"Ну что ж, - подумала Мэри, - мы не выбираем момент, когда, как и в чём переходим". Этот парень был осуждён провести вечность в мокрых плавках. Она будет до скончания века ходить в самой неудобной школьной форме, какую ей когда-либо доводилось носить. Единственное, что в этом платье было хорошо - цвет. Зелёное отлично оттеняло глаза Мэри.
- Здравствуйте, мисс Мэри, - с почтением сказал Искатель. - Вы меня помните, не так ли?
Он улыбнулся, при этом рот его растянулся слишком широко (кстати, зубов в этом рту было гораздо больше, чем требуется). У Мэри появилось чувство, будто перед нею - коробка для печенья, сделанная в виде мальчишечьей головы, и при желании можно откинуть её верхнюю часть, словно крышку.
- Да, я помню тебя. Ты Спидо из Нью-Джерси. В прошлый раз ты приносил апельсин. Так?
- Грейпфрут! - просиял паренёк, польщённый тем, что о нём помнили.
Да, давненько это было, но разве позабудешь его мокрые плавки?
- Что ты принёс сегодня?
Улыбка стала ещё шире - теперь ряд зубов протянулся от одного уха до другого.
- Кое-что невероятное! Что бы вы сказали насчёт… десерта?
- Десерт? - сказала Мэри. - О, пожалуйста, только не говори, что принёс одно из этих мерзких гадательных печений!
Спидо явно оскорбился.
- Я Искатель, мисс Мэри! Уж кто-кто, а я-то ни в жизнь не стал бы отнимать ваше драгоценное время ради какого-то жалкого гадательного печенья! Я даже пальцем не прикоснулся бы ни к одному из них.
- Весьма похвально, - отозвалась Мэри. - Прошу прощения, я совсем не желала тебя обидеть. Будь добр - покажи, что принёс.
Спидо вынесся из комнаты и тут же вернулся с коробкой в руках.
- Вам лучше присесть, - обратился он к Мэри.
Когда та не шелохнулась, он открыл крышку, и Мэри увидела то, что уже отчаялась когда-либо увидеть.
- Торт! Настоящий торт на день рождения!
Не было никакого смысла пытаться скрыть своё изумление. Спидо был прав - ей надо было сесть. При виде торта у неё закружилась голова.
Это тебе не ломтик хлеба, не обглоданная куриная нога - то, что частенько притаскивали Искатели. Это целый торт, круглый и белый, совершенно нетронутый. На нём красовалась надпись: "С днём рождения, Сюзи!" и большая цифра "5". Мэри понятия не имела, кто такая Сюзи, и ей было это глубоко безразлично, потому что раз Сюзи отмечала день рождения, значит, она принадлежала к миру живых, а до живых Мэри не было дела.
Она оттопырила палец и обратилась к Искателю:
- Можно?
- Конечно!
Медленно, осторожно, она приблизила палец к торту и, еле касаясь, провела им по глазури, чувствуя, как та пристала к подушечке. Затем сунула кончик пальца себе в рот.
Вкус взорвался на языке с силой, которую невозможно было выдержать. Наслаждение взяло верх над всеми остальными чувствами Мэри, и она вынуждена была закрыть глаза. Ванильный масляный крем! Изумительно сладкий и нежный!
- Ну как? - осведомился Спидо. - Отличная штука, а? Я чуть было не слопал его сам, но потом подумал, что мой любимый клиент наверняка захочет его купить. - И в порядке подхалимажа, на случай, если его неправильно поймут, добавил: - Я имею в виду вас, мисс Мэри.
Мэри улыбнулась и захлопала в ладоши - она догадалась, каким образом Искателю удалось раздобыть торт.
- Ты поджидаешь там, где отмечают дни рожденья! Какой молодец!
Всем было известно - в Междумир попадает только та еда, которую готовят с любовью. Переход совершается, когда заботливо приготовленное кушанье безвременно оканчивает своё существование совсем не так, как ему положено. Где и быть такой еде, как не на днях рождения: ведь мамы не просто делают торт - они запекают в тесто собственную любовь.
- Ты умница! - восторгалась Мэри. - Гений!
Спидо почему-то заволновался и поддёрнул плавки. Нервная привычка, ведь не существовало ни малейшей опасности, что они упадут.
- Вы ведь никому не скажете, правда? Это же секрет фирмы, понимаете? Если люди узнают, где я добываю еду, они всем скопом ринутся туда, и что я тогда буду делать?
- Не скажу ни одной душе, - пообещала Мэри. - Но вот что мне интересно: сколько же дней рождения ты должен был переждать, пока, наконец, в Междумир не перешёл торт?
Он надулся от гордости:
- Триста семьдесят восемь!
Мэри покачала головой:
- Должно быть, тебя уже воротит от дней рожденья!
- Вообще-то да, но ты делаешь то, что положено, и весь разговор.
После этих слов мальчишка принялся расхаживать по помещению и разглагольствовать, словно торговец подержанными автомобилями, расхваливающий свой товар:
- Ну и потеха же была, скажу я вам! Эта малявка потянулась за тортом и стащила его со стола прежде, чем они успели свечи воткнуть. Он грохнулся на пол и развалился на кусочки. Но видите: на столе, где он до того был, остался его целёхонький призрак - стоял и ждал, когда я его подберу.
Мэри взглянула на торт - ей нестерпимо захотелось снова провести пальцем по крему, но она удержалась. Если дать себе волю, то будешь есть, есть, пока не исчезнет всё до последней крошки.
- Ну, - спросил Спидо, - как по-вашему, чего он стоит?
- А чего ты просишь?
- Откуда я знаю, чего хочу, если не знаю, что вы можете за него дать?
Мэри погрузилась в раздумья. Торт стоил в сто раз дороже, чем самая ценная вещь, которую ей когда-либо доводилось отдавать в уплату. Она понимала: наступил звёздный час этого Искателя. Раздобыть ещё один торт ему, скорее всего, в ближайшем будущем не светит, если светит вообще когда-либо. Парень заслуживает справедливой платы за труды.
Мэри пересекла обширное помещение, подошла к комоду, вынула связку ключей и бросила их Спидо.
Тот поймал.
- Ключи? - протянул он. - Да у меня куча ключей! От них никакого толку, если только они не отпирают что-то, что перешло в Междумир, а такого никогда не бывает.
- Несколько недель назад в живом мире случилось нечто странное, - произнесла Мэри. - Один человек заехал в автомойку, а выехать так и не выехал. Никто не знает, что с ним случилось.
Он посмотрел на неё взглядом, полным недоверия, смешанного с надеждой.
- А что же с ним случилось?
- Пятна на солнце.
- Чего-о?..
Мэри вздохнула.
- Если бы ты читал мою книгу "Всё, что ты бы хотел знать о междуворотах, но боялся спросить", ты бы знал, что солнечная активность имеет тенденцию создавать междувороты - места, где живой мир соприкасается с нашим. Что-то вроде воронок, через которые объекты живого мира, бывает, выпадают в Междумир.
- О, - произнёс Спидо. - Солнечные пятна, ну да.
Мэри улыбнулась.
- На стоянке, с северной стороны старой Пенн-Стейшн, ты найдёшь серебристый "ягуар". Меня путешествовать не тянет, так что вряд ли машина мне когда-либо понадобится. Она твоя, только пообещай, что и впредь будешь приносить мне всё самое лучшее, что найдёшь, особенно еду.
Она безошибочно определила, что Искатель пришёл в восторг от "ягуара", но скрыл свою радость - парень очень хорошо умел торговаться.
- Ну, вообще-то… - затянул он, - у меня уже есть одна классная тачка…
- Да, ты говорил об этом, когда был здесь в прошлый раз. Насколько мне помнится, от него больше хлопот, чем пользы, ведь у тебя постоянные проблемы, где его парковать.
- Ага, - отозвался он. - Я бы предпочёл что-нибудь поменьше. О-кей. Договорились.
Он пожал ей руку - немного слишком сильно. Не рассчитал на радостях.
- Ягуар. Вау.
Его улыбка теперь заехала на середину ушей. Мэри чувствовала необходимость что-то заметить по этому поводу. Кто-то же должен ему сказать.
- Тебе не помешало бы помнить, что у живых только тридцать два зуба.
Он уставился на Мэри, ошеломлённый её прямотой.
- Восемь резцов, - продолжала она, - четыре клыка, восемь малых коренных и двенадцать главных коренных, считая зубы мудрости.
- О, - только и выдавил он, краснея.
- Вполне понятно, что ты придаёшь большое значение улыбке, но когда ты думаешь о ней слишком много, она несколько… переходит границы.
Мэри увидела, что её внушение достигло цели ещё до того, как Спидо покинул комнату: его рот уменьшился до приемлемых размеров.
*** *** ***
В своей книге "Аспекты призрачности: трактат о том, как выглядеть наилучшим образом" Мэри Хайтауэр пишет:
"Если тебе доведётся заметить, что другие бросают на тебя странные взгляды, а ты не знаешь, почему, это означает, что у тебя составилось превратное мнение о собственной внешности.
Иначе говоря, твоё тело или лицо начали искажаться. Помни, мы выглядим так, как выглядим, потому, что помним себя такими. Если ты позабудешь, что у тебя голубые глаза, они могут стать лиловыми. Если ты позабудешь, что у человека десять пальцев, у тебя внезапно может оказаться двенадцать.
Ни в коем случае не пренебрегай важностью того, как ты выглядел, когда был жив. Самый простой способ воспрепятствовать утрате своего образа - это найти какую-нибудь картинку, которая, как тебе кажется, похожа на тебя. А если ты перешёл с собственным портретом - ещё лучше. Всмотрись в него. Запомни как можно больше подробностей. Как только образ запечатлеется в твоём мозгу, ты всегда будешь помнить своё старое "я".
Если, разумеется, ты не предпочитаешь его забыть".
Глава 6
Стервятники
Ник помнил свою жизнь до мельчайших подробностей: как выглядели его родители, как выглядел он сам, что было на завтрак в тот злополучный день, когда он угодил в Междумир. Но вот память Любистка, проведшего много лет в своём лесу, превратилась в почти чистую доску, и это беспокоило Ника. Если воспоминания стирались и блекли, словно старая газета, то сколько он, Ник, протянет, прежде чем с ним случится то же самое? Он не должен, не хочет ничего забыть!
Ник привык путешествовать со скоростью 65 миль в час, так что его с Алли продвижение на юг он быстрым бы не назвал. Туристические походы не числились среди его любимых развлечений. Если бы он был жив, то у него уже болело бы всё, что может болеть, он спотыкался бы на каждом шагу и уже наверняка разбил бы обе коленки. Но и эта посмертная прогулка пешком тоже была не сахар. Правда, таких проблем, как ссадины и боль, больше не существовало, однако жажда мучила его не меньше, чем в прошлой жизни. Жажда и голод. Любисток сказал, что больше им не нужно ни пить, ни есть, так же, как не нужно дышать, но потребность делать это осталась. "Ничего, привыкнете", - уверял Любисток.
Ник не был уверен, так ли уж ему хочется привыкнуть к вечной тоске по утраченному.
Ребята обнаружили, что их призрачные тела не нуждаются в сне, но, так же, как и в случае с едой, потребность осталась неизменной. Они договорились, что будут спать, как если бы были живы.
Эту последнюю связь с миром живых они не желали терять.
Вот только такая простая штука, как отдых, оказалась на поверку совсем не простой.
- Как же мы будем спать? Ведь уйдём в землю! - сказал Ник в первый же вечер. Землеступы неплохо справлялись со своей задачей, удерживая детей на поверхности дороги, пока они находились в движении, но стоило им постоять подольше на одном месте - и земля начинала медленно поглощать их. В эту первую ночь они не придумали, как оставаться на месте и не тонуть, поэтому продолжали идти, не останавливаясь.
Решение пришло на второй день их похода. В тех местах, где горная дорога становилась особо коварной и опасной, дети обнаружили странные небольшие участки асфальта, отличавшиеся от остального покрытия. Они были твёрдыми! Участки никогда не превышали нескольких футов в длину. Алли поняла, в чём тут дело, когда они наткнулись на одно из таких мест, отмеченное небольшим деревянным крестом.
- Кажется, я знаю, что это! - воскликнула Алли. - Я видела такое, когда мы ездили в Мексику. Там ставят маленькие кресты на обочине в тех местах, где на дороге погибли люди. Здесь, в Штатах, я как-то не обращала внимания, но держу пари, что это тот же самый обычай.
- Значит, когда чей-то дух покидает мир живых, там, где это происходит, остаётся отметина, превращающая это место в мёртвое пятно! - заключил Ник. Он вынужден был признать, что это открытие, пусть и несколько мрачноватое, воодушевило его.
На одном из таких мёртвых пятен они присели отдохнуть. Объятые собственным ясным свечением, дети тесно прижались друг к другу - пятно было совсем крохотным - и позволили себе роскошь немного поболтать. Они не вдавались в высокие материи, ограничившись темами попроще: кто какую музыку любит или кто выиграл чемпионат США по бейсболу во время их девятимесячной переходной спячки.
Однако вскоре их разговор коснулся и более существенных вещей - как частенько случается во время ночных бесед.
- Когда я доберусь до дому, - сказала Алли, - то уж как-нибудь изобрету способ, чтобы они увидели меня.
- А что, если это не удастся? - возразил Ник. - Что, если они так и будут продолжать жить своей жизнью, как будто тебя вовсе нет?
- Не будут!
- Это ещё почему? Потому что ты так сказала? Поверь, мир устроен иначе.
- Да тебе-то откуда знать, как устроен этот мир? Ты знаешь не больше моего!
- Именно. Вот поэтому я и говорю - нам надо узнать побольше, прежде чем отправляться домой. Нужно найти других призраков, у которых опыта побольше.
- Других Послесветов, - поправила Алли, никак не желающая признавать себя призраком.
Услышав эти слова, Ник бросил взгляд на собственные руки, всматриваясь в их мягкое, ровное свечение. По его ладоням всё так же бежали тонкие линии; он смог рассмотреть кончики пальцев - они были такими же, как всегда. Но, может, всё это оставалось прежним, потому что он ожидал это увидеть? Ему пришло в голову: а как бы он выглядел, если бы ему удалось проделать весь путь к свету в конце туннеля? Остался бы он таким, как всегда, или память о плоти растворилась бы в потустороннем сиянии, как только он достиг бы места своего назначения - места, где, возможно, уже пребывает вся его семья?
- Нужно быть готовыми к тому, что нам, возможно, не к кому идти, дома никого не осталось, - напомнил он.
Алли упрямо сжала губы.
- Может, у тебя и не осталось, но в нашей машине были только мы с папой. Мама отказалась ехать, потому что моя сестра заболела.
- И тебя совсем не беспокоит, что с твоим папой, возможно, не всё в порядке?
- Он либо ушёл в свет, либо дома, так что, как бы там ни было, с ним всё в порядке, чего я не сказала бы о нас. Помнишь, что говорил Любисток: все, попавшие в аварию либо выжили, либо ушли "куда надо". Из чего можно сделать вывод, что с ними дело обстоит не так уж и плохо.
Алли, пожалуй, была права. Некоторое утешение доставляло Нику сознание того, что где-то есть место, куда они все в конце концов уйдут, а это значило, что этого самого конца вообще-то нет.
Всё равно - мысль о том, как все его родные в один страшный момент отправились в это таинственное путешествие ужасала. Но тут Ника озарило:
- Постой, я не видел на месте аварии мёртвого пятна! Нас выбросило в лес, но на дороге не было мёртвых пятен!
- Да мы же тогда понятия не имели о мёртвых пятнах! - резонно возразила Алли, но Ник предпочитал верить, что там их не было - об альтернативе не хотелось даже думать.
- Куда вы тогда ехали? - спросил он.
Алли немного помедлила, прежде чем ответить.
- Не помню. Вот смешно, а?
- Я тоже начинаю забывать, - признался Ник. - Но их лица я хочу помнить всегда.
- И будешь помнить, - уверила его Алли. И хотя её слова не были подкреплены никакими доказательствами, Ник и здесь предпочёл слепо поверить.
* * *
На третий день они спустились с гор, и шоссе стало шире и прямей. Дети по-прежнему находились на севере штата Нью-Йорк, за много миль от тех мест, куда стремились. При таких темпах дорога займёт недели, а может, даже и месяцы.
Они проходили городок за городком, и вскоре научились выявлять мёртвые пятна.
Те отличались от живых мест более яркими красками и тем, что видны были яснее и чётче. Кроме того, когда ты оказывался на таком пятне, то возникало чувство довольства, комфорта, словно ты здесь на своём месте, словно это они, эти мёртвые, призрачные участки, на самом деле полны жизни, а не наоборот.
Реальный мир казался мутно-серым, и это отсутствие цвета угнетало особенно сильно. Хотя ни Алли, ни Ник и словом не заикнулись об этом, оба они затосковали по красоте и пышности леса, в котором обитал Любисток.
На пятый день вечером, в сумерки, они набрели на отличный участок твёрдого грунта под большой дорожной вывеской, на которой значилось: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОКРУГ РОКЛЕНД!". Сквозь серый асфальт пробивалась трава - роскошная, ярко-зелёная, неподвластная смене времён года. Пятно оказалось довольно большим - достаточно, чтобы они оба смогли вытянуться на нём во весь рост и поспать.
- Надоело мне спать каждую ночь, - пожаловался Ник. - Ну зачем нам это? Ведь мы же не устаём. - Но тут он проговорился об истинной причине своего нежелания: - К тому же мне не нравится не видеть сны.
Алли чувствовала то же самое, но она не стала распространяться об этом. Когда-то давно, много лет назад, у неё лопнул аппендикс. Операцию делали под общим наркозом. Очень странное было ощущение. Ей сказали глубоко дышать, она вдохнула пару раз и - бум, отрубилась. А потом так же внезапно пробудилась. Всё было позади. Время как бы запнулось, дало трещинку, и Алли вернулась в мир с ноющим боком, прошитым несколькими стежками. Как будто… как будто ты какое-то время не существовал. Со сном в Междумире дело обстояло точно так же.
- Мы спим, потому что можем это делать, - сказала она. - Потому что это похоже на то, что было при жизни.
- Как могут восемь часов смерти быть похожими на жизнь?
На это Алли не нашлась, что ответить. Просто сон казался ей правильной, естественной вещью, а при их неестественном существовании всё, что казалось естественным, было хорошо. В конце концов Нику надоело бурчать, и он улёгся со словами:
- Ложусь, но спать не собираюсь. Буду смотреть на звёзды.
Как выяснилось, в звёздах не было ничего особо интересного, такого, что не дало бы ему заснуть. Скорее наоборот - они навевали сон. И Ник вырубился ещё до того, как это сделала Алли.
А она ещё долго лежала без сна, размышляя об их незавидном положении. Что, если она вернётся домой, а её родителей там нет? Что, если отец погиб в аварии, а мать переехала в другое место? Она ведь не сможет никого расспросить! Значит, ничего не узнает об их судьбе.
Когда, наконец, пришёл сон без сновидений - обычный сон Междумира - она почувствовала благодарность.
А среди ночи на них напали - неожиданно и без предупреждения.