Кюртиз погнал лошадей от виллы Омата, и Мадлен вздохнула еще раз. Под сидением и полом кареты покоилась земля ее родины, от нее исходили волны энергии, бодрящие тело и вливавшие в душу тепло. И все же хорошо бы найти способ снабдить подобной защитой подошвы туфелек для таких вот приемов, прикрывая глаза, подумала вдруг она.
* * *
Письмо судьи Карифа Нумаира к профессору Алену Бондиле.
"Досточтимый профессор!
Я до сих пор не получил из Франции документов, подтверждающих ваши полномочия, а посему намерен лично проинспектировать ход экспедиционных работ, в связи с чем прошу вас предоставить мне полный список всех находок, сделанных вами за весь период вашего пребывания в Фивах. Я также прошу довести до сведения всех членов экспедиции, что они обязаны отвечать на любые мои вопросы, буде таковые возникнут. Если во время инспектирования кого-то из участников экспедиции не окажется на месте раскопок, я потребую от него отчет с подробным описанием того, чем он был занят.
Учтите, что в последние четыре дня я успел опросить нанятых вами землекопов с носильщиками корзин и запротоколировал эти беседы. Так что, если в предоставленных вами отчетах обнаружатся грубые разногласия с имеющимися у меня протоколами, мне придется установить постоянное наблюдение за вашей деятельностью, дабы, выяснить, каковы ее действительные результаты.
Я намерен осуществлять контроль за ходом раскопок с неусыпным вниманием, ибо мы не желаем, чтобы стены древних развалин, которые вы изучаете, претерпели еще больший ущерб. Известны также примеры, когда допущенные в Египет исследователи вели научные изыскания лишь для прикрытия, а на деле забирались в обнаруженные гробницы и присваивали все найденные там ценности, чего я безусловно не допущу.
Если вы усомнитесь в моих полномочиях, я обращусь с просьбой к хедиву, чтобы он взял инспекцию под свою руку.
Мы не безграмотный народ, профессор, мы не позволим ни вам, ни другим европейцам действовать скрытно и в целях наживы, оскорбляя тем самым достоинство нашей великой страны. Я намерен и далее оберегать Фивы, как главную сокровищницу Египта, от разграбления, я поклялся на Коране защищать эти древние камни.
Кариф Нумаир, судья.
16 августа 1825 года христианского летосчисления, Фивы".
ГЛАВА 4
Работа состояла в основном из расчистки. Юрсен Гибер и Жюстэн Лаплат приглядывали за землекопами, нагребавшими песок в большие корзины, и носильщиками, уволакивавшими их прочь. Когда наконец обнажался какой-то фрагмент руин, туда стекались остальные участники экспедиции, с блокнотами и альбомами для зарисовок. Мерлен де ла Нуа с неизменной трубкой в зубах, стоя на приставной лестнице, невозмутимо вглядывался в древние иероглифы, шумливый Ален Бондиле заламывал в нетерпении руки и громкими возгласами пытался его подогнать.
- Что вы об этом думаете? - спросил Клод Мишель, указывая на основание огромной колонны.
- Сразу не скажешь, - усмехнулась Мадлен. - Похоже… здесь что-то меняли. Вот, видите? - Она прикоснулась ногтем к той части камня, где рельефный рисунок был залит тонким слоем цемента.
Клод Мишель озадаченно покачал головой.
- Вы полагаете, это следы реставрации?
- Нет, коррекции, - возразила Мадлен. - Возможно, жрецы приказали что-то здесь переделать.
- Вы хотите сказать, что это дело рук египтян? - оторопело спросил Клод Мишель.
- Вполне допускаю, - кивнула Мадлен. - В любом случае сделайте зарисовку. Постарайтесь не упустить ни малейшей детали… Например, видите эти маленькие значки? - Она опустилась на колени, разглядывая резьбу, потом, взяв кисть, удалила мешающие песчинки. - Узор в виде лотоса. Это может быть важно. Вряд ли в нем заключена какая-нибудь конкретная информация, но лотос может что-либо означать, как, скажем, листья лавра у греков и римлян.
- Да, конечно. - Клод Мишель присел рядом с ней. - Я достаточно знаком с работами Шампольона, чтобы узнать некоторые обозначения. Открытая ладонь означает "т". Египетский крест с петелькой наверху - это…
- "Анх", - договорила Мадлен, - или "энх", знак жизни. - Она потерла ладони, стряхивая с них песок. - Я тоже кое-что изучала.
- Прекрасно, - сказал Клод Мишель. - Сокол смотрящий на нас, - буква "м". Горизонтальная ломаная линия - "н". - Он раскраснелся от возбуждения. - Пустующий трон и глаз, обведенный кругом, - это Осирис.
- А это? - Мадлен показала на следующую группу знаков в овальной рамке, так называемый картуш. - Что это?
Клод Мишель вгляделся в изображение, потом деловито кивнул.
- Это имя какого-то фараона. Я сейчас все зарисую. Солнечный диск, что-то вроде чаши или полукруга, человеческая фигурка с пером на голове и египетским крестом в руке. Вторая часть изображения: перо, четырехугольник с маленькими пиками на верхней грани, знак "н", затем идет четырехугольник поменьше с чем-то вроде кувшина на верхней грани, и последнее - крючок со стеблем какого-то растения. - Описывая картуш, он одновременно делал набросок. - Готово. Правда, я плоховато рисую. Нет способностей. Так сойдет?
Мадлен сравнила эскиз с реальным изображением.
- Фигурка с пером на голове держит "анх" под углом, отведя его от себя, - сказала она, указывая на колонну. - Надо спросить у де ла Нуа, не нашел ли он что-то подобное. Интересно, что это за фараон?
- Не знаю, - пожал плечами лингвист. - Уверен только, что не Рамзес: картуши с его именем нам известны. - Он снова погладил камень. - Представьте себе людей, работавших здесь. Годы шли, а они все сидели на солнце, выбивая иероглиф за иероглифом. Посетители этого храма, должно быть, молились под нескончаемый стук молотков.
- Весьма вероятно, - сказала Мадлен, - если, конечно, все делалось тут, а не прямо в каменоломнях. - Она поднялась с колен. - Когда выясните имя фараона, не забудьте мне сообщить - хорошо?
- Конечно, - ответил Клод Мишель, с трудом выпрямляясь. - В какой части храма вы будете сегодня работать?
- В самой тенистой. - Ответ прозвучал шутливо, хотя и не расходился с правдой.
- Займусь иероглифами портала у входа в маленький зал. Там их очень много, они могут сказать, для чего назначалось это укромное помещение.
- Обряды, жертвоприношения… - мечтательно подхватил Клод Мишель. - Вы считаете, все это происходило именно там?
- Не знаю, - уронила Мадлен. - И никто не знает… пока. Зал очень маленький. Возможно, он использовался для хранения культовой атрибутики и одеяний.
- Вы хотите сказать, там находилась всего-навсего кладовая? - Ужас в голосе Клода Мишеля был неподдельным.
- Возможно, и так, - сказала Мадлен, в душе забавляясь. - Должны же они были где-то хранить свои вещи. А может, этот зал являлся молельней, куда допускались лишь верующие особого ранга, что-то вроде боковых европейских часовен для знати. - Она засунула кисть за пояс. - Что бы там ни было, я намерена это выяснить, вот и все.
- Вам не понадобится моя помощь? - с надеждой спросил Клод Мишель.
- Нет, спасибо, - Мадлен улыбнулась. - Возможно, я обращусь к вам позже, когда скопирую все иероглифы и не сумею разобрать ничего, кроме "анх". - Ее фиалковые глаза лукаво сверкнули. Она находила влюбленность молодого ученого трогательной, но полагала, что весь этот романтизм в одно мгновение улетучится, стоит тому узнать, чем на деле является предмет его воздыханий. Ухаживания Клода Мишеля одновременно и очаровывали и действовали на нервы. Впрочем, возможно, такую реакцию провоцировала разница в возрасте. - Профессору Бондиле ваша помощь нужна больше, чем мне. К тому же он здесь руководитель.
- Да, - Клод Мишель перешел на деловой тон. - Вы правы, мадам. Мне самому следовало об этом подумать.
- Все в порядке. Вы очень мне помогли. - Мадлен дружелюбно помахала рукой и пошла к загадочному помещению храма, надеясь, что землекопы успели убрать из него весь песок.
- Будьте осторожны, мадам, - прокричал ей вслед Юрсен Гибер. - Здесь водятся змеи и всякая нечисть.
- Благодарю. Постараюсь не увлекаться, - присела в шутливом реверансе она.
Старший землекоп едва удостоил ее хмурым кивком и прокричал что-то своей команде.
- Хотите быть тут? - спросил он на таком скверном французском, что его едва можно было понять.
- Хочу, - сказала Мадлен, рассматривая настенные иероглифы. - Но подожду, пока вы закончите.
- Что? - не понял землекоп.
- Продолжайте, - сказала она, жестом повелевая ему вернуться к работе. - Я подожду.
- Подожду? - с недоумением повторил египтянин.
Мадлен покинула полузасыпанное песком помещение и пристроилась в тени гигантских колонн. Она вынула блокнот и принялась тщательно срисовывать знаки, теснящиеся вокруг входа, не обращая внимания на рабочих. Те, в свою очередь, игнорировали ее. Покончив с копированием, Мадлен сделала в блокноте пометку, что все это следует отослать Сен-Жермену. Для него исчезнувшая цивилизация не являлась загадкой - он знал очень многое о людях, некогда населявших эту страну.
- Какими вы были? - прошептала она, разглядывая таинственные письмена, но те хранили молчание. С трудом оторвав от них взгляд, Мадлен повернулась и… вздрогнула от неожиданности, увидев, что рядом стоит человек в какой-то странной накидке с капюшоном, надвинутым на лицо.
- Вы мадам де Монталье? - спросил он на очень правильном, старомодном французском, какого после потрясшей Францию революции уже нельзя было нигде услыхать.
В первую секунду она хотела позвать на помощь, но тут же взяла себя в руки. Ну что такого опасного в этом молча взирающем на нее незнакомце? Если он задумал недоброе, то выбрал неподходящее место - вокруг слишком много народу. А если пришел с миром, почему не поговорить с ним?
- Да, - наконец уронила Мадлен, сообразив, что от нее ожидают ответа.
- Мадам. - Незнакомец вежливо поклонился. Голос его звучал низко и музыкально. - Я Эрай Гюрзэн. Коптский монах, христианин.
- Слушаю вас, - произнесла она сдержанно.
- Меня прислал Сен-Жермен.
Мадлен уставилась на него, не веря своим ушам. Вдали от Франции, среди песков и руин сказанное звучало уж очень неправдоподобно.
- Что?
- Меня прислал Сен-Жермен, - повторил Эрай Гюрзэн и потянулся к рукаву своего балахона, вытаскивая оттуда письмо. - Возьмите. Это все объяснит. - Он смотрел, как она разворачивает конверт. - Я был уверен, что вы меня ждете. Сен-Жермен должен был написать вам, что…
- …Кто-то придет, - договорила Мадлен, глядя на восковой оттиск: крылатый диск, изображающий солнечное затмение. Его печать, его почерк. Чуть-чуть фантазии - и можно представить, что он сам где-то здесь.
- Как видите, он сообщает мне, что вас интересуют древние тексты времен фараонов, - сказал, покашляв, монах.
- Да, - кивнула Мадлен, вновь впиваясь в письмо. - Да. Они так долго находились в тени, немые, таинственные. Теперь появилась возможность разрешить их загадки.
- Но Сен-Жермен мог бы… - заикнулся Гюрзэн.
Она в третий раз перечитывала письмо и ответила не столько ему, сколько самому Сен-Жермену.
- Нет. Вопросы перед собой я ставлю не для забавы. И не для забавы интересуюсь историей древних времен. Познание не является развлечением - оно лежит в основе всего сущего. И если я задаюсь какой-то проблемой, она должна быть разрешена именно мной. - Лицо ее просветлело. - Я хочу знать правду о затерянных в толщах прошлого людях, а не выслушивать очередные легенды о них. Я хочу уловить через века их голоса, чего не случится, если…
Мадлен замолчала.
- Серьезные планы, - сказал монах.
- Да. - На лице ее промелькнула улыбка.
- Как видите, меня просят помочь вам. - Он бросил взгляд на обломки упавшей колонны и уточнил: - Мне велено ни во что не вмешиваться, лишь помогать.
Мадлен неохотно вернула монаху письмо.
- Благодарю вас, - произнесла она тихо.
Эрай Гюрзэн помолчал в нерешительности, потом сказал:
- До того как уйти в монахи, я служил у одного грека. Звали его Никлосом Аулириосом. Когда двадцать два года назад Сен-Жермен появился на первом пороге Нила, Аулириос был еще жив. Надо сказать, я многому у них научился.
- Не сомневаюсь, - сказала Мадлен, чувствуя, что в ней просыпается любопытство.
- Я бы приехал раньше, как просил меня граф, но монастырские непредвиденные дела не пустили. Скоро начнется подъем воды. Значит, времени у нас мало. Несколько дней до паводка. - Монах спрятал письмо. - Сен-Жермен просит меня оказать вам всяческое содействие. Что ж, я готов… по мере моих сил. Хотя бы ради него самого и в память о Никлосе Аулириосе. - Заверение прозвучало не очень сердечно, ибо перед Гюрзэном стояла прелестная молодая женщина, самый вид которой никак не вязался с какими-либо научными изысканиями.
- Я… постараюсь не очень разочаровать вас, - слегка иронично сказала Мадлен. - Надеюсь, вы, со своей стороны, не будете слишком строги.
Гюрзэн уловил подтекст и в первый раз улыбнулся.
- Так-так, я начинаю потихоньку понимать, что к чему, и нижайшим образом прошу меня извинить. Никогда не стоит спешить с выводами. - Он осенил Мадлен крестным знамением. - Буду рад, если мои скромные знания окажутся вам полезными. - Монах сделал паузу, ожидая, что ему скажут, затем, ничего не услышав, продолжил: - До заката еще четыре часа, мы могли бы начать прямо сейчас.
Мадлен беспомощно развела руками.
- Я теряюсь. Начать? Но с чего? Здесь так много всего, и…
- Да, - сказал Гюрзэн, когда собеседница осеклась. - С чего начать? Это всегда проблема. - Он оглядел храм. - Я не знаю всего и не кривлю душой, когда говорю, что мои знания ограниченны. Даже если бы мне было известно больше, гораздо больше, то и тогда я не смог бы всего объяснить. Впрочем, я, хвала Господу, обладаю кое-каким умением сравнивать и сопоставлять, но, безусловно, уступаю в том Сен-Жермену. - Он задумчиво сдвинул брови. - Вы, кажется, понимаете древние письмена?
- Немного, совсем немного, - сказала Мадлен и добавила: - Да и никто не разбирается в них полностью. Первые переводы появились всего несколько лет назад. Я изучала работы Шампольона, но, чтобы освоить язык хотя бы в зачаточно-необходимом объеме, нужны время и постоянная практика. - Она указала на иероглифы, которые только что зарисовала. - Начнем отсюда, раз уж мы должны с чего-то начать. Я хочу знать, что это за помещение. Я хочу знать, что в нем делали. - Она спрятала блокнот в полевую рабочую сумку. - Я хочу знать, чей это храм, когда он построен и зачем. Я хочу знать, какие жрецы здесь служили. Я хочу знать, какие люди сюда приходили и как они молились.
Гюрзэн сочувственно поджал губы.
- Одним словом, вы хотите знать, каково это быть египтянином, но никого из них не осталось, чтобы вам о том рассказать.
Остались. Например, Сен-Жермен, подумала Мадлен про себя, но вслух ничего не сказала. Если ее возлюбленный не счел нужным проинформировать монаха о своем долголетии, то и ей не пристало выдавать его тайны.
- Вы правы: именно этого я и хочу, - согласилась она. - И раз уж не в моих силах переродиться в ровесницу сфинксов, то желательно, чтобы древние египтяне сами поведали мне о себе. Через свои письмена, скульптуры и фрески.
- Сделаю все, что смогу, - заявил Эрай Гюрзэн, глядя на свою собеседницу с все возрастающим интересом. - Язык древних египтян был предшественником нашего, коптского, языка. Мне кажется, я сумею вам кое-что подсказать, если вы, конечно, не против.
- Лучше так, чем никак, - сказала Мадлен, затем поспешно прибавила: - Простите, я не хочу вас обидеть. Но от этой работы подчас просто голова идет кругом. Каждое новое открытие - всего лишь очередная загадка, а стоит что-либо для себя прояснить, как тут же возникают десятки новых вопросов.
- Такова участь исследователей, - сказал Гюрзэн, оглядывая расчищенные площадки. - Как по-вашему, сколько еще копать?
- Не знаю, - призналась Мадлен. - Все зависит от того, что прячется под толщей песка. Если эта колоннада именно то, чем она кажется, тогда, скорее всего, к началу паводка большая часть храма будет обнажена. Но если обнаружатся новые статуи или что-то еще, дело затянется. - Она указала на пояс. - Последние наслоения мы удаляем кисточками…
- Очень разумно, - вставил Гюрзэн.
- Да, но весьма трудоемко. Нас также заставляют вести бесконечные записи, фиксирующие каждый наш шаг. Университеты, финансирующие, экспедицию, хотят знать, на что уходят их деньги. Мало того, местный судья уже успел побывать здесь с инспекцией и в скором времени, вероятно, заявится снова. Он подозрителен до враждебности. - Мадлен печально вздохнула. - А меня словно бы и не видит. Я пыталась ознакомить его с кругом своих проблем, но он даже не стал меня слушать.
- Он добрый мусульманин, мадам, и не привык… к европейским обычаям, - дипломатично ответил Гюрзэн, страшась даже представить, что испытал правоверный магометанин, когда к нему обратилась молодая женщина с неприкрытым лицом. - Вам еще повезло, что на вас посмотрели сквозь пальцы. Могли бы потребовать, чтобы вы прикрыли лицо или вообще удалились.
- Понимаю, - сказала Мадлен. - И, появляясь на городских улицах, обвязываю лицо шарфом. Но здесь эта мера предосторожности кажется мне излишней. Я знаю, что землекопам не нравится такое мое поведение, я знаю, что кое-кто из участников экспедиции также предпочел бы видеть меня за шитьем или, скажем, на кухне. - Она задохнулась, но тут же продолжила: - Не хочу никого обижать, но я намерена и впредь ставить во главу угла только свою работу. Ради нее я сюда и приехала. Живут же в этой стране другие европейские женщины. Не может быть, чтобы все они вели себя точно так же, как мусульманки.
Гюрзэн задумался.
- Женщины Египта в большинстве своем не получают даже начаточного образования. Считается, что учить женщину читать и писать - значит идти против веры. А вы щеголяете своей образованностью, чем раздражаете многих. И еще. Вы очень молоды, мадам Монталье, что больший грех, чем ученость. Египтяне легче смирились бы с вашим интересом к древностям, будь вы сама древней старухой.
- Но я вовсе не молода, - сказала Мадлен. - Честное слово.
- Сен-Жермен также утверждал, что он много старше, чем выглядит, - кротко заметил Гюрзэн. - И если он вам каким-то краем сродни…
- Сродни, - поспешила заверить она.
- …Тогда, вероятно, время вас мало старит. - Его голос звучал низко и тихо, как педальные ноты органа. - И все же, глядя на вас, я не могу дать вам более двадцати пяти лет. И то с огромной натяжкой.
- К сожалению, внешность обманчива, - вздохнула Мадлен. - Благодарю вас за комплимент, но могу сообщить лишь одно: из тех двадцати пяти лет, что вы мне столь любезно даете, я занимаюсь научными изысканиями долее полувека.
Пока монах, открыв рот, переваривал услышанное, на пороге храма появился тощий, жилистый египтянин с корзиной. Бросив на Мадлен ядовитый взгляд, он пробурчал несколько слов и поплелся, сгибаясь под тяжестью ноши, к телегам, на которых песок увозили в пустыню.
- Что он сказал? - спросила Мадлен, когда носильщик удалился настолько, что не мог ее слышать.