- Капитан, - подал голос ефрейтор, судя по всему, изрядно утомленный похабно торжествующим не только в воздухе, но и на твердой земле магическим эффектом, - из-за этой сволочи только что погиб Милош. Мы не знаем, где Коля, Ларе и Летящий камень. Это он проверял гаражи. Теперь они знают, что техника выведена. Это очень хитрая и коварная сволочь, капитан! Каждая лишняя минута его жизни приносит нам беду!
- Не беспокойтесь, парни, он ваш, - ответил капитан, - только кое-что уточним. Если ты говоришь правду, - повернулся к Золе, - моя теория верна.
- Какая теория? - спросила Зола.
- Материала собрал на целую монографию, - вздохнул капитан, - все некогда обобщить, оформить. Я ведь по основной специальности радиосоциолог. Да-да, имею степень магистра… - Взгляд капитана выражал искреннее сожаление, что вместо милых его сердцу научных исследований ему приходится вести войну с бандформированиями. Теперь он смотрел на Антона со сдержанным дружелюбием, как на пока еще живое подопытное существо - гипотетическое подтверждение правильности своей теории. - В провинции находятся крупные захоронения радиоактивных отходов, - продолжил капитан голосом лектора, - в основном это выработанные танталово-урановые стержни из-под ядерных мини- и миди-реакторов. По моим подсчетам, период полураспада термически обработанного танталово-уранового сплава продолжается не сто двадцать, как принято считать, а семьдесят семь лет. Девять лет назад полураспад вступил в критическую - максимально интенсивную в смысле излучения в атмосферу - фазу. Я специально выселял на места захоронений бомжей, проституток, мелких уголовников, безработных, брошенных детей. Они там жили в пещерах, то есть непосредственно под излучением. Сначала у них наблюдалась очевидная физическая и умственная деградация - они опустились на четвереньки, кто облысел, кто, наоборот, зарос, жрали с земли, совокуплялись без поправок на пол, возраст, родственные связи. Однако недавно, а именно полгода назад, началась спонтанная корреляция процесса в обратном направлении. Вот, смотрите! - Капитан вытащил из кармана как бы тлеющих на солнце кожаных галифе сложенный вчетверо листок.
- Что это? - не выдержал Антон, которому если и следовало о чем-то думать, то вовсе не об этой загадке природы.
- Обращение их местного комитета самоуправления к главе администрации провинции, - развернул листок капитан. - Они просят выделить им компьютеры, факсы, сотовые телефонные станции и прочую оргтехнику для… - поднес листок к глазам, - "проведения цивилизованной учетно-регистрационной работы в условиях развернувшегося в муниципальном округе "Танталово-Ураново" массового партийного строительства". Подпись, печать, все как полагается, - спрятал бумажку в карман галифе, как сжег, капитан.
- Кто подписал? - поинтересовалась Зола.
- Супрефект Ло, - развел руками капитан.
- Что значит "Ло"? - спросила Зола.
- Не знаю. Написано - Ло, - ответил капитан. - Суть моей теории заключается в том, что в данной фазе полураспада рассеянная танталово-урановая радиация не только активизирует деятельность головного мозга находящегося под ее воздействием Homo sapiens, но и способствует резкому развитию в нем демократических социальных инстинктов. Ты только подумай - они просят гуманитарной помощи, они сразу утверждают у себя основу демократии - многопартийность! В этом смысле наша провинция - уникальный полигон радиодемократии. Как тебе лозунг: "Танталово-урановое радиоактивное излучение - прямая дорога в демократию!" Ты посмотри на этих ребят, - кивнул капитан на ефрейтора и рядового, - их же хоть завтра в законодательное собрание председателями палат. А этот, - показал рукой на лежащего на траве Милоша, - готовый глава администрации провинции! Был бы… - Капитан вспомнил, что Милош мертв. - Поэтому нет ничего удивительного, что мальчишка - неуч и дезертир, то есть асоциальный элемент, ничтожество, маргинал - первый раз в жизни садится за штурвал вертолета и летит. Что ты - заурядная потаскуха с примесью негритянской крови - составляешь и претворяешь в жизнь планы, которые сделали бы честь Макиавелли. Демократическая танталово-урановая радиация преображает личность! Но, как видишь, я тебя перехитрил, - буднично закончил капитан. - Техника выведена. Она в надежном месте. Я могу в любой момент намотать вас на гусеницы, смешать с землей. Ты проиграла, Зола. Тебя ждет суд по обвинению в преднамеренном убийстве члена правления регионального продовольственного банка Монтгомери, в бандитизме, в причастности к организации массовых беспорядков, а также в действиях, направленных на свержение конституционного строя. Не думаю, что адвокаты смогут тебе помочь. Где старинные драгоценности, Зола? - тихо поинтересовался капитан Ланкастер.
Антон понял, что его смерть опять откладывается, посмотрел по сторонам, прикидывая свои шансы на спасение.
Они были нулевыми. По крайней мере, десяток стволов из разных мест отслеживали каждое его движение.
Прежде такие - за высокими охраняемыми заборами - особняки Антон видел лишь издали. Однажды, когда он залез на похожий забор, его чуть не застрелили. Аккуратно подстриженная трава пружинила. Сколько времени Антон провалялся на ней - никакого следа. Вдали виднелся бассейн. Антон вдруг почувствовал, как он покалечен, измучен, окровавлен и грязен. Вода в бассейне казалась такой прозрачной и чистой, что сама Антонова мысль омыться в ней оскверняла воду. Возле крыльца, на котором в данный момент стоял капитан Ланкастер, обнаружился белый круглый столик с бутылками и пустыми длинными стаканами. В вазе посверкивали кубики льда. Антон не понимал, для чего лед, пока капитан не плеснул в стаканы из бутылки тягучей маслянистой жидкости, не бросил в каждый специальной металлической хваталкой по нескольку кубиков льда. Один стакан капитан взял себе, другой протянул Золе.
- Мне снится ожерелье несчастной Марии-Антуанетты, - задумчиво произнес капитан. - Это была гордость нашего музея. Тебе не жить, Зола. Вы свободны, ребята, - повернулся к ефрейтору и рядовому. - Похороните Милоша с воинскими почестями. Он заслужил.
- Да, но… вы сказали, он наш? - дрожащим от ненависти и нетерпения голосом уточнил ефрейтор.
- Ваш, - подтвердил капитан, - после того, как я его допрошу.
- Капитан, спросите его, где Коля, Ларе и Летящий камень, - не сдвинулся с места ефрейтор.
- Обязательно.
- Спросите его об этом сейчас, капитан. Он убил их. Эта сволочь по горло в нашей крови!
- Я это выясню.
Антону показалось, взгляд капитана Ланкастера задержался на лице ефрейтора чуть дольше, чем того требовал ответ. Только что отчужденные, холодные, как кубики льда в вазе, глаза капитана сделались приветливыми, почти ласковыми.
Капитан определенно походил бы на латино-южно-американца, если бы не светлые глаза. Иной была и его смуглость - не природная, а как бы специально приобретенная. Скорее всего, на солнце вот у этого самого бассейна - гладкая, равномерная. Ланкастер был человеком из мира богатства и власти, где все не так, как в жизни.
- Но есть одна закавыка, - огорченно развел руками капитан, когда ефрейтор и рядовой, подняв с травы тело, двинулись к воротам. - Да, люди под воздействием танталово-урановой радиации становятся умнее и демократичнее, но вот беда, отнюдь не добродетельнее. Развитие умственных способностей, социальной демократической самоорганизации, оказывается, не есть гарантия добродетели. Я долго размышлял над тем, как люди приходят к добродетели, и пришел к выводу, что ум, равно как и приверженность к демократии, здесь ни при чем.
Антон вспомнил несчастных инвалидов, подумал, что у капитана Ланкастера весьма типичные, можно сказать, классические представления о добродетели. Подобные проявления добродетели сопровождали Антона всю его жизнь. Самым удивительным было то, что он до сих пор ходил по земле.
- Ланкастер, ты - радиосоциолог, попробуй опытным путем установить, какая именно радиация пробуждает в Homo sapiens добродетель, - посоветовала Зола.
- Не хватит жизни, - быстро ответил капитан. Похоже, он над этим думал.
- Источники радиоактивного заражения в стране - захоронения ядерных отходов, - подал голос Антон. Слова после долгого молчания царапали горло, как наждак. - Под воздействием отходов крепнут ум и стремление к демократии, но добродетель не может проистекать от отходов. Добродетель может проистекать только от свободного прикосновения к Богу.
- Да только Бог не желает привести людей к добродетели, держит формулу нужного излучения в тайне! - охотно подхватил сомнительную мысль капитан. - Почему? Мир можно было бы исправить посредством одного-единственного радиоактивного выброса в атмосферу!
- С каких пор ты стал интересоваться добродетелью, капитан? - спросила Зола.
- С тех самых пор, когда я стал думать над тем, что есть власть, - задумчиво произнес капитан. - Злодею, видишь ли, нет никакого интереса управлять злодеями. Это все равно что управлять самим собой, но во многих лицах. Сладость власти в том, чтобы управлять честными, законопослушными и добродетельными. Власть не приносит радости, когда вокруг озверевшее дерьмо. Как сейчас, - добавил с неизбывной грустью капитан.
- Не торопишься ли ты, капитан? - осторожно поинтересовалась Зола. - Конявичус взял город. Ты окружен.
- Не смеши. Я подниму ночью вертолеты, пущу БТРы и… Неужели сомневаешься?
По хмурому лицу Золы Антон догадался, что она не сомневается. Единственное, на что ей оставалось уповать - на мифический эффект да на припрятанные драгоценности.
Антону уповать было не на что. У него был шанс уцелеть, если победит Конявичус. Если Ланкастер - нет. Тот совершенно в нем не нуждался. Странно, что он вообще до сих пор разрешал Антону дышать одним с собой воздухом.
Вероятно, под воздействием здешнего радиоактивного излучения люди становились не только демократичнее и умнее, но и начинали читать мысли других людей.
- Я не убил тебя только потому, - повернулся к Антону Ланкастер, - что мне было жаль убивать дилетанта, уничтожившего мой лучший экипаж. Ребята были настоящими профессионалами. Если бы кто-нибудь из них остался в живых, он давно был бы здесь, им ничего не стоит пройти сквозь десяток таких линий, - презрительно кивнул в сторону, откуда стреляли бойцы Конявичуса. - Но никто не пришел. Значит, они мертвы. Видишь, я и так все знаю, у меня нет необходимости тебя допрашивать. Сначала я подумал: случайность. Бывает, человек впервые берет в руки винтовку и выигрывает соревнования по стрельбе. Но когда ты, выпав из вертолета, подстелил в воздухе несчастного Милоша, я догадался, что что-то тут не так. Человек не смеет так долго оставаться в живых. А ты еще, говорят, сбегал к гаражам и вернулся обратно, хотя у нас там все пристреляно. Наверное, - Ланкастер понизил голос, внимательно посмотрел по сторонам, хотя вокруг не было решительно никого, кого бы ему следовало бояться, - Бог уберегает тебя от смерти! Другого объяснения нет. И это очень странно, потому что других Бог… как бы это выразиться поточнее… массово не уберегает. Бог до сих пор не удосужился представить мне, капитану Ланкастеру, ни единого стопроцентного доказательства своего существования. Сейчас у меня есть редчайшая возможность это доказательство получить. Я был бы полным кретином, если бы ею не воспользовался. Бог не хочет твоей смерти. Я в общем-то тоже. Но я убью тебя! Бог может помешать мне, если захочет! - Ланкастер поднял вверх пистолет с лазерным прицелом.
Эти находящие тонким красным лучом мишень пистолеты промаха не давали. Красное пятнышко остановилось на лбу Антона. Жизнь обещала закончиться красивой точкой. Антон вспомнил девушку с пятнышком на лбу, которую когда-то привела с собой на чердак Кан. Перед смертью всегда вспоминается какая-нибудь чушь. У него был опыт - он много раз умирал и никак не мог умереть. Пуля со смещенным центром тяжести - лазерные пистолеты стреляли именно такими страшными пулями - должна была ввинтиться точно в красное пятнышко.
- У Бога нет оружия, чтобы помешать тебе, Ланкастер, - отхлебнула из длинного стакана со льдом Зола. - Вы с ним в неравном положении. Ты собираешься убить Антона за добродетель, которую сам же ищешь в людях. Разве это не добродетель - отомстить убийцам беззащитных инвалидов? Разве ты не говорил, что хочешь власти над справедливыми и честными? - Я воспитал тебя вместе со стариком Монти, - тепло взглянул на нее капитан. - Мы хотели послать тебя в столицу в университет, а ты… - огорченно махнул рукой, - связалась с бандитами. Добродетель добродетели - рознь. Я веду речь о социальной, если угодно, государственной добродетели, главными составляющими которой должны являться смирение и бессилие. Ты же подсовываешь мне какого-то бешеного воина. Я сам бешеный воин, Зола. Зачем мне оставлять такого мужественного в живых? Оставлять в живых мужественных противников все равно что зарывать в землю радиоактивный хлам, излучение от которого будет плохо влиять на окружающих. Ты ошибаешься, Зола, у Бога есть оружие, - Ланкастер широко провел рукой по воздуху. - Его оружие - весь мир! Его оружие - все сущее! - Красное пятнышко, поползав по лбу, приклеилось к переносице Антона. Видимо, Ланкастер задался целью прострелить ему голову насквозь.
Антон подумал, что получить пулю в лоб здоровее и чище. В переносице сходились-соединялись точеные изящные носовые и глазные кости, хрящи и нервы. Все, что тонко и эластично, где сходится-соединяется разная по химическому составу начинка, наводит на мысль о дополнительных острых страданиях, в случае с Антоном, впрочем, чисто умозрительных. Антон подумал, что лоб - простой крепкий парень - честно треснет и пропустит сквозь круглую дырку пулю в мозг. Переносица - нежная, капризная девица, пуля пойдет сквозь мягкие ткани, волоча за собой к затылку, как намокший подол, глаза, нервы и все, что там есть.
- Нет, - опустил пистолет, покачал головой Ланкастер, - труп на лужайке, которую я сам подстригаю…
Антон посмотрел под ноги. Трава действительно была хороша. Труп на ней смотрелся бы скверно.
- Иди к забору, сынок, - распорядился капитан. Антон пошел. Нестерпимо хотелось спать. В сущности, то, что должно было произойти, обещало бесконечный сон. Антон почувствовал облегчение оттого, что Ланкастер будет стрелять в затылок. Он решил не оборачиваться. Тогда у капитана не будет другого выхода. На лице Антона появилась освобожденная улыбка перехитрившего судьбу покойника.
- Стой!
Антон остановился. Ему было все равно.
- Видишь лестницу? - спросил Ланкастер. - Давай по ней вверх на забор.
Антон взялся руками за сделанную из арматуры лестницу. План Ланкастера был чрезвычайно гигиеничен. Антон поднимется на забор. Ланкастер выстрелит ему в затылок. Антон свалится в бетонированный, уснащенный огромными острыми шипами ров, откуда его потом выволокут крючьями мусорщики. Когда стреляют в затылок, человек почему-то всегда падает вперед.
Голова Антона поднялась над забором. Наверное, Конявичус увидел его в бинокль, потому что с той стороны сразу перестали стрелять. Глазам Антона открылся красивый пейзаж: трава, парк, огороженные особняки, белый с колоннами дом главы администрации провинции. Из-за каждой стены в сторону нападавших черными каплями летели мины. Конявичус отвечал редкими выстрелами из гаубиц, которые в некоторых случаях разрушали стены заборов, но не причиняли большого вреда особнякам. Дело шло к вечеру. За день Конявичус не продвинулся ни на метр. Положение обороняющихся выглядело несравненно более предпочтительным. У капитана Ланкастера имелись все основания не сомневаться в победе. Единственное, о чем оставалось мечтать Антону - это упасть по внутреннюю сторону забора, хоть на миг испортить настроение капитану. Или прыгнуть вниз на торчащие внизу заточенные металлические штыри и тем самым лишить возможности капитана выстрелить ему в затылок.
Красное лазерное пятнышко скользнуло по щеке Антона и пропало. Должно быть, угнездилось на затылке.
Теперь один шаг - и он на стене. Антон никак не решался отлепить разбитые, окровавленные руки от лестницы. Шершавая грубая арматура казалась мягкой и нежной, как пепельная кожа Золы. Печально было уходить с ясным осознанием неуспеха дела, в которое ввязался, впрочем, еще печальнее было бы уходить в момент победы.
Антон шагнул на стену.
Но вместо ватного толчка в затылок услышал удар двери, голос неизвестного - выбежавшего на крыльцо особняка - человека:
- Капитан! По АТС-ноль вас срочно вызывает генеральный секретарь партии труда и демократического порядка господин Бернатас Конявичус!
- Как он вышел на АТС-ноль? - злобно закричал Ланкастер.
"Злись на Бога, ублюдок!" - перевел дух Антон, любуясь малиновым, тяжело, с неохотой опускающимся в отравленную реку солнцем. Нельзя было утверждать, что малиновое, словно насосавшееся трупной крови солнце, пронизанная радиацией - фиолетовая на закате - река, кучи мусора вдоль мертвых берегов были красивы. Но это был мир, в котором Антон прожил всю свою - не такую уже и короткую - жизнь. Другого он не знал. Мир был прекрасен. - Дай трубку. Хотя нет. Скажи ему, что разговор может идти только о безоговорочной капитуляции, немедленной сдаче оружия и огромной компенсации. Я знаю, в каких банках они держат деньги, какой владеют недвижимостью! Скажи, то, если они не сдадутся в течение часа, я поднимаю в воздух вертолеты, пускаю танки и БТРы! Все! Видишь, - обратился капитан Ланкастер к Антону совершенно другим - задушевным - голосом, - Бог любит тебя, хочет меня отвлечь, но я настороже! Можешь обернуться, попрощаться с нашей подругой. Не хочу гневить Господа.
Антон не знал, что сильнее. Страх схлопотать в переносицу пулю - почему-то он был уверен, что Ланкастер знает, что в переносицу ему не хочется, - или желание в последний раз увидеть пепельное губастое лицо Золы. Пересилило второе. Антон обернулся, и в то же мгновение красное лазерное пятно спланировало ему точно на переносицу.
- Почему тебе так не хочется, чтобы я сюда выстрелил? - рассмеялся Ланкастер.
Зола попыталась улыбнуться Антону, но у нее не получилось. Она закрыла лицо руками.
Антон подумал, что, хоть Зола и не пожелала учиться в университете, к чему ее призывали старик Монтгомери и капитан Ланкастер, она все равно намного умнее его. Тоже закрыл переносицу рукой. Пусть капитан стреляет в руку. В сломанных, вывихнутых пальцах остался крохотный просвет. Туда настойчиво протискивалось лазерное пятно. Антон вспомнил давнее многоцветное солнечное пятно, перемещавшееся по его детдомовской кровати. Два пятна слились в одно. Антон слегка разжимал пальцы - красный лучик светил в глаза, сжимал - растекался по пальцам. Он улыбнулся.
- Капитан! - не отрывая от уха радиотелефон, произнес связист. - Ни в коем случае не делайте этого!
- Что-о? - взревел Ланкастер. Красное пятно прыгнуло в небо. Прогремел выстрел. Еще, еще. - Где ты? Покажись! За что ты мучаешь меня? В чем дело, Грегори? - выхватил второй пистолет капитан, прицелился радисту в лоб. - Если ты ошибся, Грегори, я убью тебя! Эта жертва угодна Богу, я ничего не могу поделать!
- Не думаю, что я ошибся, капитан, - спокойно ответил связист. - Конявичус сказал, что если вы обидите девицу и вот этого, - кивнул на Антона, - он взорвет на реке шлюз и затопит правительственный квартал.
- Взорвет шлюз? - изумился Ланкастер. - Это невозможно!
- Он утверждает, что возможно, капитан. Им удалось взять шлюз штурмом. Здесь они только изображали сражение. Да вон, над башней их флаг!