С удивлением обнаружив, что слова, произнесенные вслух, утратили магическую силу, стали беспомощными и жалкими, она попыталась произнести их еще раз. Четче и громче.
- Я силь…
Послышался тихий смех. Где-то далеко - и близко, вокруг нее - и внутри. Она огляделась.
Пустая комната вдруг ожила. Всего на миг показалось, что все кругом наполнено дыханием и насмешкой, - шкаф, стол, кровать - все вертелось вокруг нее в адском кругу, вычерчивая непонятные знаки. И в то же время все оставалось на своих местах, будничное, привычное. Она столько раз видела эту трещину на полировке спинки кровати, что вцепилась в нее взглядом, пытаясь преодолеть это состояние.
"Еще чуть-чуть - и я заору, как Павлик, - подумала она. - Или грохнусь в обморок, потому что больше не могу стоять на ногах, просто не в состоянии выносить это… Я это не понимаю…"
Дотронувшись нечаянно рукой до конверта, она с удивлением обнаружила, что наваждение снова прекратилось.
"Значит, это проблемы с психикой, - успокоила она себя. - Конверт для меня спасительная соломинка из мира реальности, он как бы возвращает меня в нормальное состояние… Надо обратиться к врачу. Впрочем, зачем мне это?"
Она снова достала белый лист с ровным каллиграфическим почерком и снова прочла спасительную фразу - формулу ее будущего бытия:
"Люди, приехавшие сюда, забывают о постигших их несчастьях…"
* * *
Дождь не прекращался. Рита вспомнила, как называла это ее дочь.
"Ежики пришли".
Дождь, шуршащий по крыше, действительно напоминал топот маленьких лапок.
"Пришли ежики, - подумала Рита, - и теперь разгуливают по моей крыше. А где моя дочка?"
Она прижала к груди кулаки.
"Вы забудете все ваши проблемы, оказавшись у нас. Вы забудете все печали - наш городок встретит вас радостью".
Рита не знала, какое чувство владеет сейчас ею. Злость?
Она устала, и сил не хватает у нее уже и на это.
Ярость?
Нет. Еще более сильное чувство.
"Отчаяние", - услужливо подсказал ей нагло ухмыльнувшийся проем окна, за которым притаились Служители.
- Нет. - Рита произнесла эти слова раньше, чем отдала себе отчет в том, что нарушает обет, данный самой себе, обет, спасающий от сумасшествия, от превращения в Служительницу.
Ничего особенного, своеобразная заповедь для самосохранения.
"Никогда не разговаривай сама с собой. Разговаривая с собой, невольно начинаешь вести беседу со Служителями".
Где-то за окном хрустнула ветка.
Надо написать это на стене.
Рита потянулась к карандашам. Нет. Это не поможет. Такие слова пишутся только кровью. Чтоб не забыть их никогда.
Она взяла иглу и проколола палец. От вида выступившей алой капельки ей стало плохо.
Сдержав приступ тошноты, Рита подошла к чистой стене и написала первые буквы.
"Ни-ког-да"…
Опять хрустнула ветка.
За окнами кто-то был. "Им уже пора прийти, - мрачно усмехнулась Рита. - Неизвестно, почему они запаздывают?"
Она продолжила, не обращая внимания на тихие шаги, приближавшиеся к двери.
Крест…
Рванувшись к небольшой этажерке, она чуть не свалила стол и почти упала, но вовремя удержалась на ногах. Потом, переведя дух, дрожащими пальцами достала заветную коробочку и надела на шею тоненькую цепочку с крестом.
Только после этого она перевела дух. Дрожь во всем теле прекратила донимать ее.
"Слава богу, - подумала Рита, - теперь они ничего мне не могут сделать. Только убить".
Она опять уколола палец, выдавила новую каплю - теперь это уже не произвело на нее столь угнетающего впечатления.
"Пусть, - подумала она. - Сейчас допишу, выйду им навстречу и гляну на их физиономии. Сла-а-адкие, улыбающиеся, безжизненные маски… Они ведь не ожидают от меня такого безрассудства, а?"
"Не разговаривай"…
Она сделала краткую передышку, посмотрела в окно.
Тени сгущались. Дождь явно собирался превратиться во Всемирный потоп.
Где-то далеко, в лесу, ухнула сова. Если бы Рита была смелее, она повторила бы попытку бегства. Но она знала - пройти через этот лес невозможно. Нельзя выйти из него таким же целым и таким же невредимым, каким ты в него вошел.
"С собой".
Она почти закончила фразу. Осталось немного. Дверь за спиной распахнулась. Лунный свет осветил комнату, превращая ее в белое, холодное царство.
"Ну, вот и ежики пришли, - усмехнулась про себя Рита. - Здравствуйте, ежики!"
Она обернулась и почти без страха встретила холодный взгляд серых глаз, зная, что их владелец привел за собой ее, Ритину, смерть.
Глава 2
"И тогда он шагнул в пустоту - чтобы там, среди ночной тишины, растаяли его странные желания…"
- Душка!
Она вздрогнула, резко захлопнув книгу.
Отец смотрел на нее тем взглядом, которого она боялась и поймав который непременно чувствовала себя виноватой.
- Па… - начала робко, поднимая на него свои глаза.
- Сколько раз тебя можно просить не читать ЭТО. Ни-ко-гда…
- Но мне интересно!
Она сама не знала, почему вдруг решила перечить ему - обычно старалась избегать слишком откровенных стычек.
- ЭТО не может быть интересным. К тому же от ваших фильмов и книг вы с Павлом плохо спите по ночам. А знаешь почему?
- Потому что мы забиваем себе голову дурацкими фантазиями, - послушно проговорила Душка, незаметно вздыхая.
Забивать голову дурацкими фантазиями как раз и казалось ей занятием весьма интересным. Без них Душка, честно говоря, находила жизнь весьма пресной, скучной и малозанимательной.
Он забрал книгу, на обложке которой был изображен монстр, и хмыкнул, рассматривая его отвратительную морду.
- Душка, ну зачем ты читаешь это? Что притягивает тебя в таких ужасных историях?
Душка неопределенно пожала плечами - ей не хотелось говорить отцу правду. Слишком смелой она была, эта правда, чтобы объявить ее вот так, во всеуслышание: вы знаете, я же не такая, как все! Может, я оборотень? А может быть, просто человек, которому иногда ни с того ни с сего снится обратная сторона луны?
И в конце концов, с чего это он взял, что смотреть этот ужасный телевизор с новостями куда безвреднее? Во всяком случае, последний-то раз Павлик не спал и кричал ночью именно из-за вида огромного дома, обрушившегося от взрыва в столице. Вернее, из-за медвежонка с оторванной лапкой, грустно и обреченно смотрящего в небо стеклянными глазками. Ма-а-аленького медвежонка, оставшегося без хозяина, сметенного взрывом. Медвежонка, так похожего на Павликова Бадхетта. И все это не в книге ужасов, а в обычном выпуске теленовостей. Которые ты так любишь смотреть, папочка!
- Не знаю, - процедила она. - Наверное, просто любопытно.
"Я не виновата, что во мне много от героев этих книг, - подумала она. - Пойди, милый папа, в школу и объясни им, что после смерти брата с моей психикой произошло что-то непонятное. Я стала другая. Не лучше, не хуже - просто ДРУГАЯ".
Он смотрел на нее со страхом, желая и одновременно боясь встретиться с ней взглядом. Кирилл чувствовал, что может встретить в Душкиных глазах ту же странную мудрость, которая присутствовала в глазах его матери.
И - то же одиночество…
Мысли о матери напомнили Кириллу упрек - как почти неразличимый, еле слышимый голос совести.
Он оставлял ее совершенно одну. В мире, где каждый так остро теперь нуждается в защите, мать, с ее больными ногами, оставалась совершенно одинокой.
Только ее картины. Странные, загадочные, наполненные самыми невероятными образами, куда более похожими на фантомы. Такие светлые фантомы, от которых на душе становится легче, хотя ты прекрасно осознаешь, что это - только фантазия безумного художника, пытающегося заставить тебя поверить, что Бог есть и, значит, у тебя есть твое ЗАВТРА, разрушить которое не в силах никто.
Он прекрасно понимал, что мать, как и все они, с трудом пережила гибель Миши и точно так же она вскрикивает во сне, потому что всем им снится-то один и тот же сон - вечер, мальчик, улыбающийся им в дверях и говорящий: "Пошли, Аранта"… Мальчик дергает за поводок, и огромная сенбернарша с трудом поднимается, явно пытаясь изобразить гнев на добродушной морде. "Будьте осторожнее", - ни с того ни с сего говорит Кирилл и ловит удивленно-вопросительный взгляд Анны - что может случиться?
ЧТО МОЖЕТ…
Они уходят, такие привычно возвращающиеся. Кириллу хочется догнать их, но сила реальности останавливает его.
Потому что с ними ничего случиться не может.
- Я пойду с ними, можно, па?
Он хватает дочь за руку и говорит - нет, ты еще не сделала уроки! На самом деле ему наплевать на уроки, просто в тот момент он чувствует нечто страшное, обволакивающее их всех, всю семью, как жадное черное облако.
Смерть.
Чертову смерть, холодную улыбку которой, повисшую в воздухе, он старается отогнать.
Из чувства реальности, за которую надо держаться всеми силами. Чтобы не сойти с ума или скорее чтоб тебя не посчитали сумасшедшим.
Мальчик с собакой уходят, хлопает дверь, - все буднично, и в то же время этот стук захлопнувшейся двери отчетливо напоминает Кириллу выстрел в спину. Как будто кто-то стреляет им в спину - Мишке и Аранте. И открывается новая эпоха в жизни Кирилла - эпоха безуспешных попыток забыть прошлое. Забыть тот чертов вечер. И - ожидания, когда они вернутся, мальчик и собака… Тщетного, бессмысленного ожидания, и - знания того, что оно тщетно и бессмысленно. Потому что - они не вернутся. Никогда. Невермор.
Он виновато посмотрел на Душку. Вернул ей книгу.
- Прости, малыш…
Его рука против воли потянулась к ее голове - такой же взлохмаченно-кудрявой и рыжеволосой, как у всех детей Кирилла. У всех детей… И у матери.
- Что-то случилось, па?
- Ничего. Просто Павлик был чем-то напуган.
- Он последнее время всего боится. - Душка улыбнулась, явно пытаясь успокоить отца. - Может, нам не надо уезжать, па?
- Маме так будет лучше. Да и вам тоже.
- А тебе?
Она смотрела прямо в его глаза. Солгать ей не было никакой возможности.
- Мне? Мне будет лучше, если вам станет лучше, - честно ответил он.
- Я не уверена, что нам это нужно, - произнесла Душка, смотря вдаль своими мечтательными глазами. - Мне лично куда лучше здесь.
- Согласен, - кивнул Кирилл. - Тебе лучше здесь. Мне тоже. Возможно, здесь лучше и Павлику. Потому что нам так ПРИВЫЧНЕЕ. Мы вроде как просто знаем каждый уголок в этой квартире и спокойно можем существовать в этом пространстве, где даже удары нам будут казаться слабее… Но у нас есть тут одна проблема. Она остается, если мы решаем остаться здесь. Остается мама, а ей тут очень плохо.
Он поставил точку в их разговоре. Правда, уже на выходе обернулся и ласково сказал:
- Душка, я думаю, нам всем там будет совсем неплохо. Ладно, маленькая, собирайся. Нас уже заждалась бабушка…
* * *
Машина летела вперед по начинавшему чернеть городу. Превращение света из голубого в черный всегда казалось Кириллу чудом - как все, сотворенное природой. Он по-прежнему не рисковал называть Природу Богом, несмотря на постоянные насмешки матери: "Кирилл, когда ты начнешь называть вещи СВОИМИ именами?"
Дома летели навстречу в ритме фуги Баха.
- Павлик, иди ко мне…
Мальчик забился в угол.
Анна расстроенно махнула рукой.
- Оставь его, - попросил Кирилл. - Все с ним пройдет.
"Хотя я не могу понять, почему он вылетел из твоей комнаты с такими перепуганными глазами, - закончил он про себя. - Почему ты начала кидаться на детей сразу, как только явилась домой".
Не важно. Ее нервы перенапряжены. Их потеря еще долго будет отравлять им существование, лишая сна, каждую ночь заставляя смотреть в потолок, пытаясь найти в его белизне ответ на вопрос: "ПОЧЕМУ, ГОСПОДИ, ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ С НАМИ?"
Машина, мягко прошелестев по гравию, подкатила к небольшому особняку.
- Приехали, - сообщил Кирилл. Сколько раз он произносил эту фразу, пытаясь придать ей тот уровень надежности бытия: с нами все будет именно так - всегда… Мы будем приезжать, и ничего с нами не может случиться!
Сейчас все вернулось. Воспоминание о прошлом лете.
- Приехали!
Насмешливый ломающийся голос:
- Па? А почему не приплыли? Отдать швартовы!
Кирилл прикрыл глаза. Наваждение, чертово наваждение! Анна вышла из машины. Даже сейчас, еще не встретившись со свекровью, она стиснула губы.
"Хочешь мира - готовься к войне!"
Душка вылетела, наоборот, подобием освободившегося воздушного шарика, и даже Павлик, казалось, забыл про свой страх:
- Ба-буш-ка!
Мать стояла на крыльце, держась за перила. Даже больные ноги не могли помешать ей выйти им навстречу.
Она распахнула руки, сдерживая себя, стараясь не показывать, сколь многих усилий требует от нее эта невыносимая боль в суставах, и проговорила:
- Ах вы, соплявки! Надеюсь, достаточно натворили и нашалили? Во всяком случае, я бы не восприняла вас нормально, если бы ваше поведение было примерным!
Анна едва заметно поморщилась - чертова старуха разрушает все ее воспитание!
Кирилл шел за детьми. Он увидел, как оба ребенка исчезают в бабкиных объятиях, и с удивлением понял, что завидует им.
Ему до сих пор хотелось спрятаться в материнских руках от жизни, как маленькому!
Она поймала его взгляд и еле заметно улыбнулась, поймав и его мысли.
Ему даже показалось, что она слегка взмахнула рукой, показывая, что ей жаль, что у нее только две руки, а он весь в плену взрослых условностей, мешающих позволить себе побыть слабым…
* * *
Тихий свет настольной лампы располагал к покою. Душка позволила себе снова побыть ребенком, и сейчас, как в былые времена, она сидела поджав под себя ноги и грызя восхитительные орешки в сахаре, наблюдая, как на экране черно-белого телевизора толстенький Винни-Пух пытается справиться с пчелами.
Она не смогла удержаться от смеха - да, впрочем, что здесь могло помешать ей смеяться?
Павлик тоже смеялся, и у Душки на одно мгновение родилась в голове мысль, что только здесь они могут чувствовать себя в безопасности. В этом доме, с непонятными, но такими чудесными бабушкиными картинами, с этими орешками и пирожными, - островок бесконечного детства…
- Вам так обязательно туда ехать?
Голос из гостиной заставил Душку вернуться назад, в эти дни, в этот мир, где все вокруг собиралось разрушиться и начало это делать в тот день, когда погиб Мишка.
Вопрос задала бабушка. Сначала в гостиной повисло тяжелое молчание - Душка почти физически ощутила его, оно мурашками покрыло кожу, вызвало странное состояние температуры: кровь прилила к щекам и так же резко отступила, бросая Душку из жара в холод.
- А вы предлагаете что-то другое?
Голос матери был слишком вкрадчив. Душка поерзала в кресле, пытаясь сосредоточиться на мультике или на орешках, но уж - черт побери! - на приятном. Даже на гольфах Ленки Арбузовой, которые так чудесно порвались, даже на поездке в центр, где они с Павликом кормили в городском парке травой лебедя, только не на этом резком голосе!
- Аня, я просто не вижу смысла в вашем отъезде… Вы пытаетесь убежать от себя, но это самая великая глупость, детка! Что там будет делать Кирилл? Дети? Скорее всего, там нет работы для твоего мужа!
- Ерунда! На первое время нам хватит сбережений, а потом обещали помочь.
- Кто? У тебя там знакомые?
- Нет, но…
- Аня, посуди сама - это же такой идиотизм! Прочитать объявление в газете и поверить в обещанную сказку! Весь мой жизненный опыт подсказывает, что никогда еще не сбываются обещанные сказки из рекламных объявлений!
Душка услышала, как бабушка поднялась. Сейчас она закурит, подумала она. А потом скажет: "Оставь мне детей. На первое время. Когда вы устроитесь, они приедут".
- Хотя бы оставь мне детей - пока. На первое время!
"Вы хотите отнять у меня моих малышей?" - продолжила Душка.
- Вы всю жизнь пытаетесь отнять у меня детей, - холодно ответила Анна. - Я не хочу, чтобы они находились под вашим влиянием. В отличие от вас, я не уверена, что ваш стиль жизни правильный.
- Аня! - укоризненно произнес Кирилл.
- Ничего, Кирилл. Она может еще разок, - усмехнулась бабушка.
Душка вздохнула. Обычная ссора. Как поезд по расписанию. Если ссора не случилась, значит, что-то не так…
Павлик дернул ее за руку.
Она обернулась. "Вот ведь я дура какая", - подумала она, увидев его расширенные от страха предстоящего скандала глазенки.
- Они опять ругаются…
- Да, но я думаю, все будет в порядке, - по-взрослому рассудительно успокоила она его. - К тому же для них это как вечерняя сказка перед сном.
- Душка, я не хочу туда ехать. - Малыш сказал это так спокойно и так серьезно, что Душка испугалась. Он стоял как маленький старичок, опустив плечи.
- Павлик, я думаю, нам ПРИДЕТСЯ туда поехать.
"Господи, я говорю как папа, - ужаснулась Душка. - Совсем как он".
- Я знаю, - кивнул мальчик. - Но мне так не хочется, что я плачу по ночам.
- Глупый. - Душка притянула его к себе. - Мы ж с тобой будем вместе. И я никому не дам тебя в обиду. Никогда.
- А Бадхетта? Мы возьмем его с собой?
- Обязательно…
Она подняла глаза, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд.
В комнате никого не было, но Душка готова была поклясться, что на нее СМОТРЯТ. Внимательно, изучающе, как будто пытаясь проникнуть в ее сознание. Она испугалась и прижала малыша покрепче - ей совсем не нравился этот чужой и недобрый взгляд неизвестно кого неизвестно откуда.
"Оставьте нас в покое", - мысленно произнесла она. Заражать ребенка своими страхами ей не хотелось. В конце концов, и она, и Павлик наделены богатой фантазией. Слишком богатой. "Иногда фантазии кажутся реальными, так они правдоподобны", - подумала она.
Незримый присутствующий усмехнулся. Его явно забавляла Душкина самоуверенность.
"А если то, что считается фантазиями, и есть правда?"
Голос был неприятным, странным, смазанным - с агрессивностью шипящих звуков. Так говорила бы змея, дай ей возможность общаться на человеческом языке.
"Уходите отсюда, - опять приказала Душка. - И перестаньте меня пугать, я не боюсь вас".
- Мне сейчас стало почему-то страшно и холодно. Как будто кто-то дотронулся до меня! - прохныкал Павлик.
- Ничего подобного. - Душка постаралась придать своему голосу уверенность.
- Душка, а если это - Смерть? Или призрак?
Он смотрел на нее округлившимися от страха глазами.
"Он все-таки испугался, - подумала Душка. - Вот гадкий тип, невидимый и гадкий!" И почему-то ей вспомнилось, как бабушка давно-давно объясняла ей, почему бесы предпочитают оставаться невидимыми или принимать чужое обличье.
"Они же трусы".
"Они трусы", - повторила про себя Душка, и от этих слов стало гораздо спокойнее, точно в них таилась разгадка, наполняющая ее, Душку, знанием и внутренней силой.
"Немедленно убирайтесь!"
Сейчас она и сама удивилась обступившей их тишине - как будто комната, где они находились, непонятным образом была перенесена в другое место, в вечность, в тишину…