Окрестности замка Керрольд.
- Хорошо устроились!
Аст Маввей Керрольд, хозяин замка Керрольд, почти без злобы ударил раба носком сапога под ребро. Не ударил даже, а так… Ткнул. Злобы в нем не было. Ну, разве совсем немного. На донышке… Да и чего злиться? Все шло как нужно, и можно было пошутить над проигравшими.
- Рыбка, небось, свежая… Ягоды. Может и молоко у вас тут есть? Корову не держите?
Раб, тот, что лежал под ногами, смолчал, а дальний, распятый на кольях захрипел что-то. Что он там хрипит, Аста не интересовало. По законам Империи сбежавший раб становился злым духом, и добропорядочным поданным Императора надлежало таковых при встрече убивать без разбору, то есть они уже были трупами. Рачительные хозяева, конечно, поступали иначе, - пороли до полусмерти, меняли имена и прозвища, но и ритуальные казни Имперским Советом не осуждались.
Керрольд оглядел островок, погладил собаку, ластившуюся к нему и бросил меч в ножны. Почти все тут было кончено. Перья вечернего тумана, что висели в воздухе, перемешались с хвостами дыма от костра и догоравших землянок и звоном железа, еще жившим в воздухе.
Через близкий брод в ряд по двое на островок выезжала малая замковая дружина. Под ногами лошадей мутилась вода, а воины с молчаливыми ухмылками оглядывали поросший темно-зеленой травой берег, несколько трупов уже облепленных речной мушкой и спешивались, готовясь к схватке. Сырая туманная мгла, хоть и не была глубокой - всадник возвышался над ней - заливала остров целиком, и от того усмешки были сдержанными - мало ли чего может приключиться в таком тумане. С самострелом может управиться и безногий калека и даже однорукий.
Распятый раб задергался, явно пробуя веревки на прочность. Не дурак был - понимал, что после того, что случилось пощады не будет. Что бы охладить его пыл Хэст Маввей, наследник Керрольда, размахнулся, но отец не оборачиваясь, произнес.
- Хватит. Ему еще умирать сегодня. Прапрадеда вспомни.
Хэст осторожно опустил поднятую ногу и отодвинулся. О прапрадеде ходило две легенды. В первой, что была записана в Шафрановой книге Имперских летописей, рассказывалось о том, что прапрадед Аста во время Изначального Альригийского нашествия, засев у Обожженной Ладони с тремя десятками своих людей почти десять дней сдерживал натиск альригийцев, дав тем самым Феварду Плоскостопому время собрать войско. За это Император выделил ему спорные земли на окраине Империи и позволил устроить на них драконий питомник…
Другую историю рассказывали только в кругу семьи при закрытых дверях. И не мудрено, что так. Выплыви эта история наружу, она наделала бы шуму не меньше, чем настоящий покойник, всплывший в Императорской купальне. По этой легенде оный предок и сам оказался не то беглым рабом, не то разбойником и проделал все это вместе с друзьями - беглыми каторжниками.
Эта легенда Хэсту нравилась больше первой - приятно было сознавать, что в твоих жилах течет кровь человека, у которого хватило сил выбраться из глубины выгребной ямы и забраться так высоко. Почти под самое Императорское седалище. Если в твоих жилах течет кровь такого человек, то и сам ты вправе наедятся на многое.
Раб под ногой захрипел и пустил пену изо рта. Сын, как только что отец носком сапога хозяйственно поправил палку у него во рту.
- Ишь, здоровый какой, - беззлобно сказал старший из Маввеев. Ничего, ничего… Не рвись. Веревка все равно здоровее.
Слушая отцовский голос, Хэст настороженно посматривал по сторонам. Остров был невелик, но он уже насчитал на нем семь землянок. Три из них горели, а из остальных несло сыростью, мокрыми тряпками и даже дым костра от того казался влажным. В каждой из них могло уместиться человек пять, а это значило, что обитало тут человек тридцать. Троих он видел. Десятка полтора дружинники уже увели с острова. Оставалось только понять куда подевались остальные.
Отца это не интересовало.
В двух шагах от них, в яме, весело трепыхалось пламя, над которым истекала каплям жира туша оленя. Маввей не поленился и подошел поближе. Потыкав кинжалом, нашел пропекшееся место, откромсал два добрых куска и поделился с сыном. Хэст впился в мясо зубами, не прекращая прислушиваться к тому, что происходит на острове. Звон железа не стихал и Аст Маввей недовольно бросил.
- Ну что они там? Друг с другом передрались, что ли?
Хэст вытянулся, посмотрел туда, куда смотрел отец, но, как и он, ничего не увидел. Туман сгустился, как это часто бывает перед заходом солнца, и теперь островок казался большим облаком. Из белого марева донеслись крики и звон железа. Хэст дернулся.
- Я сбегаю, посмотрю? - предложил он.
- Подожди.
Аст знаком послал в туман телохранителя и, наклонившись к сыновнему уху, произнес.
- Что бы посмотреть у нас есть лазутчики, а головы Маввеев нужны, чтобы думать и принимать решения.
Раб под ногами замычал, обращая на себя внимание. Аст покосился на него.
- Знаешь, что там?
Раб закивал. Хэст посмотрел на отца. Тот кивнул. Кончиком меча Хэст обрезал веревку и раб, брызгая от усердия слюной, зашепелявил:
- Слушай меня, господин! Вчера к нам пришли два приверженца Просветленного Арги. Наверное, это они оказывают неразумное сопротивление.
Аст мгновенно стал серьезным, лоб разделила жесткая морщина. От приверженцев Просветленного ничего хорошего ждать не приходилось. А вот если они еще и… Он наклонился, чтоб видеть глаза раба.
- Уж не…
- Да мой господин! - перебил его раб, довольный, что оказался полезным. - По крайней мере, один из них прошел "Ход двенадцати смертей"! Я видел знаки на теле…
На мгновение раб показался Хэсту большим толстым щенком, что радостно вертит хвостом, понимая, что угодил хозяину. Дурак. Аст помрачнел. Сын, увидев это, вытянулся весь, понимая, что отец принял решение. Кивнув в туман, из которого все еще неслись крики и железный звон, сказал.
- Пусть их убьют.
- Но, отец, - разочарованно начал Хэст.
- Пусть убьют, - повторил Аст Маввей, - пусть закидают стрелами. Живые они мне слишком дорого обойдутся.
Хэст нехотя кивнул. Иметь среди своих рабов Просветленных, да еще прошедших "Ход двенадцаи смертей", а значит обученных тому, что никто не умеет, было бы куда как хорошо, но не всякий камень можно поднять, не всякую воду можно переплыть…
Хотелось бы, что бы все было по-другому, но он понимал правоту отца. Отцовские воины могли многое, но взять живьем просветленных, прошедших Коридор Смерти и уцелеть самим это было бы чудом. Отец все решил верно - их можно было только убить. От того, что его слова через несколько мгновений принесут кому-то смерть он замешкался, переживая значительность происходящего.
- Ну, - сказал отец, тронув его за плечо. - Давай!
Но не успел Хэст сделать и десятка шагов как за спиной раздался крик.
- Горе беспечным! Зло идет! Зло идет!
В два прыжка Хэст очутился около отца, прикрывая спину. Аст удивленно озирался, перебрасывая секиру из руки в руку. Телохранители справа и слева ощетинились мечами, а под его ногами бился распятый на кольях лицом вверх второй раб, стараясь вырваться. Колья трещали, но опасности не было никакой. Первый раб, испуганный переменой в Асте сжался и боязливо сказал.
- Это наш… Их колдун. Он умеет видеть ветер…
Аст не ответил. Дурак - он и есть дурак. А дурака слушать - себя не любить. Где-то высоко, высоко раздался тонкий свист. Сперва он был похож на комариное жужжание, но через несколько мгновений перерос в гул, неприятной дрожью отозвавшийся в костях… Воздух вокруг задрожал. Телохранители присели, не видя и не понимая опасности, но ощущая её приближение.… Мгновения бежали одно за другим. Гул ширился, заполняя воздух вокруг.
- Вон он! В небе!
Все задрали головы. Над деревьями, в невообразимой дали в небе, оставляя за собой дымный след толщиной с башню летел огненный дракон. Гул перерос в грохот, прижимая слабых духом к земле. Люди загородили лица ладонями, деревья взмахнули ветками, провожая огненного зверя, с ворчанием пожиравшего кого-то в прозрачном небе. Мечи замерли и опустились остриями к земле, поняв тщетность борьбы человеков с творением Кархи. Грохот прокатился над ними и уплыл в другие земли. Когда он затих кто-то пробормотал, признавая человеческое бессилие перед огненным драконом:
- Чуден Карха в делах своих!
Аст не стал спорить. Не его дело рассуждать о Божественном. Для этого были Братья по Вере, священными плясками охраняющими покой Керрольда да и всей Империи, а им следовало заниматься своим делом.
- Ему не до нас, - крикнул Аст. - Нечего ждать. Добейте их и возвращайтесь.
Окрестности Имперского города Саар.
Дорога на Апприбат.
Бомплигава повернул налево.
Эвин Лоэр последовал за ним по черной щебеночной тропе, уходившей вдоль горного хребта прямо на юг. Приметное белое пятно на ляжке коня то исчезало, то вновь появлялось примерно в сотне шагов впереди.
Он уже езживал по этой тропе, известной очень немногим. Оно вело к Полосатой Башне, подземному убежищу, откуда император мог управлять страной в случае чумы или одной из тех ужасных магических атак, что иногда, по слухам, обрушивали на него волшебники Стеклянной горы. Эвин, в свое время поездившей по Империи, проезжал этой дорогой, по меньшей мере, раза три и еще помнил её. Теперь это ему пригодилось. В этом месте начались крутые подъемы и спуски, мешавшие наблюдать за врагом. По обеим сторонам дороги за чередой каменных валунов высились огромные деревья.
Предполагая, что альригиец направляется в Апприбат, Эвин тихонько тронул коня вперед. "Что ему тут нужно-то? - подумал он. - В этой-то глуши?".
Темноту пронзило конское ржание. Конь Бомплигавы заржал, что-то почувствовав. Эвин судорожно дернул повод, остановился, слушая, что будет дальше. Белое пятно в темноте после нескольких мгновений неподвижности медленно двинулось налево и скрылось среди деревьев. Эвин так же медленно проехал еще немного и остановился шагах в пятидесяти от того места, где свернул альригиец. Нос его поймал запах жилья. В воздухе пахло дымом. Не лесным дымком от небрежного костерка, а дымом с кухни, в котором к горьковатому запаху сгоревшего дерева примешивался запах еды и хорошего вина.
Бесшумно спрыгнув, Эвин осмотрел обочину дороги. Совсем рядом отыскалась довольно широкая поляна, и он хотел уж, было, привязать коня, но потом передумал. Земля тут была довольно сырой и утром, тот, у кого будут открыты глаза, сможет определить, что Бомплигава прибыл сюда не один, и кто знает какие выводы этот неизвестный сделает из этого заключения. Ведя коня в поводу и прислушиваясь, он прошел еще несколько шагов, пока не наткнулся на более твердую, покрытую мелкими камнями площадку. Довольный этим, Эвин привязал повод к кустам и несколько раз подпрыгнул, проверяя не звякнет ли где металл о металл, проверил легко ли вынимается меч и скользнул за кусты. Сразу за ними начиналась мощеная камнем дорога. Эвин мысленно похвалил себя за то, что оставил коня. На такой дороге звук подков позади себя услышал бы и глухой. Узкая дорога спускалась вниз по склону горы, через густые заросли смешанного леса. В скудном свете только-только высунувшего из-за горизонта свой краешек Мульпа, он увидел дорожный столб. На маленьком указателе около каменной ограды Эвин, помогая глазам пальцами, разобрал слово "Олтул".
"Куда это нас занесло?" - подумал Эвин. Потом сообразил. Дорога, должно быть, вела к постоялому двору Братьев по Вере "Честь и Вера".
Посыпанная мелким камнем дорога крутыми зигзагами спускалась к подножию гор. Эвин шел обочиной, ступая по сосновым иглам, и временами спотыкаясь о сброшенный с полотна дороги камень. Он знал, что тучи, закрывавшие небо, рассеялись, но здесь, в густом лесу, не было видно ни зги. Дождь и туман пропитали почву влагой, деревья стояли мокрые, и капли воды падали Эвину на лицо всякий раз, когда рука задевал ветку. Звук шагов вязнул в насыщенном сыростью воздухе. Примерно через пол поприща дорога сделала последний поворот, и Эвин оказался на опушке. Красота открывшегося внизу вида заставила его остановиться.
У подножия горы стоял большой приземистый бревенчатый дом. Цепь гор позади него уходила к далекой долине. Сквозь вечернюю дымку, опустившуюся на равнину, проступала редкая россыпь огоньков. Огромный купол неба заполняли бесчисленные звезды, намного более яркие, чем в городе. На востоке, словно фонарь на сторожевой башне, висел Лао. Самое большое скопление огней в долине обозначало, по-видимому, имперский город Саар, решил Эвин, самое маленькое, справа - таможенный пост при переправе через Эйбер. Еще дальше, туда, куда едва достигал взгляд, на темном небе вспыхивали зарницы - то ли Божьи помощники играли, толи собиралась загореться неведомая звезда.
"У аттагов, говорят, есть стекла, через которые далекое может стать близким, - подумал Эвин. - Вот бы сюда такое!".
Но волшебного стекла не было, и ему пришлось без него внимательно осмотреть дом. Справа была кухня, там какая-то женщина склонилась над очагом. Центральная часть дома, по всем признакам из нескольких комнат, оставалась неосвещенной, но в левой половине, в большой комнате с камином, Эвин разглядел Бомплигаву и еще чей-то силуэт; они сидели на кушетке лицом к нему. Когда Бомплигава протянул руку к кубку, из кресла поднялся третий человек и налил вина из темного кувшина. На мгновение в свете факелов сверкнуло золотое шитье на рукаве, и темнота вновь объяла неизвестного.
"Убью его и женюсь… - подумал Эвин. - Разбогатею так же вот и тоже буду горячее винцо попивать! Об умных вещах разговаривать!"
Потом мельком подумал о волшебном ухе, что, говорят, было у тех же аттагов, которое могло сделать неслышное слышным и, не задержавшись на этом мыслью, пригнулся, пересек лужайку, перебрался через изгородь и… угодил в самую гущу держи-куста. Кляня про себя острые шипы, торопливо облизал царапины на руках. Жалеть себя времени не было. Свернув направо и стараясь держаться в тени дома, незваный гость на цыпочках перешел усыпанную гравием дорожку и подошел к окну.
"Двое в комнате, - подумал Эвин. Он прислушался, пытаясь расслышать чьи-нибудь шаги или голоса, но напевавшая в полголоса женщина не дала этого. - Где-то ведь и остальные… Наверняка ведь он с телохранителями…"
На его счастье окна тут были выстроены на пальский манер - в одну створку, открывавшуюся наружу и в бок. К тому же тот, кто строил дом, словно загодя подумав о таких как он, не стал стараться и прилаживать створку на совесть, а сделал, как получилось. Получилось хорошо - между двумя сходящимися деревяшками имелась щелочка. Не щелочка даже, а самая настоящая щель, как раз, чтоб лезвие вошло. В благородных домах, в смысле, в спальнях благородных дам, такие щелочки тоже случалось повсеместно и ничего - жили люди, не жаловались. Некоторые даже благодарили.
Просунув в щель лезвие короткого меча, Эвин приподнял крючок, заранее кривясь от того, что тот, соскочив, обязательно звякнет. Угадал. За окошком тихонько звякнуло. Несколько мгновений он ждал, присев под подоконник, чтоб всякого любопытствующего угостить ударом меча, но, слава Кархе, никто не выглянул.
Неслышно отодвинув створку, поднялся. По спине скользнули ветки, зацепились за перевязь, но удержать его не смогли.
Места на подоконнике как раз хватило на то, чтоб присесть.
Мгновение посидев, спустил ноги вниз. Тихо. Где-то за стеной, совсем рядом, клокотала закипающая вода. Кухня. Запах жаренного мяса, стук ножа по деревянной доске. Ничего страшного. Опасности нет.
Ухватив нож за лезвие Эвин осторожно, стараясь не скрипеть половицами, прошел вперед, прислушался. Дверь налево, дверь направо. Одна простая, другая с резьбой по притолоке. Куда? Приложился ухом к створке, прислушался.
За левой дверью приглушенные голоса, взрыв смеха. Обычно Бомплигава путешествовал с четырьмя телохранителями. Вряд ли тут было меньше. Рассчитывать свои силы нужно было исходя из этого. Правая дверь. Комната. Пусто. Стол, две лавки. По стенам висят чьи-то шкуры и вместо благородного оружия - начищенная посуда.
Все не то, мимо.
Еще несколько шагов вперед. Дверной проем, но дверь не закрыта.
Вот он. Эвин ощутил снизошедшее на него спокойствие.
В глубине комнаты, в проеме двери, спиной к нему стоял кровный враг.
Ну и что, что спиной стоял? Кто-нибудь из ревнителей рыцарской чести и противников здравого смысла может быть и упрекнул бы его в том, что он зашел со спины, но Эвин никаких угрызений совести по этому поводу не чувствовал - что на груди, что на спине хватало места, чтоб всадить нож так, чтоб человек быстро и негромко расстался с жизнью. Тем более, и за самим Бомплигавой никто не замечал никакого благородства. Его телохранители убивали так, как им было удобно, и он достоверно знал, что Младшего Брата Вельта они вообще убили во время свершения им Охранительной пляски.
Наслаждение полной властью над жизнью врага мелькнуло и пропало. Насадиться можно будет воспоминаниями, а сейчас… Нож уже был в руке и Эвин осторожно, чтоб не скрипнула кожа камзола, отвел руку назад.
И тут счастье, сопровождавшее его весь сегодняшний день, изменило ему.
Он почувствовал движение рядом с собой, и, не медля ни мгновения, метнул кинжал.
Не метнул, конечно. Рука только дернулась, и пальцы разжались, выпуская нож. Деревянная палка оказавшаяся между шеей и рукой остановила руку, не давая ей сдвинуться с места.
Кто-то схватил его за неё и потащил назад. Эвин вывернулся, рванулся в сторону, но тут ему заплели ноги и ударом под колено опрокинули. Уже падая, неудачливый покуситель сообразил, что его тут ждали - сам Бомплигава даже не пошевелился, уверенный в своей охране.
Лоэр застонал от обиды, дернулся, но держали его крепко. С азартными вскрикиваниями его протащили по неструганным доскам, поставили на ноги, повернули лицом к спине кровника. Лицо жгло, из носа текла кровь, капала на пол. Он дернул рукой, пробуя как держат, но держали его правильно. Ничего не скажешь - умельцы. Руки даже не шевельнулась.
Бомплигава, явно издеваясь, несколько мгновений что-то перебирал на столе и только потом повернулся.
- Ну, вот и снова мы вместе, Эвин Лоэр, - сказал он. - Это Судьба? Или Рок?