Кимон послал мне взгляд, ясно говоривший: занимайся своим делом - мы с отцом займемся своим. Я и не думал, что он сумеет расслышать наш тихий разговор.
Сдержанная улыбки на его лице и твердый взгляд свидетельствовали о его расцветающей силе.
Хитрое дело. Кимон не стал бы говорить того, что сказал, если бы не собирался это сделать. Катабах не мучился бы, сохраняя свой вид, если бы не знал чего-то. С места, где мы стояли, Тауровинда представлялась далеким холмом с высокими стенами и башнями: темной тенью на небе. Она казалась безжизненной, но не стоило доверять тому, что видишь.
Катабах проговорил:
- Город выглядит как прежде. Но холм под городом преображается. В нем открываются залы, крепче и прочнее наших. Река несется сквозь подземелья. Колодцы переполняются и становятся опасными. Но из сада есть спуски. Они не видны глазу, но тебе надо лишь прислушаться к дыханию земли. Два спуска. Один ведет к основателю.
- К Дурандонду? - спросил Кимон.
- Да, - ответил Катабах. - Другой спуск - древний - ведет к той неодолимой силе, что переделывает землю. - Говоря это, он взглянул на меня, потом обратил водянистый взгляд к мальчику: - Но сперва ты должен найти Мунду. Она скрывается и голодает. Она очень испугана.
Кимон нахмурился:
- Из-за моей сестры Мертвые овладели холмом. Это она подбивала их прийти. Она пригласила их.
- Она ошибалась, - спокойно промолвил Катабах. - И очень скоро узнала, как сильно ошибалась. Она не ведала о силе, направлявшей вторжение. Но теперь в твоей сестре ваша единственная надежда отбить холм. Будь осмотрителен, когда станешь судить ее.
Катабах в последний раз взглянул на меня.
- Ты найдешь меня где-нибудь здесь, когда придет время. Я готовился перейти реку, но река избавила меня от хлопот.
- Мне будет недоставать тебя.
- Верю. Владей я хоть немногими простыми искусствами, я бы остался поблизости, чтобы помочь. Но помощь идет. Ждите вспышки света. - Тут он нахмурился. - Очень странно. Когда мы прежде обсуждали вторжение, когда ты говорил о разуме, что стоит за ним, я решил, будто ты ведешь речь о человеке. Но это не человек. Очень странно. Что бы то ни было, оно в холме - преображает холм. Будь осторожен.
Он шагнул мимо меня: унылый лик, холодное тело, последний блик эфемеры угасал в нем, ищущем место, чтобы дождаться, пока найдут его тело. Он свернется под деревом, подумалось мне, или под одним из больших серых камней, что высились над мхом.
Что бы то ни было, оно в холме - преображает холм.
Итак, теперь я знал, где обосновался Мастер.
Маленькая холодная ладошка коснулась моей руки.
- Не печалься, - попросила Ниив.
- Разве похоже, что я печалюсь?
- Ты можешь переправиться и повидаться с ним, когда захочешь. Он никогда не будет далеко от тебя. Путь для тебя открыт.
- Да, но не для Урты. Ты не знала, что Катабах его брат? Если я переживаю, так это за Урту.
- Нет, я не знала.
Мы, как один, посмотрели туда, где стоял Кимон. Он виднелся в раме из двух деревьев - маленькая дерзкая фигурка в ослепительных лучах солнца, прорвавшегося сквозь гневные тучи. Он смотрел на свой дом, скрестив руки на груди, очень спокойный и собранный. Когда мы с Ниив подошли к нему, юноша быстро оглянулся и снова обратил взгляд к кровавому пиршеству воронья.
- Что с моими глазами, Мерлин? Они меня обманывают? Или Ниив была права? Там что-то неладно. Я вижу две земли на месте одной. Первая - равнина. МэгКата. Вторая очень похожа на остров, где мы побывали. Я чую осень на равнине и вижу дымки деревень, пасущийся скот, бегущих лошадей. Но в другом месте стоит лето. И я вижу те деревца с серой листвой. Оливы. И корявые дубы. И гранитные пальцы, как обломки зубов; повсюду камень. Как ты называл те душистые травы? Розмарин, да?
- И тимьян. И лаванда. И шалфей.
- Их запах повсюду. Я вижу страну Тайрона.
- Я же говорила, что чую неладное, - шепнула Ниив.
Тауровинда поднималась вдали черной горой, ее высокие стены и башни рисовались острыми зубцами на светлом небе.
На равнине, отделяющей нас от крепости, лес отступал. Там паслись стада животных, табуны лошадей. Временами серебряная вспышка выдавала охотника, преследующего добычу. Все это призрачно существовало внутри сухих благоуханных холмов Крита.
Трудно будет пробраться через эти новые земли.
Кимона уже начала раздражать моя медлительность (ему хотелось немедленно подобраться к крепости на расстояние крика). И вдруг вдалеке что-то сверкнуло золотом. Затем еще раз. Искра догоняла искру, проносясь по земле. Искры то скрывались за холмами, то плясали на гребнях, пробегая по склонам. Снова исчезли, теперь уже в лесу. Но вот они вырвались из-за широкой полосы леса и прямиком направилась к нам.
Вскоре мы уже различали очертания колесниц. А потом услышали звонкие крики возничих.
Долина на мгновение поглотила их, когда же они вынырнули снова, то оказались так близко, что мы вздрогнули. Конан вел гонку, Гвирион яростно нахлестывал своих белых скакунов, догоняя брата.
Наконец Конан сдержал лошадей, заставив колесницу резко и опасно вильнуть влево. Он тяжело дышал, но улыбался во весь рот. Как всегда.
Гвирион, пришедший вторым, громко бранился. Он дернул поводья, и его белая пара перемахнула через колесницу Конана, заставив того упасть ничком. С разгона кони забежали за деревья вечной рощи.
Золотая колесница Гвириона перевернулась и врезалась в ствол, но перед самым столкновением он успел соскочить и вслед за конями перемахнул через голову Конана.
- В гонке победил брат, зато на меня стоит полюбоваться! - нахально заявил Гвирион. Потом нахмурился, озираясь. - А где остальные?
- Остальные?
- Нас послали привезти десятерых, если не больше. Где Ясон? Урта? Его утэны?
- Идут сами по себе, хотя, думаю, не откажутся от помощи. Кто вас просил вмешаться?
Ответ, как я и ожидал, был:
- Катабах.
- Он взывал к нам из рощи, - добавил Гвирион. - Мы к тому времени были уже недалеко. Не знаю, к каким чарам он прибегал, но мы его нашли. Жаль только, он отослал нас на восток, к новому руслу. Мы там не один день обшаривали границы.
- Пока меня не озарило, - перебил Конан, - что Арго проскользнет внутрь, к самой крепости.
- Это ты называешь озарением? - мрачно буркнул Гвирион.
- Называю, - улыбнулся Конан.
- Сам знаешь, что мысль зародилась в беседе.
- Верно, но беседу-то завел я!
Они немного поспорили.
Кимон разглядывал колесницы. Он почтительно обводил пальцами лица и знаки на бортах повозок.
- Две? - удивился он чуть погодя, с улыбкой покосившись на Конана. - Вы украли две колесницы? Должно быть, ваш отец в ярости. Он оторвет вам головы и заведет новую семью. Вы покойники, тут и говорить нечего.
- Ничего подобного, - возразил Конан. Они с братом дружно подняли ладони. С прошлого раза у них не стало больше деревянных лучинок, которыми их строгий папаша заменял пальцы. - Наш сиятельный отец Ллеу сам одолжил нам колесницу. Ему не по нраву то, что творят с его мирным Иным Миром.
- И дядюшке Ноденсу тоже. Эта - его вклад. - Гвирион с усилием поставил повозку на колеса и принялся проверять оси и ступицы. - Она потяжелее на ходу, чем отцовская, только потому Конан и обогнал меня.
- Чушь. Я как раз потому и дал тебе хорошую фору.
Они снова потратили минуту-другую на перебранку. Ниив тихонько прокралась в вечную рощу и вывела взмыленных лошадей Гвириона, успокаивая их ласковыми словечками. Порешили, что Гвирион поедет на восток искать Ясона и свиту Урты, оставшихся с Пендрагоном. Конан взялся доставить нас прямо в сердце крепости.
Он принадлежал этому Иному Миру и мог передвигаться по нему, не скрываясь. Хоть раскатывать на золотой колеснице!
Глава 30
ПРЕДВИДЕНИЕ И ОБМАННЫЕ СНЫ
Мунда проснулась внезапно и вскрикнула так резко, что Улланна, прикорнувшая рядом с ее узким тюфячком, закричала от испуга. Женщина вскочила, сбросив меховое покрывало, и споткнулась о Рианту, тоже разбуженную шумом. Мунда сидела, выпрямившись на постели.
Они поселились в хижине Катабаха. Здесь же спали еще шесть женщин. Под низкой крышей царил уют. Восемь узких окошек впускали ночную свежесть. Лунный свет слабо освещал орудия ремесла Глашатая. Маски и фигурки, сплетенные из веток разных пород дерева, выглядели жутковато, но женщины успели привыкнуть к ним. Пахло лесными травами.
- Что такое, девочка? - спросила Улланна, вернувшись на свое жесткое ложе. И увидела глаза Мунды.
Она взяла в ладони ее лицо:
- Что там?
- Здесь птица. Здесь лебедь.
Она переживала имбас фораснай - свет прозрения!
Улланна попятилась, зажгла маленькую восковую свечку, осмотрела девочку, отметив выгнутую спину, расширенные глаза, полуулыбку на губах, взгляд, обращенный внутрь.
- Говори еще, - шептала Рианта. - Не теряй времени. Дыши глубже.
Женщина-старейшина подошла к девочке, вытерла ей вспотевшее лицо подолом ночной рубахи.
Мунда вещала:
- Птица здесь. Лебедь здесь.
Я вижу укрощающую силу.
Она спит. Она пробудится.
Она приближается с братом, полным гнева.
Девочка вскочила с постели, пробежала к окошку, встала, вглядываясь в темный сад. Два огромных глаза открылись, встретив ее взгляд, и металлический пес гортанно рыкнул, поднялся и подошел к хижине. Мунда осталась на месте. Человеческие глаза встретились со светящимся взглядом зверя. Девочка была не в себе. Спустя минуту пес отвернулся, отошел на прежнее место и улегся, свернувшись клубком.
- Тень корабля! - шептала Мунда.
Тот, кто носит плащ лесов!
Два отца ищут, оба в страхе.
Затем захватывающее видение ушло, и она упала на руки Улланны: просто девочка, которая в восторге от увиденного.
- Мерлин! Он близко. Он так близко, что мог бы уже войти сюда, в дом этого старика.
Улланна обвела глазами меха и кожи, крошечные деревянные щиты и маски, развешанные по хижине и образующие лабиринт святилища Глашатая.
Мунда пальчиком тронула Улланну за подбородок и, почувствовав ее волнение, добавила:
- Он здесь. Он рядом. Надо попробовать выйти, встретить его.
- Выйти? - Улланна всем сердцем рвалась вернуться во внешний мир.
До калитки недалеко, но здесь им, кажется, ничто не грозит. Благодарение лесной богине Неметоне, приславшей Катабаха им на помощь, когда они уже думали, что совсем пропали! Он затащил их в сад, чуть не силой затолкал в хижину. Потом вернулся с водой и пищей, привел других женщин из женского дома. Он запечатал дверь. Потом ушел, и кто знает, что с ним сталось.
А потом? Пришли собаки, сразу две, и сад стал тюрьмой.
А ведь все началось с волны прекрасного преображения.
Мунде еще снился потоп Страны Призраков. Он начался вечером, в час сумерек. Заслышав крики с западной стены, она опрометью бросилась туда. Опекавшая девочку Рианта бежала вместе с ней, сердясь и досадуя на неугомонную строптивую девчонку.
Все живое в Тауровинде переполошилось. Оглушительно выли собаки. Вопили младенцы. В небе над крепостью носились вихри, облака двигались с неуловимой для глаза быстротой, образуя воронку смерча. Земля сотрясалась. Огни в кузницах разгорались сами по себе, словно волшебные меха раздували горны.
На западе поднимались холмы. Они сияли неземным светом. Текли леса. Земля серебрилась, словно ее заливал невидимый прилив. Океан словно вздыбился и покатился на крепостной холм.
Мунда хлопала в ладоши и смеялась от радости. Видение ничуть не пугало ее. Страна Призраков подступала к Тауровинде, а с ней - память и тайны древнего мира.
Девочка едва не летала по стенам. Перепуганная Рианта бегала за ней, тревожась за девочку и снедаемая страхом перед невиданным явлением.
- Смотри! Смотри! Какой чудесный остров!
Мунда повисла на парапете, любуясь островом, тихо проплывавшим по затопленной равнине, как после бури проплывали порой по Нантосвельте вывороченные с корнем деревья. Но здесь плыло не одно дерево, а лесистые просторы, пастбища и охотничьи тропы. Со стен видно было, как скачут по полям на восток всадники. Яркие всадники в развевающихся плащах, выходцы из прошлого и будущего, стремящиеся обозреть новые рубежи своего мира.
Она не знала, где встанет новая граница, только чувствовала: где-то на востоке, там, откуда уже поднималось солнце. Девочка прикрыла глаза ладонью от лучей, освещавших просторы новой страны.
Острова все проплывали мимо. Она с восторгом узнавала их: вон остров Юности, вон Каменный остров, а там - и думать нечего - остров Крадущихся Птиц. Следом появились остров Танцев и остров Молчаливых Скал, скрывавший за своими вершинами величайшие из приключении.
Она их узнавала, хотя знала только по рассказам.
Рианта, стоявшая рядом, дрожала, соглашалась с каждым словом своей маленькой воспитанницы, которая все шептала, лепетала, вскрикивала.
Океан откатился на восток. Земля снова стала сушей - голой, бесцветной и безжизненной. Но не надолго.
Теперь явился лес: огромные бескрайние дебри окружали крепость. Лес рос и дряхлел на глазах потрясенной девочки; деревья-великаны поднимались над зеленым пологом и величественно падали, забивались молодой порослью. Порой над вершинами вставали башни и шпили, но и они рассыпались так же скоро, как вырастали.
Лес уплыл прочь.
Следом пришел огонь. Земля пылала. От нее поднимались дым и пламя, но, как ни странно, ни капли жара.
На смену огню пришел снег. А когда и он исчез на востоке, земля стала вздыматься и перекатываться волнами, меняясь в цвете, обретая зной и благоухание. Жара объяла Тауровинду - жара, не сравнимая с самым жарким летом на памяти Мунды. Запахи трав казались смутно знакомыми. Так пахло жилище Катабаха, и среди всех запахов особенно выделялся бодрящий, согревающий дух лаванды.
Когда упали сумерки, с ними пришли бронзовые люди и звери. Они широко шагали с запада, обходя земли. В ночи лаяли псы, странные воины издавали крики. Слышался шум крыльев. Птицы затмевали звезды, кружа над крепостью, и уносились в сторону земель коритани.
Мунда рвалась за ними. Рианта хотела удержать ее, но девочка с криком вырвалась из ее рук.
- Не бойся, - уговаривала она старейшину. - Бояться нечего.
Она отыскала свою лошадку и погнала ее к восточным воротам. Улланна, увидев это, закричала, но быстро сообразила, что словами тут не поможешь, и бросилась к своей лошади, криком сзывая отряд. Мунда мчалась подобно ночному ветру, будто на крыльях бури, и скифке, при всем ее искусстве наездницы, трудно было угнаться за девочкой.
Она ожидала встретить линию укреплений, войско, движение которого она угадывала, наблюдая со стен отцовской крепости. Но девочка и Улланна, скакавшая теперь бок о бок с ней, проехали сквозь снегопад, затем сквозь пламя и выехали к реке, показавшейся знакомой, хотя никакой реки прежде здесь не было.
Они прошли по коридорам и залам пристанища, которое звенело смехом и жизнью. Пес, крадучись, шел впереди, оглядывался, обращая к Мунде угрюмую бронзовую морду и блестящие глаза, но ведь он вел ее туда, куда она сама хотела попасть.
Прошло достаточно много времени, прежде чем она оказалась у выхода из пристанища и взглянула за реку, где пылали факелы и мелькали бледные лица мужчин и женщин, испуганно глазевших на нее.
Высмотрев среди них отца, девочка шагнула за дверь. Сердце ее пело от радости. Она подняла руку, чтобы помахать ему, и тут поняла, что с ним что-то не так.
Отчего он так печален? Отчего в таком отчаянии? Река не помешает ему вернуться!
Она опять помахала ему и закричала:
- Твоя страна стала землей чудес! Не бойся! Возвращайся к нам.
Быть может, разлив реки напугал его? Конечно, Нантосвельта разлилась широко, но теперь-то она успокоилась.
И тут отец поднялся на ноги, горестно склонив голову. О чем он горюет? Мерлин стоял за его спиной и тоже смотрел на нее. Уж Мерлин, конечно, понял, что случилось; понял, что угрозы нет, что преображение прекрасно!
И тут они двинулись прочь. Ей стало так грустно. За ее спиной шло шумное веселье. Не победные крики, а свадебные плясовые напевы. Свадьба двух земель, двух царств.
За рекой, в блеклых темных лесах, царило смятение. Люди и звери, спасаясь, бежали подальше от Извилистой. Она скоро потеряла из виду отца и его могучего спутника, его щитоносца и целителя меча Боллула. Этакий зверь! Она видела, как он грозил пристанищу мечом. А потом чуть не силой уволок правителя на север.
- Почему они меня бросили? - грустно спросила Мунда.
Женщина, стоявшая за ней, легко опустила руку ей на плечо. Ласка утешила ее.
- Он вернется. А пока не вернулся, мы будем ждать его и готовиться к встрече.
- Приготовим пир к возвращению домой! - обрадовалась девочка.
- Приготовим пир, - согласилась Улланна.
Пес прижался лбом к окну, горящие злобой глаза уставились на притихших обитателей хижины. Женщины пятились, натягивали на себя меха. И тут распахнулась дверь, и второй пес встал в узком проеме. Звук его дыхания походил на гудение мехов, раздувающих горн в кузнице. Он опасливо шагнул через порог, словно ожидая ловушки. Понюхал воздух, втиснул металлическое тело под низкую крышу и ткнул носом севшую наземь Рианту. Бронзовые ноздри впивали запах ее пота и страха.
В его глазах светился звериный разум. Он нашел взглядом Мунду и осторожно приблизился к ней, как охотничий пес приближается к замершей жертве.
Он уже почти касался ее и вдруг отскочил, выбежал из хижины, оглянулся напоследок и канул в темноту. Рианта бросилась закрывать дверь.
То была седьмая ночь их заключения. Никто из женщин, даже Мунда с ее прозрением, не мог понять, что превратило холм, бывший семь дней назад таким гостеприимным, в тюрьму.
Мунда медленно повернулась, уставившись на заднюю стену хижины, где ветер шевелил меховые занавеси и деревянные маски тихонько постукивали друг о друга.
- И Мерлин тоже, - просветлев, сказала девочка. - Они здесь. В доме.
- Я их не вижу, - возразила женщина-старейшина, но Улланна рассмеялась, стягивая волосы в тугой узел.
- Не спорь с девочкой, - посоветовала она. - Если девочка говорит, что мальчики здесь, значит, мальчики здесь. А ну, покажитесь!
Я выступил из тени. Рианта обмерла от неожиданности. Она схватилась за грудь, испуганно попятилась. Призраки редко объявляются с такой готовностью.
Я подтолкнул вперед Кимона. Он взглянул на сестру, и Мунда вдруг рассердилась, встретив его взгляд.
- Давно ты подсматривал? - спросила она.
- Нет.
К моему удивлению, юноша встал на одно колено и склонил голову. Мунда опустилась на колени перед ним и обняла брата, чуть не плача от растерянности.
- Зачем? Почему ты на коленях?
- Потому что я был не прав.
- Ты не был не прав. Это я была не права!
- Ты не понимаешь, - сказал Кимон, и они вместе поднялись, улыбнулись, пожали друг другу руки. - Да, я сомневался в тебе. Но я тебя бросил. Я не должен был тебя бросать. Мы с тобой вместе!
- Я была не права, - повторила девочка, чуть не рыча от злости на себя. - Я ослепла!
- Теперь у всех нас открылись глаза.