Ермил разинул было рот, чтоб обстоятельно ответить (впрочем, что он мог сейчас путево рассказать?!), но тут Лапушечка и Ника возвратились с кухни - обе строгие, серьезные, как будто между ними только что случился очень важный разговор, который каждую не то чтобы утешил, но на некий верный путь наставил, и теперь они решили даже в крайнем случае не делать шагу в сторону… Обычный склочно-вздорный треп двух недолюбленных красоток, с непонятным раздраженьем вдруг подумал Питирим, известно, что они друг другу могут наболтать!.. Он чувствовал, что Ника вновь напряжена, как поначалу; расслабление, Рожденное гостями, улетучилось, замочки все внутри позакрывались, и, чтоб как-то продолжать общение, опять придется долго и старательно к ним подбирать необходимые ключи. А для чего? Быть может, вся овчинка-то и выделки не стоит?! Нет-нет, завтра же, немедленно - уеду, и гори оно все здесь!.. Уехать и забыть. Мне этот мир противен, я его не понимаю, как не понимаю Нику - ни зачем она тут, ни зачем понадобился я… Вернее, догадаться можно, но тогда уж это - вообще абсурд! На ферме мужичья, поди-ка ты, навалом, просто не всех видел, бугаи, небось, - ядреные, один другого стоит… Есть еще, в конце концов, поселок, космопорт - повсюду люди! Или ей необходим, как говорится, чистенький, холененький, с Земли? Но почему же - я? По существу - калека, получеловек… Такой ей нужен? Извращенка… Нет, скорее форменная истеричка, с эдаким заметным сдвигом, набекрень мозги… И все же Питирима угнетала мысль: пусть даже в чем-то он и прав, но полностью постигнуть все происходящее - не в силах. Свету много, а - темно. Незрячий, заблудившийся в той самой клинике, куда его доставили, чтоб тотчас исцелить. А он случайно потерялся…
- Вот и все, - смиренно произнес Симон, - благодарим за чай, пора идти и собираться.
- Интересно: вам-то что приспичило спешить? - не понял Питирим. - Вся эта суета, волнения… Им - к празднику готовиться, а вам?..
- Нам? - с удивлением переспросил Симон.
- Да нет же! Лично - вам! Куда теперь спешить?
- Сказал!.. Да как же я их брошу?! - с недовольством проворчал Симон. - Я должен им помочь, совет дать, приободрить… Буду с ними - легче как-то… Праздник праздником, а вроде - не совсем и без меня…
- Он дело говорит, - внушительно сказал Ермил, почесывая бок. - Спасибо вам, - он в пояс поклонился Питириму, ну, а Нике - даже к ручке приложился. Питирим от удивленья аж присвистнул про себя. Цирк! Дикий-дикий, а поди ж ты… Видно, Ника здорово их тут дрессировала. Но он тотчас вспомнил, как Симон бесцеремонно вдруг полез ей под подол, и вновь растерянность и абсолютное непониманье овладели им. Так и казалось: вот сейчас Ермил отлепится от ручки и - немедля Нику хватанет при всех или за зад, или за грудь, по-детски эдак, радостно-смиренно улыбаясь… Впрочем, ничего такого не случилось. Кавалер как был - согнувшись, так, не разгибаясь, медленно попятился спиною к двери. И все тотчас же шагнули следом, молчаливые и даже мрачные: то ли и вправду не хотелось уходить им, то ли мысленно они уже все были там - вне дома, в собственных заботах о вечернем празднике… Последней шла Лапушечка. В дверях она внезапно обернулась, торопливо выкрикнув: "Так вы про платье не забудьте, мама-Ника, обязательно сплетите!" - и лукаво-мимолетно - на прощанье - подмигнула Питириму.
- Вот… - сказала Ника, когда дробные шаги на лестнице затихли, и, не глядючи на гостя, опустилась в кресло, села очень прямо - руки на коленях, голова откинута слегка назад - как бы и вправду королева, точно на картине, писанной кем-либо из старинных мастеров. Она дышала глубоко и ровно, только губы ее чуть дрожали. - Вот… - повторила Ника и без всяческого выражения уставилась на Питирима.
- Что - вот? - сумрачно спросил тот.
- Да вот так мы и живем. - Она тряхнула головой и нервно усмехнулась, словно говоря: а думал, что попал в Эдем, надеялся вдруг ангельшу увидеть в райских кущах, дамочку пристойную и непорочную вполне?
- Я понимаю. Надо быть совсем тупым… - кивнул согласно Питирим. - Проблем хватает, всюду одинаково. Но как вы можете, чтоб эти недоноски…
- Кто, простите? - Ника негодующе сощурила глаза, точно змея внезапно показала кончик жала.
- Ваши визитеры, я уж и не знаю, кто они - друзья, коллеги, спутники…
- Любовники, - ему в тон резко отозвалась Ника. - Что, похоже? - она снова усмехнулась. - Да неужто вы ревнуете? С чего бы? Странно!
- Ну при чем тут ревность?! - не на шутку разозлился Питирим. - Другое… Позволять им так вот - походя, при посторонних… Я не знаю… Это… извращение какое-то, ей-богу! Или вы нарочно, чтобы поддразнить меня?
- Нарочно - вас? Зачем?! - глаза у Ники изумленно округлились. - Чтобы вы последовали их примеру? Или встали на мою защиту? Может, вы считаете, мы загодя договорились обо всем, распределили роли - и тогда я пригласила вас сюда, чтоб поразвлечься? Не нашлось других кандидатур? По-вашему, у нас такая глухомань, что нам и делать больше нечего?..
- Ой, господи, да не прикидывайтесь вы! - Питирим скроил брезгливую гримасу и забарабанил пальцами по подлокотнику. - Не понимаю: для чего все время вы пытаетесь казаться хуже, чем вы есть?!
- Серьезно? Вам хорошо известно, какая я на самом деле? - Ника повела плечом, пренебрежительно закинув ногу на ногу, и даже наклонилась чуточку вперед, с преувеличенным вниманием разглядывая закругленный, исцарапанный носок своей сто лет уже не модной туфли. - И откуда же такие поразительные сведения? Надо полагать, у вас надежный информатор?
- Вот уж чепуха! Придумаете тоже!.. Простоя… предположил… - уклончиво ответил Питирим. - Как всякий человек, я склонен фантазировать…
- Ну, и?.. Какая ж я, по-вашему? - в глазах у Ники засветилось неподдельное, живое любопытство.
- А вот это уж, позвольте, я пока оставлю при себе, - развел руками Питирим, а сам подумал вдруг: ей-богу, как девчонка! - Может быть, вы все-таки хоть что-то объясните мне? А то немного странно… Или мы вот так и будем играть в прятки? Право, я не для того летел сюда…
- У вас была конкретная задача, цель? - Ника с деланным сочувствием взглянула на него.
- Вы сами знаете, что - нет. И оттого тем более мне важно разобраться…
- Вы не верите в осмысленность, необходимость вашего прилета?
- Меня с детства приучили ни во что не верить и без дела ничему не доверять, - размеренно и даже с неким торжеством и назиданием ответил Питирим.
- Так все же: ничему или, быть может, никому? - лукаво уточнила Ника.
- В сущности, и то, и то. Ведь только при условии, когда в тебе нет веры, разум твой свободен для высокого и беззаветного служения, и лишь когда не смеешь доверять, ты можешь быть безмерно преданным во всем и до конца. Таков непререкаемый закон бойца и патриота, как я сформулировал его когда-то для себя! - и все же Питирим не смог сдержаться, чтоб не сбиться на патетику.
- Здесь не собрание земных начальников, - напомнила с сарказмом Ника. - Громкие слова здесь вряд ли кто услышит. И тем более - никто их не оценит. Выражайтесь проще. Надо привыкать…
- Уж как умею, - тихо огрызнулся Питирим, кляня себя, что чуточку расслабился - вообразил, будто везде, не только на Земле, все думают и чувствуют похоже, и стремятся в своей жизни к одному…
- Умеете-умеете, - с оттенком снисхождения признала Ника. - Все-то вы умеете! Боитесь показать… Зажались в тесной скорлупе бойца и патриота, полагаете, за это будут больше уважать… Но есть еще и отношения между людьми! Без всякой демагогии и пафоса. Простые отношения, интимные контакты… Можно ведь и так, не думая о вечности…
- Постель? - невольно вставил Питирим, сам поразившись прямоте и очевиднейшей бестактности вопроса. Будто невесть кто заговорил вместо него…
- У вас, наверное, давно уж не было хорошей женщины, да, Питирим? - нисколько не обидевшись, а даже с ласковой какой-то сострадательностью отозвалась Ника. - Извините, но вы так, на удивленье, однозначно, даже эмоционально чересчур отреагировали на мои слова…
Питирим пожал плечами и лишь судорожно, коротко сглотнул. Скорей всего, сейчас у него был довольно жалкий вид, вид эдакого дурачка, которого предупреждали: не ходи в канаву, там - крапива, а он все-таки пошел, назло всем, и теперь конечно же способен вызвать только жалость пополам со смехом. Он все понимал…
- Да уж, естественно, в больнице нас кормили хорошо, как говорится, на убой, но этих блюд - не подавали, - грубо, с нарочитою развязностью ответил он.
- И что вы хорохоритесь - не понимаю, - Ника с укоризной посмотрела на него. - И было б перед кем стараться, главное… Да, вам не повезло: авария, несчастье… Все бывает. Но, надеюсь, вы других-то не вините?
Не могу, с тоской подумал Питирим, я точно стану психом и в одну прекрасную минуту окончательно свихнусь. Да что они там с Эзрой - сговорились?!
- Нет! - отрезал он сердито. - Не виню! Я сам. Все - сам. Заранее составил план. Вот эдак - лег и терпеливо ждал, чтоб мое тело раздавило всмятку.
- Ну, а разве как-нибудь могло случиться по-иному? - грустно прошептала Ника. - Вы уверены?
- Могло, - сбавляя тон, признался Питирим, почувствовав внезапно, как азарт и весь его запал куда-то исчезают. - Надо полагать, могло… Во-первых, если б я поехал не на эту станцию, а на другую - выбор был, я сам решал, с чего начать осмотр. Во-вторых, да… если б я окликнул сразу оператора - он пошустрей меня был и, конечно, выскочил бы первым и успел бы отбежать по коридору далеко, в самый конец, где было неопасно, я-то знал… Тогда бы я погиб.
- Но вы и так погибли! - резко возразила Ника.
- Вы имеете в виду, что я лишился тела? Ну, в какой-то мере я согласен с вами… Так сказать, формально, чисто внешне - меня нет. Но мозг зато остался! Личность-то сохранена! А это, вероятно, главное.
- Не думаю, - чуть слышно отозвалась Ника.
- Как?! - поразился Питирим. - По-вашему, важнее оболочка, а что там, под ней - плевать?!
- Нет, разумеется. И все же… - Ника зябко повела плечами. - Я не знаю, как вы к этому относитесь, но для меня конкретный человек - не только скопище извилин и набор рефлексов, пусть и выдающихся. Есть кое-что иное…
- Но не тело же определяет мое "Я"! - растерянно заметил Питирим.
- В определенных случаях… бывает, что и тело… Как взглянуть… Я перебила, извините.
- Да, - продолжил Питирим, - все складывалось очень просто: или оператор, или я. Дверь в коридор автоматически захлопывалась, если кто-то выходил наружу. Либо заходил, наоборот, из коридора. Двое не могли уже проникнуть через дверь. Особенная тактика страховки… В случае теракта или непредвиденной атаки… Так что, если б кто-то первым выбежал, другому несколько секунд пришлось бы ждать. А это, сами понимаете…
- Но даже ваша "тактика страховки" не спасла вас! - усмехнулась Ника. - Вероятно, что-то не сработало в последнее мгновение, и вы не добрались…
- Добраться я как раз успел, - с неудовольствием ответил Питирим. - Я был уже почти что в безопасности, когда раздался взрыв. Чуть раньше, чем я ожидал… И аварийный щит, сдвигаясь, меня просто раскрошил. Я не успел протиснуться! К тому же его как-то странно повело…Дефект в конструкции, наверное. Малюсенький такой дефект… И все, и этого достаточно… Вот тут вы совершенно правы… - он с невольным изумлением внезапно обнаружил, что рассказывает так, как будто Ника абсолютно в курсе тех чудовищных событий - лишь отдельные детали неясны ей… Непринципиальные детали, о которых можно очень долго и со вкусом говорить, буквально выворачивая душу наизнанку, ну, а можно опустить совсем и вовсе не распространяться…
Бог ты мой, подумал Питирим, ведь до чего ж я сжился с этой ситуацией, погряз в ней по уши, увяз - теперь до самой смерти будет мне мерещиться, что все известно и другим, и, делая поправку на такую вот - на деле мнимую, придуманную мной осведомленность, я, наверное, и буду с остальными строить впредь все отношения. Но это же кошмар, не жизнь! Уж лучше бы и вправду я не убегал из пультовой, выигрывая время, лишнее мгновение, паническим молчанием своим нt убивал бы Левера, чтоб выгадать секунду и спастись. Мне это чертово спасение и эта жизнь в проклятом теле, выдающем меня сразу, с головою, где бы я ни появился, - как кость в горле, как удавка, я же меченый теперь до самой смерти. Чтоб им пусто было, все гори огнем, ей-богу!.. Лучше б не было и вправду ничего! Ведь я уже, по совести-то, - и не человек в привычном смысле. И не бикс, и не обычный человек. Я сам не знаю - кто. Убийца, трус, предатель! Что тут можно возразить? И все же - нет, я действовал по праву сильного, по высшей справедливости: для дела - я нужней. Что Левер? Мелкий винтик, заблудившийся в себе самом беглец, трепло и фанфарон, без твердых и наглядных убеждений. Он - мыслитель, видите ли, быть или не быть!.. В его мозгу, как кол осиновый, сидит вопрос!.. А вот - не быть, таким - не быть! Его же пальцем помани, какую-нибудь байку расскажи покрасивей - и он в момент переметнется к биксам. И - смех, право! - будет чувствовать себя защитником всех прогрессивных угнетенных сил, всего передового. Рвань и дрянь, чего тут рассуждать! Но мне-то после этого не легче все равно. Он - там, у праотцов, а я - живой. И ох какой тяжелый крест теперь мне надобно тащить!.. Ведь понимаю: нет креста, в действительности - нет, сам изобрел, из воздуха - пф-фу! - точно шарик выдул, только он чугунный оказался, тяжести такой, что и врагу заклятому желать грешно, и даже биксу распоследнему - язык не повернется, чтобы пожелать… И, господи, какого хрена я тут перед Никой распинаюсь, что она вообразила о себе!.. Подумаешь, сидит красотка, корчит из себя невинность неприступную… Еще посмотрим!.. - Может, моя личность и не уцелела до конца, зато мозги как механизм, способный безотказно действовать, - глумливо усмехаясь, Питирим постукал себя пальцем по лбу, - уж мозги - определенно ценность всепланетная. Вот так!
- Я знаю, - кротко улыбнувшись, согласилась Ника. Питирим от неожиданности густо покраснел и лишь беспомощно развел руками, ибо тотчас, как бы глянув на себя со стороны, с отчаянием понял, до чего сейчас смешон.
- Вы мне не верите, - сказал он горько. - Ваше дело… Но я правду говорю! Я очень много изобрел такого, что всех этих биксов и их прихвостней пускай и не в тупик загнало, но, по крайней мере, сильно осложнило им существование.
- Я знаю, знаю, - повторила Ника ровным голосом, в котором не было ни похвалы, ни порицанья - просто констатация чего-то, безразличного ей с самого начала… - Я не стала бы пускать в дом человека, если бы о нем не знала ровным счетом ничего. Я по-другому не могу. Вы понимаете?
- Откуда, - глянул исподлобья Питирим, - откуда эти сведения?
- Люди говорят, - вздохнула Ника. - Слухи вещь отчаянная, злая… И потом: мы не настолько уж отрезаны от мира, как вам представляется. Да я уже об этом говорила! Видите, вон там, в шкафу, на верхней полке, спрятан мини-информатор. Это, разумеется, не центр глобальной связи, не глюонный голокомп, который так привычен вам, и все же… Кое-что мы узнаем.
- Что ж, очень мило. Старина и все такое… Только… Левер сам был как преступник, нравственный преступник! - горячо воскликнул Питирим.
Глаза у Ники странно округлились, брови, дрогнув, поползли наверх…
- Но… почему вы так решили? - тихим голосом спросила Ника. Даже как-то осторожно, словно бы боясь разбередить еще не затянувшуюся рану… Мои нервы бережет, отметил с удовлетвореньем Питирим, ну, и спасибо, коли так. Однако, черт возьми, она ведь даже не спросила, кто он, этот Левер! Почему я вдруг о нем заговорил… Быть может, догадалась и логически связала прежние мои слова и это имя? Что же, следует признать, что с проницательностью у нее - порядок…
- Он мне рассказывал, не раз, - небрежно отозвался Питирим. - И что сбежал откуда-то - тайком, как вор; и что ни в чем святого он не видит: ни в борьбе, ни в идеалах, ни в науке, ни в любви… Потерянный, по сути, человек. Изгой. И польза от него была ничтожна, хотя знаниями он располагал большими, грех такое отрицать. Нод ля чего они, к чему? Все как-то бессистемно, бестолково… Я сказал бы, эдакий панический сбор информации, когда осмыслить удается только часть - и то не к выгоде себе… А ведь вреда он принести мог много - встань на сторону биксов, например. Уж им бы эти знания сгодились безусловно! Да и сам он мог бы что-нибудь такое ненароком учудить… Натура нервная, непредсказуемая, без царя, как говорится, в голове. Мне показалось даже - с манией величия слегка. Я себя рядом с ним ужасно неуютно ощущал… Он словно постоянно издевался над существованием своим, над жизнью вообще, невольно обесценивая цели и желания тех, кто был рядом с ним… А это тяжело сносить. Так что его нелепая как будто гибель… В ней была и объективная, фатальная закономерность. Да! Он предал место, где работал, и людей, с которыми когда-то жил, в конце концов он и себя, если угодно, предал! Что же вы хотите?!
- И тогда-то вы решили выступить и судией его, и палачом? И даже неким мстителем - по отношенью к памяти его, чтоб никаких иллюзий уже впредь не возникало?!. - в голосе хозяйки дома зазвучали неожиданно отчаянные, металлические нотки. - И у вас на это было право, да?
- Ох, батюшки, ну, что вы говорите?! Чушь! - беспомощно всплеснул руками Питирим. - Вот так, наотмашь, рубите… Кто вам сказал, что я - убил?! Кто вам сказал, что я - судил его?! - срываясь, крикнул он.
- Тогда зачем же вы оправдывались столько? Так старались и в такие залезали дебри!.. Для чего его уничижали, а себя - превозносили?
- Что, нельзя уже? - оскалясь, хмыкнул Питирим. - Необходимо о себе упоминать в одном дерьмовом наклонении: мол, аз - есмь червь поганый, и прошу запомнить это?! Так, по-вашему, честней?
- Тот, кто усердно, пусть невольно, превозносит сам себя, в душе одновременно убивает остальных, - спокойно, словно и не слыша Питирима, заключила Ника и резким движением встала из кресла. - Тот, кто других уничижает, роет им в душе могилу. Даже не подозревая, что он сам ведет себя как нелюдь, лишь случайно задержавшаяся здесь, среди людей… Возможно, я и в самом деле зря вас пригласила.
- Боже мой, но ответьте наконец: зачем, зачем вы это сделали?! - вскочил за нею следом Питирим.
- Зачем… Неужто это вас и впрямь волнует? - отчужденно усмехнулась Ника.
- А еще бы нет! Конечно! Я обязан знать… Как гость - хотя бы…