- Это уж точно не комплимент, - предупредил Гюрзэн, затем пояснил: - Он назвал вас проклятием этого места и демоном.
Мадлен только кивнула.
- А еще помянул жабье отродье и верблюжье дерьмо. Я права? - Она улыбнулась, заметив, как вытянулось лицо копта. - Я почти не знаю местного языка, но кое-что все-таки понимаю.
- А эти люди догадываются о том? - поинтересовался монах.
- Землекопы? Полагаю, что нет. Я стараюсь не подавать виду, что понимаю их болтовню. Мои коллеги тоже ничего не подозревают. Кроме, впрочем, Клода Мишеля, тот как-никак лингвист.
- Будет лучше, если и впредь никто не узнает об этом, - осторожно посоветовал копт. - Возможно, наступит момент, когда в вашем присутствии будет сказано нечто для вас важное. - Он свел в молитвенном жесте ладони. - В такой стране, как эта, хорошо иметь несколько талантов про запас. А у иностранки больше причин скрывать свои знания, чем у иностранца.
- Похоже, вас заботит моя безопасность, - с нарочитой беспечностью сказала Мадлен.
- Вы правы, - кивнул Гюрзэн и принял серьезный вид. - Итак, позвольте мне взять с собой последние ваши записи и эскизы.
- Зачем?
- Для того чтобы поискать известные мне иероглифы, разумеется, - ответил монах. - На это уйдет какое-то время, но к заходу солнца, мне думается, я уже сумею вам кое-что сообщить.
- Хорошо, - сказала Мадлен, решаясь, и достала блокнот. - Я вырву страницы, не потеряйте их. - Она аккуратно подписала каждый вручаемый копту листок. - Вы знаете, где я живу? Встретимся у меня на закате. Кстати, вы сможете там и поужинать, правда, с прислугой. Если позволит ваш сан.
- А вы, как и Сен-Жермен, предпочитаете трапезничать в одиночестве? - осмелился поинтересоваться Гюрзэн.
- Что-то в этом роде, - кивнула Мадлен. - Я хочу знать, имя какого фараона занесено в картуш, и… если можно, определите имена упомянутых здесь богов. Я не слишком многого требую?
- Пока не могу сказать. - Эрай Гюрзэн принялся сличать иероглифы копии с оригинальными изображениями. - А вы хороший каллиграф, мадам, - похвалил он, прежде чем скрыться за колоннадой.
- Спасибо, - рассеянно пробормотала Мадлен, прикидывая, не заглянуть ли внутрь помещения. Песок от входа наверняка уже отгребли, а время шло, и терять его не хотелось. Она почти срисовала все иероглифы, окружавшие дверной проем изнутри, когда свет померк и раздался начальственный голос.
- Что новенького? - поинтересовался Ален Бондиле.
Мадлен внутренне чертыхнулась.
- Ничего из того, что поддавалось бы прямой расшифровке. Разгадка придет позже.
- Вы очень уверены в себе, мадам Монталье, - произнес Бондиле, придвигаясь к ней ближе и практически превращая собеседницу в пленницу: теперь она не могла шевельнуться, чтобы его не задеть. - Тут появился какой-то тип в капюшоне, заявляющий, будто он ваш помощник.
- Вы имеете в виду монаха? Он копт, - пояснила Мадлен, призывая на помощь все свое внутреннее спокойствие. За ее спиной землекопы побросали лопаты и кто-то послал ругательство в адрес дурня, перекрывшего вход.
- Копт? - спросил Бондиле, чуть качнувшись вперед. - Где вы его разыскали?
- Вообще-то, разыскал меня он, - сказала Мадлен. - Мой знакомый, о котором я вам говорила, тот, что прожил в Египте довольно долгое время, порекомендовал ему сделать это. - Она извернулась и отступила на шаг. - Я решила, что помощь довольно образованного и грамотного местного жителя будет вовсе не лишней.
- Хорошо, но его услуги вы должны оплачивать сами, - заявил Бондиле, пытаясь завладеть рукой собеседницы. - Эти лишь справедливо. Раз вам помогают, то и расходы, соответственно, ваши.
- Разумеется, - сказала она.
- Отлично. - Его пальцы скользнули вниз - к ее кисти. - Вы очень красивы, мадам.
- А вы очень любезны, но я уверена, что ваша жена гораздо привлекательнее меня, - парировала Мадлен и слегка передвинулась, надеясь, что профессор даст ей пройти. Однако надежды ее были тщетны.
- Но жена моя далеко. Я не видел ее уже несколько месяцев, - с игривой многозначительностью произнес Бондиле. - Теперь с грядущими паводками к нам приближается и вынужденное бездействие. Разве вам никогда не бывает одиноко?
- Это, профессор, касается лишь меня, и вам не стоит о том беспокоиться. - Неужели у него хватит наглости поцеловать ее прямо здесь, на глазах у наемных рабочих? - Побеспокойтесь лучше о своей репутации.
Бондиле только хмыкнул.
- Я умею быть очень осторожным, мадам. Дайте мне шанс - и я это вам докажу.
Мадлен услышала, как в глубине зала кто-то из землекопов сплюнул и проворчал что-то о чужеземных шлюхах.
- Если все здесь происходящее отвечает вашим представлениям об осторожности, то на меня они не производят благоприятного впечатления, - твердо сказала она. - Я никому, и вам в том числе, не позволю скомпрометировать ни меня, ни мою работу. Стоит вам дотронуться до меня - и я, клянусь, закричу. Тогда вам придется объясняться с коллегами.
Несколько секунд Бондиле молчал, потом поклонился.
- Полагаю, один ноль в вашу пользу, - сказал он, отступая. - Вы отлично сыграли в первом раунде. Возможно, я вас недооценил. - Профессор хищно осклабился. - Но следующее очко вполне может оказаться моим. - Он потянулся к ее руке, но она резко дернулась в сторону. - Ах-ах, сколько в нас гнева!
Мадлен, не удостоив его ответом, вышла из помещения и привалилась к ближайшей колонне. Солнечный свет и безжалостная жара стали ей вдруг бесконечно милы.
Проходя мимо нее, Бондиле на миг задержался и прошептал с клятвенным придыханием:
- Я не привык сдаваться, мадам.
* * *
Письмо Онорин Магазэн, адресованное Жану Марку Пэю и отправленное из Пуатье в Фивы через посредничество ее орлеанского кузена Жоржа.
"Мой дорогой Жан Марк! Жорж приехал на несколько дней и пообещал лично отправить это письмо, так что отец ничего не узнает. Какой он все-таки милый и с каким бескорыстием держит мою сторону в столь непростых для меня обстоятельствах. Ты был прав, утверждая, что мой кузен - самый надежный союзник, какого только можно желать. Я бесконечно благодарна ему за все, что он для нас делает в не очень-то благосклонные к нам времена.
Письма твои, которые он привез, меня интригуют. Трудно поверить, что такие грандиозные сооружения могут таиться в песках. Ваши раскопки, ваш храм на дне гигантского котлована - все это не укладывается у меня в голове. Я попыталась представить, что в наших прибрежных дюнах зарыт какой-нибудь, например Шартрский, собор, но у меня так ничего и не вышло.
Наверное, ты помнишь, что незадолго до твоего отъезда в Египет моя сестрица Соланж обручилась. Тогда точная дата свадьбы была еще неизвестна, но теперь все в порядке. Жорж потому к нам и приехал. Торжества состоятся через четыре дня. Будет бал, грандиозный, на три сотни гостей, а невеста у нас - просто чудо! Соланж к своим восемнадцати расцвела, ей все завидуют. И ее приданому тоже. Отец при каждом удобном случае корит меня тем, что я все сижу в старых девах, тогда как его младшая дочь уже устроила свое будущее. Ее жених - вдовец тридцати восьми лет с двумя детьми, мальчиком и девочкой, двенадцати и девяти лет. Дела у него идут хорошо, он совладелец торгового банка. Все наши родственники приветствуют выбор Соланж, а завидев меня, сокрушенно вздыхают. Им ведь не объяснишь, что мое сердце уже занято и что только упрямство отца не дает мне пойти под венец. Они видят что-то почти непристойное в том, что Соланж выходит замуж первой, - она ведь моложе меня на целых семь лет. Хотя я и знаю, что мы с тобой в один прекрасный день тоже поженимся, эти шепотки за спиной ужасно меня огорчают, но я держусь бодро, чтобы не портить сестре праздник. Я никому не доставлю удовольствия видеть меня озабоченной или печальной, тем более что сегодня состоится званый обед. Сопровождать туда меня будет Жорж, чтобы мое одинокое положение не было столь очевидным.
Как я скучаю, Жан Марк! Я часами перечитываю твои письма, пришедшие из таинственных и полных опасностей мест. Меня поражает твоя храбрость, и я молю Господа, чтобы он защитил тебя в той стране, где так мало христиан.
Тетушка Клеменс пригласила меня пожить у нее в Париже пару недель, и отец не возражает. Две недели в Париже без родительского надзора! Тетушка пообещала обновить мой гардероб. Кто может отказаться от парижских нарядов?! Последний раз я гостила в Париже два года назад, но с родителями, а те ничего мне не позволяли. Сейчас все пойдет по-другому, ведь моя тетушка - самая щедрая душа на земле. Правда, отец попросил ее устроить мне знакомства с мужчинами, подходящими на роль женихов. Он, наверное, думает, что я отвернусь от тебя, но ты можешь не волноваться. Я, конечно, обещала отцу не отказываться от новых знакомств и сдержу свое слово, но авансов не дам никому. И прекрасно проведу время, выбирая наряды, посещая театры и музыкальные вечера.
Я взялась было читать одну из тех книг, что ты переслал мне, но, боюсь, это чтение не для меня. Прочту несколько строк - и голова идет кругом. В ней просто не умещаются все эти сведения. Описания пирамид с обелисками еще впечатляют, но все остальное из памяти ускользает. Не знаю, право, как ты ухитрился столько всего заучить, чтобы, тебя взяли в научную экспедицию, но очень тобой горжусь и уверена, что когда-нибудь, когда мы будем вместе, ты лучше любых умных книг расскажешь мне о том, что сумел найти и открыть.
По случаю свадьбы Соланж я надену, с позволения отца, те прекрасные жемчуга, что мне оставила матушка. Это часть его плана - заставить меня захотеть выйти замуж, чтобы получить полное право владеть ее драгоценностями. Кроме жемчугов мне позволят украсить себя золотым браслетиком с изумрудами и брошью той же работы. Эти вещицы, правда, несколько старомодны, но все равно хороши. Я с удовольствием щегольну в них. Браслет и брошь придется вернуть в адвокатскую контору - это часть фонда, - но отец решил позволить мне взять в Париж жемчуга. Я, кажется, уже описывала тебе это колье: тройная нить, довольно длинная, с жемчужинами одинакового размера, отделенными друг от друга крошечными золотыми бусинками. Замочек из золота также украшен мелкими жемчужными зернами, но с розоватым оттенком, что делает их, как мне сказали, более ценными. А вот бриллиантовая тиара, которая всегда мне так нравилась, переходит к Соланж. Сестра, кроме того, наследует жемчужный воротник из пяти нитей с камеей в золотом обрамлении - его подарил нашей бабке наш дед по случаю рождения у них первенца. Конечно, в сравнении с теми сокровищами, что ты, должно быть, нашел в Египте, все это кажется пустяками, но я все равно в восторге, что наконец могу назвать жемчужное ожерелье своим. Когда мы встретимся, я надену его, и ты увидишь, что я не менее великолепна, чем любая из жен какого-нибудь великого фараона.
Каждое утро я думаю о тебе и каждый вечер произношу твое имя в молитвах. С нетерпением жду того часа, когда ты будешь реабилитирован в глазах моего отца и принят им как герой, каким на деле являешься. Тогда ты сможешь безоговорочно претендовать на мою руку. Кстати, я тут где-то прочла, что Нил вскоре разольется. Как ты этого не страшишься? Я не перестаю тобой восхищаться. Какой ты смелый, Жан Марк! Уверена, когда ты покинешь Египет и продемонстрируешь всем свои достижения, наши соотечественники тут же отдадут тебе должное и тоже начнут тобой восторгаться, а я, скорее всего, примусь ревновать - ведь ты превратишься в настоящую знаменитость.
Шлю тебе тысячу поцелуев!
Онорин.
5 сентября 1825 года, Пуатье".
ГЛАВА 5
Восточный берег Нила заливало меньше, чем западный, а вилла Мадлен покоилась на искусственном каменном возвышении, так что вода не достигла жилых помещений: она лишь залила цоколь дома всего на фут от земли. Пристройки двора и конюшни были также защищены от паводка, но не от крыс, собравшихся сюда, кажется, со всего побережья. Им объявили войну, и слуге, уничтожившему за день наибольшее число грызунов, полагалась награда. По ночам вокруг виллы курились горшки с ладаном, который, по слухам, отпугивал хвостатых тварей.
Стояла ночь, запах ладана пропитывал воздух. В верхних комнатах горели светильники, и дверь на галерею, опоясывавшую весь дом, была распахнута настежь. Почти все слуги давным-давно спали, но молодая уроженка Сардинии терпеливо ждала, когда хозяйка угомонится.
А Мадлен беспокойно расхаживала по галерее. Несмотря на то, что под всеми полами виллы покоилась земля Савуа, вода, подступавшая со всех сторон, вселяла чувство тревоги. И все же Мадлен была бы не прочь, бросив вызов стихии, явиться в сновидения одного достаточно юного англичанина, хрупкого, нервного, с поэтическим складом мышления, который ласкал ее в своих ночных грезах с той страстью, на какую никогда не решился бы при свете дня.
Что-то коснулось ее ноги, и Мадлен наклонилась.
- Ойзивит, - сказала она, беря на руки полосатого кота. - Что ты здесь делаешь, а?
Кот обмяк, замурлыкал, зажмурился, боднул ее головой.
- Что ты за создание? - бормотала Мадлен, почесывая полосатого дурня за ушком. - Много поймал крыс? Или нет? - Она переложила кота поудобнее и двинулась дальше. - Скажи, как ты все это выносишь? Разве вода не сводит тебя с ума?
Из глубины гардеробной раздался голос:
- С кем это вы, мадам?
- С котом, - ответила Мадлен и добавила - Ради Бога, Ласка, ступай спать. Ну зачем тебе бодрствовать? Если мне что-то понадобится, я прекрасно найду все сама.
- Так не годится, мадам, особенно в этих краях. - С момента своего приезда в Египет молоденькая итальянка непрестанно подчеркивала, что ей не по нраву обычаи мусульман. Ее недовольство было сравнимо только с дотошностью в выполнении тех обязанностей, какие она посчитала необходимым взвалить на себя. - Вы здесь хозяйка а моя задача - служить вам. К тому же я должна вас охранять - иначе пойдут разговоры. А разговоры ни вам, ни мне ни к чему.
- Разговоры уже идут, - сказала Мадлен, укладывая голову кота на плечо. - Их не остановишь.
- И все же я знаю свой долг и знаю, как мне поступать, - возразила с твердостью Ласка. Она вышла из гардеробной и остановилась в дверях. - Вы не должны давать им повода для пересудов, мадам. Когда умер мой муж, пошли слухи, будто я его уморила. Я в жизни не сделала ничего плохого, но мой муж умер всего через пять недель после свадьбы, и вскоре весь город сплетничал обо мне. Берегитесь, мадам, иначе вас тоже в чем-нибудь обвинят.
- Но с какой стати? - возмутилась Мадлен и, прежде чем Ласка успела ответить, продолжила: - Только потому, что у меня есть дело, каким я хочу заниматься? Да, понимаю, я одинока. Но в моем доме живет коптский монах. В его благочестии не сомневаются даже мусульмане. Разве это само по себе не говорит ни о чем? - Вступив с Эраем Гюрзэном в деловое сотрудничество, Мадлен при каждом удобном случае давала понять окружающим, что монах для нее лишь помощник, а не духовный наставник, чтобы никто не мог усомниться в ее преданности католической церкви. - Ты и Кейла при мне вроде дуэний, а кроме того, хозяйство ведут еще девять слуг. Которые, кстати, могут в случае надобности засвидетельствовать безукоризненность моего поведения. Что тут нужно еще?
Ласка уставилась в пол.
- Вы молодая женщина, и очень хорошенькая. Каждому ясно, что мужчины мечтают о вас. У вас красивые глаза, и они читают в них то, что хотят прочитать. - Служанка подняла голову. - А в таком месте, как это, следует быть особенно осторожной.
- Хорошо, - Мадлен устала от спора, - но это вовсе не означает, что ты должна бодрствовать, пока я не лягу. Я ведь не собираюсь… прыгнуть в воду и куда-то уплыть. - Ласка лишь дернула плечиком, показывая, что шутками ее не умаслишь. - Ну ладно, допустим, ты уложишь меня. Но скажи, что помешает мне снова встать и пробродить здесь полночи? Ты тогда тоже встанешь со мной?
- Это мой долг, - решительно заявила Ласка. - Вы привезли меня сюда, чтобы не доверяться местным служанкам. Это понятно, но если так, то уж позвольте мне отрабатывать свои деньги. - Она бросила взгляд на запад, откуда прибывала вода. - Что делается на реке?
Прогулка в утлой открытой лодчонке была ужасно неприятной: сверху припекало солнце, под днищем плескалась вода, и только родная земля в подошвах рабочей обуви противостояла этим напастям. Но все равно Мадлен осталась довольна, кружа вокруг статуй и въезжая в порталы храмов.
- Все… необычно. Храмовые статуи на том берегу похожи на маяки. Я бы отправилась к ним, но никто из коллег не захотел тратить время. - Мадлен потрепала кота по спине. - А у ног одного из богов вода обнажила статую кошки. Или какого-то кошачьего божества. Могут же тут быть и такие? - Она почесала увальню шейку, приговаривая: - Хороший котик, хороший.
- Я не лягу, пока не ляжете вы, - заявила Ласка, не реагируя на отвлекающие маневры. - И если мне придется потом встать пораньше, не сомневайтесь, я встану. - Она говорила совсем тихо, но в ее голосе звучали бунтарские нотки.
- Только не завтра, - вздохнула Мадлен, надеясь, что в эту ночь ей удастся как следует отоспаться. Все же кроватный матрац щедро наполнен землей, способной уменьшить изнуряющее воздействие водной стихии. - В этом году разлив Нила начался позже, с трехнедельной задержкой. Если вода спадет слишком быстро, Египту грозит голод.
- Прямо как в Библии, - удовлетворенно заметила Ласка.
- Там говорится о семи голодных годах, - уточнила Мадлен. - Будем надеяться, этого не случится.
Кот на ее руках вдруг задергался, вырываясь, и Мадлен, покорно вздохнув, отпустила его, а он, обретя свободу, тут же вскочил на перила, ограждавшие галерею, и двинулся прочь.
- Если передумаешь, Ойзивит, для тебя у меня всегда найдется местечко в ногах, - добавила она.
- Пошел ловить крыс, - сказала служанка, подавляя зевок.
- Наверное, - согласилась хозяйка, а кот тем временем спрыгнул на козырек крыльца служебного входа в дом. - За что большое ему спасибо. - Она облокотилась на перила и принялась вглядываться в темную блестящую воду. - Кажется, что мы на острове. На необитаемом острове, да?
- Уже очень поздно, мадам, - завела свое Ласка.
Мадлен не ответила. Ей вдруг припомнился Сен-Жермен и приступы одиночества, каким он был подвержен. Сегодня такое же чувство охватило и ее. Проникло, как лихорадка, в каждую клеточку тела и колыхалось там, как вода, окружившая дом. Обернувшись к служанке, Мадлен отрешенно глянула на нее.
- Действительно, где моя ночная сорочка? - Река шептала, плескалась, притягивая к себе, как магнит. Чтобы хоть как-то противостоять этой тяге, Мадлен унеслась мыслями далеко-далеко. Ей восемнадцать, она в Париже, и Сен-Жермен подъезжает к ее карете…
- На месте, - сказала Ласка. - Я расчешу вам волосы.
- Нет, - отказалась Мадлен. - Сейчас я сама это сделаю, а ты поможешь мне утром. Обещаю, - сказала она уже с большей живостью, - проваляться в кровати подольше.
Ласка благодарно присела.
- Я приберу вашу одежду, - заявила она, входя вслед за хозяйкой в спальню.
- Лучше сразу отдай ее в стирку, - велела Мадлен, снимая прозрачную кружевную накидку.