можно скорее.
Мадам Кунст, словно прочтя его мысли, пришла на выручку.
- Как давно вы во Франции, господин..?
- Три, мадам Кунст. Джеймс Эммерсон Три. Я тут около года.
- Год среди опасностей - очень большой срок. - Беженка сочувственно покивала.
- Журналисты кормятся фактами, а война - грандиозный их поставщик, - ответил Джеймс, пожимая плечами. - Я уже работал во Франции, в двадцатых годах, и, естественно, стал первым из кандидатов на эту командировку. - Он виновато потер подбородок. - Извините мой вид, мадам Кунст. Костюм староват, я давно не стригся, не брился.
- В наше время не приходится на это глядеть, - заявила беженка с любезной улыбкой. - Каждый делает то, что может. У меня, например, два платья, и второе выглядит хуже.
В дверь постучали. Вошел Роджер.
- Простите, мадам Кунст, если вы закончили, я тут приберу.
- Да, спасибо. - В голосе мадам Кунст появилась надменность. - Вы можете все убрать.
- Ужин будет несколько позже, - сообщил Роджер почтительным тоном. - Я подам его в маленькую столовую, там потеплей. - Подхватив поднос, он направился к двери. - Мистер Три, граф будет вам благодарен, если вы уделите ему какое-то время.
- Когда? - нахмурился Джеймс.
- Когда вам будет удобно, но лучше - в ближайшие два часа.
- У моей тетушки был такой же дворецкий, - с тоской сказала мадам Кунст, когда Роджер ушел.
- Он очень хорош, - ворчливо откликнулся Джеймс, а про себя прибавил: "Хорош, даже слишком".
- Таких слуг теперь почти нет. - Она разгладила складку на платье. - Какой же вы нашли Францию по приезде?
- Хаос, - ответил коротко Джеймс. - Война нанесла этой стране огромный ущерб.
- Всей Европе, - поправила мадам Кунст.
- Вы правы. Но я нахожусь во Франции, и то, что вижу, ужасно. Говорят, Россия безмерно страдает, тяжело в Италии, в Нидерландах и в Скандинавии, однако Франция, как и всегда, несет основное бремя лишений. Лондон, правда, тоже привел меня в шок, и все же, и все же… - Джеймс чувствовал, что впадает в велеречивость, но уже не мог с собой совладать. - Первая мировая была разрушительной, но эта ее превосходит. И слухи, до нас доходящие, лишь заставляют думать, что реальность намного страшнее всех наших представлений о ней. Нет, конечно, окопной войны, и кавалерию не посылают на танки, но города горят, поля усеяны трупами, и, кажется, этому не будет конца.
- Остается лишь возносить молитвы, чтобы все это кончилось поскорее, - тихо произнесла женщина, обратив к собеседнику кроткий взгляд больших карих глаз. - Как вы думаете, американцы могут тут что-нибудь предпринять? Если бы ваш президент настоял на мирном решении разногласий, война бы остановилась. Без Америки британцы с французами не сумели бы и далее длить это безумие.
- У Америки на этот счет свое мнение, мадам Кунст, - довольно сухо сказал Джеймс, снова насторожившись.
- Но что же делать, если война все идет и идет? Из моей семьи никого, кроме меня, в живых не осталось. Наша соседка, вдова, потеряла четверых сыновей. Все были летчиками, все погибли в боях. Она одна в своем доме - как привидение. И таких, как она, у нас сотни и тысячи.
- А также во Франции, Италии, в Англии и Голландии, мадам Кунст. И в Чикаго, и в Монреале, и в Гонолулу. - Джеймс, глухо кашлянув, встал. - Извините, наверное, мне следует встретиться с графом прямо сейчас, чтобы не заставлять его ждать.
Беженка всполошилась.
- Я вас обидела? Пожалуйста, не считайте меня бессердечной или равнодушной к страданьям других. Просто каждый из нас видит то, что к нему ближе.
- Я понимаю, - ответил Джеймс, на деле не очень-то сознавая, что же его так задело. Огибая стул собеседницы, он на миг замер, почувствовав, как в ее теле пульсирует кровь.
- Она произнесла пацифистскую речь, - сказал нехотя Джеймс, не глядя на графа. - Она хочет остановить войну, чтобы женщины не вдовели, а дети не сиротели. Видит Бог, я сам против продолжения бойни, но есть ли из этого выход?
- Капитуляция? - предположил Сен-Жермен.
- Ну уж нет. Вы же знаете, как ведут себя немцы на каждом клочке оккупированной ими земли. А в Германии, говорят, ситуация еще хуже. Один из голландских репортеров писал, что инакомыслящих там перевозят в вагонах, назначенных для скота. Если они проделывают такое со своими же соотечественниками, то что же станется с нами? - Он раздраженно взмахнул рукой. - Вагоны для скота, может быть, преувеличение, но…
- Я понимаю вас, мистер Три, а вы меня, боюсь, нет. Замок стоит обособленно и на высоком месте. Прямо в нем или, скажем, в радиусе десяти километров, имея передатчик и достаточно благоразумия, можно обеспечивать немцев крайне полезной для них информацией. - Граф смолк и выжидательно глянул на журналиста.
- Какая там информация? - возразил Джеймс упрямо. - Вы же сами сказали, что замок достаточно обособлен, да и вся эта часть Прованса мало населена. Ничего стратегически важного не наблюдается ни в непосредственной близости от Монталье, ни в ваших десяти километрах, если вы, конечно, не полагаете, что они собираются вступить в битву за горные тропы.
- Монталье почти соседствует со Швейцарией. Через Женеву и Цюрих идет золото. Если наладить здесь радиоперехват, можно многое вызнать. - Сен-Жермен дернул плечом. - Возможно, я шарахаюсь от теней, но мне неспокойно.
- Если им нужен радиошпионаж, почему бы не поместить станцию прямо в Швейцарии? - спросил Джеймс.
- Швейцарцы весьма ревностно блюдут свой нейтралитет. Конечно, у немцев есть станции и в Австрии, и в Баварии, но от них далеко до Женевы с Лозанной. Прованс удобен. Силы сопротивления уже отлавливали тут немецких шпионов. В прошлом году сюда заехал натуралист, наблюдавший за редкими видами птиц. Он обосновался в монастыре, откуда предпринимал экскурсы в горы. Все шло хорошо, пока так называемый орнитолог не столкнул ногой со скалы мешавшее ему птичье гнездо, что было замечено горным дозорным. Возможно, мадам Кунст - обычная беженка, но мне нужна абсолютная уверенность в том.
- А вы-то тут при чем? - усмехнулся Джеймс.
- Ни при чем. И хочу ни при чем оставаться в дальнейшем, - последовал быстрый ответ. Сен-Жермен покачал головой. - Вы явно не сознаете шаткости нашего положения. Мы с вами - иностранцы в стране, ведущей войну. Если нас бросят в узилище, что очень может случиться, нам будет трудненько удовлетворять наши… гм… специфические потребности. - Он с отвращением припомнил свои отсидки в тюрьмах разных времен. - Вам в заключении не понравится, мистер Три.
- Мне бы там в любом случае не понравилось, - без раздумий откликнулся Джеймс. - Сейчас с журналистами не очень-то церемонятся. Одного из моих коллег расстреляли испанцы. Только за то, что он попытался переслать в свою редакцию не проверенный их цензурой материал.
Сен-Жермен поднял голову и прислушался.
- Ага. Это, похоже, Мирель. Мистер Три, нам придется прерваться.
- Что? - вскрикнул растерянно Джеймс, разом припомнив все свои страхи. Теперь и он слышал шум подъезжающего авто.
- Вам это необходимо, мистер Три, - мягко, но с некоторым нажимом сказал Сен-Жермен. - Более, чем вы себе представляете.
Джеймс вскочил с дивана и замер как столб.
- Это чудовищно… невозможно… нелепо. Я отчасти согласен вам ввериться, но должны же существовать какие-то рамки!
- Может, вы, прежде чем упрекать меня, испробуете предложенное лекарство? - возразил с суховатым смешком Сен-Жермен. - Мирель настроена хорошо провести этот вечер. Не разочаровывайте ее.
- Перестаньте, - запротестовал журналист.
Сен-Жермен сочувственно улыбнулся.
- Мистер Три, вам нужно как можно скорее понять, что затяжки и проволочки для нас роскошь. Мирель согласна лишить вас… невинности, так не становитесь же в позу. Из нас редко кому так везет… на первых порах. Все происходит гораздо грубее. Вы избавите себя от множества неприятных эмоций, спрятав в карман свой гонор и разделив с ней постель. Поверьте, я знаю.
- Но… - заикнулся Джеймс и умолк. От приступа голода ему чуть было не сделалось дурно. Вне сомнений, именно этот голод и обострил все его чувства, позволив уловить биение пульса в мадам Кунст. - Хорошо, я попробую, раз уж ничего другого не остается, - прибавил он, тщетно пытаясь изобразить веселость. - Постараюсь хотя бы получить какое-то удовольствие.
Сен-Жермен поднял брови.
- Главное, постарайтесь, чтобы удовольствие получила она, иначе вам перепадет очень мало. Таковы… гм… наши свойства. - Он собирался сказать что-то еще, но тут в коридоре раздались чьи-то быстрые энергичные шаги и дверь распахнулась.
Мирель Бек в свои тридцать четыре имела крепкое тело, окруженное почти осязаемой аурой чувственности. Она не вошла, а ворвалась в гостиную с избыточной возбуждающей живостью. Простую одежду и отсутствие какой-либо косметики с лихвой компенсировала ее неприкрытая сексуальность. Волосы гостьи как темное облако окружали полное миловидное личико, на котором играла дразнящая жизнерадостная улыбка.
- Граф! - воскликнула гостья и кинулась к Сен-Жермену. - Вы так давно не показывались, что я должна бы на вас рассердиться, но - увы! - не могу!
Сен-Жермен, улыбнувшись, поцеловал ее в щеку.
- Я тоже скучал, Мирель.
Легко вывернувшись из объятий, она указала на Джеймса:
- Вот этот мальчик? Граф, гадкий, вы не сказали, что он так красив. - К замешательству Джеймса, его весьма внимательно оглядели. - Ну, вид многообещающий, - заявила, подходя к журналисту, Мирель. - И это серебро в волосах. Импозантно, не правда ли? - Джеймс попытался отодвинуться, но его, рассмеявшись, схватили за руку. - Он застенчив? Какая прелесть! - Полуобернувшись к Сен-Жермену, гостья прибавила: - С вашей стороны большая любезность устроить мне эту встречу. Я жду очень многого от нее.
- Но, мадам, мы ведь… - смущенно произнес Джеймс, не зная, куда спрятать глаза.
- Не представлены, вы хотите сказать? Пусть вас это не беспокоит. Я - Мирель, а вы, полагаю, Джеймс. Теперь мы знакомы. Вам остается лишь показать, какая из комнат ваша.
Женщин американец на своем веку повидал, но от этой просто опешил. И все же его потянуло к ней, как магнитом, ибо голод, подоплеку которого он никак не хотел признавать, опять обострился.
- Мадам…
- Нет-нет. Мирель. А вы - Джеймс. Я - Мирель. Так много лучше, правда? - Она потянула его за руку. - По дороге в вашу уютную спаленку вы мне расскажете, как вас сюда занесло.
- Я не уверен, что… - Джеймс с немым призывом воззрился на графа, но тот отвел взгляд.
- А я уверена. Идемте же, Джеймс! - Мирель помахала графу и быстро пошла к двери, таща за собой терзающегося сомнениями американца.
- Прости, - пробормотал он некоторое время спустя. Они уже лежали в постели, успев ее изрядно разворошить. - Дай мне время. Похоже, я еще слаб.
Мирель сочувственно хохотнула.
- Это не слабость, Джеймс. Просто теперь ты таков. - Ее легкие пальчики прошлись по его груди. - Разве тебе об этом не говорили?
- Последние два дня чего мне только не говорили, - вздохнул он.
- Но это совсем другое, - горячо заявила Мирель. - Для мужчины нет вещи важнее, разве не так? - Она шевельнулась и прильнула к нему всем телом. - Но когда человек меняется, меняются и его свойства. В чем-то он даже выигрывает.
- За счет этого? Я никогда не страдал импотенцией, - потерянно сказал Джеймс.
- Это не импотенция, - возразила Мирель. - Ты ведь хочешь меня? А я - тебя. Так что это другое.
- Ты же не знаешь, что… что я чуть было не сделал. - Внезапно он ощутил себя глубоко несчастным. Стук ее сердца тяжелым грохотом отдавался в его ушах.
Мирель рассмеялась.
- Конечно, знаю. Ты такой же, как граф. Ты хочешь прокусить мне кожу на горле и…
- Ради Бога, Мирель! - вскинулся Джеймс, но горячие ручки его удержали.
- Ну-ну, - протянула она успокаивающе, - я ведь и сама именно этого жду. Но только не сразу. А ты ничего не хочешь понять. Ты судишь себя по прежним меркам, а они теперь не годятся.
Джеймс повернулся на бок и положил голову на ее упругое чуть подрагивающее бедро.
- Послушай, ты очень мила, и я тебе благодарен, но… - Он хотел поскорей развязаться с унизительной ситуацией, сослаться на нервное истощение, пообещать когда-нибудь навестить ее в лучшие для него времена, но никак не мог составить более-менее благопристойную фразу. К тому же ему нравилось поглаживать ее кожу, она была так шелковиста и так прогибалась под пальцами, что… нет, он решительно не мог заставить себя покинуть постель или попросить ее удалиться.
- Джеймс, ты волнуешься понапрасну. Ты еще не привык к себе самому. Успокойся. Давай я покажу тебе, как и что надо делать. Я люблю наставлять. - В ореховых ярких глазах блеснула плутоватая зелень. - Ты должен знать, как со мной обходиться. Это не так уж трудно, дружок. - Женщина заворочалась, устраиваясь поудобней. - Так, теперь, пожалуйста, положи руку сюда. Это будет хорошим началом.
Изумленный Джеймс покорно, словно четырнадцатилетний подросток, выполнил указание. Сначала его мучило чувство вины перед Мадлен, потом, когда вожделение разгорелось, образ возлюбленной потускнел и он всецело обратился к Мирель. Пыл любовников все возрастал, и хотя чувственная игра шла в несколько непривычной Джеймсу манере, ему уже не в чем было себя упрекнуть.
Несмотря на протесты, Роджер невозмутимо сопроводил мадам Кунст в отведенную ей комнату.
- Есть люди, которых мне надо бы повидать. У вас нет права удерживать меня здесь.
- Но идут бои, мадам, и покидать замок опасно.
- Мне сказали, что в Ницце стоит пароход, уходящий в Шотландию. Я должна успеть на него. Поймите, должна.
- Мадам, по вашему поручению хозяин наведет нужные справки. Зачем вам лишний раз рисковать? - За безупречной вежливостью слуги скрывалась неподатливость камня.
- Граф так влиятелен? Он мне поможет? - В голосе беженки звучала мольба, диссонирующая с ее настороженным взглядом.
- Он сам решит это, мадам Кунст. Я передам ему все ваши пожелания. - В холле, там, куда не падал свет фонаря, царила кромешная темнота. - У вас в комнате достаточно свечей?