* * *
Шорох за каменной дверью вырвал его из воспоминаний.
Она?!
Нет. Она приходит из глубин преисподней, откуда в лабиринт Шаннурана плывет ослабленный жар геенны. Из-за этого здесь вечно царит противоестественная, влажная духота. А дверь открывают люди. А'шури, пасынки Черной Вдовы.
А'шури сами боятся своей жуткой "мачехи"!
Краш оскалился в злорадной улыбке. А вот он ее не боится. Ни капельки. Ну, почти ни капельки… Он различил тихое шлепанье босых ног по ступеням. В последнее время слух и обоняние мальчика сильно обострились, выйдя за грань человеческих качеств. Скрежет плиты резанул по ушам. Знакомый страж - Краш различал его во тьме, как мощную фигуру, сотканную из тускло-багровых отблесков - принес скудную порцию еды и плошку с водой. Еды мальчику не хватало. Сперва он заподозрил, что это - часть пытки, но скоро узнал, почему его держат впроголодь.
А'шури хотели, чтобы он питался млечным соком.
Сейчас, зная, в какой стороне находятся ступени, ведущие в глубину подгорного лабиринта, он, пожалуй, рискнул бы на повторное бегство. Проскользнуть мимо тюремщика; пользуясь умением видеть в темноте, ринуться по тоннелям вверх…
Краш дождался, пока плита встанет на место, и жадно набросился на еду, пальцами выгребая из миски склизкую массу. Грибы, коренья, лохмотья вареного мяса… Сперва он даже представить боялся, чье мясо варилось в котле а'шури. Какие пустяки! Надо выжить любой ценой, окрепнуть - и тогда… Мальчик тщательно облизал пальцы, затем - миску, и отхлебнул воды. Воду следовало беречь. Неизвестно, когда он получит очередную возможность вдоволь насосаться млечного сока, который - и еда, и питье. Сок не такой уж гнусный на вкус, как показалось вначале. Еда тоже больше не вызывает тошноту. Ну, пованивает тухлятиной - что с того? А грибы попадаются вкусные…
Снова шорох.
Краш прислушался. Нет, ничего похожего на знакомый шелест чешуи и ритмичное царапанье когтей по камню. Выбрав место посуше, он улегся на пол пещеры и стал вспоминать, как судьба швырнула его в объятия Черной Вдовы.
* * *
…А'шури напали на деревню безлунной ночью, когда небо затянула мглистая пелена туч, и даже свет далеких звезд не достигал забывшейся тревожным сном долины. Предчувствие беды носилось в воздухе в последние дни. Ах, будь это простой разбойничий набег! Разбойникам нужна добыча, и деревня откупилась бы. Налетчики тоже нуждались в добыче, но иного рода. Возможно, кому-то из земледельцев удалось спастись бегством, хотя вряд ли. Воины-а'шури видели в темноте, как совы.
Краша разбудил отчаянный крик, полный муки и ужаса. Ночь полнилась звуками: лязг металла, топот ног, надсадное дыхание. Зашелся лаем цепной кобель Бортус. Лай оборвался, на смену ему пришли вопли людей, треск, хриплые проклятия. За стеной тяжко шагнул к двери отец.
Скрип петель.
- Бегите к лесу! Я их задержу!
Взвизг стали, влажный хруст.
- Подходите, ублюдки! Мой меч заждался! Ланга, Краш, Нитта - скорее!
Краш вскочил с лежанки, ухватил за руку сестренку - та спросонок терла кулачками глаза - и бросился к выходу.
- Краш, Нитта?!
- Мы здесь, мама!
- Бегите!
Ночь плеснула в лицо жирной копотью мрака, разорванного охристым пламенем. Во дворе полыхала копна сена. Копну, бросив факел, поджег отец. Нападавшим свет был не нужен. А'шури смутными тенями скользили за пределами освещенного круга, подбираясь к хозяину дома. Отец стоял в двух шагах от двери, занеся над правым плечом окровавленный меч. У ног его в маслянистых лужах скорчились два мертвеца. Боевое безумие мало-помалу овладевало отцом, в прошлом - единственного из телохранителей лорда Плимута, кто выжил после Адрасского мятежа.
- Уходите…
Отец спиной почуял семью, в страхе замершую на пороге. Голос его напоминал рычание медведя. Глаза следили за тенями во мгле.
- Ну же! В лес!
На бегу Краш оглянулся, успев заметить: перед отцом выросла жуткая черная фигура. Существо передвигалось на двух ногах, но человеком оно не было! Отец наискось рубанул мечом, тварь с металлическим звоном отбила удар рукой и прыгнула на отца. Оба покатились на земле, и тьма извергла из себя…
Мальчик не разглядел - кого именно. Ночь ожила, ухватила его за шиворот и поволокла дальше. Рядом заходилась в плаче Нитта. Вскрикнула мать - крик перешел в задушенный хрип и смолк, словно матери заткнули рот кляпом.
Дорогу к горам он запомнил плохо. Перед глазами стоял двор, освещенный костром, и отец, на которого прыгает двуногая тварь с железными руками. Их тащили к Шаннуранскому кряжу два дня. Вернее, две ночи. В деревне были уверены, что дневного перехода воинам-а'шури не одолеть: подземные жители скверно переносят солнечный свет. Даже в лунные ночи они прячутся в горах. Так утверждал старейшина Тингам. А знахарь Вахур считал, что никаких а'шури под Шаннураном нет, и все это - детские сказки.
Деревня чувствовала себя в безопасности, и зря.
Лазутчики а'шури отыскали дневное укрытие - заброшенные алмазные копи. Там, отправившись в поход, они пересидели день, и там же вместе с пленниками переждали светлое время на обратном пути. К исходу второй ночи, когда небо на востоке начало сереть, они вошли в подгорный мир Шаннурана.
* * *
- Чш-ш-ш…
Краш вынырнул из скорбной реки памяти. Бархатный мрак лаза под потолком звучал знакомым шелестом. Сердце дернулось, как зяблик, угодивший в силки. Накатил страх, но этому чувству было далеко до той волны дикого, животного ужаса, накрывшей мальчика, когда он впервые услышал шелестящие звуки. К страху примешивалось возбуждение - болезненное и лихорадочное.
Предвкушение?
Звук нарастал. Он заполнил всю пещеру. Краш попятился к стене, чтобы дать место существу, двигавшемуся сейчас по лабиринтам Шаннурана. Черная Вдова была огромна. Появляясь в пещере, она занимала большую часть свободного пространства. Обострившимся зрением мальчик различил слабое фосфорическое мерцание во тьме лаза. Через секунду в пещеру протиснулась голова Вдовы. Гладкую, словно полированную голову, покрытую шипами и наростами, сразу за желтыми глазами обрамлял венчик подвижных щупальцев. Щупальца колыхались, как водоросли в воде. Тварь приоткрыла узкую пасть, обнажив ряды острых и загнутых зубов - не белых или желтоватых, а багрово-красных, с влажным отливом. Зубы чудовища, казалось, обильно кровоточили.
Черная Вдова улыбалась пленнику.
Зачарованный зрелищем, мальчик не сообразил, что без труда различает цвета в кромешной тьме. Зрение становилось все острее. Впервые Крашу пришло в голову, что Черная Вдова по-своему красива. Прелесть давно минувших эпох человек воспринимал как уродство, способное свести с ума.
Помедлив, Вдова начала протискиваться в темницу целиком. Гибкое тело искрилось крошечными блестками; текло струей лунного света, просеянного сквозь решето облаков. Вот объявилась первая пара лап с цепкими и длинными, почти человеческими пальцами; вторая пара… третья…
Смертоносный хвост плетью обжег стену, сворачиваясь в тугой клубок, чтобы случайно не задеть мальчишку. Черная Вдова оказалась рядом. Краш чувствовал на лице прохладное, отнюдь не смрадное дыхание твари. Всякий раз он ждал зловония - и всякий раз удивлялся, не ощутив его.
Мускус и тлен.
Никто не смог бы сказать, была ли Черная Вдова, реликт далеких эонов, по-настоящему живой с точки зрения теперешнего мира.
Раздвоенный язык коснулся лица Краша, слизывая грязь и пот. Скользнул ниже: шея, грудь, живот… Мальчик без лишней спешки поворачивался, давая Вдове возможность облизать пленника с ног до головы. Скажи кто в деревне, что Крашу придется мыться подобным образом - он бы счел, что собеседник рехнулся. Впрочем, еще вопрос: насколько сохранял здравый рассудок сам Краш, подставляя тело ласкам "вдовьего" языка?
Закончив мытье, Черная Вдова отстранилась. На Краша глянул круглый, светящийся медовой желтизной глаз. Провал зрачка пульсировал, меняя форму. В темной пучине клубился рой бриллиантовых пылинок, словно там плясали тайны Вселенной, затягивая чужую душу в омут. Невероятным усилием Краш опустил глаза, уставясь в пол - как раз в тот момент, когда Вдова мигнула, обрывая наваждение.
"Она поняла! Поняла, что я не выдержу ее взгляда…"
Похоже, тварь испытывала к узнику привязанность сродни материнской. Страшней всего было то, что узник начинал отвечать ей взаимностью. Слипшиеся волосы на голове Краша встали дыбом. Нет, только не это! Он согласен терпеть ласки Черной Вдовы, но любить монстра-людоеда?! Мальчик вызвал в памяти образ своей матери, которой не видел с момента нападения на деревню. Тело твари придвинулось, окружило, прижимая его к себе - и материнский образ, не оформившись до конца, канул в небытие.
Наступило время кормления.
Гладкие аспидно-черные чешуйки на брюхе Вдовы встопорщились, раздвигаясь и щекоча тело Краша. Меж ними выдвинулись десятки плотных мясистых бугорков. Краш медлил, хотя голод и жажда усилились. Инстинктивно он старался оттянуть главный момент, зная, что не выдержит - рано или поздно припадет губами к одному из сосцов. Объявляясь в пещере, тварь дала понять узнику, что от него требуется. Голод и напор чужой воли толкнули Краша на этот безумный шаг. Его едва не стошнило от омерзения. Он сделал пять-шесть глотков - и Черная Вдова, почуяв состояние "приемыша", убралась из темницы.
В следующие разы было легче.
Теперь Краш с нетерпением ждал очередного визита Вдовы. Вязкий, кисло-терпкий сок вызывал у него рвотные позывы при первом глотке, но мальчик легко подавлял их, продолжая сосать. Вскоре он отваливался от брюха твари, как сытая пиявка. Глаза слипались, и Краш уже не видел, как хозяйка Шаннурана покидает пещеру.
Он спал.
* * *
…Пленников волокли по тоннелям, в липкой темноте. Наконец впереди замерцал призрачный зеленоватый свет. Живым ручейком процессия влилась в чашу подземного зала. Колоссальный купол терялся в вышине. Сталактиты и сталагмиты торчали клыками Левиафана, звеня капелью. Кое-где они срослись в причудливые колонны, соединив пол и потолок. Стены покрывала губчатая масса, напоминая плесень, разросшуюся в теплом и влажном климате. Холодные сполохи образовывали над головами перламутровое облако. В его отблесках а'шури походили на толпу восставших из гроба мертвецов - нагие, коренастые, с бледными, исполненными сладострастного ожидания лицами. Гнилостное мерцание плесени являлось единственным светом, который выносили их глаза. Слитное дыхание толпы служило фоном для музыки, ритмичной и заунывной. Краш не сразу увидел в руках у ближайших а'шури тугие бурдюки, откуда торчали короткие, толстые трубки. В первый миг он решил, что это какие-то животные. Его передернуло от отвращения: а'шури подносили "животных" ко рту и дули в них!
А бурдюки гнусаво ныли в ответ.
Пленников подвели к алтарю. Выстроили вдоль сторон каменного треугольника, испещренного рунами: взрослых - отдельно, малышей - отдельно, и наконец - детей постарше. Рокот усилился, плесень на стенах вспыхнула ярче. Сильный, неожиданно глубокий голос затянул:
- Х'орбар фузган!
- А'шур ниган! - откликнулась толпа.
- Х'орбар фузган!
- А'шур ниган!..
Во мраке одного из тоннелей что-то шевельнулось. Вглядываясь в темноту, Краш мельком отметил, что а'шури избегают толпиться у этого тоннеля. От него к алтарю вел широкий проход, освобожденный толпой. Мигом позже тоннель вспучился расцветающим черным лотосом, рождая создание, какого Краш не видел в самых кошмарных снах. Шестилапый гигант, длиной в тридцать локтей, извиваясь всем телом, двинулся к алтарю. Вокруг головы чудовища покачивался венчик щупальцев. Хвост разделялся на семь змеевидных отростков, каждый из которых оканчивался смертоносным жалом, на манер скорпионьего. В пасти влажно блестели кроваво-красные клыки. Тварь растягивала удовольствие, наслаждаясь беспомощностью жертв. Пленников парализовало страхом, а может быть, гипнотическим взглядом демона преисподней.
- Х'орбар фузган! - возликовала толпа.
Краш закрыл глаза, чтобы не сойти с ума. Дальнейшее он мог только слышать. Шелест чешуи, вкрадчивый скрежет когтей по камню пола. Смолкла музыка, терзающая нутро. Тишина не принесла облегчения. Тело, покрывшееся "гусиной кожей", сотрясал озноб. Сдавленный, полузадушенный крик - и всхлип, краткий и влажный. Не думать, не пытаться даже представить, что означают эти звуки! Гул толпы…
Мокрый и гибкий хлыст коснулся груди. Краш перестал дышать, желая поскорее умереть. Мальчик представил, как тварь разевает пасть - и сознание не выдержало. Тьма под веками сменилась мраком беспамятства.
Позже он ненадолго пришел в себя. Хозяйка Шаннурана исчезла, вместе с ней исчезли и остальные пленники. А над Крашем творили обряд, изощренный и причудливый. Седой а'шури, распластав мальчика на алтаре, покрывал его грудь и живот тайными письменами. Гудели бурдюки с трубками; вспыхивали и гасли пятна плесени на стенах. Десятки горящих глаз окружали Краша, смрадно-приторный дым туманил разум - и вновь смыкались края обморока…
* * *
Разбудил Краша скрежет двери. Спал он недолго, и был все еще сыт. Что-то случилось? Любое, самое незначительное происшествие волшебным образом превращалось для мальчика в событие, нарушая унылое однообразие дней. Задержавшись в проеме, тюремщик внимательно оглядел пещеру. По пленнику он лишь скользнул беглым взглядом. Кажется, а'шури ожидал увидеть здесь…
Что?
А'шури замер. Икнув, разинул рот - и оттуда плеснула черно-багровая, блестящая кровь. Страж мягко осел на пол. В глаза Крашу ударил ослепительный свет. Он зажмурился, прикрыв для верности глаза руками, но память успела запечатлеть неимоверную, невозможную для подземелий Шаннурана картину. Над мертвым тюремщиком склонился человек. Правой рукой гость извлекал кинжал, глубоко вошедший в спину а'шури, а левой доставал из-под плаща фонарь.
В фонаре пылала масляная лампада.
- Проклятье! - выругался пришелец, обтерев кинжал о набедренную повязку убитого. - Клянусь рогами Сату-Пшат! Здесь тоже ничего…
Краш неуверенно встал.
- Гляди-ка ты! Находка! Ладно, пошли… Не оставлять же тебя здесь? Только тихо!
Краш судорожно кивнул и двинулся за пришельцем в сторону памятных ступеней. Лишь сейчас до него дошло, что он свободен. Свободен! Радость оказалась тусклой, неубедительной. Обругав себя за тупость, Краш тронул спасителя за край плаща.
- Нам не туда! - шепнул он. Гортань за время долгого молчания отвыкла от речи, как глаза - от света. - Этот путь ведет вниз, в подземелья!
- Знаю, - спаситель не обернулся. - Но я уйду отсюда с Оком Митры, или останусь здесь навсегда! Держись рядом, малыш. Где эти могильные черви прячут сокровища?
- Внизу? - предположил Краш.
- Я бы на их месте поступил так же…
На ходу, свыкнувшись с фонарем, Краш рассматривал спасителя. Рослый, широкоплечий, длинные волосы стянуты ремешком. Когда мужчина останавливался, озираясь, можно было разглядеть волевое лицо с высокими скулами. Под плащом незнакомца обнаружилась шерстяная туника, туго подпоясанная ремнем. За ремень были заткнуты три кинжала: длинный и два коротких. На одном боку висел меч в потертых ножнах, на другом - тыква-долбленка с водой. Незнакомец производил впечатление человека решительного и бывалого.
Рядом с ним Краш чувствовал себя в безопасности.
Неожиданно мальчик услышал шаги - эхо едва различимого звука, тихое сотрясение камня под ногами. Он взглянул на спасителя, но тот, похоже, ничего не заметил.
- Сюда идут а'шури.
- Много?
- Шестеро. Ты их убьешь? Или мы спрячемся?
Незнакомец ни на миг не усомнился в сказанном. Качнув фонарем из стороны в сторону, он углядел тесный проход слева - и скользнул туда, пряча фонарь под плащ. Краш, щурясь, последовал за ним. После яркого света требовалось время, чтобы восстановить "темное зрение". Присев в расщелине на корточки, мужчина укрылся плащом с головой, подоткнув края так, что ни единый лучик не пробивался наружу. Краш скорчился рядом, выглядывая из-за плеча. Когда а'шури гуськом прошли мимо, и шаги их стихли в глубинах тоннелей, мужчина высунул голову из-под плаща, подмигнул спутнику - и продолжил спуск в недра Шаннурана.
Ступени закончились. Масляные блики фонаря мазнули по гранитной плите, сестре-близняшке той, что охраняла тюрьму Краша. Мужчина осмотрел плиту, усмехнулся и нажал на малозаметный выступ в стене. С тихим скрежетом плита убралась прочь, открывая проем.
Обнажив меч, незнакомец посветил внутрь.
- Сколько ж вас тут… - с разочарованием буркнул он.