- Винс, - повторил Адвиаг. - Сердце моё. - И тут же тряхнул его за плечи. - Ты что с нами делаешь? Ты о матери подумал? Каково ей было эти полгода? А мне? Ты хоть представить себе можешь, что значит каждый день искать в смертной сводке твою ДНК? Сегодня, хвала пресвятому, ничего нет, а что будет завтра? А послезавтра? Винс, - стиснул ему плечи Адвиаг, - никогда - слышишь?! - никогда больше так не делай!
Фенг ответил прямым взглядом.
- Сиятельный господин, вы уверены, что я действительно вам нужен?
- Я люблю тебя. Хочу открыто назвать сыном. Ты Адвиаг, Винс. Дээрн Бенолийской империи.
Винсент высвободился из его рук, сел на табуретку.
- Я безродный подкидыш из нищего приюта. Работаю санитаром в интернате для калек. Живу в общаге с удобствами в конце коридора. Все мои доходы - семьдесят пять дастов ежемесячного жалованья. Такова правда, сиятельный господин.
- Часть правды, Винс. И она уже стала прошлым. В настоящем у тебя личные апартаменты на десять комнат, тысяча дастов в месяц только на мелкие расходы и титул наследника одного из древнейших семейств империи.
- Нет, сиятельный господин. Кровь Адвиагов слишком благородна, чтобы осквернять её плебейской примесью. К тому же и раса у меня неподходящая.
Адвиаг вздохнул, сел на диванчик.
- Ну это уже глупость. Раса тут ни при чём. Ты не хуже меня знаешь, что берканами наша семья стала только сто пятьдесят лет назад. А до того бывали и человеками, и наурисами.
- Но всегда оставались дээрнами, - возразил Винсент. - Если появлялась необходимость в приёмышах, то их брали только из самых знатных семей империи. Чистота крови не нарушалась. Да и брали приёмных наследников младенцами.
- Бывали и взрослые приёмыши.
- Но не с таким прошлым, как у меня. Секретарь из Алмазного Города, подстилка профессиональная.
- Бывший секретарь, - уточнил Адвиаг. - Все это давно уже недействительно.
- Зато смертная статья актуальна.
Адвиаг подошёл к нему, потянул за плечо. Винсент встал. Адвиаг сказал:
- Никаких данных о тебе нет ни в архивах Алмазного Города, ни в Рассветном лицее. Ничего нет. Любая попытка назвать тебя Максимилиановым секретарём будет злостной клеветой. В приюте я тоже всё вычистил. Как тебе удалось получить паспорт на имя Винсента Фенга?
- Я подал заявление в паспортный стол как местный уроженец. В здешних приютах полно незарегистрированных выпускников. Я не судимый, не инвалид, не таниарец, на принадлежность к знатному сословию не претендую, зато работаю в интернате. Паспорт мне выдали за день.
- Нужны свидетели… - сказал Адвиаг. - А ложное свидетельство немалых денег стоит. У тебя есть долги?
- Здесь лжесвидетельство дешёвое, - улыбнулся Винсент. - А за меня так вообще бесплатно свидетельствовали. Это были санитарка и главврач из нашего интерната. При таком дефиците кадров каждый работник на вес золота. А работнику нужен нормальный паспорт. Так что…
- Ты умница, - улыбнулся Адвиаг, мягко провёл ладонью по волосам Винсента. - Умеешь слушать и слышать главное. Ведь это я тебе рассказал, что стопроцентно надёжный паспорт легче всего получить в Гирреане.
Винсент кивнул.
- Да, это рассказывали вы, сиятельный господин. В один из вечеров у камина.
- Перестань! - сказал Адвиаг. - Если не хочешь называть меня отцом, то зови по имени. Но не титулуй как чужака.
Винсент отошёл к диванчику, сел.
- Сият… Сударь, пожалуйста, скажите, в резиденции Адвиагов всё еще работает Ринайя Тиайлис? Она была садовницей в южной оранжерее.
- Она ждёт тебя, - сказал Адвиаг. - Все эти полгода ждала, никого и близко к себе не подпускала. А ты как? Новую девушку не завёл?
- У меня нет девушки. - Винсент отвернулся, покраснел.
- Но когда становилось совсем невмоготу, ходил к проституткам, - понял Адвиаг. - Ринайе я ничего не скажу, не беспокойся.
- Я не покупаю женщин, - зло ответил Винсент.
- Ну ещё бы, - улыбнулся Адвиаг. - Для этого ты слишком хорош собой. Девицы сами готовы приплатить, лишь бы к такому красавчику сладкому в койку запрыгнуть.
- Я не альфонс! - отрезал Винсент. - И не буду им никогда.
- Прости, - быстро сказал Адвиаг. - Я опять ляпнул, не подумав. Ты обиделся?
- Нет.
Адвиаг сел рядом, осторожно обнял.
- Не сердись. Ведь это очень хорошо, что ты красив и умеешь нравиться девушкам. Жаль только, что молодость и красота недолговечны. - Адвиаг прикоснулся к волосам Винсента. - Тебе надо отрастить их до плеч. Так будет гораздо лучше.
- Мне все это говорят. Но… Нет.
- Прошлое прошло, Винс. Так не позволяй ему портить настоящее. Даже в такой мелочи, как причёска.
Винсент неуверенно пожал плечами. Адвиаг ладонью накрыл его руку.
- Через четыре часа мы будем дома.
- Нет. - Винсент встал, отошёл к двери. - Я не поеду с вами, сиятельный господин.
- Винс…
- Вам и вашей супруге, сиятельный господин, нужен ребёнок взамен умершей дочери. Новый малыш, которого можно брать на руки или укладывать в кроватку. Но я взрослый, сиятельный господин. Я давно уже сам научился шнуровать себе ботинки и заваривать чай.
- Я не понимаю тебя, Винс, - беспомощно сказал Адвиаг. - Что ты хочешь?
- Ничего. Хотите вы. Только я не смогу исполнить ваше желание, сиятельный господин. Но в Бенолии сотни тысяч малолетних сирот. Вы можете выбирать любого.
- Моя жизнь ты, Винс. Только ты.
Винсент отрицательно качнул головой.
- Вы даже не спросили, нравится ли мне работа в интернате, есть ли у меня друзья. Так вот, сиятельный господин, работа мне нравится, и друзья у меня есть.
- Работа? - растерянно переспросил Адвиаг.
- Да, сиятельный господин, работа. Я ведь не только полы надраиваю и кормлю с ложечки паралитиков. Ещё я читаю больным вслух. Подписываю открытки для их родни. Столько лет не пойми ради чего изучал искусство декламации и каллиграфии, и вдруг оказалась, что это дворцовое никчёмье может приносить пользу людям. - Винсент улыбнулся: - Многие пациенты говорят, что им становится легче, когда я просто сижу рядом. Проходят боли, прибавляется сил. Чушь, конечно, самовнушение, но мне приятно. И главврач меня хвалит. Говорит, что интернат может мной гордиться. Впервые в моей жизни появились люди, которым интересен я сам, а не моё тело. И вы предлагаете бросить этих людей, уехать? Нет, сиятельный господин. Это было бы подлостью. Сначала надо найти себе замену. Другого санитара. А претендентов на эту должность не так много, как хотелось бы.
- Сегодня же твой интернат получит двух санитаров, которые заключат с ним пятилетний контракт и работать будут не за страх, а за совесть.
- Ну да, - с ехидством ответил Винсент. - Лучше пять лет подтирать задницу паралитику, чем один год полоть трелг. Тем более, что и отметки о судимости не будет, верно?
- Только не говори, что среди твоих коллег нет осуждённых, - с раздражением ответил Адвиаг.
- Смотря каких. Уголовники интернат обходят десятой дорогой. Опальники тем более туда не сунутся. А реформиста или братианина, который согласится сотрудничать с вашей фирмой, сиятельный господин, к беспомощным людям и на бластерный выстрел подпускать нельзя. Ведь он предатель.
- Ты связался с политиками?! - вскочил Адвиаг.
- Нет, сиятельный господин. Ни с реформистами, ни с братианами у меня никаких дел нет. Точнее, я никак не связан с их делами. Но это ничего не меняет. Людь, который один раз нарушил добровольно данную клятву, предавать будет всегда и всех. А по отношению к инвалидам предательство омерзительно вдвойне.
Адвиаг испытующе посмотрел на Винсента.
- Ты сильно изменился.
- Поэтому вам и госпоже Малнире лучше забыть меня. И Ринайе тоже.
- А ты сможешь нас забыть?
Винсент не ответил.
- Я не могу уехать отсюда просто так, - сказал он после долгого молчания. - Из интерната можно уйти ради того, чтобы поступить в медакадемию. Все врачи в один голос твердят, что у меня способности. Это у меня-то - и вдруг способности. Главврач специально для меня привезла с большой земли учебники. К поступлению готовиться помогает. Дейк, это мой друг, говорит, что в провинциальных университетах императорскую стипендию можно получить без блата и взяток. А подготовка там не хуже, чем в столице. Ведь по-настоящему учёба зависит только от студента.
- Винс, - начал было Адвиаг и замолчал. Говорить с парнем нужно предельно осторожно, любое неловко сказанное слово разделит их неодолимой стеной. - Винс, совершеннолетнему наследнику по закону принадлежит пятнадцать процентов семейных доходов. Это не подачка и не милостыня, а твоя законная доля, распоряжаться которой ты обязан, хочешь того или нет. Наш род очень богат, Винсент. Со своих процентов ты можешь оплачивать обучение в лучшей медакадемии ВКС. Так почему ты хочешь лишить какого-то неимущего бедолагу единственного шанса выбиться в люди? Зачем тебе отбирать у него стипендию?
- От стипендии можно отказаться, - сказал Винсент. - Тогда её отдадут тому самому бедолаге. Но получить стипендионное свидетельство я обязан. В ваш дом, сиятельный господин, я смогу войти только студентом. Лишь тогда у меня будет право назвать вас отцом.
- Винс, - шагнул к нему Адвиаг, - тебе не надо нам ничего доказывать. И мне, и Малнире нужен только ты сам, а не свидетельства.
Винсент уклонился от объятия, отошёл к окну. Внимательно посмотрел на Адвиага и спросил:
- А в чём я буду сам собой?
Адвиаг досадливо дёрнул плечом.
- Винс… Ребёнком был, ребёнком и остался!
- Так не мешайте мне повзрослеть, сиятельный господин.
- Может быть, ты и прав, - сказал Адвиаг. - Но я не хочу оставлять тебя в Гирреане. Пресвятой Лаоран, здесь на каждом углу в открытую продают наркотики! Гопота за даст убить готова, пьяные жандармы тащат в кутузку кого не попадя, в одну камеру суют и уголовников, и поселенцев. Пить здешнюю воду можно только самоубийце. Летом на улицах нечем дышать от пыли, а зимой морозы под сорок и перебои с топливом. Винс, тебе ничего не мешает работать и снимать квартиру в Маллиарве. Зачем оставаться в этом аду?
Винсент пожал плечами.
- Для воды и воздуха мы делаем очистители из павира. Это кустарник такой, его размочаленные ветки - отличный фильтр. Печку топить можно и кизяком. За небольшое пожертвование на церковь таниарская община прикроет от уголовного произвола. Что касается жандармов, то в нашем районе много реформистов, а при них эти жабы не наглеют. От шпаны я могу защитить себя сам.
- Ты говоришь как гирреанец.
- В Гирреане началась моя жизнь. До того было только существование.
Адвиаг опустил голову.
- Винс, - сказал он тихо, - потерять тебя второй раз я не смогу. Когда умирала твоя сестра, мне казалось, что мир рассыпается на части и его осколки режут тело. Боль осталась до сих пор. Притупилась, но не исчезла… Винс, если с тобой что-нибудь случится, нам с матерью этого не пережить.
- Ничего со мной не случится! Я выиграл первенство района по боям без правил. Я смогу постоять за себя.
- Что? - переспросил Адвиаг. - Какие ещё бои без правил?
- Сначала я на тренировку из любопытства пошёл. Кандик уговорил попробовать. Олег-сенсей тогда как раз начинающую группу набирал. Сказал, что я способный. Ну я и остался.
- Кандик - это кто?
- Мой друг. Он и Дейк. Они поселенцы. И честные люди!
- Я верю, Винс, верю. Просто…
- Просто вы не ждали, что я смогу выжить сам, - оборвал его Винсент. - И тем более не думали, что из комнатного украшения я стану людем! В качестве вещи я был приятней, верно?
- Винс, что я должен сделать, чтобы ты мне поверил? Скажи, и я сделаю всё. Я люблю тебя, Винс, я хочу быть тебе и отцом, и другом, но не знаю как доказать тебе свою преданность. Ты не говоришь мне "Уходи!", но и к себе не подпускаешь. А я не знаю, что делать. Так подскажи мне, Винсент. Или давай оборвём всё сейчас.
Винсент подошёл к нему, посмотрел виновато.
- Вы… Ты всё делаешь правильно. Это я неправильный. Я не хочу оставаться без тебя и без госпожи Малниры, но поехать с тобой не могу. Войти в ваш дом таким, как я сейчас, невозможно. Ведь я никто. А пустое место нельзя назвать сыном. Сначала я должен получить право говорить о себе "Я есть". Лишь тогда я буду достоин вас.
- Во имя пресвятого Лаорана, Винс, какой же ты глупый! - Адвиаг притянул Винсента к себе, обнял. - Винс, право говорить о себе "Я есть" мы зарабатываем и отстаиваем всю жизнь. А любовь всегда даётся нам просто так. Это подарок без отдарка. Тут никогда и ничего не нужно доказывать. Просто любить - и всё. Любовь сама по себе доказательство.
- Одной любви мало. Нужно ещё и уважение. Оно гораздо важнее.
Адвиаг разжал объятия.
- О чём ты, Винс?
- Вы очень любите засахаренные ягоды трелга, сиятельный господин. Любите рубашки из жёлтого ларма. Но разве вы их уважаете?
Адвиаг отвернулся, отошёл к окну. Посмотрел на покрытый пыльным снегом двор, на куривших под навесом жандармов и армейскую охрану.
- Ты выбираешь очень трудный путь, Винс. Я не буду спрашивать, сам ты его разглядел или кто подсказал… Сейчас у тебя есть возможность уйти на другую дорогу. Но если ты ступишь на эту… У тебя никогда не будет возможности ни отступить, ни свернуть в сторону. Идти можно будет только вперёд. Надо будет постоянно перешагивать через боль, через страх, через безнадёжность. И ни секунды на передышку. Всегда идти, даже если не останется ни капли сил. Только вперёд, только прямо, потому что если ты замешкаешься даже на мгновение или сделаешь полшага в сторону, упадёшь в такую грязь, что никакими словами не передать её мерзости.
- Я знаю.
- Винс, - тихо сказал Адвиаг, - ведь всё может быть гораздо проще и легче. Зачем тебе это?
- Так я быстрее смогу сказать о себе "Я есть".
- Делай, как знаешь. Твоя жизнь, тебе и решать. Но только не забывай о тех, кто тебя ждёт.
Винсент подошёл к нему, прижался лбом к плечу.
- Я очень тебя люблю, папа. И маму. И Ринайю. Я обязательно приеду к вам. Сам приеду. А сейчас я должен быть на дежурстве. Иначе мне нельзя. Прости. - Он на мгновение крепко обнял Адвиага и вышел в коридор.
В кабинет зашёл Пассер.
- Дронгер?
- Всё в порядке, Альберт. Всё хорошо.
- Уверен?
- Да.
Пассер недоверчиво качнул головой, но вслух ничего говорить не стал.
- 6 -
Снаружи дом досточтимого Кийриаса, наставника и дяди Николая и Гюнтера по Цветущему Лотосу, ничем не отличался от прочих домов района: невысокий, двухкомнатный, стены покрыты светло-жёлтым пластиком, крыша - бледно-зелёным. Перед домом крохотный палисадник, позади, под складным матерчатым навесом - маленькая площадка для чаепитий.
Обычный дом ничем не примечательного горожанина со скромным, но стабильным доходом.
Однако, войдя в гостиную, Николай оробел перед её роскошью: стены затянуты узорчатыми циновками из тонковолокнистого трелга, на потолке - люстра из настоящего хрусталя, а на полу такой дорогой ковёр, что и наступать боязно. До сих пор Николай подобные гостиные видел только по стерео, в фильмах о плантаторах и аристократах званием не ниже диирна.
- Мебели нет, - удивился Гюнтер. - Только напольные подушки… Даже тумбочку не поставили.
- Это стиль такой, - пояснил Николай. - Очень модный и только для самых богатых. Если хозяин хочет угостить гостей, то слуги подают еду на специальных подносах, которые выглядят как небольшие низкие столики. Ты по-степняцки сидеть умеешь?
- Умею. Только вряд ли нам предложат чаю с булками.
- Да уж, - хмуро ответил Николай.
- Жаркий сегодня день, - сказал Гюнтер. - Хотя и двадцать пятое октября.
- А ты что, снега захотел? Так здесь тропики.
- Я никогда ещё не бывал в таких тёплых районах. Сначала жил в приполярной зоне, а после, когда ездил с учителем, мы тоже оказывались только в северных областях. Я не привык, чтобы в середине осени была такая жара.
- Сейчас ещё жарче будет, - пообещал Николай. - Когда учитель придёт.
Гюнтер опустил голову.
- Я первый начал, - сказал он тихо. - Мне и отвечать.
- Первым должен был быть я, - ответил Николай. - Я старший. Но я струсил.
- Нет, - твердо сказал Гюнтер. - Струсить - это не вмешаться. Или вообще убежать. А ты подоспел как раз вовремя. Мне и в голову не пришло, что у тех козлов могут быть бластеры. Без тебя бы мне каюк. Теперь я твой должник.
- Ты мой брат. А брат в таких делах должником быть не может.
Гюнтер пожал ему руку.
В гостиную вошёл Кийриас, высокий крупнотелый наурис пятидесяти двух лет. Николай и Гюнтер поклонились.
- Доброго дня, учитель, - сказал Николай.
- Доброго дня, досточтимый Кийриас, - проговорил Гюнтер.
Кийриас с досадой и гневом клацнул шипами. Гюнтер упорно не желает называть его ни дядей, ни учителем. Пусть мальчишка и ушёл из ордена, но единственным наставником для него так и остался рыцарь, у которого он был адептом.
Однако сейчас есть вопросы поважнее Гюнтерова упрямства. Кийриас посмотрел на Николая холодным суровым взглядом.
- Я жду объяснений.
- Этот скот Диего Алондро, хранитель нашего участка, нализался до свинячества, - торопливо ответил Николай. - Орал такое сквернословие, что нанятым из бродяг батракам тошно становилось. Из кафе его выгнали. Диего вернулся на участок и начал избивать жену и сына. Он и раньше злобу на них вымещал, но в тот раз… Бланка, это его жена, пыталась спрятаться на кухне, а Мигель, это их сын, ему всего десять лет…
- Я не спрашиваю, что именно произошло на участке, - перебил Николая Кийриас. - Меня интересует, почему ты вмешался не в своё дело.
- Да потому, что я ещё не в конец оскотинился, чтобы на такое молча смотреть! Батя мой всегда говорил…
- Не смей сравнивать крестьянина грязнокрового с благородным даарном!
- Мои родители, - ответил Николай тихо, с раскалённой добела яростью, - женаты тридцать восемь лет. За всё это время батя маме ни одного грубого слова не сказал, а нас, детей, и ладонью-то не лупил, не то что хлыстом. Когда батя с поля шёл, то всегда для мамы цветы собирал, а для нас - сладкие ягоды. Даже когда мы выросли, всё равно ягоды приносил. И цветы маме до сих пор дарит. А слова бранные у нас в доме всегда под запретом были. И соседям батя ни с рукоприкладством, ни с матерщиной баловаться не позволяет. Если при нём такое случается, то всякий раз вмешивается и прекращает. Даже если безобразие староста творит или полицейский инспектор, батя всё равно в сторонке не отсиживается. Вот и судите, учитель, в чьей крови грязи больше - в батиной или у этого вашего даарна!
- На суде за такие речи тебе ещё пятерик сверх срока добавят!
- Коля не трогал Диего! - вмешался Гюнтер. - Это я ему морду подправил.
- С кем же тогда дрался Николай?
- С его телохранителями, - ответил Гюнтер. - Они простолюдины, а найм их не был должным образом оформлен, потому что ни у кого из них нет лицензии для такой работы. Зато было оружие. Для судьи оно окажется гораздо важнее драки. Да и не будет никакого суда. Этот ваш даарн скрывал своё звание.