"У того, кто употребляет философский камень, в один прекрасный день может открыться внутреннее зрение, снимающее покровы с божественных тайн и открывающее новое - высокое и небесное - боговдохновенное знание. Камень так очищает и иллюминирует тело и душу, что тот, кто обладает камнем, видит, как в зеркале, движение светил. Для этого ему не надобно глядеть на небо - окна комнаты могут быть закрыты".
Доктор Хэссоп обожал архаичную терминологию, но я относился к ней проще. Почему философский камень? Почему не катализатор? Универсальный, способный трансмутировать ртуть в золото? Раймонд Луллий считал это вполне возможным делом. "Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в красного льва. Нагревай этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост".
И так далее.
Я усмехнулся.
Ну ладно, золото.
Ну даже более чистое, чем природное.
Ну даже философский камень, великий магистерий. Ну платиновый перстень, в гнезде которого пылает адский огонь. Но где человек, который не подошел ко мне на улицах бобрового городка? Какая тайна стоит за ним? Может, он правда умеет создавать порошки для получения наследства, те тончайшие яды, следы которых в организме человека не может обнаружить самый дотошный анализ? Или секрет герметической закупорки, которым владели древние алхимики? В их сосуды при нагревании не могла проникнуть даже окись углерода, а она ведь проникает даже сквозь керамику. Или греческий огонь? Ни один даже самый либеральный режим, не говоря о режимах жестких, не отказался бы от вещества, действие которого во много раз превосходит действие напалма.
Ладно, сплюнул я, выбрасывая сигарету.
Шеф прав. И доктор Хэссоп прав. Гоночные моторы, электроника, радарные тормоза, парфюмерия - все это вещи ясные и конкретные, никто не спорит, но зачем отказываться от порошков Нострадамуса, от "напитка забвения", от секретов таинственного холодного свечения? Известно, что обыкновенный светлячок светится благодаря органическому катализатору - люциферазе, известен даже его состав, но кто может воспроизвести названное явление в промышленных масштабах? А ведь судя по сведениям, почерпнутым из старых рукописей, алхимики работали при самодельных лампах холодного свечения, которые, не нагреваясь, светили десятилетиями. Тьму грязных закоулков средневековых трущоб, подземелий готических замков, тайных лабораторий, укрывшихся от чужих глаз в трущобах Каира или старого Лондона, веками освещали такие лампы и вспарывали палевые отсветы раскаленных горнов. Свинцовая пыль, воспаленные глаза, ртутные пары. Возможно, алхимикам иногда везло: перед их изумленными взорами вдруг возникала щепоть таинственного светящегося вещества. Их отлучали от церкви, подвешивали за ребра на крюках, сжигали на городских площадях. Но, если верить доктору Хэссопу, они и сейчас ведут свои исследования. Значит, надо выйти на них. Если эксперимент описан, его можно повторить. Так говорил нам доктор Хэссоп, когда шеф, Берримен и я побывали в его кабинете. Доктор Хэссоп даже повел головой в сторону гравюры, висевшей на стене. Создание монаха–бенедиктинца Василия Валентина - одна из двенадцати гравюр–ключей, иллюстрировавших трактат, посвященный Великому деянию.
- Что ты видишь на гравюре, Эл?
Король в мантии и в шляпе, с жезлом в руке… Королева, любующаяся цветком… За спиной короля - каменный замок, роща неизвестных мне деревьев… В левом углу гравюры рыжая лиса прыгает через огонь, в правом старик занимается каким‑то непонятным делом…
- Написано натурально.
- Натурально! - Доктор Хэссоп укоризненно поморщился. Он уловил мою иронию, но не желал ее принимать. - Это ключи, Эл. Это главные ключи к тайне Великого деяния. Солнце - золото… Луна - серебро… Венера - медь…
Он мог и не объяснять этого, я был знаком с символикой старых гравюр. Я мог продолжить: волк с открытой пастью - сурьма, старик, он же Юпитер, - олово… Лиса ест петуха, огонь гонит лису… Разумеется, не каждый поймет, что речь идет о процессах растворения и кристаллизации, но я знал…
- Что толку в ключах, - хмыкнул я, - если утеряна сама тайна?
- Ее можно найти.
- Шептать магические слова? Перемешивать в тигле пепел сожженного еретика с золой, взятой с места сожжения?
- Эл, - покачал головой доктор Хэссоп. - Все вещи состоят из атомов, а каждый атом занимает определенное место. Поменяй атомы местами - изменится вся вещь. Разве не так? Не обязательно читать заклинания над тиглем. Мы должны поступить проще.
- Это как?
- Найти алхимиков.
- Но где?
- Я не знаю. Но мы должны искать.
Он повернул голову, и шеф, обрюзгший, усталый, утонувший в огромном глубоком кресле, утвердительно кивнул. Он поддерживал доктора Хэссопа.
Впрочем, и я отдавал должное доктору. Ртуть, влажная и холодная, находится во чреве земли. Она горячая и сухая, она - материя металлов. Природа ртути холодна и влажна. Все металлы сотворены из нее. Она смешивается с железом, и ни один металл не может быть озолочен без помощи ртути. Небольшая трансформация - и ртуть превращается в золото, более чистое, чем природное. Совсем небольшая трансформация, надо лишь выбить из ядра ртути один протон. Этого вполне достаточно, чтобы ртуть превратилась в золото, а частично - в платину, в таллий, в другие стабильные изотопы ртути.
- …осталось лишь доказать, что древним алхимикам была известна тайна ядерных реакций.
Доктора Хэссопа мои слова не смутили.
- Такую реакцию, Эл, легко можно осуществить, имея под рукой некое вещество, способное активно испускать антипротоны. Ты ведь не возьмешься утверждать, что философский камень, великий магистерий, не был таким веществом? Сам подумай, что бы произошло, опусти мы гран подобного вещества в лужу ртути? Антипротоны незамедлительно вошли бы в реакцию с протонами ядер ртути. Иными словами, прямо на наших глазах лужа превратилась бы в лепешку золота. Больше того, Эл, такое вещество довольно легко представить. Оно должно иметь кристаллическую структуру и не проводить электричества. Тогда его кристаллическая решетка будет усеяна некими "дырами" - своеобразными капканами для электронов. Попадая в подобную "дыру", я, естественно, упрощаю картину, электрон задерживается в ней лишь на какое‑то время, а вот антипротон, Эл, останется там практически навсегда, пока по какой‑то причине не распадется сама кристаллическая решетка. В принципе, Эл, так и должен выглядеть философский камень! - Доктор Хэссоп откровенно торжествовал. - Земля велика, Эл. На ней еще много неузнанного, необъясненного. Скажем, загадочный камень Чинтамани, хранящийся в одном из монастырей Тибета. Когда крылатый конь Лунгта, способный пересекать Вселенную, принес из созвездия Орион шкатулку с четырьмя священными предметами, среди них был указанный камень. Его внутренний жар оказывает на человека сильнейшее психологическое воздействие. Так может, речь идет о радиации? Большая часть камня Чинтамани со дня появления на Земле хранится в башне Шамбалы, но отдельные кусочки его появляются время от времени в разных частях света. Не от такого ли кусочка, Эл, я разжег свою сигару? "…И те первые люди преуспевали в знании всего, что есть на свете. Когда они смотрели вокруг, сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренности земли. Они видели вещи, скрытые в глубокой темноте. Не делая попыток двигаться, они видели весь мир с того места, где находились". Я цитирую древний текст "Пополь–Вух" - название этого свода тебе известно. Я убежден, что существуют скрытые знания, хранящиеся в руках немногих людей, по тем или иным причинам пекущихся о судьбе человечества. Алхимики… Величественный противник, не так ли? Разве ты не хотел бы схватиться с ними? В конце концов, таинственный камень Чинтамани, он же - философский камень, мог попасть на Землю и естественным путем - в виде метеорита. И если уж он где‑то хранится, то почему не у нас?
- Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными, - пробормотал я.
Доктор Хэссоп кивнул. Он был очень серьезен. Мы с шефом переглянулись.
- Золото, более чистое, чем природное, - перечислил доктор Хэссоп. - Антивещество, способное сохраняться в земных условиях. Порошки для получения наследства. Напиток забвения, греческий огонь, холодные лампы - все это еще не самое главное. Прежде всего нас должны интересовать люди, стоящие за этим.
Я понял доктора Хэссопа.
Действительно. Если существуют камень Чинтамани, если существуют вечные тайны, значит, должна существовать некая каста, несущая сквозь время столь важные знания. Возможно, эта каста считает, что все перечисленное и еще многое, что нам пока неизвестно, не должно попадать в руки обитателей Земли, как это случилось с ядерным оружием. Есть много вещей, весьма привлекательных для человечества, но одновременно опасных для него. Почему не взять на себя миссию хранителей, раз уж человечество так обожает играть в войны? К слову, великий Ньютон нисколько не сомневался в существовании скрытых от нас знаний и, естественно, неких тайных обществ, охраняющих эти знания.
- "Существуют и другие великие тайны, помимо преобразования металлов, о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, эти тайны нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности…"
Доктор Хэссоп внимательно взглянул на меня.
- Нам известно множество древних рукописей, Эл. Многие алхимики спешили изложить на пергаменте, а затем на бумаге сведения, которые казались им чрезвычайно важными и которые не должны были исчезнуть вместе с ними. Было время, рукописи свободно ходили по свету. И вдруг начали исчезать, как будто попадали под какой‑то контроль. Чей? Мы не знаем. Хотя варианты есть. В третьем веке до нашей эры индийский император Ашока, потрясенный видом поля боя, усыпанного истерзанными окровавленными трупами, навсегда отказался от войн, от насилия и посвятил свою жизнь наукам, основав, возможно, одно из самых первых тайных обществ хранителей и сберегателей опасных знаний. Возможно, именно оно вошло в историю под названием Девяти Неизвестных.
- Думаете, такие общества могут существовать и сегодня?
- А почему нет?
- Вы думаете, они хранят от нас тайны неизвестного оружия?
- Почему же только оружия?
- Есть еще что‑то?
- Философский камень, - перечислил доктор Хэссоп. - Гомункулус, о котором известно столько восхитительных историй. Универсальный растворитель для любой субстанции. Восстановление растений из пепла, а значит, возможность воскрешения мертвых…
- Доказательства? Где доказательства?
Доктор Хэссоп неторопливо откинулся на спинку кресла:
- Ты же листал досье, Эл. И видел у меня статуэтку из нефрита. Ее берешь в руку и тебя пронизывает электрическим током. Уверен, эта игрушка из того же ряда, что и перстень с огнем. Конечно, мы рискуем, но чем?
- Кое‑кто рискует жизнью, - напомнил я.
- Риск - твоя работа.
- И вы знаете, где искать?
- Не могу утверждать точно, но ниточку мы нащупали. Очень, правда, тонкая. Но ты умеешь работать с такими. Отправишься на станцию Спрингз-6. Все, что от тебя понадобится, - терпение. Будешь гулять по улицам, заходить в аптеки, лавки, бродить по перрону, думать о вечности. Потом к тебе подойдет человек.
- Думать о вечности обязательно?
- Можешь думать о девках, Эл.
- А потом ко мне подойдет человек… Как я его узнаю?
- Он сам узнает тебя. Признаюсь, мне не нравится такой подход, но других условий у нас не приняли.
- И что мне он передаст? Золото, более чистое, чем природное? Порошки Нострадамуса? Философский камень?
- Всего лишь адрес, - улыбнулся доктор Хэссоп. - Может, это будет бедное предместье Каира или заброшенные катакомбы Александрии. А может, мадрасский храм или афинское подземелье. Не знаю.
- А если этот человек раздумает? Если он не захочет называть адрес?
- Поэтому мы и посылаем тебя, Эл. Чтобы он не передумал. ~ Шеф посмотрел на меня холодно, с полным пониманием ситуации. - Главное, чтобы этот человек подошел к тебе. Если он подойдет, ты сумеешь вырвать у него адрес. Правда? Как? - это твое дело. Мы примем любой вариант.
Доктор Хэссоп тоже кивнул.
Наверное, он не мало думал об этом. Сунув руку в карман, он извлек небольшую, но четкую фотографию:
- Помнишь этого человека, Эл?
Я засмеялся:
- Надеюсь, ко мне подойдет не он?
- Конечно, нет. Но он нас тоже интересует.
Бобровый штат не случайно называют штатом тертых людей. Они пришли сюда с востока и прочно осели в красных лесах. Скрипучие фургоны и длинноствольные ружья вселяли ужас в индейцев. Но человек с фотографии попал в бобровый штат не на фургоне. Он попал туда с воздуха, хотя стрелять…
Я услышал выстрел. Потом еще один.
Где‑то в голове поезда ударила автоматная очередь. Поезд дернулся и начал сбавлять ход. Хлопнула дверь тамбура. Предчувствия меня не обманули: это были малайцы. Их было двое, и один сразу ткнул меня в бок стволом автомата.
Не спеши, не надо спешить, Эл.
Но никогда и не медли. Медлят только проигрывающие Начни свое дело в срок и так же вовремя закончи.
Альберт Великий ("Таинство Великого деяния") в устном пересказе доктора Хэссопа.
Оказалось, малайцы знают не только свой носовой язык.
Обыскав меня, они вполне внятно объяснили, куда я должен пройти и где сесть.
Я не возражал. Малайцы теперь не казались шумливыми, как полчаса назад на перроне, правда, я никак не мог подсчитать - сколько их? Они входили, выходили, и все были похожи друг на друга. То я убеждал себя, что их не более девяти, то мне начинало казаться, что их не менее дюжины. Впрочем, благодаря натренированной памяти троих из них, и прежде всего Пауля, я выделил сразу. Пауль тоже не забыл о нашем столкновении, и остро, нехорошо косился в мою сторону. Второй, похожий на обезьяну, обряженную в спортивный костюм, в тонком берете, некто Йооп, так запомнилось мне его имя, сразу присел в углу вагона и, зажав автомат между ног, тихо сидел там. Третьего из тех, кого я выделил, звали Роджер. Похоже, малайцы его слушались. По крайней мере к нему они бежали со всеми вопросами. А запомнить его было легко - левую щеку пересекал короткий, грубо залеченный шрам. Как ни странно, Роджера это не портило. Он и со шрамом выглядел привлекательнее своих приятелей.
Пассажиров согнали в наш вагон со всего поезда, их оказалось меньше, чем я думал. Человек тридцать - тридцать пять, кресла не все были заняты. Франт в отличном темном костюме недовольно проснулся. Он все еще был пьян, так мне показалось. И, наверное, он был с юга, потому что магнолиями от него так и несло.
Зато рядом с ним примостился мамалыжник из Теннесси (так он сам представился). Он ехал в гости к сестре и экономил на ночном поезде. Он был напуган, но кивнули ему лишь фермеры, заткнувшие под сиденья свои плетеные корзины. Потомки мормонов и сами мормоны - они были плотными, белобрысыми, нравственными, трудолюбивыми. Не знаю, почему я так подумал, скорее всего по ассоциации с "Книгой Мормона".
Остальные все были местные - пожилые смирные люди. Никто из них не перечил малайцам, да и коричневые братцы вели себя вежливо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги только меня и пару мормонов:
- Заклеить окна!
В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.
Поезд к этому времени остановился прямо посреди лесной поляны, но, может, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы сосредоточились у входов, среди них был Пауль. Я старался не оборачиваться в его сторону, и он на время забыл про меня, завороженный мормонами. Они действительно умели трудиться - аккуратно, легко. Они трудились, как пчелы.
Я воспользовался моментом.
- Там стреляли, - кивнул я в ту сторону, где должен был находиться локомотив. - Надеюсь, никто не пострадал?
- Машинист корчил из себя героя, - усмехнулся Роджер. - Он мертв. - И пояснил: - Нам нужны заложники, а не герои.
- Где мы остановились?
Роджер счел меня слишком назойливым:
- Сядь и заткнись.
Он был вдвое ниже меня, но оружие давало ему абсолютное преимущество.
Я пожал плечами:
- Может, машинисту нужна помощь?
- Помощь? - удивился Роджер. - Какую помощь можно оказать мертвецу?
Двери раздвинулись, вошли еще два малайца с автоматами. Они удовлетворенно оглядели заклеенные окна, а потом рассадили всех пассажиров парами, заодно связав створки раздвижной двери тяжелой железной цепью, извлеченной из саквояжа. На цепь, работая осторожно и вдумчиво, они подвесили на растяжках три рубчатых медных цилиндра, видимо, начиненных взрывчаткой. Я поежился - заряд был немалым. Подтверждая мои подозрения, Роджер беззлобно объяснил: если сунетесь к двери, если попытаетесь их открыть, весь вагон разнесет в щепы.
Сказанное не дошло только до усатого франта.
- Куда мы едем?
- Мы стоим, - ухмыльнулся Роджер.
- Это Спрингз-9?
- Нет, - смиренно ответил один из мормонов, поскольку Роджер отошел в сторону.
- Спрингз-8?
- Эй, ты! - не выдержал кто‑то из малайцев. - Заткнись!
- Но почему мы стоим? Где мы?
Один из мормонов смиренно пожал плечами, остальные промолчали.
- Мы стоим, я же вижу. - Франт здорово поддал накануне. Никого не слушая, он поднялся, опираясь на трость. - Я, пожалуй, прогуляюсь.
- Сядьте, - негромко подсказал я франту. - Вы ведете себя неправильно.
- Эй, ты! - Малайцы уже не шутили. - Сядь и заткнись! Вы - заложники. Если наши требования будут приняты, мы вас отпустим. Если этого не случится, всех расстреляем.
- Расстреляете?
- Не задумываясь, - твердо пообещал Роджер. Ни один мускул не дрогнул на его коричневом лице. - Мы просто вынуждены будем это сделать.
- Кто вы? - спросил я.
Роджер взглянул на меня без улыбки:
- Южные Молукки. Приходилось слышать?
Я наморщил лоб. Фикусы, мимозы, дурацкие древовидные папоротники. Кажется, обезьяны, похожие на собак, жемчуг и пряности. Ну, вулканы и землетрясения. Вслух я этого не сказал, но удивился:
- Южные Молукки? Но это же Индонезия!
- Вот именно - Индонезия, - с отвращением произнес Роджер. - А Южные Молукки должны быть Южными Молукками. Республика Южных Молукк - независимая и свободная, вот за что мы боремся. Мы требуем только своего, мы не покушаемся на чужое. Индонезия - это Индонезия, а Южные Молукки - это Южные Молукки!
- Но почему вы боретесь за свободу Южных Молукк так Далеко от архипелага?
- Мы ищем ее не только здесь. Мы ищем ее в Индонезии, в Голландии. В конце концов, - нехорошо усмехнулся Роджер, - все началось с Голландии. Пришла пора дать свободу Южным Молуккам. Сейчас, в это время, - он глянул на наручные часы, - наши люди в Амстердаме штурмуют представительство Индонезии. Мы хотим, чтобы весь мир узнал о наших проблемах.