= = =
Найлиас кончиками пальцев прикоснулся к пышному букету белых хризантем, перечитал записку.
Для дамы Вашего сердца в знак вечной и глубочайшей благодарности за всё, чему Вы меня научили, за Ваше терпение и доброту.
Неизменно с почтением и уважением.
Гюнтер.
Найлиас вздохнул. Беглый адепт прекрасно знает, что у светозарных рыцарей не может быть никакой дамы сердца, потому что и сердце их, и разум, и даже душа безраздельно отданы Белому Свету. Но Гюнтер пользуется любым поводом напомнить о себе. Хотя при этом уклоняется от личных встреч. Он ждёт только одного - когда бывший учитель скажет: "Я хочу принять братство по Цветущему Лотосу".
За Гюнтеров побег Найлиаса на две ступени понизили в звании и навечно перевели в обеспечение, на подсобную работу. Теперь он стал сортировщиком корреспонденции на главпочтамте Маллиарвы. Из Бенолии Найлиасу уже не выбраться. В центральных областях никому не нужен рыцарь, бестолковый настолько, что от него даже удрал адепт. Поэтому не будет больше серьёзных поручений, а значит и субсидий от ордена. Всё, что осталось Найлиасу - крохотная однокомнатная квартирка в рабочей окраине города и мизерная зарплата почтаря.
Однако на Гюнтера опальный рыцарь не сердился. Мальчишка, что с него взять. Очень романтичный, эмоциональный, а потому доверчивый и наивный. Голову такому заморочить - раз плюнуть. Зато Николай…
Но как ни старался Найлиас, ненавидеть братка не мог. Знал, что тот и порядочен, и честен, о Гюнтере будет заботиться как настоящий старший брат, если не лучше. Ведь родные братья разными бывают, иные хуже любого врага… А Николай Гюнтера никогда не предаст и не обидит.
К тому же Николай искренне верит в свою избранническую ересь. Так что Гюнтеру, если судить беспристрастно, он не солгал ни слова. Николай сам обманут.
"Жаль парня, доблестный был бы рыцарь, - подумалось Найлиасу. - Если бы не эти дурацкие ограничения по возрасту, я обязательно попробовал бы открыть Николаю путь Белого Света. А так орден потерял сразу двоих - и Гюнтера, и Николая".
Найлиас поставил цветы в вазу.
"А ведь теперь я могу завести постоянную любовницу. И даже могу жить с ней одним домом как с женой. Если брак официально не регистрировать, то на столь вопиющее нарушение Устава со стороны подсобника никто и внимания не обратит. Для этого я слишком мелок".
Гюнтер о таких неписаных правилах ордена знает. А браткам Цветущего Лотоса женитьба разрешена, хотя и строго в пределах их сообщества. Однако взятую со стороны жену позволяется ввести в братство, никаких препятствий Великие Отцы чинить не станут.
Тогда получается, что цветы - предупреждение. Братство собирается охмурить Найлиаса при помощи бабы, сестрицы во Цветущем Лотосе.
"Да ну, вздор! Кому я там, кроме Гюнтера, нужен… Цветы - всего лишь стандартное праздничное пожелание счастья в личной жизни. Ведь теперь я могу её начать…"
Гюнтер желал бывшему учителю семейного счастья. Мальчишка хорошо знает, что это такое. Родители у него дружно жили, и сестрёнку он любил.
"А я всё детство по дальним родственникам проболтался, - подумал Найлиас. - Отец только и делал, что напивался до свинячьего визга да по тюрьмам сидел за злостную хулиганку. Мать выгоняла меня на улицу, чтобы не мешал ей с хахалями блудить. Настоящего дома у меня никогда не было. Потому я и не понял, что потеря семьи равна для Гюнта крушению мира. Не посочувствовал, не поддержал. Не хотел замечать его боли, не помог залечить душевные раны. Вот мальчик и уцепился за первое подвернувшееся подобие семьи".
Обидел Найлиас Гюнтера, и жестоко. Таких обид не прощают, и правильно делают.
Найлиас поправил цветы, погладил нежные лепестки.
- Мальчик мой светлый, - прошептал он. - Я виноват перед тобой, но за что ты отверг орден? Он-то ничего плохого тебе не сделал. Пусть я никчёмный учитель, но тебе бы другого нашли, хорошего.
Найлиас резко дёрнул хвостом, отвернулся. Не нужен Гюнтеру никакой другой учитель, разве не ясно? Найлиасу он давно все обиды простил и позабыл. Но Гюнтер хочет, чтобы учитель пришёл к нему, а сам возвращаться не станет ни за что. Ведь он с самого начала, ещё до разжалования, пытался увести Найлиаса из ордена.
И сейчас норовит к браткам перетянуть.
Почему Гюнтер так уверен, что в ордене учителю будет плохо? Что такого скверного углядел он в пути Белого Света? Так молил Найлиаса бросить орден, как будто речь шла о жизни и смерти…
- За что, Гюнт? Почему ты ненавидишь орден? Чем тебе у братков лучше? Они все как на подбор тупые, словно бараны, и алчные, будто гиены!
"Нет, с Гюнтером ничего плохого не случится. Николай сможет его защитить. Только кто защитит самого Николая? Во многом он дитя великовозрастное, ничуть не лучше Гюнтера. Что за чёрт?! - поразился собственным мыслям Найлиас. - Я что, чувствую себя ответственным и за этого братка? Так и есть, Тьма меня раздави. Бред какой-то… Зачем мне Николай?"
И тут же припомнилось, что до падения ордена у рыцарей было два ученика - старший и младший.
"С Николаем мы поладили бы… Второй ученик появлялся у рыцаря, когда первый проходил половину обучения. Как Гюнтер. Хотя Николай на роль старшего пригоден гораздо лучше, да и Гюнт согласен быть для него младшим. А, чёрт! - Найлиас досадливо хлестнул хвостом по стене. - Чушь это всё и пустословье. Такое невозможно было и во времена орденского расцвета. Тогда в адепты брали только тринадцатилетних подростков. Николаю при любом раскладе не ступить на путь Белого Света".
Но браток и не стремится в орден, наоборот, старается держаться от него как можно дальше. Найлиасу опять сжали сердце обида и боль. Почему Гюнтер и Николай отвергают светозарных? Что такого плохого видится им в ордене?
* * *
В спальне императора теньмов всегда двое: телохранитель и слуга. Для каждого отведена особая ниша, чтобы теньмы оставались невидимы вошедшим - нередко секретарши и секретари, смущённые их присутствием, становились неуклюжими, теряли половину мастерства.
…Сегодня Клемент дежурит в паре с теньмом номер пять, берканом тридцати двух лет. Клемент - слуга, теньм-пять - телохранитель. Вахта длится три часа, потом пересменка, а спустя три часа опять на пост, только теперь уже пятый будет слугой, а Клемент - телохранителем.
Клемент смотрел на императора, на свой Светоч. Теньм досконально изучил привычки и вкусы повелителя, угадывал многие приказы ещё до того, как они были произнесены - по едва уловимым жестам и выражению лица. Император сидел в кресле у туалетного столика, листал порножурнал. Движением пальцев потребовал чай. Клемент набрал на коммуникационном браслете код младшего референта, затем код приказа. Спустя две минуты взял у придверного теньма поднос. Подошёл к императору и, преклонив колени, подал чай так, чтобы чашка оказалась у самой руки, и её можно было взять, не глядя. Вернулся в нишу. Император отпил несколько глотков, поставил чашку на стол, встал, сбросил халат, оставшись в теннисной майке и спортивных брюках. Клемент подхватил халат прежде, чем тот упал на кресло, поклонился, повесил халат в шкаф. Вернулся в нишу. Император допил чай, отодвинул чашку. Клемент забрал её со столика, опять поклонился. Пятясь, отошёл к двери, и, не оборачиваясь, сунул поднос придверному теньму. Вернулся в нишу.
Обычная вахта, таких за годы служения было тысячи. Когда Клемента, после трёхлетней испытательной службы во Внешнем круге Серой стражи, перевели во Внутренний, он посчитал это величайшей удачей в своей жизни, и думал так все эти годы. Почему же последние дни так пусто и муторно на душе? Откуда взялось ощущение напрасности и никчёмья?
Пришло время пересменки. Вторая двойка теньмов чельно поклонилась императору, бесшумно заняла места пятого и четырнадцатого в нишах. Клемент с напарником поклонились Светочу и, пятясь, выскользнули из спальни. Поклонились двери. Вахта окончена.
Теперь можно сходить в туалет, размять занемевшие мышцы, что-нибудь перекусить.
В дежурке семеро теньмов смотрели стерео, пятеро дремали, сидя в креслах.
Клемент несколько секунд постоял на пороге, резко развернулся и пошёл обратно к императорской спальне, но уже не по специальному коридору для прислуги, а прямо через гостиную.
- У меня срочная информация для государя, - сказал он придверным теньмам. Те покривили губы в презрительной и злой усмешке. С подобным заявлением мог придти директор стабилки или председатель Преградительной коллегии, но из уст такого же теньма, как и они, фраза о срочной информации звучала оскорбительной нелепицей.
Клемент ответил им уверенным до каменной тяжести взглядом и произнёс с холодной бесстрастностью:
- Это завершающая часть информации, которую я добывал для государя, будучи его предвозвестником.
- Что же ты тогда раньше не доложился, пока подле Светоча был? - спросил левый придверник.
- Докладывать можно во время дежурства, но не на вахте, - ответил Клемент.
- А до вахты почему не доложился? - спросил правый придверник. - Или сразу же после приезда?
- Потому что необходимость доклада наступила именно сейчас.
Придверники обменялись неуверенными взглядами. Подобная самочинная явка теньма на доклад - событие, доселе невиданное и неслыханное, но и дело, ради которого четырнадцатый назначался предвозвестником, было наивысшей важности. К тому же оно так и не закончено, а значит должна поступать новая, ценная для Светоча, информация.
- Там референт и три гардеробщика, - сказал правый придверник.
- И что? - ответил Клемент. - Если Светоч решит, что их присутствие на докладе нежелательно, прикажет выйти.
Теньмы отступили в стороны. Клемент чельно поклонился двери. Теньмы открыли створки. Клемент скользнул в спальню, поклонился императору. Тот сидел перед зеркалом, один из гардеробщиков накладывал ему на лицо вечернюю маску из клубники и сливок. Рядом замер референт с папкой в руках. Ещё два гардеробщика раскладывали на кровати пижаму и ночной халат.
- К вам посетитель, государь, - прошептал референт.
Император глянул на спальню в зеркало.
- Где посетитель? - не понял он.
- Вот этот теньм и есть посетитель, ваше величество. Должно быть, сообщение у него наивысшей важности и срочности, если он предстал пред вами без вызова.
- Сообщение? - ещё больше озадачился император. - Откуда у теньма может взяться сообщение?
Клемент приподнялся на полупоклон.
- Мой Светоч… - Голос Клемента дрожал: так прямо к императору, да еще по собственной инициативе, он обращался впервые.
Максимилиан развернулся и посмотрел на него с тем же возмущённым и злым удивлением, что и придверники. Самовольно заговоривший теньм столь же невозможно нарушал должный миропорядок, как пустившаяся в пляс прикроватная тумбочка.
- Я не отчитался перед вами о последнем поручении, мой Светоч, - торопливо объяснил свой поступок Клемент. - Вы назначали меня предвозвестником и приказывали расследовать каннаулитские события, чтобы выяснить… - Договорить Клемент не отважился, склонился в чельном поклоне.
- Предвозвестником я назначал теньма-четырнадцать, - сказал император.
- Я и есть четырнадцатый. - Клемент сел на пятки, кончиками пальцев прикоснулся к номеру на левой стороне груди, на рукаве.
"Он впервые видит моё лицо, - понял Клемент. - Все эти годы он смотрел только на номер. А меня не замечал никогда… Ему безразлично, кто надел эту форму - я или кто-то другой. Если бы я поменялся должностями и обмундированием с берканом-референтом или с гардеробщиком-наурисом, то император ничего бы не заметил. Мы все для него не более чем подручный инструмент. Для него у нас нет лиц".
- Предвозвестником был теньм-четырнадцать, - повторил император. И добавил с удивлением: - Это был ты.
- Да, мой Светоч. Это был я. Теперь я должен отчитаться перед вами за командировку. Представить последнюю информацию.
- Нет, - брезгливо отмахнулся император. - Какая там у тебя может быть информация. Мало мне референтов, так ещё и теньмы с докладами лезть начали. Прочь пошёл. Жди. Если понадобишься, вызову.
- Но государь, - сказал один из тех гардеробщиков, что стояли у кровати, - четырнадцатый занимался Погибельником. Можно ли пренебрегать даже самой ничтожной информацией об этом отродье дьявола? - И обратился к Клементу: - Что тебе известно?
- Имя и адрес наиболее вероятного кандидата. Твёрдой уверенности, что Погибельник именно он, пока нет, требуется окончательная проверка, но большинство улик указывает на него как на Погибельника.
- Так назови имя и адрес, - приказал гардеробщик.
- Мой Светоч? - посмотрел на императора Клемент.
Максимилиан сделал неопределённый жест.
- Говори.
- Это Северцев Авдей Михайлович. Девятнадцать лет. Сын известного мятежника из центристской партии Михаила Семёновича Северцева. Внук таниарского священника. В настоящее время проживает в Гирреанской пустоши. Округ семь, сектор двенадцать, район пять, посёлок двадцать три, дом семнадцать.
- Что? - с брезгливым возмущением переспросил Максимилиан. - Гирреанец? Да за всю историю Пришествий Погибельником не становился выходец из Гирреана! Тамошний людской мусор даже сатанинским силам бесполезен. Дед-таниарец! Ты ещё скажи, что среди родни этого твоего кандидата есть калеки!
- Мать Авдея Северцева слепа, мой Светоч. Но не от рождения! Сам он…
- Вздор! - перебил император. - Глупость и вздор! Сын гирреанской увечницы, отродье ссыльника, настолько тупого, что даже мятежничать не сумел, жандармам не попавшись! Да ещё и гнусный таниарский еретик! Ничтожный кусок грязи и скверны! Вздор! Таким презренным мусором побрезгуют даже в аду!
- Мой Светоч, Авдей принял лаоранство. И его отец не ссыльный, а поселенец Гирреана по жене. Кроме того, мой Светоч, служба охраны стабильности вот уже семнадцать лет не может предъявить обвинение Михаилу Северцеву.
- Вздор, - с брезгливой миной велел император. - Хренотень это, а не информация. Погибельник из Гирреана. Надо же было додуматься до такого вздора. Ты портач и тупица! Только и годишься, что перед дверью столбом торчать, дармоед. Пошёл вон! И не лезь сюда больше. Когда будет что тебе приказать, сам вызову. Иди.
Клемент поклонился, выскользнул из комнаты, поклонился двери. Встал на ноги, усталым до равнодушия взглядом посмотрел на сидящих в гостиной придворных. Криво усмехнулся и пошёл в дежурку - опять прямо через гостиную.
Теньм-пять схватил его за рукав, затащил в коридор для обслуги.
- Ты что вытворяешь, четырнадцатый?! Ты хоть представляешь, что тебе теперь будет? Вся "лестница пяти ступеней" - и радуйся, если отделаешься только одним прохождением!
- Какая ещё "лестница"? - ответил Клемент. - С чего вдруг? Я предстал пред Светочем с отчётом о поручении, но отчёт не понадобился, и мне велено возвращаться в дежурку. Только и всего.
- Только и всего?! Ты сказал "Только и всего"?! - потрясённо переспросил пятый.
- Да. Я сказал "Только и всего".
- Что с тобой происходит, четырнадцатый?
- Ничего. Со мной уже много лет ничего не происходит. Да и никогда не происходило, если разобраться. Даже сегодня всё осталось никак.
Клементу действительно было никак. Пусто. Пренебрежение императора не причинило ни обиды, ни боли.
Вся боль и все обиды остались там, в Плимейре, в кабинете безвестного следователя.
А здесь… Это похоже на то, как удаляют швы на затянувшейся ране - приятного ничего нет, но и болью тоже не назовёшь. Противно, только и всего. Хотя и необходимо.
Разговор с императором поставил точку в нескончаемо длинном споре теньма-четырнадцать с самим собой, завершил какой-то этап его жизни.
"И завершил пустотой, - подумал Клемент. - Итог моей жизни - пустота".
- Что с тобой, четырнадцатый? - спросил пятый. - Ты всегда был с придурью, но то, что ты вытворяешь теперь…
Клемент посмотрел на него с интересом.
- Пятый, а ты ещё помнишь, что тебя зовут Эльван, что фамилия твоя Кадере?
- Это здесь при чём?
- Ни при чём. Просто у тебя есть имя, а не только номер.
Клемент прошёл в дежурку, сел в кресло. Теньмы тут же пересели подальше, - никто не хотел, чтобы вместе с рехнувшимся четырнадцатым наказали и его.
Клемент медленно обвёл их изучающим взглядом.
"Почему я не замечал, как пусты их лица? Все они разные - человеки, берканы, наурисы. У каждого свой оттенок глаз и кожи, свой цвет волос… Тембр голоса тоже у каждого свой. Разные отпечатки пальцев. Каждый из этих людей уникален и неповторим. Но почему они выглядят такими неразличимо одинаковыми, что распознать их можно только по номеру? Ведь ни у кого из них действительно нет собственного лица. Разве что Эльван сохранил что-то своё. Да, Эльван не безлик. Зато все остальные похожи на манекены. Они всего лишь подобие людей, но не люди. Запрограммированная на определённый набор действий биомасса".
От этой мысли стало холодно до дрожи. И болью кольнуло душу.
Теньм-пять смотрел на четырнадцатого с тревогой. Что-то неладное с ним происходит. Четырнадцатый никогда ещё не был таким… таким… Эльван затруднялся подобрать определение, но лицо четырнадцатого пугало.
И не зря.
- Когда Светоч отозвал меня с расследования, - сказал четырнадцатый, - то из-за внезапности приказа получилась накладка с транспортом. В Маллиарву пришлось лететь гражданским аэсром. Полчаса сидеть в зале ожидания. Он был вип-варианта - ни толчеи, ни духоты, ни шума… Подавали отличный кофе и бисквиты. Но в зале оказалось два огромных окна. Первое выходит в обычный зал, второе - на маленькую торговую площадку, такие есть в любом космопорте. Вип-зал на третьем этаже, обзор очень удобный. И подробный. Окна зеркальные, и люди внизу не знали, что на них смотрит предвозвестник государя.
- Ты это к чему? - настороженно спросил Эльван.
- Люди вели себя естественно. Так, как ведут всегда. И я заметил нечто, о чём не могу забыть до сих пор. Чтобы убедиться в правильности наблюдения, я спустился в общий зал, прошёлся по торговой площади. Даже заглянул в один из подсобных отсеков. Там упаковывали готовые завтраки для пассажиров.
- И что же такое невероятное ты увидел?
- В космопорте тысячи людей. И никому из них нет никакого дела до Алмазного Города. Этим людям безразлично, кто правит Бенолией: Максимилиан, его племянник Филипп или даже выборный президент. На их повседневную жизнь смена властителя никак не повлияет. Это два различных мира. Первый - Алмазный Город и все подчинённые ему канцелярии, службы и коллегии. Второй мир - Бенолия, которая состоит из обычных людей, занятых самыми обычными делами. И пересекаются миры лишь частично. Но если исчезнет Бенолия, Алмазный Город обречён на гибель. А если не станет Алмазного Города, то Бенолия пропажи и не заметит.
Теньмы ошарашено молчали, смотрели на четырнадцатого с ужасом.
- Это слова бунтовщика, - сдавленно сказал кто-то из них. - Тебя расстреляют за такие речи. И нас всех накажут. Из-за твоего поганого языка нас пошлют на "лестницу пяти ступеней".
Теньм-одиннадцать вскочил с кресла.
- Если возложить к ногам капитана его голову, то получим прощение!