Часть вторая
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ
Дитя, боящееся тьмы,
Иль зрелый муж, прозренья
света избегая,
Кто большего достоин
сожаленья?
М. Фрихил
Глава 4
Утро в Старой Пустоши поразило Анну размеренностью и спокойствием.
Она проснулась в полной тишине и даже долгое время не могла сообразить, где находится.
Будильник был единственным напоминанием о прежней жизни. Он трезвонил, пытаясь заставить проснуться весь дом, - весело и настойчиво.
Анна поднялась с кровати, пытаясь найти ногами шлепанцы.
"Мы уже целую неделю в Старой Пустоши, - напомнила она себе. - И хотя многое тут меня удивляет, я начинаю привыкать. Человек ведь привыкает ко всему, не так ли?"
За эту неделю Анна устроилась на работу в местную больницу и сделала первое открытие.
В городе никто особенно не болеет. Несмотря на то что основной процент населения составляют люди старше сорока лет, они на удивление здоровы. Больше всего Анну удивлял цвет их лиц - настолько розовый, что иногда Анне хотелось заставить их хоть немного побледнеть, чтобы местные аборигены стали выглядеть более-менее нормальными.
Если такой ненормально здоровый цвет лица и непременные улыбки, будто приклеенные к лицам намертво, можно было отнести на счет необыкновенного воздуха, чистого и прозрачного, то второе открытие, сделанное Анной, обескуражило ее.
В Старой Пустоши было очень мало детей. А моложе трех лет вообще никого не было. В то же время Анна нередко находила в больнице забытые кем-то погремушки, а однажды ей даже встретились памперсы. Памперсы были почти новенькие, так что подозревать их в принадлежности детям более старшего возраста было глупо.
Третье открытие Анне тоже не понравилось - за всю неделю, пока они здесь были, в Старую Пустошь НИКТО НЕ ПРИЕХАЛ! Более того, никто отсюда и не уезжал. Даже на один день.
Когда же Кирилл попытался намекнуть Ариадне, что им хотелось бы съездить в город, навестить мать, та немного странно улыбнулась и сказала, что всю неделю она очень занята, а кроме нее, никто до автобусной станции подвезти не может. Возможно, в конце следующей недели она что-нибудь придумает…
Вообще Анна находила Ариадну единственным нормальным человеком в Старой Пустоши. Ее сослуживцы напоминали живых манекенов - передвигаясь по больнице, они продолжали хранить на лицах свои непроницаемые улыбки и на Аннины вопросы только вежливо отвечали односложными "да-нет", стараясь избегать более откровенных и полных разговоров. Хотя и Ариадна ей не нравилась, потому что она подозревала, что Кирилл слишком увлечен этой белокурой девицей с внешностью Боттичеллиевой Венеры.
Кирилл не работал, поскольку Ариадна еще не встретилась с его работодателем, но ему почему-то уже выплатили аванс, и теперь они стали окончательно напоминать себе новых русских, у которых количество денег и удобств резко превышает разумную необходимость.
Дети…
Они беспокоили Анну больше всего. Душка начала ходить в школу и, кажется, умудрилась подружиться там с какой-то девочкой, которая, впрочем, Анне совсем не нравилась. Что-то в личике Миры было хищное, лисье, и это придавало ее глазам ускользающее и лживое выражение. Но по крайней мере, можно было порадоваться тому, что Душка не одинока в этом таком чужом месте.
Вот Павлик…
О, как беспокоил Анну Павлик!
Павлик очень изменился, иногда погружаясь в молчаливую задумчивость, и начал бояться спать по ночам один, да и в основном он сидел дома один, пока не придет Душка.
Хорошо, что соседи - пара довольно милых старичков - сами вызвались посидеть с Павликом. Теперь Анна была спокойна за него, хотя ей казалось, что мальчик становится все бледнее и бледнее и пугается малейшего шороха, прижимая к себе любимого медвежонка.
Все это Анна перебирала в уме, стоя в ванной перед зеркалом.
- Но в конце-то концов, я всегда могу отсюда уехать, - повторила она в очередной раз утреннюю "мантру". - Я могу забрать детей и уехать, когда мне станет совсем невмоготу.
Она постаралась улыбнуться. От собственной вымученной гримасы ее чуть было не стошнило.
Впрочем, последнее время ее вообще тошнило от улыбок.
Она переела их, как сладостей.
Анна положила зубную щетку на место, приблизила лицо к зеркалу и прошептала:
- К тому же, моя дорогая, мне почему-то кажется, что никуда вы отсюда не уедете. Никуда и никогда. И ты всю жизнь будешь сидеть в этом "райском местечке", тебя будет тошнить, ты будешь мечтать об отъезде до тех пор, пока… - Она вздохнула и скорчила гримасу. - Пока сама не научишься так же бессмысленно улыбаться!
О, лучше бы она этого не делала!
За ее спиной явно послышался короткий сухой смешок. Как скрип обламываемой ветки…
Дурное предчувствие опять кольнуло сердце. На одно мгновение, как предупреждение, из зеркала снова выглянула женщина с глазами убийцы.
- Нет, - пробормотала Анна. - Этого не будет. Уж с собственной-то Вампиреллой я всегда смогу справиться!
И - почему-то подумала, что она обманывает себя. Ей только кажется, что сможет справиться.
Последнее время ей приходили в голову странные мысли, слишком часто, слишком настойчиво. И почему-то она стала любить странные стихи. Она прятала свой интерес к ним особенно тщательно от детей, но отчего-то, оставшись одна, все чаще и чаще доставала старый черный томик Эдгара По и - начинала читать одно и то же стихотворение.
Вот за демонами следом,
Тем путем, что им лишь ведом,
Где, воссев на черный трон,
Идол Ночь вершит закон, -
Я прибрел сюда бесцельно
С некой Фулы запредельной, -
За кругом земель, за хором планет,
Где ни мрак, ни свет и где времени нет.
И почему-то ей начинало казаться, что эти стихи - про нее и про Пустошь, и ей становилось стыдно и страшно, особенно когда она думала о детях, как будто их она тоже вовлекла в опасное приключение, и теперь - по воле демонов, следом за которыми они пришли сюда, - им всем угрожает опасность…
Когда она доходила до строфы: "По реке, струящей вдаль / Свой вечный ропот и печаль… / По расселинам и в чащах… / В дебрях, змеями кишащих… / На трясине, где Вампир правит пир", ей становилось страшно, хотелось плакать и вернуться туда, в город, когда-то бывший для нее страшным и постылым местом, и она закрывала книгу, пытаясь справиться с собой и этим страхом, пожирающим душу, - тогда она пробовала вспомнить лицо своего погибшего сына, но у нее ничего, ничего не получалось. И чем дальше, тем реже и труднее вспоминался ее Миша. Как будто между их душами кто-то возводил преграду из тумана, в котором она уже почти не могла различить черт его лица…
Ей все чаще хотелось, чтобы Кирилл сказал ей: "Ну, ты убедилась в том, что эта Пустошь не самое лучшее место на земле, и, может быть, вернемся домой?" - и она бы обрадованно согласилась, назвала бы себя идиоткой и призналась бы, что отчаянно скучает по дому, городу, площадке, которую можно увидеть из окна, и даже по Ведьме, но Кирилл никогда не скажет ей этого.
Ему здесь нравится.
Он никогда этого не скажет, а она, Анна, никогда не наберется сил признаться, что благодаря ей, ее желанию убежать от воспоминаний и собственной боли, за демонами следом, они оказались в западне.
Ни-ког-да…
* * *
Душка открыла глаза и улыбнулась.
Ночью ей снилась бабушка. Они вместе "шалили" - так у бабушки называлось распитие кофе с вкусными чипсами.
Душка очень хорошо запомнила сон, потому что он был ХОРОШИМ. Обычно-то сны были плохие, какие-то мрачные, где Душка всю дорогу блуждала по темным переулкам, пытаясь найти выход. Душка старалась быстренько забыть их, чтобы не испортить себе настроение. Настроение Душка почитала самым важным составляющим своей жизни на этот день - с хорошим можно преодолеть любую трудность, а плохое помешает тебе перепрыгнуть через самый маленький ручей, рождая в фантазии целое море горя. Поэтому за настроением надлежало следить.
Встав с постели, она поежилась - слишком велик был контраст теплого одеяла и прохладного воздуха.
Взглянув в окно, Душка увидела, что снег уже осмелел и покрыл все пространство дворика. Деревья стояли заснеженные, покрытые инеем, как на рождественских открытках, которые раньше посылала им бабушка.
- Как красиво! - выдохнула Душка и, переполненная восторгом, бросилась в соседнюю комнату с криком: - Павлик! Взгляни же!
Влетев в его комнату, она остановилась.
Мальчик лежал на кровати, уставившись в потолок с таким безнадежным и горьким выражением глаз, что Душкино сердечко упало. Все праздничное настроение, подаренное ей чьей-то доброй рукой, разом испарилось.
- Павлик, - позвала она братишку, тихо присаживаясь на край кровати.
Казалось, он ее не слышит, погруженный в собственные мысли. Последнее время он напоминал Душке маленького старичка, - таким печальным казался его вид.
- Эй. - Она осторожно дотронулась до его руки, удивившись тому, что Павликова ладошка такая ХОЛОДНАЯ и почти безжизненная.
Он очнулся и посмотрел на нее. Душке совсем не понравился его взгляд.
- Что с тобой, малыш?
- Ничего, - пожал он плечами, равнодушно переводя глаза с Душкиного лица на стену. - Все нормально.
Его голос был тусклым.
- Там снег, - сообщила Душка. - Кажется, мы сможем играть в снежки уже совсем скоро. Может быть, уже сегодня!
Он кивнул и вежливо ответил:
- Хорошо. Будем играть в снежки…
"Ну, это уж ни в какие рамки не лезет", - подумала Душка, чувствуя, как в душе появляется и растет ком глухого раздражения этаким равнодушием.
- Тебе это не нравится? - спросила она злым голосом.
Он вздрогнул, поймав эту неизвестно откуда появившуюся злость.
Испуганно поднял на нее глаза. Его губы теперь дрожали, а по щеке медленно сползла слезинка.
Душка не на шутку перепугалась. "Какая же я дура", - подумала она, прикусив губу. Сейчас ей было так стыдно и больно, потому что малыш плакал из-за нее. Это она, Душка, перепугала его. Это она, несдержанная дуреха, осмелилась наорать на него, причинить ему боль, напугала - какая же она мерзкая! Ведь она же обещала быть ему защитой, а вместо этого…
- Что с тобой, малыш?
Ее рука потянулась к его кудрявой головке. Он съежился, с ужасом глядя на Душкину руку, как будто она напоминала ему что-то ужасное, но - что?
С удивлением Душка посмотрела на собственную руку и почти испугалась.
Нет, это какой-то дикий бред!
- Не надо… Пожалуйста, не надо! - прошептал малыш, отодвигаясь к стене. - Я больше не буду просыпаться не вовремя! Не наказывай меня!
Душка поняла, что напомнила ее рука.
Змею.
Но ведь она учила мальчика никогда не бояться змей! Почему же сейчас он так кричал? Тем более что…
- Павлик, - ласково сказала она. - Это же я, Душка. А это - всего лишь моя рука. Ты чего-то боишься?
Он все еще дрожал, смотря на нее расширившимися глазами, в которых, казалось, сейчас существовали только белки.
- Нет, - выдавил он из себя. - Бояться нехорошо. Ты говорила мне, что страх - самая большая гадость на свете. Хуже смерти, да?
- Вот видишь, ты и сам это понимаешь. Теперь ты узнал меня?
- Да.
Он улыбнулся.
"Слава богу, - подумала Душка, пытаясь заставить себя почувствовать облегчение, внушить себе, что с малышом все в порядке. Но тревога отчего-то никуда не собиралась уходить, будто незваный гость расположившись в сердце, как в любимом хозяйском кресле. - Надо что-то придумать. Может быть, стоит просто отпроситься из школы пораньше, забрать его и провести с ним немного времени? Поиграть, почитать книжки. Мы ведь такие все занятые, а мальчик одинок и страдает от этого одиночества".
То, что она придумала, ей понравилось.
- Давай я сегодня никуда не пойду, - предложила она. - Скажу маме, что у меня разболелся зуб и я никак уж не могу идти в школу. Или нет - лучше голова. А то с зубом она отправит меня к дантисту.
Он обрадовался даже больше, чем она ожидала. Подпрыгнул на кровати и радостно посмотрел на нее:
- Это правда?
- Конечно, - кивнула Душка. - Я и сама не хочу в эту дурацкую школу. Сейчас справлюсь с технической стороной вопроса, и мы начнем думать, чем бы нам заняться сегодня.
Потрепав его по голове, она отправилась к матери, осуществлять "техническую сторону".
* * *
- Хорошо, - неожиданно быстро согласилась мать. - Раз у тебя болит голова и ты остаешься дома, мы можем не беспокоить сегодня старичков Амировых, да? Павлушка останется с тобой.
Душка кивнула с чересчур поспешной готовностью. Анна поняла, что у девочки с головой все в порядке. Не болит у нее голова, и она просто хочет остаться. Причем остаться именно из-за Павлика. Значит, и она тревожится за него, так же как и Анна?
Надо будет выяснить это.
Она уже собралась спросить об этом, вызвав Душку на откровенный разговор, но в это время послышались шаги, и на кухне появился заспанный и небритый Кирилл.
Буркнув "доброе утро", он полез в холодильник и достал оттуда банку с пивом.
- Мы с тобой потом поговорим.
Анна выпроводила девочку с кухни и остановилась перед Кириллом, который не обращал на ее свирепый взгляд никакого внимания, продолжая поглощать пиво.
- Прелестно, - первой не выдержала Анна этой паузы. - Ты пьешь с утра, как заправский алкоголик?
Кирилл ничего не ответил, неопределенно пожав плечами.
- Если уж ты сидишь дома и не ходишь на работу, почему мы периодически отправляем Павлика к соседям? Сиди уж тогда с ребенком, - продолжала Анна.
- Им нравится сидеть с ним, - пробурчал Кирилл. - Они утверждают, что Павлик возвращает им молодость.
- А мне плевать! Малыш совсем растерялся в этом новом месте, а мы ему не спешим помочь, спихивая на руки двух неизвестных стариков!
- Почему неизвестных? Они же наши соседи… Кстати, ты всю жизнь мечтала о таких. Кто в городе плакался, что тебе надоели беспокойные молодые панки, живущие на нашей площадке? Кто кричал, что ты отдала бы полжизни за пару мирных стариков?
Анна поперхнулась обидой. Лучше бы он не напоминал ей о городе.
- Сейчас я бы полжизни отдала за то, чтобы вернуться, - пробормотала она. - По крайней мере, оставшуюся половину я бы прожила спокойно.
- Тебя сюда никто не тащил, - заметил Кирилл. - Это ты настаивала на нашем переезде…
За окном просигналила машина.
- Ну вот. Мне некогда.
Кирилл поднялся.
- А ты говоришь, я бездельничаю. За мной приехали.
Он накинул на плечи джинсовую куртку.
- Пока. - Махнув рукой, он скрылся за дверью.
"Раньше он всегда целовал меня на прощание", - подумала Анна, провожая его взглядом. И с удивлением отметила, что эта мысль была абсолютно лишена эмоциональной окраски. Ей было все равно.
Просто - констатация факта. Не более того. Раньше ей было бы больно. Теперь - никаких чувств, одно равнодушие, все больше и больше заполняющее душу. "Или то место, где она когда-то была", - усмехнулась Анна.
Она остановилась у кухонного окна, выходящего во двор, и опять же совершенно равнодушно отметила, что Кирилл сел в красный джип.
Тонированные стекла скрывали от Анниных глаз происходящее в машине, но Анна и так знала, что сейчас сделал Кирилл.
Поцеловал ту, что сидела на водительском сиденье. Ариадну.
И что самое страшное, Анну это нисколько не волновало!
Она просто вздохнула, дотронувшись до стекла.
"Если бы я была другой, я бы сказала, что Старая Пустошь просто разрушает нас, - грустно подумала она вслед отъехавшему джипу. - Она вытягивает все хорошее, все, что нам таковым казалось. Теперь…"
Она не досказала фразу, инстинктивно прячась от нее. Но мозг договорил за нее: "То, что нам таковым казалось. Здесь просто иная система ценностей".