Дети, играющие в прятки на траве - Силецкий Александр 32 стр.


- Неужели непонятно? Ведь во многом разные события Истории - плод конъюнктурных представлений той или иной эпохи, тех или иных вождей и тех или иных идеологий, актуальных на не слишком-то больших отрезках времени. Да, время есть - в космическом масштабе. В жизни каждого из нас оно, конечно, ощутимо. Но для хронологии Истории оно, по сути, безразлично. Вроде - парадокс, да не совсем! Космическому времени неведом человек, а человеческой Истории неведомо космическое время. Ибо вся История одновременно - и причина, и следствие самой себя. В ней действует закон синхронности: и как бы нелинейность, и как бы не движение по кругу; напрямую не увязанные меж собой события влияют друг на друга, а другие, внешне тесно спаянные, - точно и не видят этой близости. Все вероятно в равной мере. И поэтому ничто, возникнув, не определяет неизбежность и необходимость прочего. И даже более того, порою словно отменяет появление другого, а то все-таки рождается… Порою ставя нас в тупик… Вот почему я утверждаю: сослагательное наклонение в Истории еще как применимо! В принципе мы в нем и пребываем постоянно. Оно - наше, кровное!..

- Так что же, - ахнул Клярус, - ничего и нет?! Ни настоящего, ни прошлого, ни будущего?! И выходит, что и мы сейчас не говорим - на самом деле?

- Ну, в какой-то мере, - усмехнулся сумрачно Яршая. - Может, так и будут все воспринимать, не знаю… Но вот вы заволновались… А все просто! Будущее еще не наступило, прошлого уже нет. Тогда как настоящее… Где пролегает грань, которая наглядно отделяет прошлое от будущего, где конкретно тот чудесный промежуток, про который можно с точностью сказать: вот - безусловное сейчас?! Я не могу ответить. И никто не сможет. Просто нам все время кажется: вот - настоящее. Покуда мы живем, вся наша жизнь буквально соткана из этих иллюзорных сверхмгновений. Все, что мы помним, что мы знаем и о чем мечтаем, - настоящее для нас. И вместе с этим все, что происходит в данную секунду, вмиг становится предметом наших же воспоминаний. Но так как прошлое и состоит вот из такого бесконечного потока "настоящих", в принципе не выделяемых в структуре времени, то и само оно как бы едино и условно. Настоящее - это вибрация материи в условном промежутке между будущим и прошлым, это вечная и беспрерывная, синхронная к тому же, смена вероятностей и невозможностей. Это - условное "все в одном". Будущее - да, дискретно, ибо только вероятностно. А прошлое - не только не линейно, но и вообще не обладает постижимой геометрией. Оно - едино, будто монолит. Однако монолит особенный - любых, в определенный миг реальных, сбывшихся возможностей. Отвердевшая бесконечность вибраций настоящего… Внутри которого нет зафиксированного времени.

- Отчего же? - возразил строптиво Клярус и победоносно глянул на Яршаю. - Ведь каждое событие свершается в какой-то миг. У каждого события есть настоящее!

- А что мы знаем про него?!

- Я полагаю, все. На то оно и настоящее. Вот мы, к примеру, с вами - где? Мы - в настоящем. И поэтому участвуем в процессе… А иначе бы…

- Ну, если только с этой колокольни, только так смотреть!.. - Яршая широко развел руками. - Это несерьезно.

- Что ж тогда, по-вашему, серьезно? Только выражайтесь как-нибудь попроще. Все-таки здесь, в зале, - не одни мы с вами. Здесь сидит народ!

- Выходит, ежели народ, то ничего он и не понимает?

- Нет, народ-то понимает все! - расцвел в многозначительной и вместе с тем подобострастно-сладостной улыбке Клярус. - Все-все понимает. Но не надо действовать ему на нервы!

- Ладно, вам видней - вздохнул Яршая. - Я попробую. Не буду действовать на нервы - объясню, как понимаю. Есть система будущего и система прошлого. А настоящее - всего лишь логарифм, меняющий знак энтропии той системы, на какую обращен наш взгляд. Поэтому любое настоящее - вещь чисто информационная, не обладающая никакой энергией и не привязанная, стало быть, ко времени. И по большому счету, прошлое и будущее движутся синхронно друг навстречу другу, а не убегая друг от друга. Мы - там, где они сходятся. Близкое будущее мы можем рассчитать довольно достоверно, дальнее же - зыбко и туманно. Близкое прошлое мы помним хорошо, а дальнее - практически не помним совершенно. То есть - снова повторю - и будущее движется к нам, и прошлое накатывает на нас. Но нельзя сказать при этом, что мы сами движемся по временной шкале - она бесконечна, и любая точка на ней равноценна другой и годится, чтоб ее использовали в качестве начальной, базовой - того настоящего, из которого видно прошлое и будущее. Все - как бы настоящее, в действительности же его нет нигде. А это значит: для нас, для нашего настоящего, времени нет - оно неподвижно. Вот эта неподвижность и вибрирует, тем самым создавая иллюзорый ход Истории… Теперь я проще выразился - для народа?

- Вы поиздевайтесь мне, поиздевайтесь, - с раздраженьем буркнул Клярус. - Нет, чтобы покаяться, прощенья у народа попросить!..

- Меня народ ни в чем не обвинял, - нахмурясь, процедил Яршая. - Если бы не вы, он никогда бы и не знал…

- Зато теперь он знает все! - с надрывом отчеканил Клярус. - Все, что должен знать! И понимает - адекватно!

- Ну, уж коли так!.. - Яршая церемонно поклонился в темноту, разверзшуюся позади него. - Еще вопросы?

- А вы кончили - свое? Отговорились?

- Нет. Хотелось бы…

- Валяйте! - Клярус с искренним презрением махнул рукой. - В плюс это не запишется, но навредит вам - безусловно. Собственно, затем процесс и затевался… Надо, чтобы обвиняемые высказали все, что пожелают. Чтобы не было потом каких-то недомолвок, неувязок… Как говаривали прежде в образованных, порядочных кругах: "Раскройте карты, господа!" А суд потом уже решит…

- Благодарю, - Яршая коротко кивнул. - Тогда я вновь вернусь к тому, на чем остановился… Вся История, - он снова, будто бы ища ему лишь ведомой поддержки, глянул в темный зал, - подобно цельному живому организму, безусловно, существует, даже познаваема - и вместе с тем ее как будто нет… Мы ничего не сможем с точностью сказать о внутренней ее структуре, если будем ограничиваться лишь пытливым, величавым созерцанием извне, считая, что нам, людям, якобы и без того творящим свое прошлое, и этого довольно. Нет! Исповедуя такую тактику, мы не поймем и не увидим ничего. А ведь История в действительности очень много знает… Надо только верно задавать вопросы. А для этого необходимо - выкинув амбициозный вздор из головы и не боясь казаться простаками! - научиться задавать…

- Ага, - мгновенно встрепенулся Клярус, явно предвкушая новый и любезный его сердцу поворот беседы, - стало быть, на том и порешили. Никого из нас на самом деле нет. Отлично! Ни людей, ни времени, ни… - тут он сделал долгую, трагичнейшую паузу, - ни вожаков народа!..

- Отчего же? - саркастически прищурясь, глянул на него Яршая. - Этого добра как раз хватает. Постоянно. А итог - весьма плачевный.

Тут не надо быть особым прозорливцем. Только у народа, беззастенчиво лишенного Истории и права размышлять о ней, только у народа, жизнь которого старательно наполнена тоскливым чувством собственной никчемности, рождаются мифы, один нелепее, один ужаснее другого. И эти мифы для него становятся Историей. И ничего иного знать он не желает…

К сожалению, такие именно народы и играли основную роль на мировой арене. Впрочем, это и понятно: без народа, ощущающего постоянно величавую - а это обязательно! - никчемность, вожаки не могут сотворить державу сильную, способную исправно побеждать, чтоб после насадить кругом свою идеологию, свои придуманные мифы.

- Вы мне демагогию не разводите! - не на шутку рассердился Клярус. - Мы на вас управу-то найдем! Ишь!.. Думаете, если вас уважили, публично разрешили говорить, то можно поносить всех без разбору?!

- Дайте мне закончить! - в свою очередь вспылил Яршая. - Я не собираюсь никого здесь унижать. А вас - в особенности. (Клярус недоверчиво махнул рукой.) Я лишь хотел обосновать одну, по-моему, существенную мысль. (Клярус горестно вздохнул и показал кому-то в темном зале: мол, внимание!..) Мне кажется, все беды человеческой Истории проистекают только из того, что она с самого начала и всегда - монологична. Изначально люди были одиноки… Появление же биксов делает Историю диалогичной, то есть истинно реальной. Познаваемой, в конце концов!

- И это все, что вы намеревались сообщить нам? - с очевидным облегчением осведомился Клярус.

- Нет! Кое-что еще необходимо прояснить! - возвысив голос, заявил Яршая. - Только что я говорил об актуальной критике по пустякам, которая, как я смотрю, вас в сущности-то и волнует… Да не только вас! Но есть еще и воспевание - отменно актуальная работа. Воспевание текущего момента, быта, погруженного в него, и нескончаемой цепи сиюминутно значимых проблем… Однако в этом случае, помпезно воспевая все и вся, смешно с серьезным видом апеллировать к извечным и глобальным категориям. И туг на кошку - своя блошка, так сказать. Любая критика сильна, когда она всеобща. Вот тогда она и актуальна в лучшем смысле слова. Воспевание - как вечный антипод разумной критики - становится заметным, только будучи направлено на частности. Оно и не бывает актуальным никогда. И это в общем-то естественно, поскольку критика по своей сути конструктивна, у нее в основе - диалог; а воспевание, напротив, деструктивно, у него в основе - монолог, к тому же монолог, зацикленный извечно на себя… Короче, критика - здоровый базис, воспевание же - шаткая надстройка… Как и власть. А впрочем, власть без воспевания - ничто. Они не существуют друг без друга. Воспевание - явление холуйское, на что бы ни распространялось, и в глазах потомков очень быстро падает в цене. Искусство воспевающее - это не искусство. Это - суррогат, кичливая подделка, за красивыми одеждами способная порою скрыть убогость воспевателя, его холуйское нутро. Воспетый, даже искренне, порядок - никому не нужен. А воспетый беспорядок - уже нечто запредельное в своем цинизме. Если хочешь совершить обидную и непростительную глупость как художник и обречь себя на абсолютную неактуальность - радостно воспой какую-нибудь дребедень. Болваном, может, и не назовут, но уважать не станут. Актуально только то, что самоценно, отчего и не бросается немедленно в глаза. И это может выявить лишь зоркий, яростно-критический взгляд или тонкого мыслителя, или художника-творца. И ничего нет удивительного, когда обе эти ипостаси сочетаются в одном лице… Поэтому если сегодня думает и завтра оставаться актуальным - пусть оно боится воспеваний. Восхваление - удел нечистоплотного, безграмотного проходимца, безусловно полагающего, что таким путем он как бы сам законно приобщается к объекту воспевании. Чушь! А часто именно вот эдаким безнравственным манером мы и меряем, определяем состояние Культуры, суть ее. Пора уже остепениться и понять в итоге, что мы есть такое: человечество, несущее сквозь бездну лет высокую Культуру, или просто шелудивый сброд, стремящийся к прогрессу в любом виде и, идеи ради, не стоящий за ценой, какая б ни была.

- Да кто вам дал такое право - всем навязывать свои идеи?! - Клярус, негодуя, стиснул маленькие пухленькие кулачки, казалось бы, готовый на глазах у зала кинуться на оппонента.

- Вот уж глупости, - пренебрежительно сказал Яршая. - И не думал этим заниматься. Я же никого не заставляю принимать их, отрекаться от своих!..

- А что это тогда, по-вашему?

- Я просто размышляю вслух. И предлагаю всем задуматься немного. В том числе и вам…

- Ну, до чего любезно! - усмехнулся Клярус. - Он мне предлагает! А я, бедный, и не ожидал… Вот это-то и называется - навязывать!

- Нет, нет! - теряя самообладание, вскричал Яршая. - Все наоборот! Навязывают, когда нечего сказать, а хочется, чтоб тебя знали, либо когда мысль дрянная. И не я - вы заставляете людей ни в чем не сомневаться, принимать как данность установку: лучше и прекрасней человека - нет, а кто не верит в это - враг заклятый. Ни на миг не допускаете, что можно думать по-другому. Признаете только собственные постулаты. Но нельзя же так! Сначала выслушайте, разберитесь, а потом уже решайте: нужно это или нет. Не нравится - не соглашайтесь. Предоставьте людям право выбирать самим! Ведь спектр идей - обширен.

- Есть национальная идея! - жестко отчеканил Клярус. - Лишь она способна окрылить все человечество и вывести его на торную дорогу светлого прогресса! И не в ваших силах подменить ее какими-то бредовыми идеями, которые полны презрения и ненависти к людям. Не позволим!

- Не позволите… Вот то-то и оно! А кто такие вы, чтоб выступать от имени земного человечества и вместе с тем навязывать ему свою сомнительную волю, свое понимание вещей?! Национальная идея… Сколько беззащитных, доверяющих людей ради нее отправили на тот свет в прежние века! А вам все мало… Требуются жертвы, много новых жертв! Чего, скажите, ради? Воз и ныне гам… И никуда не сдвинется - пока вы будете коверкать, убивать, во ублажение своих амбиций, неповинные, страдающие человеческие души. На которые вам абсолютно наплевать в действительности… И еще вы смеете подозревать меня и в чем-то упрекать!

- Но, черт возьми, вы говорите, как Барнах! - заволновался Клярус, театрально разворачиваясь к залу. - Это здесь-то, на глазах у тысяч честных граждан!.. Даже как-то некрасиво…

- Право же, не знаю, где и что он говорил. И, в частности, кому конкретно, по какому поводу… - откликнулся Яршая крайне сухо, даже несколько высокомерно. - То, что вы услышали, - мои слова. И я за них всецело отвечаю. Если они вдруг похожи на Барнаховы - ну, что ж, тем лучше. Значит, я не так уж ошибаюсь. Будете допрашивать Барнаха - мой ему поклон.

- Ну ладно, издевайтесь, издевайтесь, ничего! - елейно прогундосил Клярус. - Многие пытались посмеяться надо мной, такие были шалунишки… Их потом судьба сурово наказала… Ничего, я терпеливый! Это, знаете, зачтется, когда дело-то дойдет до приговора. Все зачтется! Небось, слышали такую поговорку… Про горбатого… Совсем горбатого… Которого - что исправляет?

Назад Дальше